У стены громоздились мусорные баки, на каждом белым выведено название магазина или кафе с той, внешней, парадной стороны улицы. Еще несколько лежали кверху пузом, Олег повернул голову, читая – ну да, обанкротились и закрылись. Наверное, это традиция: когда место умирает, его мусорный бак переворачивают. Надгробие.
Пошли по безымянной узкой улочке, почти у цели. Здесь группками проветривалась у стен молодежь, алели в темноте сигареты, огненные звездочки гаснущего пепла падали на косую тротуарную плитку. Справа и слева разинули черные рты бары и кальянные, тянуло ароматным сладким дымом, ярковолосые девушки выпускали нежными губами белые конусы пара от вейпов, сотни круглых значков на вечных рюкзаках бликовали в неверном красном свете неоновой вывески.
НППО. Не Пытайтесь Покинуть Омск. Олег полюбил этот бар с самого открытия. Небольшой зал на несколько столиков, стойка, полки под потолком, картины – вот и все. Помещение напоминало пещеру Али-Бабы, если бы разбойники грабили исключительно советских старух. Неповторимые ковры на полу и стене, обломки восточногерманского гарнитура, полированная книжная полка с кошмарными соцреалистами на изъеденной табаком бумаге. Портреты на стенах, нарисованные так плохо, что неясно было, кто же перед вами – Толстой или Хемингуэй. Где-то на уровне разноцветных бутылок покоилась раскуроченная пишущая машинка, она Олегу отчего-то особенно нравилась.
За барной стойкой, как всегда, кутерьма и оживление: у Геры сегодня выходной, он с аристократическим видом пьет что-то химически-синее из коктейльного бокала, Светка то и дело убегает на кухню, шелестя шторой из плащевой ткани, Анна принимает заказ у парочки, милующейся на высоких стульях.
– Так, откуда штука в кассе? – спрашивает Светка.
– Какая? – не отрывается от коктейля Гера.
– Вот эта, – Светка открывает кассу и трясет в воздухе купюрой. – Это за что и от кого?
– А, так я знаю, – облегченно улыбается Гера. – Это… это у Ани надо спросить, наверное. О, а вот и поэзия припожаловала!
Бармен поставил бокал на стойку и поспешил навстречу друзьям, с радостью пожимая руки. Справа, заметив, приветственными возгласами разразилась обычная компания, по традиции занимающая столик у окна.
– Олежа, Кочегар! Давайте сюда, сегодня поэтам надлежит пить и веселиться! – провозгласил Митяй.
Настя Земская, Антоша и Гуревич одобрительно приподняли пивные стаканы.
– Гуляешь, Митяй? А повод есть? – дружелюбно поинтересовался Олег, подсаживаясь к теплой компании.
Анна принесла ему и Лехе по пиву, как обычно. Вечер объявили открытым. В противоположном углу гремела музыка, но здесь вполне можно было разговаривать. Гуревич подчищал тарелку с пастой, вытирая курчавую бороду скомканной бумажной салфеткой. Земская глядела на Леху с грустной нежностью безнадежно влюбленной девушки и пальчиками с облупившимся бордовым маникюром крутила забытую с прежних времен стеклянную пепельницу. Антоша украдкой долил в свое пиво что-то из фляжки, Гера у стойки театрально закрыл глаза рукой. На смену пиву пришли шоты, Олег ставил, ставили Олегу, медленно уплывали две тысячи, протянутые холеной рукой священника. Голодный организм скоро перешел в состояние обманчивой легкости, алкоголь сглаживал углы, притуплял мысли. Снаружи моросил дождь, капельки на стылом окне, за столиком сидят полукругом омские окололитературные деятели, и неважно, в конечном счете, кто и что говорит.
– Меня опубликуют в ежегодном сборнике, уже почти обещали. Не думал, что так скоро получится. Пять лучших стихотворений.
– И что толку? Кто их читает, эти сборники? Это же гробы для слов. Получишь авторский экземпляр и поставишь на полку – вот и вся любовь. Поэты для поэтов. Эй, олимпийцы из Жмеринки, вы о читателях не забыли там?
– Нет, ну погоди. Дарья Чернышева тоже с чего-то начинала.
– Если быть точным, уже не Чернышева, а Луганская. Она ж военкор теперь, пишет на военно-патриотическую тему, про любовь к Родине там, на погибель всем фашистам.
– Любовь к Родине? К чьей родине? Она же из Омска.
– Не из Омска, а из Муромцева. Это райцентр в области.
– Опять твое начетничество. Ну, может, она и паразитирует на мясорубке, но ведь все так делают: Киплинг там, мало ли, этот… Лебедев-Кумач.
– Леша, мне уже плохо, не будь злым. Мы все любим ранние стихи Чернышевой, они хороши вне зависимости от того, кто она теперь, Луганская, Афганская или Идлибская.
– А как публиковаться, где? Таргет нужен, таргет! Пиар и реклама. Вот, Олежа, ты меня прости сейчас, я тебя по-братски люблю, но…
– Митька, не уверен – не обгоняй. Я эти твои заходы знаю. После твоего «но» обычно такого дерьма наслушаешься, так что лучше…
– Погоди, погоди. Я тебе добра желаю ведь. Ты отличный поэт. Отличный. И стихи у тебя отличные. Но надо учиться себя рекламировать. Заведи паблики в соцсетях, твиттер, инстаграм…
– И выкладывать фото еды? Эй, Гуревич, хочешь, твою пасту сфотаю? Черт, телефон еще утром сдох, Анька, Анька! Солнышко, поставь на зарядку, пожалуйста. Спасибо, спасаешь меня.
– Да послушай ты, Олег. Серьезно, Митяй правильно все говорит. Ты круто пишешь, но о тебе знает полторы калеки. Найди нормальную работу, мне знакомый сммщик все подробно объяснил, десять тысяч рублей в месяц на таргет – и через год будешь знаменитым сетевым поэтом, а там, чем черт не шутит, сможешь публиковаться в приличных местах. Им, ты пойми, в издательствах главное – гарантия того, что твой сборник раскупят. А ты им – хоба, двадцать с хреном тысяч подписчиков. Если каждый сотый купит твою книжку, первый тираж в две тысячи уже, считай, разошелся. Понял, как это работает?
– А еще… да не трогай ты пасту, оставь в покое… А еще вот что: нужны связи. Пока ты парень с улицы, ты можешь быть хоть Лермонтовым – всем плевать. А ты съездил бы в Липки, на Тавриду. Творческого человека делает среда, понимаешь меня? Общение с собратьями по перу. Я вот в этом году в Крыму на Тавриде был. Винцо, девки умопомрачительные. Познакомился там с одной поэтессой.
– Гуревич, два вопроса: почему ты еще не Лермонтов с публикациями, и когда свадьба?
– От тебя, Настенька, не ожидал. Ты же знаешь, как я тебе боготворю. И всегда боготворил. А с той поэтессой у меня исключительно духовное единение и деловое сотрудничество. Я ее публикую у себя, она меня – у себя. Наверное, в Казань весной поеду, там форум молодых литераторов.
– Сашка, я за тобой замужем два года была, боготворитель ты мой. И Олежа тут прав, лучше в петлю, чем в твой сборник.
– Ладно, брейк. Давайте еще по одной, я угощаю. Анька, Анька!.. Еще раз то же самое, ладно? Спасибо. Так вот, о чем я. Не знаю, ребята, мне врожденная интеллигентность мешает саморекламой заниматься. Неужели нельзя по-другому, просто, по старинке.
– Опять ты за свое. Предпочитаешь скромно стоять в стороне, ждать, пока в тебе разглядят гения? Да кто разглядит-то? Им не Божественная комедия нужна, а Декамерон. Орать нужно, бить пяткой в грудь, трубить на каждом углу, рекламу оплачивать. И еще можно, как это в деревне называлось, отхожим промыслом заняться.
– В смысле, кочегаром устроиться? Прости, Леха, ничего личного.
– Не кочегаром, горе ты луковое. А создать, например, свой литературный блог на ютьюбе и снимать видосы. Рассказывать о книжных новинках, иногда читать стихи на камеру, сейчас золотой век блогерства. Свой канал, подписчики, лайки – отличное подспорье к пабликам в соцсетях. Еще больше людей узнают о тебе, еще один шаг к успеху.
– Господин мистер учитель, разрешите вопрос: а на каком шаге к успеху продают задницу дьяволу, на пятнадцатом или на шестнадцатом?
– Ой, да ну тебя. Не хочешь серьезно.
– Хочу серьезно, Антоша. Душой торговать не хочу.
Друзья размахивали руками, повышали и понижали голоса, доказывали, пьяными пальцами водили по экранам телефонов, пытаясь найти какие-то сайты в подтверждение своих слов – Олег задумчиво улыбался, неотрывно глядя на черный прямоугольник коктейльной карты на столе. В списке шотов внимание привлекали Нефты, Кировск, Чекалдан – знакомые районы, исхоженные вдоль и поперек, пепельной взвесью осевшие в легких, там, где и должна быть душа, если только есть она на свете.
Переполненное такси выехало на Проспект Мира. Земская попрощалась со всеми и вышла на Телецентре, за ней, повинуясь порыву, машину покинул сидевший спереди Леха, провожаемый ревнивым взглядом Гуревича. Теперь место Кочегара рядом с водителем занял Олег, а Антоша и Митяй продолжали советовать с заднего сидения. Они то дело подавались вперед, обдавая его сложными неприятными запахами.
– Мало писать хорошо. Безнадежно мало. Нужно уметь себя продать. Свои тексты. Ты понимаешь меня? – Митяю было непросто справиться с икотой, от его красноречия остались жалкие обрубки.
– Засветился там, засветился тут, семинары, форумы, то да се – вот тебе уже и на поэтических конкурсах рады. Это который Олег Сергеевич, это с которым мы на слете водку пили? Отлично, наш человек. В шорт-лист его! – Антоша резко, повелительно взмахнул рукой и нечаянно врезал костяшками по стеклу.
– Осторожно, – грубо и с нажимом прорычал таксист.
– Люди в двадцать пять имеют с десяток публикаций, иногда и собственные книги издают, а тебе уже тридцать, – продолжал слизень.
– Я бы даже так сказал: то, насколько хорошо ты пишешь, вполне вторично. Главное, насколько ты успешен, как автор. И связи с качеством твоих текстов тут прямой нет, одна только косвенная, – вторил слизню слизень. – Реклама, в конечном счете, определяет тебя как литератора.
Олегу стало плохо.
– Высадите меня у Политеха, на остановке, – попросил он водителя. – Ладно, мужики, до встречи. Созвонимся.
Машина затормозила. Олег обернулся, пожал руки друзьям и не без труда выбрался из такси. Холодно, вокруг ни души. Испарина покрыла бледное лицо и высокий лоб. Олег согнулся, его качнуло вперед. Потеряв равновесие, он упал на четвереньки, ладонями на асфальт. Его вырвало. И еще раз.
Бело-зеленая пахнущая спиртом лужа растекалась по тротуару. Она распространялась отдельными потеками, как амеба ложноножками, как холодный гигантский слизень, блестящий в свете фонарей. В ней – в нем – было все: дрянной утренний кофе, красивая девушка на переходе, пронзенная навылет душа, бомжара немытый, необходимость мухлевать в транспорте, судоку и облизывание троллейбусного окна, медные кумиры на здании библиотеки, церковный минтай, поминальные конфетки, две тысячи сине-зеленых рублей, загнуться в сквере, ооо моя оборона, недоверчивый взгляд хранительницы музея, таргет, реклама, форум, семинар, связи, блоггинг, соцсети, паблик, лайки, репосты, подписчики, статистика, продажи, успех.
Свободный, Олег стоял на четвереньках над лужей своей рвоты и смеялся.