Ощущение счастья
Митя проснулся за минуту до будильника. Он перевел телефон в беззвучный режим, затем аккуратно и тихо положил его обратно на стеклянный столик. Осторожно, чтобы не разбудить, поднялся с кровати и посмотрел на Катю, свернувшуюся калачиком на своем краю. Все одеяло собрала, гусеничка, подумал он с нежностью. Митя пересек просторную студию и вышел на балкон. Некоторое время он стоял, с удовольствием вдыхая прохладный воздух летнего утра, и наслаждался тишиной. Во дворе ни души: большая часть жильцов, конечно, досматривала сны. Меж блестящих добротных автомобилей не спеша шла Галина Ивановна, в оранжевом жилете и с метлой. Как всегда, самая ранняя, поднимается с птицами. С другой стороны, это ее работа. Полюбовавшись небом и солнечными бликами в окнах еще одного элитного дома напротив, Митя отправился в ванную. Он прикрыл дверь, взглянул на себя в зеркало и широко улыбнулся: день только так и нужно начинать. Ты сегодня супер, ты все сможешь, ты лучший. Он тщательно чистил зубы, расставляя в верном порядке обязательные на сегодня дела. Пробежка, завтрак, Катю в салон, потом встреча с Андреем. Да. Встреча. Это важно.
Перед тем, как выйти из квартиры, Митя еще раз все проверил: ключи, карточка, айвотч со специальным приложением для информации о расстоянии, пульсе и расходе энергии, растянутое сухожилие совершенно зажило с пятницы, славно, можно идти. Михаил Васильевич, старый консьерж, поприветствовал его на первом этаже:
– Доброе утро, Дмитрий Юрьевич! Сегодня во второй половине дня дождик обещали, не забудьте зонтик.
– Здравствуйте, Михаил Васильевич, спасибо. Не забуду!
Славный старик, всегда такой приветливый и безукоризненно порядочный, советской закалки. Казалось бы, сиди и сиди в своем закутке, смотри телек, так нет, он все ходит, старается, цветы на площадках поливает, опрыскивает, пересаживает, а недавно у нас на этаже пару картинок повесил, немецких городских пейзажей, говорит, дочь из Дрездена прислала. Славный старик, надо будет ему коробку конфет подарить. Хотя у него же диабет – ну тогда кофе. Точно, в хорошем магазине купить дорогого кофе – и подарить. Выйдя из подъезда, Митя убедился, что дверь закрылась, и сделал аудиозаметку: «Не забыть купить дяде Мише кофе».
Он вышел из уютного микрорайона, оставив позади клумбы, где уже вовсю хозяйничала Галина Ивановна, пересек улицу по свежей яркой зебре – молодцы, совсем недавно подновили – и отправился к Парку Культуры и Отдыха. Когда под его новенькими белыми кроссовками захрустел крупный красно-бурый песок дорожки, он включил плеер и легко, с удовольствием побежал. В ушах звучал изумительный вокал Шэрон Ковач, ее песня «Run», под которую так здорово начинать пробежку. Митя двигался безукоризненно, внимательно следя за дыханием, и со спокойной симпатией смотрел по сторонам. Вон садовники в синих комбинезонах выходит подрезать траву и кусты, а дальше их коллеги разматывают большую деревянную бобину с желтым шлангом для полива. Девушка в обтягивающем костюме для бега движется навстречу, улыбается и озорно подмигивает, Митя тоже улыбается, но не более того: Катька – это святое. На перекрестке дорожек еще одна симпатичная стройная девчонка, вся в татуировках, готовит к работе аппарат со сладкой ватой, смотрит в сторону, не видит. За Митей со звонким лаем увязался ладный ухоженный корги, комичный толстяк, отдуваясь, спешит за ним с пакетиком и совочком – Рамзесик, ты куда, Рамзесик, фу! Смешной какой, ну кто же называет корги Рамзесиком. А вот пакетик – это ты молодец, чистота в городе начинается с малого, как и все остальное, впрочем.
Митя работал журналистом и специализировался на урбанистике. Он всей душой любил Омск – город, в котором родился и вырос. Именно поэтому, закончив с отличием филфак, он не уехал по примеру амбициозных одногруппников на запад, а остался здесь. Родители поначалу не приняли его решения, но вскоре смирились, предоставив сыну самому определять свою жизнь. Они давно жили в Черногории, где папа по случаю купил скромный домик у моря. В итоге квартира-студия в элитном доме осталась за Митей, и любой подтвердит: чем дальше друг от друга живут дети и родители, тем теплее их отношения. Омская урбанистика была все таким же непаханым полем работы, как в те времена, когда он проходил студенческую практику. С другой стороны, многое было сделано: появились информационные площадки, мероприятия стали регулярными и все более крупными год от года, это внушало оптимизм. Кому такие взгляды чужды – известно: больше всего Митя не любил нытиков и пораженцев, поставивших крест на целом городе, приговорив его к нищете и деградации в ореоле старательно выращенного ими самими мифа о «городе неудачников», «городе без будущего». Можно сидеть на месте и проклинать горькую судьбу, всегда говорил и писал Митя, можно отчаяться и уехать прочь в поисках более теплого уголка для пресловутой самореализации – а можно работать здесь, где мы родились, где нам выпало жить, и общими усилиями изменять город к лучшему, шаг за шагом, от малого к большему.
Подходя к дому, он взглянул на часы: все параметры в полном порядке. Это еще немного улучшило настроение. Катя по-прежнему спала, Митя включил кофеварку и отправился в душ. Через несколько минут в дверь ванной комнаты постучали, и Катя, не дожидаясь ответа, вошла в просторную душевую кабину, доброе утро, любимый. Когда они добрались до кухни, кофе немного остыл.
– Мить, а поехали, позавтракаем в «Лакомке»… или там в «Марципане»?
– Отличная идея! – он и сам хотел это предложить и мысленно поблагодарил ее.
Одевались быстро.
– Ты сегодня до пяти, как обычно?
– Ну да, хотя, может, отпустят раньше. Мы там, знаешь, такой проект замутили: летучий корабль. Одних гвоздик штук пятьсот уйдет. Думаю потом все отфотать, в самый раз для отчета в институте.
– Класс! Покажешь потом?
– Покажу? Милый, я тебя еще замучаю этими фотками! Передай, кстати, маме спасибо: я правда очень благодарна ей, что меня взяли на практику в ее цветочный салон.
– Передам, хотя было бы, за что благодарить. Она в тебе души не чает. Помнишь, как мы ездили все вместе в тот замок?
– А, телячьи филейчики, филейчики, да?
Звонкий катин смех разносится по студии, меж белых стен с офортами, от стола, заваленного эскизами цветочных скульптур, до кухонной зоны с барной стойкой. Митя, в тысячный раз плененный этим смехом, подхватил любимую на руки и поцеловал.
Они спустились во двор, Катя отправилась к машине, а Митя задержался у опрятного шиферного навеса. Бумажный пакет он бросил в большой зеленый бак, а две бутылки из-под пива и высокую стеклянную банку из-под компота аккуратно положил в бак поменьше, специально предназначенный для стекла: не нужно рассуждать об экологии, нужно просто сортировать мусор. Сев за руль, Митя включил старый альбом Арефьевой, любимый еще со студенческих времен, и пежо выкатился со двора, с ходу встроившись в поток деловитых утренних автомобилей. Катя с айпадом в руках проверяла социальные сети, а Митя украдкой смотрел на нее и думал о Фаусте, воскликнувшем: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!», и не перед кем извиняться за дурашливую выспренность мыслей совершенно счастливого человека.
Кафе «Марципан» арендовало весь первый этаж старинного здания в центре города. Пару лет назад Митя подготовил отличный материал: серию очерков о реставрации памятников архитектуры. Он даже взял интервью у бизнесмена, который выиграл тендер городской администрации и восстановил здание за свой счет – теперь сдавал верхние два этажа под офисы, а внизу разместилось кафе. Митя припарковался точно напротив высокой витрины со стильной надписью «Marzipan – Breakfast, Bakery & Confectionary», какие красивые все-таки хвостики и завитки в этом шрифте.
Для управления двумя большими залами владелец кафе держал метрдотеля, сегодня это была высокая и строгая Светлана. Впрочем, при виде любимых клиентов она совершенно искренне улыбнулась.
– Дмитрий, Екатерина, доброе утро! Вы к нам завтракать?
– Доброе утро, Света. Все так, – любезно ответил Митя.
У конторки метрдотеля немедленно возникла официантка, новенькая какая-то, симпатичная казашка, не видел ее раньше. Светлана осведомилась, в каком зале гостям будет удобнее и, получив ответ, едва заметно качнула головой: официантка проводила их в салатовый зал и усадила за прекрасный столик на двоих у окна. Яркая маркиза, будто в Неаполе, защищала от солнца, где-то в глубине кафе играл легкий джаз. Баскский омлет, только что испеченные булочки, отменный кофе, свежевыжатый апельсиновый сок – простая пища без изысков, но как придает сил для долгого дня, полного испытаний и, конечно, побед.
После завтрака они попрощались: Митя должен был отправляться на рабочую встречу, а Катю ждали хризантемы, розы, герберы, ирисы, гипсофилы, рускус – словом, все, что природа создала для творчества лучшей девушки на свете.
– Пиши мне, пожалуйста.
– Хорошо, но только и ты мне пиши, обещай.
– Обещаю.
Поцелуй. Стройные ножки в джинсовых шортах, круглые серьги качаются в такт. Повернула за угол. Митя посмотрел на часы и быстрым шагом направился в сторону сквера у Концертного Зала, до встречи с Андреем оставалось десять минут, а опаздывать он не любил.
Все это началось двумя днями ранее, когда во время обеда в офисе зашел разговор о новом контенте. Именно тогда Валерка Мордасов, светлая голова, и предложил серию статей о развенчании мрачных мифов, связанных с Омском.
– Давно пора, – уверенно говорил он. – Разруха в головах, вот мы ее и ликвидируем. Прольем, так сказать, свет правды на средневековую темень.
Идея всем очень понравилось, тут же набросали список стереотипов, подлежащих развенчанию, а потом, недолго думая, тянули жребий, кому и о чем писать. Мите выпал, наверное, самый мрачный миф: «Омск – город наркоманов». Тем лучше, подумал тогда Митя. Про экологию и школьник напишет, а тут тема серьезная. В последний раз он касался проблемы наркотиков на первом курсе филфака. Тогда в рамках месяца социального просвещения его группа должна была выпустить стенгазету с пропагандой отказа от вредных привычек. Митя внес свою лепту, искусно изобразив по периметру газеты двух скелетов, державших, как алебарды, гигантскую сигарету и такой же внушительный шприц. На старших курсах до него доходили смутные слухи о торговле наркотиками в ночных клубах, но в этот бред он верить отказывался: кто в здравом уме будет продавать запрещенные вещества в местах массового скопления людей?
Для хорошей статьи требовалась актуальная информация, желательно, из первых рук. Андрей Серебряков был одноклассником Мити. После одиннадцатого класса их пути разошлись, но осталась «дружба» в социальных сетях да поздравления друг друга с днем рождения и новым годом. Андрей достаточно долго работал в Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков. В новую структуру, созданную взамен упраздненной ФСКН, он идти не захотел, и сейчас уже как частное лицо занимался какой-то корпоративной службой безопасности. Митя не назвал бы Андрея родственной душой, они никогда не были единомышленниками, не дышали одним воздухом. Андрей еще в школе отличался нелюдимым характером, был серьезен, сосредоточен и максимально далек от литературы, искусств, социальных наук, которые так нравились Мите. В одном сомневаться не приходилось: Андрей был и оставался честным человеком с железной моралью, с простым и ясным представлением о добре и зле. Суровые годы работы в наркоконтроле лишь закалили его, и порой Мите казалось, что благополучный светлый мир добрых и милосердных людей держится, в конечном счете, на плечах таких атлантов, суровых и жестких, видевших бездну, навсегда опалившую их лица.
Андрей прогуливался по аллее и задумчиво курил. Митя, довольный, что не опоздал, подошел к нему и, широко улыбаясь, пожал руку.
– Привет!
– Привет, Митяй, – улыбнулся Андрей. – Чет ты раздобрел немного. Женился?
– Нет пока… Раздобрел? Ты думаешь? Ну, может чуть-чуть. Я бегаю, здоровый образ жизни, все дела. Ты как?
– Нормально, все ровно, в основном. Ну что, рассказывай, что там за статья у тебя?
Они неторопливо шли по скверу, вокруг забавно переваливались с лапы на лапу раскормленные голуби.
– Это для нашего информационного проекта, – объяснил Митя. – Развенчание негативных заблуждений об Омске. Вот все говорят: самый наркоманский город. А я же знаю, что это не так. Вот я и прошу тебя помочь. Расскажи, пожалуйста, на основании твоего опыта, какая ситуация в городе сейчас, изменилось ли что-то за последние десять лет?
Андрей посмотрел на Митю, и совершенно неясно было, что таилось в этом долгом взгляде. Наконец, он пожал плечами и начал:
– Да не проблема, расскажу, почему бы нет. В середине-конце девяностых бандитам была поставлена задача: посадить Омск на героин. И посадили. Ну, долго ли коротко, нарки частью подохли, кто от передоза, кто в тюрьме, потом стали появляться другие штуки. Спайсы. Их, было время, свободно продавали, потому что законодательного запрета не было. Курительные смеси, помнишь такое?
Митя помотал головой.
– Есть список. Если вещество в списке – наркотик, если нет – торгуй, сколько угодно. Ну, вся эта история со спайсами недолго и была, потому что потом – году эдак в седьмом-восьмом – появилась «соль». Делают ее в Китае, почти исключительно, и там она стоит какие-то совсем веселые копейки, ну а в России, сам понимаешь, цена другая.
Митя не понимал. Он отказывался понимать.
– Это, кстати, к вопросу о том, почему у цыган деньги кончились. Очень многие героиновые нарки перешли на соль. И вот я тебе так скажу: для меня в один момент обычные героиновые нарки стали чем-то вроде элиты, если сравнивать с солевыми. Там пиздец. Лицо вечно в струпьях каких-то, в парше, памяти никакой, то есть реально дурачки, они моментально забывают, что угодно. Да, говоря о цыганах. Соль сейчас продают через интернет, а у меня бывали цыгане, у которых четыре класса образования, то есть тупо читать-писать толком не умеют, какой уж тут интернет. В общем, новый рынок для них закрыт.
Митя знал, что во многих странах к цыганам издревле относились с недоверием, приписывая им склонность к воровству и обману, порой их даже обвиняли в похищении детей, но торговля наркотиками – кто знает, может быть, это еще одно огульное обвинение? Ну, попался один цыган полиции – но не все же они такие. Впрочем, Митя молчал и слушал дальше.
– Все через форумы делается, а дальше – или залог оставляй, или бери баллончик краски и рисуй пятьдесят адресов по такому-то району, все отфотографируешь, потом еще специальный человек проедет-проверит – и готово, становишься закладчиком. Есть еще другой вариант: присылаешь свое фото с открытым паспортом рядом. Посмотри на популярных файлообменниках – там таких фото пруд пруди, вот большинство как раз промышляют… Нарки за дозу, конечно. Получают, делят, разводят, да потом им еще и деньги.
– Стоп! – не выдержал Митя. – Погоди. Но ведь, по сути, это экономическая проблема, верно? Социальная? В том смысле, что в сбыт на нижнем уровне втягиваются наркоманы, то есть уже социально-пострадавшие члены общества? В конце концов, их тоже могли обмануть, запугать, заставить силой.
– Митяй, ты только не обижайся, но ты словно на облаке живешь, – спокойно ответил Андрей. – И с твоего облака землю не очень-то и видать. Большая часть людей в этом деле сейчас – тихие приличные мальчики и девочки, ранее не привлекавшиеся. С безупречной репутацией. Папы-мамы в шоке, ах-ах, мы и подумать не могли. Просто хочется денег. И тут два варианта: идти в фастфуд на кассе стоять – или вот так. Ничего личного.
– То есть моральная сторона вопроса…
– Бабло, Митяй. Бабло. Им по барабану, сколько жизней они поломают, для них деньги не пахнут. Ты знаешь, – Андрей задумчиво посмотрел вдаль, припоминая. – В девяностые у нас прямо на лестничной площадке между этажами нарки кололись. И сейчас все точно так же. Только хуже, потому что как бы не видно. Одноразовые ссылки и полная анонимность. А если честно – вон, в каждом доме, в каждом подъезде. Кировск, Чекалдан, Нефты – ткни в любой дом. У них еще есть что-то типа диспетчерских: снимают очень приличный коттедж, и вот там сидят день и ночь за ноутами семь-девять пацанов, регулируют торговлю. Работают на несколько городов сразу – и вот взяли как-то один такой коттедж, они потом рассказывали: так много, как в Омске, никто больше не берет, ни Томск, ни Новосибирск, ни Красноярск. С размахом у нас тут гуляют, то есть. Хотя сейчас и коттеджей таких нет, сплошь автоматизированные сайты. А, ну и еще сопутствующие болезни. У жулика в тюрьме сразу берут кровь на все. Потом смотрю документы: гепатит вообще у всех нарков, ВИЧ почти у всех. И я сейчас не только о тех, кто по притонам и подворотням, они ведь иногда трудоустроены: разнорабочие на стройках, в дешевом фастфуде их полно. Так что, если увидишь в какой едальне человека, который выглядит совсем уж плохо, я бы на твоем месте поостерегся, вот так. Стоит какая-нибудь такая тетя в парке – и сладкую вату крутит. Без перчаток, без ничего. А это потом дети едят. Санитарные книжки или по поддельным документам, или вовсе без них, это уж как повелось…
Митя молча шел рядом. Страх липким комком скользнул по пищеводу и угнездился в желудке. Спину покрыла холодная испарина. Профессиональная деформация, твердил он, как заклинание. Профессиональная деформация – и только. Андрей, конечно, молодец и герой, но такая работа никого не щадит, вот он и раздувает из мухи слона. Заклинание не помогало: мир вокруг – уютный, светлый, безопасный – трескался и облезал клочьями, обнажая подлинное лицо. Митя сердечно поблагодарил Андрея за рассказ, пожал руку на прощание – и двинулся в обратный путь к парковке по солнечной стороне улицы Ленина. Ему навстречу шли красивые люди, отлично одетые, уверенные в себе, а потому открытые и веселые. Проносились парни на скейтбордах, подружки стайками, степенные пенсионеры трогательными парами. Митя с удовольствием смотрел на них и отвечал на их улыбки.
Когда он вернулся домой, солнце почти село: август давал о себе знать, темнело раньше. Выйдя из машины, он обошел ее кругом, убедился, что все в порядке. Взглянул на окна своей квартиры: занавеси колышутся на сквозняке, Катя уже дома, конечно. Митя постоял немного, затем отчего-то оглянулся и вынул телефон. В Подгорице еще белый день.
– Мам, привет! Это я. Слушай, я вот тут подумал. А что, если мы с Катькой переберемся к вам?
Аморальное поведение
Вначале он жил с мамой и младшей сестрой, и все было хорошо. Но потом оказалось, что зачем-то нужно идти в первый класс. В школе он перебивался тройками: выручала способность легко заучивать наизусть большие тексты. Когда он, уставившись в пространство, высоким каркающим голосом пересказывал учебник абзац за абзацем, учительница останавливала его: «Подожди, но я же спросила тебя совсем не об этом!» Некоторое время он непонимающе глядел на нее, приоткрыв рот, а затем отводил взгляд и продолжал читать по памяти с того слова, на котором его остановили. Дома ждал вкусный мамин суп и заветный видеомагнитофон с коллекцией мультфильмов про покемонов. Их он тоже заучивал, серию за серией. Каждую перемену, когда одноклассники выбегали в коридор, чтобы поиграть в салки или пошептаться по углам, он выходил в центр помещения и принимался разыгрывать увиденное на экране телевизора. Он выкрикивал реплики со всем доступным ему артистизмом, ревел, закатывал глаза, подпрыгивал на месте, принимал замысловатые боевые стойки, даже падал иногда, будто поверженный покемон. В начальной школе ему благодарно аплодировали. В пятом классе посмеивались, проходя мимо. В шестом перестали замечать.
Очень хотелось завести друзей. У всех были друзья, а у него не было. Если мультфильмами уже никого не привлечь, рассудил он, нужно стать популярным иначе. Без особых затруднений он покупал в ларьке еженедельную газету с пошлыми анекдотами и голыми красотками на обложке. Теперь на переменах можно было не выходить в коридор: пацаны собирались вокруг него и, покатываясь от смеха, слушали. «Если она будет регулярно бриться» – читал он развязку очередного шедевра тем же высоким каркающим голосом, и даже хулиганы ржали как лошади. Девочки кривились и обходили такие сборища стороной. Он не понимал, отчего они так себя ведут, и сердился. От злости часто запотевали очки, он плевал на них и потом долго елозил по стеклам подушечками пальцев. Со временем даже самые неприличные анекдоты перестали иметь успех, пацаны все чаще поглядывали в сторону одноклассниц. Он попробовал было вернуть слушателей рассказами о том, как подглядывал за сестрой в душе. На беду, кульминацию рассказа услышала классная. Был скандал. Мама объяснила, что за сестрой подглядывать нельзя, но он так и не понял, почему.
В девятом классе в школу пришла работать Тетя Дура. Вначале он не знал, кто она такая. Весь класс получил от нее одинаковые анкеты со странными вопросами, это была очень необычная контрольная. Читая каждый новый вопрос, он неизменно пожимал плечами и, размазывая синюю пасту, кривыми полу-печатными буквами выводил свое мнение по тому или иному поводу. Тетя собрала анкеты, а через два дня вызвала маму в школу. После разговора с ней мама вернулась домой вся красная, у нее дрожали руки. Мама сказала, что тетя – дура, потому что говорит о нем глупые вещи. Потом мама обняла его и расплакалась, а он безучастно глядел в пространство и раздумывал, как бы улизнуть из этих объятий обратно к компьютеру.
Дело в том, что примерно в это время мама купила новый компьютер и провела в дом интернет. Так началось его знакомство с компьютерными играми. Больше всего он любил стратегии. Солдаты на экране подкупали безотказностью: они были готовы выполнить любую прихоть своего творца и повелителя по одному клику, моментально, без уговоров и сомнений. С ними было куда проще, чем с реальными людьми, которые на фоне покладистых компьютерных воинов выглядели год от года все хуже. Реальные люди все чаще выступали врагами, которых следует победить – это были скрывающиеся под затейливыми никами игроки по ту сторону сервера для сетевой игры. Он кусал губы от удовольствия, набирая капсом оскорбления в игровом чате. Последние два года в школе пролетели незаметно.
Троек в аттестате вышло ровно столько, сколько разрешила мама, она была счастлива. На выпускном пацаны пили водку, он тоже пил водку, он танцевал, как давно уже не танцевал, как в третьем классе, все боевые стойки и очерченные японскими рисовальщиками ловкие движения потрясающих покемонов и их веселых тренеров! Потом его рвало, а потом он и вовсе ничего не помнил до самого утра. Он провалялся в своей душной комнате два дня, на кровати, пахшей подкисшим бельем. Не было сил даже за компьютер сесть. Мама носила еду и провожала в туалет. А на третий день мама объявила, что подала его документы в филиал какого-то там юридического университета. Он так и не понял, зачем, но в обычной своей манере пожал плечами и принялся зубрить учебники по юриспруденции страницу за страницей.
Память подводила, учеба не клеилась. Его отчислили после первой же сессии. Мама сказала, что в университете одни взяточники и вымогатели, а нормальных преподавателей нет. Через полгода мама подала документы в филиал чего-то экономического имени кого-то. Сестра закончила школу и уехала в Екатеринбург. Он во второй раз понял, что высшее образование не для него: все учителя строгие и равнодушные, задают непонятные вопросы, а на цитаты из их же учебников отвечают в лучшем случае смехом. Единственное, что ему нравилось на семинарах – это девушки. Но они никогда не заговаривали с ним. Наверное, стеснялись. Он же не начинал разговор первым, так как вычитал где-то, что это не по-мужски. Мужчиной он стал давно, еще в девятом классе, когда впервые начал мастурбировать на фотографии своих одноклассниц, сделанные им украдкой с задней парты. Снимки студенток, несомненно, были еще лучше. Он особенно гордился теми, где была заметна бретелька или верхний край трусиков виднелся из-за юбки или джинсов.
Как-то раз за фотографированием его застал ухажер одной из одногруппниц. Подкараулив у гаражей после занятий, парень набросился на него и побил, чуть не сломал нос. Рыдая и размазывая кровь по лицу, он пришел домой и, как был, в грязи, в уличной обуви, начал точить самый большой кухонный нож. Убить. Это так просто. Никто не посмеет больше поднять на него руку. Мама, которая в тот день вернулась с работы раньше, подняла крик, выхватила нож из слабых рук и потребовала объяснений. В тот вечер они договорились, что в университет он больше не пойдет. Мама сказала, что ей так будет спокойнее. Он просиял, обнажая неровные желтые зубы, умылся и сел играть.
Нужно было оплачивать счета за интернет и электричество. Для этого он устроился дворником в ближайшую коммунальную компанию. Он перестал бриться и к зиме оброс черной жесткой бородой. Маленькие дети боялись его, опасаясь угрожающих взмахов метлы и громких потоков брани. Он вновь начал устраивать спектакли, вдохновленные кассетами из детства, только теперь его снимали на смартфоны досужие пешеходы. В супермаркете у дома его знали. «Опять в космос затариваешься?» – спрашивал грузчик. Он бурчал в ответ что-то нейтрально-благожелательное и молча вываливал на кассовую ленту упаковки лапши и пюре быстрого приготовления. Он любил эту еду, считая, что именно так питаются настоящие космонавты.
А потом мама умерла. Он так и не понял, почему. Нахлынули какие-то непонятные родственники, были похороны, где он пил водку и плакал от жалости к себе. Вероломство. Вера в маму была подорвана ее предательским уходом. Родственники уехали, оставили немного денег, и он неделю не выходил из квартиры. Потом жизнь вошла в привычное русло. Он завел аккаунты во всех основных социальных сетях, причем не по одному. Чужие имена, чужие фотографии – он подпрыгивал на стуле, радуясь своей хитрости. Нашел всех одноклассников, кого-то из учителей, университетских знакомых. Больше всего он интересовался аккаунтами девушек и женщин. Он жадно пролистывал фотографии из путешествий, с вечеринок и фотосессий. Купальники, полупрозрачные блузки, а кое-кто забыл или не захотел скрыть и легкую эротику. Во всем этом он видел вызывающее бесстыдство и доступность, лишь притворяющуюся чем-то приличным. Фотографии реальных людей смешивались в его сознании с огромным количеством порно, которое он иногда смотрел часами. Он хотел женщин, но был не в силах написать, позвонить, подойти, заговорить. Страх он пытался перебить злобой и высокомерием: в улыбке он видел усмешку, во взгляде читал презрение. Он ненавидел себя за трусость, но женщин, которых боялся до дрожи, ненавидел сильнее. Он вынашивал месть, отработанным движением выдавливая струю жирного майонеза в желтый пахучий бульон с разбухшей лапшой для настоящих космонавтов.
Одиннадцатый «а» молча наблюдал, как Нина Олеговна крупными буквами пишет на доске слово «Идиот». Пририсовав кавычки, она обернулась. Смирнов осклабился, тут все ясно. Пономаренко и Костин уставились в телефоны, невелика беда. Ажаева смотрит очень сосредоточенно, на парте томик с закладками. Брыкин скептически наблюдает из-под опущенного забрала очков, крутит ручку в пальцах. Серикова скучает, глядя на цветущие яблони во дворе, у девочки любовь, тоска или любовная тоска, но к уроку готова, это точно. Еремин и Старцева, неразлучные, как всегда, изготовились поражать нестандартным мышлением. И дальше, дальше, от задних парт снова к передним бежит внимательный взгляд Нины Олеговны, надо же, седьмой урок, но тридцать две головы на факультативе по литературе, только Афанасьев с гриппом. Такое внимание к необязательному занятию льстило двадцатипятилетней выпускнице педагогического университета. Школа хорошая, вот что. Лицей. И в гуманитарном классе тут не отбракованные, как это часто бывает. Конечно, в каждом коллективе есть свой Смирнов, но все-таки умники и умницы преобладают. Жаль, нельзя работать только с такими, приходится уделять внимание каждому. Нина Олеговна раскрыла журнал.
– Вот мы и добрались до одного из важнейших произведений русской литературы девятнадцатого века. Роман «Идиот» Федора Михайловича Достоевского. Все прочитали, только честно?
Класс закивал, нестройное «да-а» пронеслось над головами. Врут, конечно. И, к сожалению, сегодня мы это поймем. Хотя, может быть, попробуют выехать на кратком содержании. Столбец фамилий, было тридцать четыре. Литвак уехала с родителями в Канаду…
– Пономаренко!
Высоченный парень нехотя отложил телефон и встал. Огромный и нескладный, с маленькой головой, он всегда вызывал смех у одноклассников. Двоечник и лентяй, но и миляга, подкупающий старательно создаваемым образом безобидного недотепы. Хитрец.
– А че сразу Пономаренко. У меня живот болит.
– Пять минут назад это не помешало тебе съесть две ватрушки, – с любезной улыбкой заметила Нина Олеговна. – Так что, я думаю, перитонит от разрыва аппендикса настигнет тебя не на этом уроке.
Пономаренко вздохнул, не глядя отмахиваясь от соседей, исподтишка тыкавших его ручками.
– А посему, – продолжала Нина Олеговна. – Расскажи нам, Толя, кто из персонажей романа «Идиот» тебе понравился, и почему.
Толя комично почесал затылок, встал поудобнее, выставив чуть вперед правую ногу, и заложил руки за спину. Это была его любимая поза для обстоятельных ответов. «Печорин! – громко шептали по сторонам. – Пышкин! Шишкин! Раскольников!»
– Да задрали, – негромко и беззлобно пробормотал Пономаренко. – Ну, мне этот понравился… идиот.
Класс с готовностью рассмеялся, как аудитория известного комика на концерте. Ощущение, что не зря пришел, заплатив за билет.
– То есть тебе больше всего понравился главный герой романа, князь Лев Николаевич Мышкин, – пришла на помощь Нина Олеговна. – Замечательно. И почему же?
– Ну, он типа был добрый, со всеми там базарил про жизнь, то да се…
– Говорил.
– Ну да, говорил. И вот все те, с кем он перетирал, потом говорили, мол, он нормальный мужик, не пес какой-нибудь.
Дети веселились вовсю. Старцева плакала от смеха у Еремина на плече, малиновый Брыкин обмахивался тетрадкой. Нина Олеговна чуть повысила голос:
– Тише, коллеги, тише.
Коллеги. Этим словом она на корню купила одиннадцатый «а» на первом же факультативе:
– На обычных уроках вы ученики, я учитель, как обычно, – объяснила она тогда. – Но здесь, на факультативе по русской литературе двух веков, мы с вами будем коллегами. Коллегами, которых объединяет интерес к живому слову.