Czytaj książkę: «Бедовый. Княжий человек»
Глава 1
Утро ворвалось в мою спальню лучами теплого солнца, ласково обнимая обнаженные плечи Натальи. Девушка, даже не прикрытая простыней, лежала на спине, раскинув руки, столь бесстыдно и вместе с тем обыденно, словно у нее каждое утро так и начиналось.
– Наташ, – легонько толкнул я ее в плечо. – Наташ…
– Чего? – она потянулась и открыла глаза, посмотрев на меня.
Вот тут у меня словно камень с души упал. Значит, амнезией я не страдаю. Потому что я точно мог поклясться, что Наташа вчера довезла нас до «Зверя», а домой мы вернулись своим ходом. И спать я, определенно, лег один.
Вместе с тем такая злость обуяла, что захотелось убивать. Совсем нечисть уже берега попутала.
– Ты охренел?! – вкрадчиво спросил я.
Косящая левым глазом «Наталья» тут же изменилась в лице. В прямом смысле этого выражения.
– Дяденька, это не я. Это дядя Гриша.
– Чего это не ты? – из-под кровати донесся хихикающий голос. – Сам в карты проиграл. Хозяин, что за черт нам достался, ума не приложу. Невезучее только ты. Я его во всё выиграл.
Как довольно быстро выяснилось, после вчерашнего происшествия вымотался только я. Потому и рухнул спать, стоило нам вернуться домой. А нечисть решила выпить чуть-чуть водочки перед сном да раскинуть картишки. Больше «на интерес», потому что карманных денег я им не выдавал. Да и не нужны они им – всем необходимым я домашних обеспечивал.
Довольно быстро «интерес» перерос в щелбаны, фофаны, кукареканье. А когда нечисть достигла нужного градуса, то бес предложил пошутить над хозяином – так, чтобы ему (мне то есть) обидно не было.
Ну что за идиоты… А что, если бы я, к примеру, решил воспользоваться ситуацией? Черт бы выпрыгнул в окно с криками «Не надо, дяденька»? Ему ладно, а у меня потом психологическая травма на всю жизнь. Ожидал бы, что каждая обнаженная девушка может обратиться в черта.
Кстати, о девушках. Я отобрал телефон у Митьки и вставил свою симку.
– Хочешь, я угадаю, что ты скажешь? – сказала Зоя вместо «Здравствуй, Матвей, очень рада тебя слышать».
– Угадай.
– «У меня сегодня ничего не получится. Канализацию прорвало, аппендицит вырезали, метеорит несется на землю».
– Только хотел сказать, что тебе на «Битву экстрасенсов» надо ехать, но с метеоритом ты переборщила.
– Тогда удиви меня.
– Я в аварию небольшую попал.
– И как ты? – в голосе Зои послышалась неподдельная тревога.
– Руку зашили, – почти не соврал я. – А так нормально.
Если честно, я даже не знал, что там с конечностью. Инга сказала, что я должен сегодня приехать к ней, и она скажет, в каком состоянии рука.
– Давай нашу встречу перенесем на завтра. В то же время и в том же месте.
– Хорошо, – отозвалась Зоя. – Но если я увижу сегодня или завтра от тебя звонок, то просто не возьму телефон.
– Твое негодование вполне уместно. Признаю свою вину – меру, степень, глубину. И прошу меня направить на ближайшую войну. Нет войны – я все приму: ссылку, каторгу, тюрьму. Но желательно в июле и желательно в Крыму.
– Прощаю только из-за любви к Филатову, – смягчила тон Зоя. – До завтра.
– Пока.
Повесил трубку и даже загуглил. Ничего себе, правда Леонид Филатов. «Про Федота-стрельца, удалого молодца». Мне же стишок рассказали в институте, так я и запомнил. Всегда считал, что это студенческое творчество. Век живи – век учись, все равно дураком помрешь. Надо хоть и правда почитать, что ли…
– Ну, уважаемые и не очень господа, – обратился я к нечисти, – раз уж у нас такое литературное утро, то сегодня мы будем изучать Федора Михайловича Достоевского.
– Чего-чего делать? – сходу не врубился бес.
– Понимать, что преступления не бывает без наказания. Выходим на разминку.
Нечисть, к моему удивлению, даже не роптала. Видимо, они осознавали, что ничем хорошим их проделка решительно не закончится. В то же время я, как человек, очень любящий юмор, не мог не отметить: розыгрыш отличный. Случись он с кем-нибудь другим, например, с Костяном, я бы даже поржал.
Несмотря на растерзанную руку, я тоже немного размялся. Вообще создавалось ощущение, что ранение оказалось не таким уж и серьезным. Хотя могу поклясться, что вурдалак прокусил руку до кости, да и вообще изрядно поиздевался над мышцами.
– Признаю вину, степень, готов в тюрьму, – наконец сдался Григорий.
– В твоем исполнении Филатов звучит как блатняк. Ладно, закончили. Да, чуть не забыл: у нас теперь сухой закон.
– Чего это значит?
– Что я вам пить запрещаю, пока не исправитесь.
– Хозяин!
– Дяденька!
– В следующий раз будете думать, как надо мной шутить.
После мы даже позавтракали омлетом и бутербродами, которые приготовил бес. Что говорило лишь об одном: Григорий понимал, что за его выходку придется страдать, и пытался даже задобрить меня.
Вот что за существо? Понимает, что ему влетит по самое не балуйся, и все равно делает. Одно слово – бес.
А затем настала пора прощаться. Если Григория я еще мог взять на аудиенцию к воеводе, спрятав в портсигаре, то лесной черт там был бы лишним.
Я собрал все рубежные манатки, включая лунное серебро. И опять расстроился из-за отсутствия тетради.
Вот интересно, что такого там ожидал увидеть Врановой. Ведь он так и сказал: «Не узнал». Будто боялся, что артефакт может мне что-то сообщить.
Про устройство тетради я давно уже понял. Это своего рода дневник хиста. То есть оставлять записи здесь могут все, кто обладает моим промыслом, включая тех, кто был до старухи. И прочитать записи ты тоже можешь, но лишь в свое время. Как я понял, все вполне закономерно. К примеру, расписал я биографию Большака и быт лесных чертей на третьем рубце – так и мой последователь сможет это прочитать, только достигнув нужного уровня. Интересно, что же за весточку оставила мне старуха и когда я о ней узнаю. Нынешний левел ни к каким сверхъестественным открытиям не привел. Правда, для этого требовалось тетрадь еще и вернуть.
Еще было ясно, что таскать в рюкзаке артефакты – занятие не очень перспективное. Нужно все-таки придумать это самое слово. К тому же про форму заклинания мне Инга рассказала. Осталось дело за малым – придумать название. «Килиманджаро», «трансгендер», «тремпель»? Нет, надо что-то поистине уникальное. В общем, я пока так и не придумал, под каким соусом создать заклинание. Поэтому решил действовать по старинке – закинул рюкзак на плечи и выскочил на улицу.
Вид «Зверя» ввергал в уныние. Проклятый вурдалак все-таки умудрился помять капот, багажник и левую сторону. Нет, на ходовке это не отразилось. Однако у меня проснулось нечто вроде совести. Прости, Антоха, мы все пролюбили…
Хотя «Зверь» – это еще полбеды. Вот кто выглядел откровенно хреново – так это леший. Я невольно вздрогнул, вспомнив вчерашнее посещение лесного хозяина.
Вышел батюшко не то что не сразу, а когда я уже рассчитывал уезжать. И теперь действительно выглядел дряхлым старцем. Лицо изменилось, волосы поседели, на спине будто горб наметился. И не шел он, а шаркал ногами, почти не поднимая их. Более того, даже к гостинцу не притронулся.
– Что ж это вы, батюшко? – растерялся я.
– Нельзя с рубежниками не в своих владениях связываться, – леший теперь говорил медленно, с явным надрывом, и периодически прерывался на грудной надсадный кашель, будто больной с запущенной пневмонией. – Знал, на что шел.
– Простите меня, батюшко… Простите, не знал, что так все обернется.
Рука слегка ныла, но в целом я чувствовал себя хорошо. Да и выглядел тоже. Тем более после того, как облачился в обновки от Инги. А леший будто бы умирал.
– Может, помочь чем? – спросил я.
– Слышал такое, что время лечит? То правда. Отдохну в лесу немного, сил наберусь – как новенький буду. Если уж сразу не умер, то теперь не умру.
Говорил он это все таким уставшим голосом, что совсем не обнадежил. Ведь это из-за меня леший пострадал. Я позвал его на помощь, и батюшко вписался за бедового рубежника. А теперь еле ходит, тогда как я жив и здоров.
Однако оказалось, что я действительно ничем помочь не могу. На том, с величайшим чувством неудовлетворенности, и попрощались. Единственное, леший попросил без нужды его не беспокоить. Да и я сам понял, что лишний раз сюда теперь лучше не соваться. По крайней мере, пока хозяин леса не оправится. Когда это будет – еще непонятно.
– Если на машину долго смотреть, она не починится, – буркнул бес, выводя меня из воспоминаний о вчерашнем дне.
– Это точно.
Я вернулся и взял сто тысяч из пакета с деньгами, уже зная, что нужно сделать.
Первым делом мы доехали до салона сотовой связи. Свой телефон я искупал в Выборгском заливе. Пусть Инга и отдала его со всеми моими старыми вещами, но он все равно не фурычил. Я даже не стал заморачиваться, разбирать его, сушить в рисе, как сделал бы раньше. Есть деньги – надо купить. Да, испортили меня бумажки с изображением древнего города Ярославля. С другой стороны, если они есть, глупо тратить время на бесполезные телодвижения.
Умудренный горьким опытом, я взял водонепроницаемый телефон. С виду – кирпич кирпичом, такой даже в приличном ресторане стыдно из кармана вытащить. С другой стороны, мне же не понтоваться и в «Инстаграме» сидеть, а для дела. Смс Костяну писать, Зое звонить и просить перенести встречу, русалок под водой фоткать.
Я вошел в Google-аккаунт и перекинул все сохраненные номера. Конечно, нынешнее поколение держит в голове намного меньше, чем предыдущее. Моя бабушка, к примеру, помнила наизусть все номера своих подружек. С другой стороны, ей легче, они пятизначные были.
Костяна я набрал тут же.
– Привет, что случилось? – спросил друг.
– Почему сразу «случилось»?
– Потому что в последнее время ты звонишь, только когда что-то случилось.
Я недовольно поморщился. Наверное, потому, что доля правды в его словах была.
– Я в аварию попал.
– Что там с машиной? Нормально все?
Все-таки какие разные люди. Зоя первым делом поинтересовалась моим самочувствием, а Костяна больше волновала машина.
– Относительно. Ты где?
– Дома, отдыхаю сегодня. Тут еще и Оля с подружками по магазинам поехала, кайфую, короче.
– Я подъеду?
– Кто ж тебе запретит.
Со времени внезапной встречи Костяна с Ингой и Наташей в наших отношениях чувствовалась небольшая напряженность. Друг понимал, что я от него что-то скрываю. Мне не представлялось возможным рассказать ему всю правду. И надо отметить, это меня серьезно тяготило. Как ни крути, Костян прав: он мой единственный друг, второго такого нет. Безотказный, как автомат Калашникова. Столько раз выручал, что я уже и счет вести перестал.
В тяжелых думах я доехал до двора Костяна и набрал ему. Друг вышел через пару минут. И направился не ко мне, а к «Зверю». В глазах его читалась скорбь всего русского народа.
– Это ты как умудрился? И бочину, и передок. Ты лося сбил, что ли? А когда тот начал убегать, решил догнать? Ага, судя по всему, догнал. И еще багажником придавил, когда разворачивался. – Только теперь Костян заметил замотанную руку. – Сам как?
– Как джип «Ниссан». Но если в целом, то нормально.
– И чего, расскажешь или опять отмалчиваться будешь?
– Отмалчиваться не буду, но и всего сказать не могу. Ни в какую аварию я не попадал. На меня напали.
Взгляд Костяна из насмешливого и снисходительного стал тревожным. Да и сам он сразу посерьезнел.
– У нас в последнее время вроде как непонятки. Это не из-за того, что я тебе не доверяю или че-то еще. Просто тебе так будет спокойнее. В моей жизни произошло много изменений. У меня появились деньги, новые знакомства, возможно, даже враги.
– Криминал?! – совсем напрягся Костян.
– Скорее, теневая жизнь. О ней я пока говорить не могу. Не хочу подставлять тебя и Ольгу под удар. Понимаешь?
К моему несказанному удивлению, Костян согласно кивнул.
– Чем помочь? – только и спросил друг.
– «Зверя» в порядок привести. На всякий случай, проверить на внутренние повреждения, ну, и подрихтовать. Не дело такой машине в таком виде бегать.
– В корень зришь. Если Антоха увидит, что ты с его тачкой сделал, вмиг тебя раскатает. Бесполезно будет доказывать, что машина теперь твоя. И ему похер на покушения и на все остальное. Мотя, а те крали – они тоже из твоей новой сферы?
– Тоже, – кивнул я.
– Жа-а-аль… – искренне протянул друг.
– Вот деньги, – опомнился я. – На ремонт и всякое такое. Если будут еще нужны, то скажи.
– Мне бы такую теневую жизнь…
– Нет, Костян, поверь, лучше уж скучно доживать свой век в самой обычной семье.
– Ладно, задачку ты мне, конечно, задал. Городок маленький, сервисов хороших мало. Да еще почти все с Антохой знакомы. По-любому сболтнут. Придется до Гончарово мотануться, был у меня там один кореш. Слушай, а «племянник» твой, который «брат», – он тоже из этой темы?
– Тоже, – кивнул я. – Пришлось приютить.
– Охренеть. С виду лох лохом.
Мы потрындели с ним еще минут пять о всякой ничего не значащей фигне, причем большую часть времени говорил Костян, и почти все о новой заказчице, которая весь замер строила ему глазки. И плевать, что у нее муж полкан да она на десять лет старше супруга.
Но мне даже нравилось слушать друга. Потому что это был тот самый, старый, Костян, который делился всем, что его волновало.
Сажая меня в такси, он даже хлопнул по плечу, заверив, что «если че, звони в любое время». Собственно, я был уверен: если наберу Костика, он действительно примчится на помощь, даже если по улице будут ходить инопланетяне, а с неба – лить огненный дождь.
Конечно, был вариант сделать Костяна помощником, ну, или как там у рубежников это называется – приспешником? Только если вспомнить, что приключилось с Наташей, пока Инги не было, то сразу понимаешь: не стоит. Ведь на него начнут сыпаться все шишки, которые адресовались мне. И жизнь правда станет чуточку (очень сильно) тревожнее.
Хотя друг точно будет доволен. Для Костяна синоним кошмара – это «скучная семейная жизнь». Он за любой движ. Вот только я – нет. И если Костяну будет безопаснее оставаться в полном неведении, то так тому и быть.
Особняк Инги находился почти за городом. И надо сказать, снаружи не отличался каким-то исключительным богатством. Скажу больше, не выделялся среди прочих домов зажиточных господ. А райончик тут был именно такой.
Я даже не смог разглядеть снаружи оранжерею, или зимний сад – не знаю, как правильно. Хотя учитывая, что потолок там был стеклянным, его нельзя не заметить. Магия? Не просто возможно, а скорее даже, вероятнее всего.
Выйдя из такси, я почувствовал множество печатей. Только они теперь не давили, а висели в воздухе. Их можно было сравнить с потрескиванием электричества. Если какое-то время находиться рядом, то постепенно перестаешь обращать внимание. Ну да, я же принес клятву быть «хорошим мальчиком» и не делать гадости хозяйке этого дома. Как и она поручилась в моей безопасности на территории особняка.
Я нажал на кнопку видеодомофона, и довольно скоро дверь открылась. В этом плане Инга была примером для подражания. Я понимал, что, вполне вероятно, она старше даже Васильича, но рубежница интересовалась всеми техническими новинками чужан. Это же она, помнится, подсказала мне про смену номера и отслеживание через телефон.
К слову, Васильич! Вот о чем следовало еще уточнить у Инги. Ведь она обратила внимание на моего соседа. А я тогда и не чухнул даже. Сразу поняла, что он не простой тип?
– Привет, – встретила меня Наташа. – Все хорошо?
– Вполне. Ты у Инги живешь, что ли?
– Нет, но в важные дни приходится быть почти двадцать четыре на семь.
– А сегодня важный день? – спросил я.
– Конечно, – удивилась Наташа.
Я все не сводил взгляда с нее, почему-то мысленно раздевая свою знакомую и вспоминая недавнее пробуждение. Вот Митя, гад, теперь я всегда буду помощницу Инги голой представлять. Черт, кстати, промахнулся, грудь у реальной Наташи была чуть меньше. Нечисть любит все преувеличивать.
О том, что сегодня действительно важный день, я узнал спустя минуту, когда в гостиную вышла Инга, одетая в какое-то то ли платье, расшитое драгоценными камнями, то ли мантию. Она придирчиво оглядела меня, изогнув тонкую бровь. И спросила только:
– Ты правда собираешься ехать на аудиенцию к воеводе так?
Глава 2
Я ожидал самых жестоких кар, которые многие просвещенные женщины называют «не сопротивляйся, я из тебя все равно человека сделаю». Как правило, все начиналось с того, что тебя заставляли носить то, что тебе не нравилось. Потому что твоя любимая футболка «мешком висит» и «больше белые цвета пойдут, а не эта кислотная хрень».
Следом запрещали грызть ногти, учили поддерживать порядок в комнате, любить раф на кокосовом молоке и выставки современного искусства, где тебя приобщали к высокому и труднообъяснимому. И в конечном итоге хвастались, как вчерашний слесарь Семен стал тонким ценителем вин и живописи в стиле неоклассицизм.
На самом деле, конечно, не стал. Просто Сема, в лучших традициях эволюции, понимал, что жить как раньше не получится и надо срочно мимикрировать под своего во враждебной окружающей среде. Можно ли сказать, что он стал новым человеком? Да. Только этот новый самому Семену очень не нравился. И больше всего Сема любил, когда угадывалась возможность позалипать перед теликом с бутылочкой пенного, а не с кислятиной вроде «Шато Лагранж», которое нахваливает Вика.
Как оказалось, у Инги хватало мудрости не мучить меня. Видимо, она если не знала, то догадывалась: нормальный человек из Матвея Зорина едва ли получится. Глядя на меня, становилось ясно: в моем распоряжении две пары джинсов – вот эти и порванные. Причем последние не выбрасываются, на всякий случай. К примеру, вдруг износ нормальных станет настолько критическим, что придется на разок надеть те, старые.
– Возможно, так будет даже лучше, – сказала она после долгого придирчивого осмотра, словно перед ней был не рубежник, а телевизор 8К, демонстрирующий фильм эротического содержания. – Есть в этом какая-то непосредственность, естественность даже. Пусть воевода видит, что ты сам по себе и за тобой никто не стоит.
– А кто за мной стоит? Я же русский, со мной только Бог и все такое.
– Не шути. Держись скромно.
– Я и так очень скромный.
– Тогда еще чуть скромнее. И молчаливее.
Портсигар в кармане чуть задрожал, и я услышал нечто вроде сдавленного смеха. Я думал, бес должен защищать своего хозяина, а не тащиться, когда его чихвостят.
– Пойдем посмотрим, что там с твоей рукой.
Как оказалось, в ее кабинете было уже все готово. Лежали открытые баночки с какими-то мазями, длинные широкие листья, названия которых я не знал, бинты. Инга сноровисто и быстро разрезала старую повязку, а затем сняла потерявшие цвет листья, уложенные сверху.
И моему взору открылось жуткое зрелище, душераздирающее. Рука была похожа на разваренную сосиску, которая полопалась и ее старательно сшили обратно. К слову, сшили весьма аккуратно, мелкими стежками. Что-то мне подсказывало, что этим тоже занималась рубежница.
Инга кивнула сама себе, словно нечто подобное и ожидала увидеть. Затем намазала конечность двумя видами мази и снова обложила листьями, только теперь свежими.
– Эта трава с Изнанки, редкая. Пара дней – и рука будет как новая. Самое главное, не мочи ее. Затем снимем швы, и все.
– Еще скажи, что даже шрамов не останется.
Рубежница посмотрела на меня серьезно.
– Я не волшебница. Шрамы останутся, но целостность руки не повреждена, и пользоваться ею ты будешь и дальше. А это главное. Теперь пойдем, нас уже ожидают.
Инга приподняла полы платья (или мантии-шторы, в которую была укутана) и будто выпорхнула из кабинета. Пришлось сильно спешить, чтобы догнать ее. Чего у рубежницы не отнять, так это умения подать себя. Даже сейчас, в этом странном одеянии, она выглядела… маняще, что ли… Эдакая женщина-загадка.
Наташа, ожидающая нас у машины, к слову, тоже приоделась: строгий брючный костюм и небольшие каблуки. Оружия я не заметил.
– Держись естественно, не ври, – продолжала напутствовать Инга, когда машина тронулась. – Он почувствует ложь. Скажи как есть: не знал, что делать, и беспокоился за свою жизнь. Как выяснилось, беспокоился не зря. Не волнуйся, теперь все пройдет нормально. Воевода поймет, что ты важен для него.
Что значило именно это «теперь», я не спросил. Меня интересовал совершенно другой вопрос:
– Как воевода это поймет?
Моя замиренница загадочно поглядела на меня и слегка улыбнулась, будто я рассказал ей старую шутку, которую она и так знала. Я же решил не сдаваться. Если не хочет отвечать на этот вопрос, пусть раскроет секреты относительного другого момента.
– Инга, когда ты приехала ко мне домой, то спросила, что за пожилой мужчина со мной.
Рубежница промолчала, лишь кивнула.
– Ты его знаешь?
– Нет. Он похож на очень старого знакомого. Но твой сосед не может быть им.
– Почему?
– Тот человек жил на Изнанке. И давно.
– И что? Может, БАДы, там, израильские какие или физкультура… Китайская дыхательная гимнастика…
– Люди с Изнанки очень крепкие, но живут еще меньше наших чужан. Но самое главное, он бы попросту не смог оказаться здесь.
– Почему?
– Кто может перевести на Изнанку и обратно?
– Чуры, – сдал я первую часть ЕГЭ по тайному миру.
– А кого водят чуры?
– Кто заплатит серебром и поделится хистом.
Инга поглядела на меня с таким видом, вроде – видишь, сам все сказал. Но поняла, что я не догнал, поэтому ей пришлось объяснять:
– Чуры водят рубежников. Только мы можем быстро восстанавливать хист после переходов туда и обратно. Даже для сильной нечисти подобное может вызвать определенные проблемы, поэтому из них редко кто суется туда. А люди Изнанки – они крепкие, сильные, но хиста в них – кот наплакал.
Я же уцепился за слово «сильные». Потому что именно под эту категорию Васильич очень хорошо подходил.
– И что же, за все время никто из чужан Изнанки не переходил сюда?
– Нет, никто, – помотала головой Инга. – Понимаешь, Матвей, тот мир очень суров. Если появится прецедент, что кто-то окажется здесь, наш мир наводнят изнаночники. А среди них много весьма специфичных товарищей.
Для меня было новостью, что на Изнанке живут люди. Мне казалось, что это пустыня, в которой вообще ничего нет. А там, судя по всему, города и всякое такое. И Васильич по всем параметрам походил на того, кто мог оказаться изнаночником. Кроме одного нюанса – сюда попасть он попросту не мог. Интересно, можно ли подкупить чура? Все равно не бьется. Он же должен еще расплатиться хистом.
Особняк Инги располагался недалеко от Выборгского замка, возле которого мы и остановились, причем внаглую, вырулив на брусчатку. Инга подождала, пока Наташа откроет ей дверь, и вылезла наружу, после чего выбрался и я. А билеты надо покупать или у Инги и здесь блат?
Что интересно – вокруг сновали чужане, но все обходили и машину, и нас. При этом даже не понимали, что делают. Вот тоже хочу так своим хистом управлять, чтобы не задумываться о подобных мелочах. Все же Инга была сильным рубежником.
Мы проскочили дом наместника, поднялись по лестнице и проследовали мимо тюремной башни. Странное это было впечатление.
Последний раз я был тут еще со школьной экскурсией. И никак не думал, что доведется побывать в замке в такой странной компании. Однако весь спектр эмоций я испытал, когда мы добрались до какой-то двери. С обеих сторон висели две темные антрацитовые таблички на не менее темной стене.
«Государственный музей „Выборгский замок“». «Резиденция воеводы Выборга Его Величества Великого Князя Новгородского».
Сюрреализм в чистом виде. Дали и не снилось. Что любопытно, нас уже ждали. Худой вертлявый ведун с острым носом слегка кивнул рубежнице, и она ответила ему тем же.
– Давно тебя не видел, Инга, даже на Подворье не заходишь. Все хорошеешь.
– Спасибо, Федя. Нам назначено.
– Да знаю, знаю. Этого, – он бесцеремонно ткнул на меня, – воевода давно ждет. Смотри-ка, амулетом прикрылся, и не разглядишь сразу.
На этом с приветственными словами было покончено. Мы вошли внутрь, только до экспозиционного зала не добрались. Свернули куда-то в сторону, потом спустились по винтовой лестнице, прошли несколько длинных коридоров и оказались возле массивной дубовой двери с расставленными в два ряда стульями.
– Я это, типа, доложу, – извиняющимся тоном сказал Федя и скрылся за дверью.
– Неприятный какой, – признался я.
– Федя? Да нет, он незлобивый. С хистом, который ему достался, уж точно.
Портсигар призывно задрожал, будто привлекая внимание. А я только теперь догадался.
– Так это Моровой? У которого хист на смерть чужан завязан?
– Не только чужан, рубежников тоже. От тех промысла даже больше приходит. Значит, слышал о нем?
– Приходилось, – ответил я ей.
– Так вот, он выбрал самый мирный путь для своего промысла. Не то, что его предки. К тому же выглядит Федя, может, и неприятно, но человек неплохой, – она задумалась и все же добавила: – Для рубежника. Да, немного необразованный, простой как два рубля. Но его предшественник тебе бы понравился еще меньше, – Инга лукаво улыбнулась, а у меня внутри все похолодело. Потому что я понял, о ком она говорит. О Врановом. Ведь он до недавнего времени был таким же ратником, в смысле, стражником воеводы, как и Федя Моровой. Интересно, замешан ли в этом всем воевода? Инга когда-то не исключала такой возможности. И все же теперь мы здесь.
Мне очень не нравились эти политические игры. Хотелось, как и раньше, гонять с нечистью по лесу и обманывать лесных чертей, а не вот это все. Хотя, кто знает, может, после присяги воеводе все как-то изменится? Глядишь, в лучшую сторону.
Внутренний голос, который вел счет всем факапам, произнес нечто вроде «Ну да, ну да».
Вскоре вернулся Федя, причем не один. Его сопровождали еще два ратника, чуть сильнее Морового. Первого я даже рассмотреть не смог. Он как-то странно взглянул на меня, будто испугался, и выскочил наружу. Но привлек мое внимание другой ратник. Самый сильный по рубцам из всех двухметровый здоровяк с очень недобрым взглядом. Он не посмотрел на меня, а натуральным образом пригвоздил к полу.
Здоровяк сел сразу на два стула. А как еще? Если меня положить горизонтально да уполовинить, то как раз и получится ширина его плечей. Вот и жопа им под стать. Интересно, качается или от природы такой?
Видал я таких быков, которые просто на борще кабанеют. Нет, если бы не разглядел рубцов, то подумал бы, что такой же бывший бандос, как Петрович. Нос ломаный, вместо прически – ежик коротко стриженных волос. Разве что одежда нормальная, даже, я бы сказал, модная – черно-белые с тремя полосками кроссовки, серые джоггеры и широкая белая футболка. А, еще часы какие-то навороченные.
Моровой, в своих выцветших джинсах и растянутой майке, ярко контрастировал со здоровяком. Я думал, что у ратников какой-то дресс-код есть, кольчуги или что-то такое.
Федя меж тем обратился к Инге:
– Там воевода, типа, ожидает тебя, – он заметил, что я собрался присоединиться к рубежнице, и остановил взмахом руки: – Пока только Ингу.
– Не волнуйся, я скоро, – сказала она.
Угу, понимаю, перекрестный допрос. Сейчас воевода сначала будет расспрашивать Ингу, а потом уже меня. И если найдет несовпадения, то кто-то получит по глупой рубежной морде. Хотя нет, какая-то паранойя. Мы же вместе приехали, захотели бы о чем договориться – договорились бы.
Хорошо сказать, «не волнуйся». Именно теперь я задергался еще сильнее. Да и рубежники в «предбаннике» особого успокоения не добавляли. Повезло, что третий, которого я даже толком рассмотреть не успел, покинул эту теплую компанию. Мне хватало этих двоих. Что интересно, глядели они в разные стороны. Великан рассматривал меня, а Моровой пялился на задницу уходящей Инги.
– Эх, хороша! – сказал Федя, как только дверь закрылась.
– Тебе не светит. Да и старовата для тебя Травница.
– Хер это… типа… возраста не ищет, – ухмыльнулся Моровой.
– А еще говорят, что этот хер порой заводит в такие места, куда бы ты в другое время и с пистолетом не пошел, – контраргументировал здоровяк.
Они разговаривали, при этом один старательно не смотрел на меня, а другой, напротив, не отводил взгляда. Вообще это напоминало что-то вроде проверки в тюрьме. Я сейчас должен был что-то не то сделать, чтобы меня зашкварили. Или сказать.
Я же сидел как мышка. Нет, это был не страх, скорее жесткое любопытство. К примеру, я узнал, что у Инги прозвище Травница. Судя по оранжерее, его дали совсем неслучайно. А еще понял, что ратники воеводы – не какие-то крутые рубежники, а скорее Костян на минималках. В плане отношений с девушками.
– Ты откуда сам будешь? – наконец спросил здоровяк у меня.
– С Ленинградского шоссе, – ответил я не задумываясь.
– А там что?
– Роддом.
– Я смотрю, ты шутник. Тут таких не любят, – здоровяк угрожающе улыбнулся.
– Я уже понял. Тут больше любят женщин. Но исключительно в платоническом плане и больше обсуждать, когда их нет.
Моровой весь подобрался. Да, видимо, зря я так. Если он в этой парочке «добрый полицейский», то дело принимает дурной оборот. Мне почему-то подумалось, что трогать меня не будут. По крайней мере, до аудиенции у воеводы.
С другой стороны, нельзя спускать, когда на тебя откровенно бычат. Думал, что испугает меня своей антропометрией? Нет, внушительно, ничего не говорю, но и не таких обламывали. Я юркий. В тесноте коридора это будет даже на руку.
Я уже почти решил, куда буду бить, когда здоровяк ломанется на меня. Благо, не пригодилось. Рубежник неожиданно рассмеялся и хлопнул себя по колену.
– Смотрю, тебе палец в рот не клади.
– Я думаю, что класть мужчине палец в рот – это вообще так себе идея.
– Хорошо, – заржал здоровяк. – Значит, из-за тебя Вранового вне закона объявили?
– Получается, что так.
– Ну, давай знакомиться. Саня Печатник. Как хочешь можешь звать. Либо Саня, либо Печатник. На все откликаюсь. Это Федя. Моровой.
Что интересно, руку он не подал. Ну да, среди рубежников это было не принято.
– Я Матвей.
– А прозвище какое?
– Прозвище…
– Его либо по хисту дают, либо сам придумываешь, если успеешь, – вновь хохотнул Саня, и его могучие мышцы затряслись. Складывалось ощущение, что у него истерика. Либо Печатник очень смешливый.
– Я Матвей, можете звать Бедовым.
– Ха, Бедовый. Идет!
– Мужики, а вы… вы почему о своих хистах так запросто рассказываете? Ведь, как я понял, Печатник – это из-за связи с печатями. Да и про Морового слухи даже среди нечисти ходят.
Федя за все время не произнес ни слова. Лишь переводил взгляд с меня на Саню и наоборот. Как зритель теннисного турнира. Вот я и определил, кто в этой компании главный.
– Так-то оно так. Только мы ратники у воеводы. И многие нас знают. Да что там, почти все в Выборге. Потому пригляд за нами пристальный, а шила в мешке не утаишь. К тому же мы у воеводы на службе, и бояться нам вроде бы нечего. Кто против Илии, а почитай, и против князя пойдет? – Он сделал многозначительную паузу, а Федя согласно кивнул. Мол, никто. – Мой хист завязан на создании печатей и разрушении чужих. Притом так напрягаться приходится, будто поезд за собой таскаешь. Потому и здоровый такой. До хиста был глиста, как ты.
