Все разом вскочили с мест и повалили прочь. Оказалось, горит еще дом. На сей раз мы то зрелище застали. Огонь был страшный. Ревело пламя ненасытное, кидало в пасть свою все, до чего могло дотянуться. Кричали женщины, плакали дети. Все сбежались на пожар. Кто с ведрами, расплескивая половину воды еще по дороге. Кто просто стоял как Демьян, схватившись за голову. Мы с Богданом глянули друг на друга и сразу все поняли. Молча двинулись в сторону Стылого озера.
Шли снова по тишине и прислушивались к каждому шороху. Долго шли, пока не заметили снова огонек вдалеке. На сей раз никто не бежал. Аккуратно подобрались поближе, почти к самой воде. В ее глади, там где самая глубина, отражался ровный свет огонька. Вдруг увидели какое-то движение в стороне.
Кто-то шел у кромки озера. Подошли поближе и спрятались за деревьями. Шла там барышня. Молодая, тощая, будто из еды у нее одни сморчки сушеные. Волосы длинной копной рассыпаны по плечам.
– Стой! – закричал Богдан, когда она по колено зашла в воду.
Я бросился за ним и догнал, когда он уже натягивал тетиву лука, целясь прямо в огонек на середине озера. Он не попал. Я хотел схватить Олесю, которая в воде была уже по шею, но Богдан удержал меня, крепко перехватив поперек туловища.
– Утонешь, дурень!
– Скорее, – кричал я, – надо ее вытащить, ведьма нам поможет.
– Нет у нас больше ведьмы, – прошептал Богдан и потащил меня обратно к деревьям.
***
На утро все скорбели о сгоревшем доме. На сей раз умер и хозяин – он первым ушел с генделика как узнал, что историй я рассказывать в тот вечер не буду. Пришел домой и уснул. Говорят, что хотел закурить перед тем, поджег папиросу и его сморило. Такова была общественная версия событий. Но мы знали правду.
Оставалось еще две стрелы. Больше нельзя было допустить нового пожара. Раз оно начало забирать и жертвы, значит аппетиты его росли. В селе поползли разговоры. Кто-то верил в историю с папиросой, а кто-то настаивал на нечистых силах. Стали собирать отряд добровольцев, чтоб с огненными бесами бороться.
– А они их видели, тех бесов, – бурчал Богдан и точил свои стрелы.
Демьян, брат его, на то только фыркал и говорил, что в герои только дураки лезут, которым жить надоело. Но на собрание для организации дружинных отрядов пошел вместе с нами.
Там все в основном гнули грудь колесом и кичились своими подвигами. Кое как решили, кто в какую очередь пойдет в обход по селу. Обходы решено было делать каждую ночь как стемнеет и дежурство длилось до утра. Наша с Ситарами очередь была через неделю.
Как ни странно, до той поры все было тихо. Слишком тихо. Настолько, что мне это не нравилось. Что бы не посылало проклятую птицу – оно притаилось и ждало. Нас.
В ночь дежурства мы собрались у дома Ситарей. Богдан взял с собой стрелы, а Демьян нож. Оба считали друг друга глупцами. Я шел за компанию.
Поначалу ничего не происходило, но я чувствовал сердцем и печенкой – что-то будет. Ближе к полуночи оно случилось. Забил церковный колокол. Пожар начался там. Сбежались, казалось, все Куличи. Снова ведра, крики. Подоспели другие дружинники и стояли в стороне. Суета творилась невообразимая. Кто-то сказал, что внутри остались люди. Поп и его семья. Стали говорить, мол не могли, их видели где-то в другом месте.
И тут поповский сынишка Миколка, который про жар-птицу первый сказал, вылез на крышу. Все стали кричать, чтобы прыгал, но мальчонка, видать, боялся высоты больше, чем пожара. Огонь подбирался к нему все ближе и почти лизал пятки. Богдан натянул лук во второй раз и выстрелил в крышу. Та перестала гореть и пламя, будто пристыженное, сошло на стены.
– Прыгай, – закричал он, подбегая ближе.