Манипулятор. Глава 006 финальный вариант

Я глянул на отца, тот ходил за мной следом, но скорее формально, с застывшим на лице безразличием. Наверное, в тот момент мои ощущения и оформились в непреложный факт и были осознаны – отец к нашему общему делу относился равнодушно. Я внутренне горел работой, отец нет. Он выполнял свою работу машинально, без интереса. Я ощутил себя дураком. «Как идиот, шарю по этим витринам в поисках того, чего я и сам не знаю, но я смотрю, ищу, мне интересно, хочу что-то найти тут, не знаю, чего именно, но чувствую, что поступаю правильно, а он…», – начали роиться в голове обидные мысли. Я не хотел себе в них признаваться. Но чем дольше я наблюдал за отцом в торговом зале «Родного края» и вспоминал былые схожие ситуации, тем яснее убеждался в неприятном факте – отцу было безразлично. Нехорошие мысли. Я затолкал их в самый дальний угол сознания, отвернулся, тяжело выдохнул и продолжил поиски.

Стоп!

Мысленный монолог об отце исчез из головы в миг!

Я остановился как вкопанный у предпоследнего стеллажа и не мог поверить своим глазам – на полке, среди тюбиков и флаконов стояла знакомая синяя бутылочка. Да-да, точно такая же бутылочка, какая была у торгуемой нами синьки, с похожей этикеткой, но другим названием. Я нашел то, что искал! В яблочко! Я быстро глянул на цену – она была очень низкой. Идеально, то, что надо! – засигналила интуиция, по телу побежала дрожь предвкушения. Едва сдерживая рвущиеся наружу волнение и ликование, я подозвал отца.

– О! – выдал тот, увидев бутылочку.

– Да, да, да, – сказал я негромко, пошел к девушкам, взял для отвода глаз прайс-лист, вернулся к стеллажу и записал контакты производителя. Наклонившись к полке и нацепив очки, отец все еще рассматривал бутылочку. Очки сползли на кончик его носа, делая отца похожим на какого-нибудь преподавателя института.

– Пошли, больше тут делать нечего, пора ехать, – добавил я так же тихо.

Мы вышли на улицу.

– Обалдеть! Ты видел!? – сразу прорвало меня, я принялся тарахтеть без умолка. – То, что нам нужно! Какой-то «Люксхим» в Краснодаре делает точно такую же синьку и дешевле! Прям как по заказу! На ловца и зверь бежит!

Мы сели в машину, пока отец заводил, в несколько секунд моя голова наполнилась невообразимым потоком мыслей. Я принялся лихорадочно просчитывать перспективы случайной находки. Мы поехали.

– Сколько времени!? – произнес я в нетерпении, тут же сам глянул на мобильник. – Пятнадцать двадцать три. Полчетвертого еще.

– Полчетвертого, – сказал отец.

– Интересно, до скольки они работают? До шести, как все, наверное. Мы еще успеем им сегодня позвонить, товар уже развезли, поехали домой! – тарахтел я.

– Ну, – запнулся отец с недовольным видом. – Ну, поехали, позвоним. Вечно ты торопишься. Куда ты летишь? Завтра позвоним. К чему такая спешка?

– А почему бы сегодня не позвонить!? – вытаращился я на него. – Чего ждать-то!?

– Позвоним, хорошо, позвоним сегодня, – раздраженно согласился отец.

Я глянул на него, и моя эйфория улетучилась, с налету разбилась о безразличие отца, о его скупость в эмоциях, о его раздражение моей радостью. Я почувствовал себя ребенком, которого родитель грубо одернул лишь за то, что тот сильно выражал свою радость и был чрезмерно счастлив. Я потух. Отвернулся и стал тупо смотреть в окно. Теплый приятный летний поток воздуха дул мне в лицо и за спину. Я высунул наружу правую руку, поставив локтем на опущенное стекло, и стал ей ловить встречный поток воздуха. Сжал пальцы, образовав ладонью подобие крыла. Воздух ударил в ее плоскость и мигом подкинул руку вверх. Я положил ладонь горизонтально, рука упала ниже. Я создал угол наклона, рука взмыла. Глупо, но я игрался как незаслуженно обиженный ребенок. Хотелось, чтоб обида скорей ушла, и я прогонял ее простой детской радость. Я изменял наклон ладони, и рука снова, то взмывала, то падала. Так я берег радость своих ощущений от жесткого и сухого восприятия действительности отцом. «Сейчас доедем и позвоним», – думал я, щурясь от удовольствия.

В начале пятого мы были дома.

– Па, звони! – сказал я, едва успев разуться и чуть не столкнувшись в коридоре с матерью. Она преподавала детям танцы в центре детского творчества, и последние пару лет работы у нее стало совсем мало. Платили за нее, естественно, мало. И это сказывалось на состоянии матери. С каждым годом она становилась все более раздраженной, грубее в выражениях и срывалась в скандал по малейшему поводу. Отцу доставалось гораздо больше, чем мне. Я не понимал, в чем причина их взаимной нетерпимости, чувствовал, что истоки ее уходят очень глубоко. Наблюдая за нами, мать застыла в коридоре, ушла на кухню. «Настроение плохое», – отметил я и прошел за отцом в его комнату. Отец сел подле телефона и стал набирать записанный мною номер. С открытого балкона в комнату текла августовская жара, я прошел на балкон, сел на нагретый солнцем диванчик, закурил, высунулся на улицу – красота, лето, тепло!

– Нет никого. Никто трубку не берет, – сказал отец, заходя на балкон, садясь рядом и тоже закуривая. – Наверное, ушли уже все.

Я слегка расстроился. Хотелось поскорей получить прайс-лист. Я затянулся.

На балкон зашла мать.

– Что, бизмисмены!? – произнесла она радостно, взяла лежавшую тут же отцовскую пачку сигарет, выудила одну себе и отбросила пачку обратно. – Дела не идут!?

Снова хотела задеть, такие особенности я уже знал наизусть. Подобные набеги у матери случались волнами. Пока мы суетились на «двойке» – числились у нее в «бизмисменах», которые ничего не могут, в отличие от других «которые и дом построили, и машины у них крутые, и жены не работают». Болезненные укоры матери били в неопровержимые факты, возразить было нечего – мы стоически их выслушивали. Первое время я не замечал ее нападок. Позже они стали меня задевать. Покупка «газели» вызвала у матери растерянность, и на время провокации прекратились. Но через пару месяцев все вернулось на круги своя.

– Да почему не идут!? – сказал я, буркнул, отвернувшись к окну. – Идут.

– Идут!? – вцепившись в отца взглядом, мать стояла посреди балкона и мяла пальцами сигарету. – А ты чего, старый, молчишь, а!?

– Идут дела, идут, – прозвучал настороженный голос отца, я почувствовал, как его желваки напряглись. – Иди, давай.

«Это ты зря сказал», – понял я промашку отца. Мать ее и ждала, провоцировала, ждала нужного слова, чтоб зацепиться.

– Ты мне не идикай, давай! – вспыхнула она спичкой. – Понял!? Ты!!

Мать, сцепив зубы, нависла над сидящим отцом.

– Тоже мне нашелся, бизмисмен сраный! Все мечтаешь, сидишь, никак не разбогатеешь! И никогда у тебя ничего не будет, вот посмотришь! Потому, что все люди как люди – и деньги зарабатывают, и детей и жен содержат и машины себе понакупили, а ты сидишь, жлоб, каждую копейку считаешь, все складываешь их куда-то! В гроб, наверное, с собой заберешь! – несло ее. Если мать прорывало, то несло безостановочно. Она быстро успокаивалась, если не отвечать на ее выпады. А не отвечать было тяжело. Я хорошо понимал отца и знал, что если тоже что-то скажу, то такие же слова будут сказаны и мне, но чуть с меньшей ненавистью.

– Ма, да хорош тебе! – я встал и направился мимо матери в свою комнату.

– Ты мне рот не затыкай, папин сыночек!! – взвилась она вмиг. – Сидишь тут у него на шее, пристроился! Я давно говорила, шел бы работать куда-нибудь! Нет, околачиваешься тут, при папочке своем любимом! А мать так, прачка! Постирай, пожрать сготовь! И все! Только за этим мать нужна!

Я обернулся, невыносимо хотелось сказать гадость в ответ. Мать стояла и именно этого и ждала. Она будто питалась плохой энергией. Ссоры случались регулярно, после них мать довольная удалялась в свою комнату.