Мой ревнивый муж

Глава 9. Обыск

Это началось как игра.

Максим вроде бы решил, что не будет этого делать. Но…

Сон не шел, а деть кипучую энергию было некуда. В общем, он решил немного покопаться на полках комода. Самую малость!

Максим уже обыскивал спальню раньше – в ночь, когда Полина попала в больницу. Но посчитал за лучшее начать именно оттуда, ведь мог что-то пропустить.

После комода руки сами потянулись к шкафу, прикроватным тумбам – и пошло-поехало.

Процесс захватил его, как это обычно бывало.

По долгу службы Максиму доводилось проводить обыск не раз и не два, он по праву считал себя в этом деле профи. Мог с лету отыскать заначку с запрещенными веществами, а однажды умудрился обнаружить в старом кондиционере тайник, где спрятали орудие преступления.

Вот и теперь он подошел к делу основательно. Выгребал с полок их с Полиной вещи не как хозяин дома, а как профессионал. Холодным цепким взглядом сканировал помещение вдоль и поперек, выискивал возможные тайники.

После спальни он перешел в гостевую на втором этаже, кабинет, будущую детскую. Перешел на первый этаж.

Он сам не знал, что искал. Клочок бумаги с записями, подозрительный чек или таблетки, использованный презерватив… Хоть что-то, что могло бросить тень на его отношения с Полиной.

Максим закончил обыск к пяти утра.

Оглянулся на все, что сделал… И ужаснулся.

Каждая комната в доме выглядела так, будто здесь побывали вандалы. Вещи из шкафов вывалены, подушки раскиданы, постельное белье смято, матрац перевернут. По полу валялись книги, документы.

На первом этаже все еще страшнее, ведь он даже выпотрошил крупы из кладовки.

Что он выяснил в процессе обыска?

Лишь то, что вконец обезумел…

Поехал крышей, чокнулся, слетел с катушек. Как еще объяснить то, во что он превратил свой дом? Их с Полиной дом! Полный ее и его вещей, кусочков их жизни, что теперь были разбросаны по полу.

Ничего подозрительного он так и не нашел. Следовательно оправдания его действиям не было никакого.

А ведь Полина завтра вернется. Точнее, уже сегодня!

Жена заметит, что он натворил, сколько бы он ни старался все прибрать.

Что она о нем подумает? Как он ей это все объяснит?

«Прости, Полина, я должен был убедиться, что ты не гулящая дрянь, как моя мать…» – единственное объяснение, какое приходило ему на ум.

Паршивое объяснение.

Максим никогда не говорил с Полиной о матери, он вообще ни с кем о ней не говорил. Ибо эта женщина не стоит даже того, чтобы о ней хоть иногда думали.

У Максима было не так уж много воспоминаний о матери. Их и не могло быть много, ведь она ушла из семьи, когда ему было четыре.

Он помнил, как ему было приятно, когда она его обнимала. Помнил, как она готовила ему блинчики по выходным, поливала их клубничным джемом, который варила сама.

«Кушай, мой золотой, для тебя старалась», – говорила она ему, подкладывая новую порцию тонких сладких кругляшей.

«Я тебя люблю и обожаю!» – врала она ему каждый день, когда отводила в садик.

Предательница. Изменница!

Отец все ему рассказал, когда Максим подрос.

Мария Реброва, в девичестве Довлатова, через восемь лет счастливого брака с отцом Максима бросила его ради заезжего столичного бизнесмена и укатила в Москву. Хотела легкой жизни, денег. Ничего этого тогдашний простой служащий городской администрации ей предложить не мог.

Это теперь его отец зам мэра и, как многие думают, будущий мэр. А двадцать четыре года назад он был мелкой сошкой. Мария Реброва, не задумываясь, кинула его и двоих сыновей. Уехала без сожалений, даже ни разу не написала ни Максиму, ни его старшему брату Виталику.

Последнее воспоминание Максима о матери – как она укладывала его спать. Долго обнимала, шептала на ухо, что завтра его ждет приключение, настоящее путешествие, и что об этом путешествии никому нельзя говорить.

В ту ночь отец пришел поздно. Мать уже спала в родительской комнате, а маленькому Максу одному в детской совсем не спалось, особенно после обещания мамы устроить приключение. Он вышел в коридор, когда отец шел в спальню. Забыл про наказ мамы и все ему рассказал.

Приключения не случилось, к слову.

Наутро мать исчезла. Максим больше никогда о ней не слышал. Очень скучал поначалу, а потом уже не хотел даже вспоминать. Вырос, окреп, уяснил себе, что предательницы не стоят даже доброй мысли о них.

После исчезновения матери отец вскоре женился снова. Но и вторая жена не осталась с ним надолго.

Отец женился по новой раз в пять-десять лет. Но так и не смог создать крепкой семьи. Все жены рано или поздно уходили от старшего Реброва.

Максим так не хотел.

Ему не нужна была новая жена каждые несколько лет, он хотел чего-то постоянного, незыблемого.

Вот он и проверял Полину вдоль и поперек, чтобы лишний раз убедиться – она и есть его константа. Та, кто не предаст. А если она даже задумается об этом, он будет действовать на опережение. Не позволит ей разрушить брак.

Только вот каково было Полине от такого его отношения? Она ведь не имеет ничего общего с его матерью.

Она – чистая душа, а он истязает ее за грехи той, о ком и вспоминать тошно.

Так не пойдет, Полина заслуживает нормального отношения, ведь она ничем себя не запятнала. Она верна ему, хочет родить ему ребенка. Будет любить малыша, в этом Максим не сомневался.

Единственное, что требуется от Максима, – не испортить все окончательно.

Он ведь еще не успел этого сделать, правда?

Дико захотелось позвонить жене, однако на часах начало шестого утра.

Звонить Полине было поздно… Или рано? Как посмотреть.

Но и молчать Максим не мог.

Он открыл мессенджер, написал ей: «Прости меня».

В эти два слова он мысленно вложил много значений.

Прости, что вел себя как ревнивый псих.

Прости, что усомнился в том, чьего ребенка ты носишь.

Прости, что выпотрошил кухню, которую ты так любишь.

Способны ли два слова вместить столько значений?

Он посчитал, что да, вполне. Но потом все же добавил еще одно: «Люблю».

Походил еще немного и снова добавил: «Тебя и ребенка».

А потом Полина ему позвонила.

– Макс, что происходит? – спросила она взволнованным голосом.

– Ничего…

– Тогда к чему ты мне пишешь в такое время? Тем более такие вещи.

– Какие «такие вещи»?

– Ну… – она замялась. – Второе прости за два дня. Я аж спросонья глазам не поверила. Слушай, ты ничего там не натворил?

– Не-е-ет, – протянул он, с самым невозмутимым видом оглядывая весь тот беспредел, что творился в гостиной на первом этаже. – С чего бы я что-то творил, Поль.

– Хорошо… Макс, ты серьезно писал про любовь?

– Конечно. – Он даже кивнул, хотя она его кивка, понятное дело, не видела.

– Я тоже тебя люблю! Очень… – вдруг сказала она.

И на душе Максима мгновенно потеплело. В груди разлилась волна дикого, концентрированного удовольствия, как всегда бывало, когда Полина говорила ему о чувствах.

Он так разомлел, что даже пропустил то, что она сказала дальше. Уловил лишь последние ее фразы:

– Так, как раньше, нельзя. Нам надо серьезно поговорить, как-то поменять отношения, сгладить углы…

– Поменяем, сгладим, – тут же пообещал он. – Ни о чем не переживай, поспи еще немного, малышка. Тебе надо набраться сил. Вечером тебя заберу, и сразу начнем все сглаживать.

– Целую тебя, – ответила она.

В телефонной трубке послышался чмок.

– И я тебя, – сказал Максим.

На этом Полина положила трубку.

Максим еще немного постоял, поглазел на жуткий бардак, который сам же и устроил.

Он не знал как, но ему необходимо все привести в божеский вид к моменту, когда Полина вернется.

Единственным нетронутым островком в гостиной остался диван и кресло рядом. Максим подошел к креслу, где Полина так любила сидеть с книжкой, погладил ее подушку. Маленькая – тридцать на сорок, но ее самая-самая любимая. Набитая лебяжьим пухом, подаренная ее бабушкой. Наволочку для этой подушки жена сшила сама, даже вышила на бежевом шелке гладью букет сирени.

Пожалуй, это была единственная подушка в доме, с которой он не снял наволочку, не проверил. Все потому, что именно ее жена запретила трогать.

«Потому что ты – свин!» – объявила она ему когда-то.

А он всего-то пролил на нее томатный сок, пока смотрел футбол в гостиной.

Максим не собирался проверять эту подушку. Просто взял в руки, прижал к груди, как будто это Полина.

Внутри что-то зашелестело.

Нехарактерный звук для подушки, набитой лебяжьим пухом.

«Хочешь что-то спрятать – оставь это на виду», – вспомнил он главное правило, какому его учили при обысках.

Дольше не думая, Максим рванул молнию на наволочке, стащил ее и вскоре обнаружил, что в ткани, из которой сшита подушка, есть отверстие. Внутри кроме пуха определенно было что-то еще.

Засунул руку, достал.

Один листок, второй, третий… Десятый!

Всего их набралось двадцать семь.

Двадцать семь листков, вырезанных из тетради в клетку. Каждый лист – отдельное письмо.

«Здравствуй, мой Великан!

Надсмотрщик спит, а я пишу тебе, потому что очень скучаю.

Очень хочу опять к тебе сбежать, ты ждешь?»

Максим прочитал первое и позеленел.

Кто надсмотрщик – это ясно. А вот кто Великан?

– Стоп, это писала не Полина! – попытался он себя уверить.

Почерк похож, да. Но это не может быть ее рука, ведь она любит своего мужа. Любит же?

Максим помчался на кухню.

Среди вороха скинутых с полочек вещей нашел тетрадь, куда Полина записывала особенно понравившиеся рецепты из интернета. Стал сравнивать почерк.

Та же «д», витиеватая «б», аккуратные «о» и «а», тот же наклон, размер букв. Почерк у Полины был совершенно особенный, каллиграфический.

– Подделка! – упрямо взревел он.

Но кому это нужно? А даже если бы кто-то стал это делать, ну подделал бы одно письмо, два, в крайнем случае пять. Зачем напрягаться на двадцать семь листков? Это нелогично.

Максим положил письма на стол, сел и стал читать их одно за другим.

«Я так хочу тебя, мой любимый! Хочу прижаться к тебе всем телом, шептать тебе на ухо, как ты мне дорог, как нужен…»

Дальше больше.

В письмах описывались весьма откровенные сексуальные фантазии. Как Полина хочет, чтобы Великан ее взял, что наденет для их тайного свидания, с каким удовольствием сбежит к нему от надсмотрщика.

Максим давился этими письмами. Читал и задыхался.

Все можно подделать: почерк, стиль… Но не словарный запас! Для этого как минимум нужно было забраться Полине в голову. Все это были ее слова. Сколько раз она ему говорила подобное, используя практически те же фразы. Разве что никогда не называла его Великаном.

В письмах упоминались события, даже времена года. Из чего он сделал вывод, что писались они многие месяцы.

Получается, его любимая верная девочка скакала на каком-то переростке чуть ли не все время, пока была за ним замужем?

Максим просидел на кухне много часов, изучая письма. На работу не пошел. Вообще никуда не пошел, поглощенный адским пламенем ревности, разрываемый болью предательства.

Двадцать семь ножевых ударов в спину.

После такого его чувство к Полине не подлежало восстановлению.

Она такая же гулящая тварь, как и его мать…

Один в один!

Как он умудрился жениться на копии той, кого всю жизнь ненавидел?

Время неумолимо шло. Перевалило за полдень.

Вскоре позвонила Полина.

Он взял трубку на автомате.

– Макс, мне сказали, уже можно собираться домой. Ты заберешь меня? – спросила жена.

Максим завис на этой ее просьбе. Забрать ее домой? После всего?

Впрочем, он хотел, чтобы она приехала. Хотя бы для того, чтобы посмотреть ей в глаза и спросить, что такого хренового он ей сделал, раз она так с ним поступила.

Пусть она постарается ему хоть как-то объяснить наличие в доме писем чужому мужику.

– Я вызову тебе такси. Жду дома, Поля.

Он положил телефон на стол и пошел искать для жены чемоданы. Они ей явно пригодятся, когда он выставит ее из дома с позором.

Глава 10. Ее письма

Полина собиралась домой и нервничала, сама не понимая почему.

Макс вызовет ей такси? Такого сроду не бывало, он всегда предпочитал забирать ее сам. Ведь мало ли какой попадется водитель.

Занят на работе? Может быть…

Или наконец пробует меняться? Больше ей доверять? Выбрал времечко, ничего не скажешь. Из больницы мог бы и сам забрать.

Но, наверное, так и лучше, по пути домой она придумает, что ему сказать. Собственно, она над этим думала целый день, даже разработала примерный план разговора.

Первое – пусть муж наконец прекратит сомневаться в ее верности.

Второе – она свободная и может ходить куда вздумается. Если ей вдруг захочется посидеть в кафе и немного поболтать с подружкой за чашкой кофе, она имеет полное право это сделать.

Третье – камерам в доме не место. По периметру двора – пожалуйста, для безопасности этого более чем достаточно, но не дома.

Четвертое – ночные подработки Максима. Ей они ужасно не нравились, да и он был бы в разы спокойнее, проводя вечера с ней, а не накручивая себя мыслями о том, что она могла делать в его отсутствие. Пусть лучше Полина устроится куда-нибудь на удаленку, вот тебе и дополнительные деньги на ребенка. Пока лежала в больнице, она уже нашла парочку приемлемых вариантов.

Интересно, он хоть на что-то из этого согласится? Она будет настаивать! И в этот раз она не позволит ему затуманить себе мозги сексом.

Ее до сих пор подъедала мысль о том, что должно было происходить в голове Макса, раз он поинтересовался, кто отец ее ребенка. Ведь он знает, что она ни за что не стала бы изменять!

Но, с другой стороны, он ведь не внезапно стал ревнивцем, верно? Он таким был изначально, хоть в последнее время ситуация значительно ухудшилась.

Да, возможно, она не очень мудро выбрала себе спутника жизни.

Да, периодами он мог быть по-настоящему невыносимым.

Но он любит ее! Это бесспорно.

До него в жизни Полины любви было чуть…

Не мужской, а вообще какой бы то ни было.

Своего отца Полина не знала совсем. Так сложилось, что ее мама поехала в столицу учиться. Закончила университет, да так там и осталась, устроилась на работу. Забеременела, родила без мужа. Но с маленьким ребенком как выживать в большом городе? Как работать? Вот она и приехала с новорожденной Полиной обратно домой. Оставила ее у бабушки и уехала на заработки, пообещав, что будет высылать деньги, а когда дочка немного подрастет, она непременно ее заберет.

Только вот мама Полину так и не забрала.

Каждый раз, когда она приезжала и Полина спрашивала, когда же мама возьмет ее с собой, у родительницы находились причины, чтобы этого не делать.

– Ты болезненная, в садик ходишь через раз, мне что, все время брать на работе больничные? Меня так уволят, – сокрушалась мама.

На самом деле Полина болела нечасто и исправно ходила в садик.

– Ты только пошла в школу, вот чуть окрепнешь, и… – К тому моменту мама уже даже не договаривала фразу про то, что когда-то ее заберет.

Полина окрепла, подросла, стала полностью самостоятельной. Но даже тогда у мамы нашлись оправдания, чтобы не забирать дочку:

– Зачем же тебе менять школу, здесь у тебя друзья, все знакомое…

Она твердила свои отговорки до тех пор, пока Полина наконец не прекратила спрашивать.

Все школьные годы она прожила с чувством, что не нужна маме. В старших классах узнала, что у родительницы новая семья, и окончательно поняла, что для нее там места нет.

А бабушка…

С бабушкой у нее были хорошие отношения. Максимально хорошие, какие только могли быть с чопорным, высокомерным завучем средней школы, которая не выходила из образа даже дома.

Бабушка ее кормила, одевала, зорко следила, чтобы Полина не вляпалась в неприятности. Ругала, потому что у внучки в попе шило. На этом, собственно, все. Никаких тебе обнимашек и прочих вольностей.

Временами Полине казалось, что она для бабушки – такая же обуза, как и для мамы. Хоть ей это никогда не говорили вслух.

Все изменилось, когда в жизни Полины появился Макс.

Она наконец почувствовала, что нужна, что важна. Любима! По-настоящему…

Первое романтическое чувство захлестнуло ее с головой, изменило отношение к жизни. Полина жила от свидания к свиданию. А потом, когда они с Максом поженились, она и вовсе дышала только мужем. Он подарил ей колоссальное количество любви.

Ей очень хотелось настоящую семью, детей. Чувства, что она важна, что ею не пренебрегают.

Именно поэтому Полина терпела все задвиги своего ревнивца. И именно поэтому она всеми силами постарается наладить отношения с мужем.

Сев в такси, Полина в очередной раз за сегодня достала телефон, открыла мессенджер, впилась взглядом в строчки, написанные мужем ранним утром.

Ей было безумно приятно получить от него извинения. Значит, осознал, что перешел границу. Значит, больше так не сделает. Но особенно ей было приятно его признание в чувствах. Макс был не слишком щедр на признания, оттого каждое из них было для нее ценным.

Когда машина подъехала к дому, Полина поторопилась выйти.

Скрипнула калиткой, прошла во двор.

Желудок заурчал от голода – надо бы поесть. Может, Макс купил к ее приезду чего-нибудь вкусненького. Или же она сама приготовит.

– Макс? – она позвала его, войдя в прихожую.

Прошла в гостиную и замерла на пороге, заметив дикий беспорядок, что там творился. Казалось, вещи валялись повсюду.

Муж сидел на стуле посредине комнаты и буравил ее молчаливым взглядом.

Полина подошла к нему и ужаснулась.

Глаза Макса были красные от полопавшихся капилляров, лицо бледное, небритое.

– Что происходит? – спросила она взволнованно.

– Это я тебя спрашиваю, что, мать твою, происходит? – гаркнул он хриплым голосом.

Полина опешила от резких слов мужа.

И тут приметила, что он держит в руках какие-то тетрадные листы.

– А ну, пойдем, – взревел Макс.

Схватил Полину под локоть и увел на кухню.

Когда она увидала, что там творится, ей стало не по себе. Все шкафы открыты, кастрюли стояли на полу, часть тарелок побита. Даже банки с крупами – и те раскрыты, а часть содержимого рассыпана.

– Что ты здесь искал? – спросила она ошарашенным голосом.

– Садись!

Он надавил ей на плечо, заставляя опуститься на стул.

Полина села в полнейшем обалдении. Вздрогнула, когда он кинул перед ней на стол ту кипу листов, что держал в руках.

– Что это такое, мать твою за ногу? – зарычал он, нависая над ней.

Полина наконец обратила внимание на листы.

Взяла первый в руки и побледнела.

«Мой любимый Великан, я давно тебе хотела сказать, что мечтаю заняться с тобой сексом на заднем сиденье машины. Давай сделаем это?»

Дальше Полина читать не стала, ибо и без того прекрасно знала, что там будет описано. Как знала, что было и в каждом следующем письме.

– О боже… – охнула она и прикрыла лицо руками.

Враз почувствовала себя голой, опозоренной, хотя сидела в свитере и джинсах.

Это были письма не для чужих глаз. Она никогда не хотела, чтобы Макс их видел. Это ее личное, глубоко интимное! Ее фантазии, мечты.

– Зачем ты написала эту гнусную мерзость? – спросил Макс с надрывом.

Надо же, для нее это сокровенные мысли, тайные желания. А для него – мерзость. Почему? Неужели Макс считает, что Полина не имеет права пофантазировать на бумаге? Что в этом такого уж плохого? Зачем так злиться, опошлять… Мог же просто спокойно спросить.

Полина поморщилась.

Зачем она их писала? Потому что очень скучала, потому что ей нравилось фантазировать о свиданиях, переживать все эти яркие эмоции.

Хотя правильнее было бы спросить не зачем, а когда…

Эти письма были написаны в период, когда Полина оканчивала школу, никакого секса в ее жизни тогда не было. Были лишь эти фантазии и редкие, до боли целомудренные свидания с Максом. Он ведь даже почти не целовал ее тогда.

Все, что Полине было доступно в тот момент, – вылить свои чувства на бумагу, что она и делала. Но объяснять все это мужу, когда он предъявил их ей с таким видом, совсем не хотелось. Как раскрыть душу тому, кто в нее только что плюнул?

– Макс, где ты их взял? – разозлилась она. – Ты что, полез в…

– Полез! – зарычал он. – Полез и нашел!

В этот момент Полине стало по-настоящему мерзко.

Он что, всерьез полез в бабушкин дом?

Ведь письма хранились у нее на чердаке среди прочего хлама. Аккуратно сложенные в стопочку, запрятанные в ее старые школьные тетрадки. Наверное, надо было их выбросить, чтобы уж точно никто никогда не увидел. Но она вложила в них столько сил и эмоций, что не поднялась рука.

Зачем Максиму понадобилось копаться в ее старых вещах?

Только она хотела это спросить, как он ее опередил:

– Кому ты их писала?

И тут она поняла, почему он такой злой.

Серьезно? У него еще стоит вопрос, кому она их писала? Он идиот?

Надо же, а адресат и не догадался, что письма были ему… Пусть Полина и не собиралась их вручать, потому что ей даже перед собой временами было стыдно за всю ту откровенность, которую выплеснула на бумагу.

Собственно, поэтому она и использовала в письмах прозвища. Чтобы бабушка, даже если она каким-то чудом найдет ее писанину, не поняла, про кого тут речь.

Но Макс-то как не сообразил?

По ее мнению, было очевидно, что Великан – это он. Надсмотрщик – бабушка, ведь ей изначально дико не нравилось, что Полина тайком бегала на свидания к мужчине намного старше себя.

Полина вгляделась в злое лицо Макса, пытаясь понять, не шутит ли он над ней.

А потом до нее дошло, к чему все это светопреставление – муж просто нашел еще один повод ее приревновать. Искал тщательно, перерыл весь дом, но даже на этом не остановился – залез к бабушке.

Только вот ее уже тошнило от того, что приходилось все время оправдываться без вины.

Больше она ни в чем оправдываться не станет.

Полина подскочила с места, вперила в мужа обиженный взгляд.

– Макс, ты сейчас грязными сапогами потоптался по моей душе!

Она думала, муж хоть немного усовестится, но оказалось, наоборот – он еще больше взъярился.

– Ты еще мусором меня назови!

– Как ты вообще мог залезть в мои личные бумаги? Ты перешел все границы! – Полина сжала кулаки.

– У тебя нет ничего личного! – прогремел он – Ты вышла замуж, и все твое личное на этом закончилось. Поэтому ты сейчас сядешь и подробно мне объяснишь, кому и зачем все это писала. А главное – почему не отправила? Такие письма… Отчего не порадовала любовника? Или вы фотографиями своих записок обменивались? Так типа романтичнее, чем эсэмэсками?

Он навис над ней со злобным выражением лица.

Казалось, сожжет взглядом, если она немедленно не начнет говорить.

Вот только Полине не хотелось признаваться в том, что все эти письма она писала ему. Он ей в лицо гнусные обвинения, а она ему в ответ любовные письма? Он их не заслужил! Да и какой смысл признаваться? Ведь все равно ей не поверит. Он уже сам все себе придумал, мысленно обвинил ее во всех смертных грехах и поверил в собственные обвинения.

Все, чего она добьется своим признанием, – это нового унижения. А их и без того за сегодняшний вечер было достаточно. За весь прошлый год достаточно!

К тому же с каких это пор терпеть унижение стало нормальным?

– Скажи, Макс, зачем ты сегодня утром извинялся? Чтобы потом рыться в моих личных вещах? Хотел отыскать, что мне предъявить? Зачем? Я ведь тебе поверила… Думала, ты вправду хочешь наладить наши отношения…

– Ни о каких отношениях между нами речи уже не идет, – проговорил он замогильным голосом. – Вы, бабы, мозгами изменяете в первую очередь. Потом уже телом… Мозгами ты изменяла мне постоянно, судя по письмам. Сколько раз ты мне изменила в реальности, Полина?

Похоже, все было именно так, как она и предполагала. Макс уже вынес ей вердикт, который обжалованию не подлежит. И даже если Полина сейчас бухнется перед ним на колени, станет рыдать, умолять ей поверить, она все равно останется для него изменницей.

Где она так ошиблась? Отчего посчитала, что этот псих ее любит? Разве так любят?

– Чей у тебя ребенок, Полина?

Этим вопросом он окончательно ее добил.

Нет, ей такой муж не нужен.

– Ребенок не твой, – покачала она головой. – Да, я тебе изменяла.

Когда Полина это сказала, Макс будто окаменел. Несколько бесконечно долгих секунд он стоял без движения, просто на нее смотрел, а во взгляде плескалось столько ненависти, что ей стало страшно.

Он ожил диким криком:

– Я подаю на развод! Пошла вон из моего дома! Чемоданы в зубы, и чтобы я тебя больше не видел!

А ей и самой уже очень хотелось сбежать от него подальше.

Не сможет она дальше жить с Ребровым. Она знать его больше не хочет.

– Я уйду, – кивнула она и тут же устремилась к двери.

Краем глаза заметила, как муж схватил стул. Успела испугаться, что этим стулом он собрался пришибить ее, но Максим обрушил его на стеклянные дверцы кухонного гарнитура.

Полина зажала уши, чтобы не слышать оглушающего треска и звона разбитого стекла. Устремилась в гостиную.

Схватила сумку, хотела броситься в прихожую, и тут наткнулась взглядом на чемоданы.

«Заранее собрал, гад такой! Подготовился!»

В этот момент она услышала новый треск и звон.

Кажется, Макс решил разбить все, что осталось на кухне целого…

Что ж, пусть бьет. Что кухня в сравнении с разбитой жизнью?

Полина поспешила в прихожую, сунула ноги в сапоги, схватила куртку. Надела ее уже на улице.

И побежала к единственной родной душе, которая, как она надеялась, ее примет.