Глава 30. Адвокат
Через два часа:
Влад
Маленькая, скрытная зараза! Неужели не могла объяснить мне, кто ее родственники?! Вот не зря она меня столько раз посылала, ой не зря… Предчувствовала, наверное, что этим дело кончится. Не слушал дурень, теперь получаю. Знай я, куда из-за Лизы встряну, триста раз подумал бы, надо ли оно мне. Хотя, надо признать, меня вряд ли кто-то смог бы остановить, а от Кареглазки и вовсе удалось бы оттащить разве что бульдозером.
Мысли о девушке позволяют ненадолго забыть о ноющих ребрах и челюсти, затекших конечностях и диком желании почесать кулаки.
Арестовавшие меня полицейские – долбоящеры, честное слово! Как только ни пытался с ними договориться! Но на контакт не идут вообще, зато поупражнялись на мне знатно…
Я заподозрил, что что-то не так, когда вместо того, чтобы отвезти в отделение, меня доставили в какой-то захолустный пригород, где на всю улицу три дома – и те пустые. Ни на один вопрос не ответили, отделывались лишь злобными ухмылками. Потом буквально затолкали в поросший плесенью подвал. Приковали наручниками к железному стулу, прочно ввинченному прямо в пол, связали ноги. В общем, даже двинуться толком не могу.
«Откуда в простом подвале ввинченный в пол железный стул, а? Откуда? Они тут постоянно казни устраивают, что ли?» – эта мысль сверлит мне мозг ровно до той поры, пока они не начинают разминать на мне свои кулаки.
В считанные минуты получаю по морде столько раз, сколько за всю взрослую жизнь не довелось.
– Вот так мы разбираемся с теми, кто лезет куда не надо! – после очередного удара полицейский трет ладонью свой кулак. – Скажи спасибо, что не пристрелили сразу!
А я только морщусь от боли и ни хрена сделать не могу. Хорошо, пресс у меня накачанный, защищает хоть частично. Однако лицо прессом не защитишь, к сожалению.
Морщусь от вкуса собственной крови и чувствую, как опухает левый глаз. Ощупываю языком зубы – хочу проверить, все ли целы.
«Ты мужик, а не баба, сын! Терпи и не смей жаловаться…» – любил повторять отец.
Паршивый совет, но всю свою жизнь ему следую, можно сказать, мой девиз. Умением доставать людей я овладел еще в глубоком детстве. Получал за свою жизнь немало, терпеть умею, однако грушей до сегодняшнего дня быть всё же не приходилось. Самое паршивое – не имею ни единого шанса защититься!
Когда место первого полицейского занимает второй, понимаю – останавливаться не собираются, а котлетой быть не хочу. Снова пытаюсь их убедить:
– Да не было никакого изнасилования! Не-было…
Матерюсь, снова схлопотав удар. Судорожно пытаюсь что-то придумать, только вот мысли, заразы, разбегаются в разные стороны, как тараканы, а в голове уже звенит не по-детски.
Пока меня сюда везли, я еще даже особо не нервничал, кретин! Попадать в ментовку мне не впервой. Точнее, по обвинению в изнасиловании, конечно, впервой, а за хулиганство – уже бывало.
После такого батя окрысился бы на меня надолго, выел весь мозг половником, но вытащил бы в считанные часы, в этом я даже не сомневаюсь. А вот из этого подвала он меня как вытащит? Никак! Учитывая, что о моем нахождении в оном и не узнает никогда.
Тут вдруг в подвал открывается дверь, и на пороге появляется жиртрест.
Но я даже ему уже рад, лишь бы прекратили рихтовать физиономию, очень уж она мне нравится такой, как есть, точнее была…
– Размялись и хватит… Свободны на полчаса… – он дает команду полицейским.
«Размялись?! Ну суки…»
Я сразу понял – он имеет над ними власть. Скорее всего, начальник, а значит, носит погоны, причем, судя по всему, не маленькие, раз такой наглый.
«Мда, повезло как утопленнику… Умудрился шпильнуть родственницу мента…»
Впредь у всех своих девок буду спрашивать, нет ли в роду кого в погонах. Если есть – на фиг мне такая девка…
Жиртрест кое-как спускается в подвал со своим костылем, садится на единственный свободный стул – не прикрученный к полу, между прочим! И машет передо мной битой…
– А вот и адвокат… – довольно ухмыляется он.
Я сплевываю на пол, морщусь оттого, что в моей слюне больше крови, чем самой слюны, и тихо шиплю:
– Вы, уважаемый, понятия путаете. Адвокаты защищают! А это орудие, с вашего позволения, уж никак на себя эту функцию взять не может…
– Умничать любишь, да? Ну сейчас проверим, правда умный или обычный балабол… А насчет этого… – он поигрывает битой, примеряясь к моим коленям. – Этот адвокат будет защищать… Только не тебя, а честь девушки, которую ты отнял!
Глава 31. Лиза на мою голову!
Тогда же:
Влад
– Я хочу знать, как же так вышло, что порядочная, воспитанная в лучших традициях девочка легла под такого козла! Как ты ее заставил? – жиртрест прищуривается и постукивает битой по своей ладони.
– Я ее не заставлял! – ору во весь голос в надежде, что где-то там за пределами этого гнилого подвала есть люди – авось кто услышит.
И уже сам факт того, что меня не затыкают, не требуют вести себя тише, показывает, что они не боятся быть услышанными. Это паршиво.
– Лиза воспитана по-другому! По своей воле она под тебя ни за что не легла бы!
– Да что за бред! Что значит «воспитана по-другому»? Ну да, было дело, отнекивалась, но они все поначалу отнекиваются… Потом еще добавки просят!
– Заткнись, падла! – лицо жиртреста превращается в злобную маску.
В который раз кляну себя за несдержанность, тут же перевожу тему:
– Кто она вам? Дочь?
– Племянница! Ты посмел обидеть мою племянницу! Вообще неважно, кто она мне! Семья – это всё, что тебе нужно знать! Ты умудрился нагадить моей семье, и ты поплатишься… Устанешь платить!
– Да, я с ней переспал, и что? – снова кричу в голос. – Двадцать первый век на дворе! Золотая девственница, что ли?
Жиртрест щурится, шипит в ответ:
– Девушка собиралась замуж…
«Замуж девственницей… Бред! Чистый бред! Кто сейчас так делает? А даже если и так, ну вот не случилось, что теперь, человека по подвалам мордовать, что ли?!»
Хотя… Если всё так, как он говорит, его понять можно. Всё же решаю не признаваться:
– Я лишь взял то, что предлагали, никого не насиловал!
Нутром чую, мой ответ бесит мента. Он пододвигается, хмурит рожу, снова начинает шипеть:
– Слушай сюда, придурок! Очень скоро мое терпение кончится, и я пущу в ход биту! Начну с твоих коленей, расхреначу так, что никакой хирург не соберет! Но даже на этом я не остановлюсь…
Невольно кошусь на биту, представляю, сколько вреда она может причинить, и меня всего аж подергивает от злости и беспомощности.
– Думаешь, тебе сойдет это с рук? – смотрю ему прямо в глаза. – Стоит мне добраться до людей…
– А кто сказал, что ты до них доберешься? Будешь упираться – живым отсюда не выйдешь! Я сломаю тебе каждую кость, какую только смогу. Остальное доломают мои ребята. А потом мы положим тебя в гроб, зальем цементом и выбросим в открытое море… Никто никогда не узнает, где искать твою могилу!
Смотрю на его раскрасневшуюся рожу и гадаю – пугает или правда может сделать что-то подобное? Человек просто так среди бела дня похитил меня из людного места и чувствует полнейшую безнаказанность. Его подельники, видно, совсем ничего не имеют против.
«Полный финиш… К кому я попал?!»
– Это не сойдет вам с рук! – пыхчу громче паровоза.
– А что ты сделаешь? – ухмыляется во всю ширину своей безразмерной хари жиртрест. – Будешь с того света навещать, пугать? И не таких крутили…
– Меня будут искать! Моя машина осталась на вашей стоянке! Не отмажетесь!
– А вот это вообще не проблема! Мои молодчики отгонят ее подальше, и всего-то!
Глубоко вздыхаю, крепко сжимаю за спиной кулаки:
– Есть свидетели, которые скажут, что я заходил в ваш отель! Не один человек! Несколько!
Мент уже начинает надо мной посмеиваться.
– И что? Зашел и ушел, к нам какие претензии?
– На входе в гостиницу висят камеры!
– Пустышки! – тут же пожимает плечами он. – Даже если кто-то догадается искать тебя в «Отличной», ничего не найдут!
Ведь он прав, сволочь такая! Прав, еще как прав!
У меня решительно заканчиваются аргументы, устало фырчу:
– Ты законченный псих!
– Не отрицаю… – он снова кривит губы в ухмылке. Не проходит и двух секунд, как возвращается к вопросу: – Всё еще будешь утверждать, что девка сама под тебя легла, или скажешь правду? Я хочу знать, как ты это сделал, и ты мне ответишь! Сам выбирай, до встречи с битой или после…
«Дело дрянь!»
Умом понимаю – как только правда выйдет наружу, этот утырок закатает меня в бетон с еще большим удовольствием, чем раньше, и всё же это будет потом, а бита… она сейчас…
Жиртрест словно слышит мои мысли, начинает замахиваться, и я кричу ему:
– Стой! Стой! Окей, я скажу! Я подкинул ей в шампанское наркоту с афродизиаком! Но я сделал это только потому, что хотел ее раскрепостить, она была очень зажатая до того, как… – затыкаюсь, чтобы не сболтнуть лишнего.
Присматриваюсь к реакции жиртреста. Признаться, я думал, после этой фразы он взбесится… Но он реагирует откровенно странно. Взгляд затуманивается, человек вообще теперь будто мимо меня смотрит, словно ему сменили программу. Морда становится немного блаженной, на лбу выступают капли пота, кожа активно краснеет даже на шее. Он ослабляет воротник рубахи, стремясь дать себе побольше воздуха, громко сглатывает и спрашивает, будто пьяный:
– Как это было? Расскажи мне детали! Все до единой! Она раскрепостилась достаточно для того, чтобы ты ее без помех поимел?
От таких вопросов подвисаю окончательно. Что-то совсем не похоже на речь любимого дядюшки, стремящегося защитить честь невинной девицы.
– Какие именно детали?
Тот с радостью поясняет:
– Что она говорила? Как сопротивлялась? Ей было больно?
«Он хочет, чтобы я рассказал, как мы трахались?!»
Меня передергивает от отвращения, а жиртрест, наоборот, очень разочарован моим молчанием. Ведет себя так, будто я прямо сейчас лишаю его удовольствия. Орет так, что до меня долетают его слюни:
– Твой трах стоил мне миллионы! И ты мне всё расскажешь! Каждую мелкую деталь вспомнишь! Так или иначе…
– Какие миллионы?! Ты вроде честь племянницы защищаешь, нет?!
– Теперь тебя заботит ее честь?! За девушку уже был заплачен калым! За девственную девушку, а ты, падла, ее испортил! И за это…
Крепко хватаюсь за спасительную идею:
– Так дело лишь в деньгах? Если так, мы можем всё уладить!
Мои слова немного приводят жиртреста в чувства, но он всё еще продолжает бесноваться:
– Каким образом? У тебя такого бабла не было, нет и не будет!
Однако мои слова заставляют его внимательнее ко мне присмотреться. Он сканирует взглядом мой внешний вид, в частности одежду, обувь. Видимо, решает, сколько стою.
– Вообще-то у меня батя не последний человек на этой планете! – тут же выдаю главный козырь. – Мы, Чаадаевы, между прочим, потомки старинного дворянского рода, деньги имеются…
– Да что ты мне лечишь… Тебе ни за что не собрать такую сумму…
На секунду притормаживаю.
– О какой сумме идет речь?
Мент прищуривается, смотрит на меня исподлобья и, сделав эффектную паузу, выдает:
– Двенадцать миллионов рублей!
– Ско-о-олько вы за девку хотите?!
От названной цифры мне резко плохеет. Даже вариант с битой уже не кажется таким ужасным по сравнению с тем, что мне сделает отец за потерю такой суммы. Ну, пол-лимона, лимон, ладно, два – это он через какое-то время забыл бы, но двенадцать лямов?! Я и без того у него вечный транжира и неудачник. Он мне всю жизнь будет их припоминать! Однако стоит мне отсюда выйти и рассказать бате о похищении, жиртресту конец. Капитальный и совершенно буквальный. Батя у меня мужик серьезный, шуток не шутит, нужных знакомых валом.
«Стоп, дурень! Рассказывать он собрался… А если отец узнает про наркоту?»
Что ж, в таком случае друзья смогут вволю наесться пирожков на моих похоронах. Эта тема для отца личная, навсегда закрытая, прощения за таблетки мне не будет. Лишит наследства! И к гадалке не ходи… Учитывая это, намного безопаснее будет промолчать про похищение, иначе он легко докопается до первопричины. Тогда как я аргументирую надобность в подобной сумме?
«Твою ж мать, Лиза на мою голову…»
– Что? Впечатлился? Впредь будешь думать, в кого хер совать! Или все-таки хочешь в цемент?
– Не надо меня в цемент… – качаю головой.
Глава 32. Души-близнецы
Тогда же:
Марисоль
Осторожно стучу в дверь кабинета мужа, слышу его грозное:
– Войдите!
Тихо проскальзываю внутрь, ставлю на рабочий стол поднос с кофе.
– Всё, как ты любишь… – шепчу тихонько и жду, пока взглянет на меня.
Я в его новогоднем подарке – гранатовых серьгах и колье. Надела красное платье с низким вырезом в надежде, что это сделает его хоть немного сговорчивее. Ведь он получает огромное удовольствие, разглядывая меня в ярких нарядах.
Но очевидно, сегодня не тот день…
Он едва меня замечает, глядит на поднос и хмурит брови.
– Здесь две чашки, Марисоль!
– Всё верно, одна для меня…
Хватаю ее и без приглашения устраиваюсь напротив. Улыбаюсь Авзурагу как можно ласковее. Он любит меня, знаю. Он на многое ради меня готов, но иногда просто не прошибаем.
– Я не изменю свое решение, Марисоль!
Пытаюсь проглотить это его заявление, но не могу. Оно встало поперек горла и безжалостно душит. Я полночи пыталась его разубедить, и всё зря.
– Ты не можешь позволить Улдану ее избить! Не можешь! – мой голос крепнет, из тихого шепота переходит почти в крик, хотя я знаю, что таким образом ничего от Авзурага не добьюсь. С ним можно только лаской… Но вот лаской после вчерашнего как раз и не могу.
– Лиза заслужила свое наказание, и она его понесет!
– Но ведь она не хотела…
– Хватит! – он громко стучит ладонью по столу. – Она согласилась выпить алкоголь с постояльцем! Лишь одного этого достаточно для наказания. Разговор закончен!
Отодвигаю кофе подальше, смотрю на него с обидой и изо всех сил пытаюсь удержаться, чтобы не зашвырнуть чашку в его упрямую голову.
– Ты не понимаешь, муж! Если ты позволишь этому случиться, Улдан не Лизу будет хлестать в подвале, а меня! Меня! Я буду чувствовать ее боль как свою! Ты хочешь меня избить? Ты хочешь меня искалечить?
– Довольно, женщина! – теперь он стучит по столу уже не ладонью, а кулаком.
Я вздрагиваю, понимаю, что перехожу все границы, но, пожалуй, впервые за нашу совместную жизнь не могу справиться с бурлящими эмоциями:
– Так и знай, если это случится, я больше не лягу с тобой в одну постель!
Не знаю, как эти слова вылетают из меня, не понимаю, как осмелилась… Кажется, только сделала хуже.
– Еще угрожаешь?! – лицо мужа искажается яростью. – Да как ты смеешь мне такое говорить?
– Я Асият не уберегла, а Лизу уберегу!
– Да как ты не поймешь, дура! – орет он на меня. – Ты не виновата в смерти сестры, и Лиза не Асият!
– У них души – близнецы! Она такая же добрая, ранимая… Я каждый день вижу Асият в Лизе. Ты не можешь позволить Улдану…
– Я тебе говорил, не привязывайся к ним! Говорил?! Это наказание и для тебя тоже! Пусть твое сердце наконец огрубеет… Пойми, если мы не добьёмся от этих девочек послушания, пиши пропало! Это сироты, которым без нас и надеяться было бы не на что! Мы воспитываем их, дарим им лучшую жизнь, и если они этого не ценят, им же хуже! А закрывать глаза на такое лютое непослушание я никогда не стану. Лиза получит свое, а ты будешь смотреть вместе с остальными! Это научит тебя держаться с ними на дистанции…
Последние его фразы для меня как удары кнута.
– Ты пожалеешь о своей жестокости… – шепчу одними губами.
Он слышит и отвечает так же жестко:
– Возможно, я пожалею, но научу тебя, как к ним нужно относиться… И только посмей отказать мне сегодня в близости! Ты принадлежишь мне, женщина! Ты, твое тело, всё, что на него надето, и даже твоя душа – моя собственность!
Сижу на месте ни рыба ни мясо. Я раздавлена его словами, прибита к месту. Меня будто уже и нет, а Авзурагу всё равно. Он склоняет голову над документами, меня больше не замечает. Нужно встать и уйти, а сил нет. Как в тумане слышу телефонный звонок, сбивчивый ответ Авзурага:
– Как это нашел жениха? Хочет возместить? Все одиннадцать миллионов? Это отлично, брат!
От его слов оживаю, снова начинаю дышать полной грудью, с надеждой смотрю на мужа и спрашиваю, едва он кладет трубку:
– Юрий передумал?
Авзураг смотрит на меня хмурым взглядом, словно решает, поделиться информацией или нет. Всё же удостаивает ответом:
– Парень, с которым Лиза согрешила, согласен покрыть наши потери…
– Значит, наказания не будет?
Этот мой вопрос он игнорирует, всё продолжает сверлить меня взглядом, а потом выплевывает:
– Если я еще хоть раз услышу, что ты выделяешь среди прочих хоть одну из дочерей, я прикажу выпороть тебя! Имей это в виду, Марисоль… А теперь иди и приготовь Лизу к отъезду!
Глава 33. Орел
Тот же день:
14:00
Влад
Умываю лицо холодной водой и всё еще не верю, что я снова в «Отличной», причем в том же самом номере, в котором останавливался в прошлый раз! Будь моя воля, ноги бы моей больше не было в этом гостеприимном курятнике. Но не могу же я пуститься в дорогу в таком состоянии! Голова гудит, ребра ноют, а на лицо вообще тошно смотреть. Словом, орел.
Левая сторона – один сплошной синяк, и глаз заплыл так конкретно, что обзор с этой стороны у меня весьма ограниченный. Как показываться в таком виде предкам, не имею ни малейшего понятия, а показаться придется, причем сразу по возвращении в Ростов.
Морщусь, вспоминая разговор с отцом по телефону. Я даже не знал, что он умеет так качественно орать. Хорошо, хоть не стал ерепениться, выручил. Иначе я сейчас умывался бы не водой, а собственной кровью.
Глотаю сразу две таблетки обезболивающего, запиваю водой из-под крана.
Слишком резко выпрямляюсь, чувствую – ведет, голова кружится. Хватаюсь за раковину.
«Нет, в таком состоянии за руль никак! Разве что до первого столба…»
А все-таки здесь не останусь…
Тут слышу, как в номере открывается дверь. Каким-то шестым чувством понимаю, кто зашел меня навестить. Оборачиваюсь к входу в ванную, вижу – не ошибся. Вскоре в дверном проеме показывается Лизина фигурка. Девчонка видит меня и жалобно стонет, а потом затыкает себе рот ладонью.
– Что, так отвратно выгляжу?
Она не отвечает. Подбегает ко мне, вглядывается в лицо, легонько трогает заплывший глаз.
– Господи… что они с тобой сделали…
Тут замечаю, что Кареглазка и сама не ахти как выглядит – на правой щеке сильный ушиб с рассечением кожи. Похоже, за новогоднюю ночь досталось не только мне.
Лиза явно пыталась замаскировать рану, но разве такое спрячешь?
– Что с лицом? – спрашиваю.
Она меня как будто не слышит, всё причитает, разглядывая мои синяки:
– Пойдем, тебе нужно лечь! Дай я тебя осмотрю!
– Ну нет! Я в этой шараге и секунды дольше необходимого не останусь!
– Но ты не можешь ехать в таком виде…
– Думается мне, в этой жопе мира найдется еще один отель, нет? Или остальными тоже заправляют садисты?
Лиза виновато опускает глаза, тихо отвечает:
– Неподалеку есть маленькая гостиница…
– Вот и отлично! Там и полечусь! Кстати, ты идешь со мной! В курсе, да? Ты теперь моя с потрохами!
Она кивает. И что-то не замечаю в ее глазах особой радости…
Часть 2
Моя с потрохами
Глава 34. Кто виноват
Тогда же:
Лиза
– Хочу, чтобы ты мне кое-что объяснила… – Великан прищуривает здоровый глаз и шагает на меня. – Ты вообще говорить умеешь? Или у тебя рот только для того, чтобы есть?!
Невольно пячусь из ванной в комнату, чувствую, как к щекам прилипает кровь, а язык немеет. Не успеваю придумать, что сказать в ответ, а он выступает вперед и продолжает ледяным тоном:
– Неужели так трудно было разъяснить мне ситуацию?
– К-какую ситуацию? – начинаю заикаться.
– С твоим замужеством! Сказать про калым, про остальное?! Неужели так сложно было предупредить?
– О чем? – нервно сглатываю.
– Да хотя бы о том, что у тебя родственники – садисты! Если узнают, что я тебя шпильнул, будут потом за мной охотиться… Что у тебя дядя – майор полиции, и у него кукушку снесло еще в прошлом веке… Хоть о чем-нибудь из этого ты могла мне сказать?!
– Я… я… об этом так просто не скажешь…
Великан начинает пыхтеть, как закипающий чайник, и орет еще громче:
– Ну конечно! Зачем трудиться, что-то там объяснять… Пусть Владушка опытным путем выясняет, что ты за чудо-девочка! А то, что по ходу дела ему лицо и брюшину расхреначат, это пустяки, неизбежное зло? Меня вообще-то за малым не искалечили!
Каждое его слово, каждая фраза для меня всё равно что хлесткий удар. Смотрю на его избитое лицо, на то, как морщится при каждом движении, и внутри всё обжигает болью. Мучительной, ноющей, непередаваемо сильной. Мне тошно от вида его синяков, хочу броситься к нему на шею, обнять, попытаться как-то помочь. Но одновременно с этим жутко тянет отползти в уголок, сжаться в комочек и рыдать в три ручья от его гневной тирады…
– Я не знала, что они тебя найдут!
Это правда, мне это и в страшном сне не снилось. Ведь не говорила, кто мой любовник, ни одной живой душе, кроме Риты.
«Неужели Рита меня предала? Нет, она не могла…»
Влад не успокаивается, снова начинает наступать:
– Ответь мне честно и откровенно, ты действительно считаешь, что я тебя изнасиловал?
– Я не помню самого действия… – тихо признаюсь.
– Зато я помню! – он сжимает руки в кулаки. – Тебе было хорошо той ночью! Ты хотела меня ровно так же, как и я тебя! К тому же если ты ничего не помнишь, какого хрена нужно было идти и плакаться дядюшке-психу об изнасиловании?! Это мне объясни! Тебе нужно было сразу рассказать мне всё, и я бы тебя не тронул! Наверное…
– Я не плакалась! Точнее, когда выяснилось… – говорю и тут же сама себя затыкаю.
Я не хочу рассказывать ему про Юрия. Не хочу и не могу. Как я расскажу будущему мужу, что какой-то мужик совал в меня палец? Нет, нет, нет… Я просто не могу! Я лучше себе язык откушу! Может быть, он такой же сумасшедший, как Ливанов, и не захочет на мне жениться. Тогда не избежать мне подвала, порки… и от дяди никуда не деться.
«Заткнись, Лиза, просто заткнись!»
– Но он же как-то выяснил, что у нас с тобой было, так? Значит, ты сказала, или он гребаный телепат? Чего молчишь?!
Влад уже вовсю скрежещет зубами. Хватает меня за плечо и начинает трясти.
– Прости меня… – шепчу на выходе. – Прости…
Вжимаю голову в плечи, зажмуриваюсь в ожидании оплеухи или чего похуже.
«Неужели все мужики одинаковые? Отец, Габарашвили, Юрий, Влад…»
Вдруг чувствую, как Великан меня легко отпихивает в сторону. Осторожно приоткрываю глаза и вижу, как он упирает руки в бока:
– Повезло тебе, что я девок не бью! Иди собирай вещи! Чтобы через полчаса была готова – и ни секундой позже!
Он ложится на кровать и делает вид, что не замечает меня. Осторожно выскальзываю из комнаты, несусь на первый этаж.
«Всё же не ударил, хотя мог и, по его мнению, явно было за что…»
В спальне меня уже ждут сестры, начинают расспрашивать, помогают достать чемодан, и тут на пороге нашей скромной обители показывается мама Марисоль.
– Всем, кроме Лизы, выйти! – кричит она.
Девчонки испуганно охают и спешат вон, обходя ее стороной.
У Марисоль в руках большой пакет, она идет ко мне, ставит его у кровати и кидается ко мне обниматься. Застываю в ее руках, слышу над самым ухом ее тихое:
– Ты моя Асият… Я бы тебя всю жизнь возле сердца держала…
Я не раз слышала от нее имя «Асият», но никогда не решалась спросить, кто это, а Марисоль не говорила. Когда она называет меня этим именем, чувствую, что ее любовь ко мне искренна настолько, насколько она вообще может быть таковой у женщины, продающей приемных дочерей старикам.
– Да, не лучшему мужчине ты досталась… – она отстраняется и вглядывается в мое грустное лицо. – Юрий любил бы тебя и ценил в сто раз сильнее! А твой Влад, как я поняла со слов Улдана, вспыльчивый и изворотливый, как змей, сам из себя ничего не представляет. Из достоинств только то, что родился в богатой семье, молод и красив… Хотя само по себе всё это не благо, ох не благо… Наплачешься ты с ним, Лизок! Но ты сама его за что-то выбрала, раз приняла из его рук тот злосчастный бокал. Сама постелила свою постель, тебе на ней и спать… А я хочу тебе счастья, милая! Ты мне веришь?
Да, я ей верю, еще как верю, но блин горелый… Взять бокал с шампанским – не равно решить выйти замуж за того, кто это шампанское тебе предлагает! В то же время Юрий мне неприятен настолько, что смотреть на него противно. В выборе между ним и Владом я, уж конечно, предпочту Великана. Хоть и понимаю, что в своей оценке Марисоль во многом права, я ведь не слепая.
Да, приемная мать хочет мне счастья, но у нас с ней на это дело разные взгляды.
Чувствую, как к глазам подступают слезы, и киваю Марисоль, тихо всхлипывая.
– Слушай, Лиза! – она хватает меня за руку и начинает тараторить: – Запоминай! Не стелись перед ним, такой павлин не оценит… Не показывай любви хотя бы в начале, пусть он ходит за тобой хвостом, пусть ухаживает. Покажи ему, что прекрасно проживешь без его любви, и только тогда есть шанс, что он сохранит к тебе свой интерес…
Потом она выбрасывает содержимое принесенного ею пакета:
– Я для тебя кое-что купила на всякий случай, хранила до поры до времени. Тут немного, но всё же… Вдруг пригодится!
На кровати лежит несколько нарядов, добротных, качественных и красивых, не таких, какие нам обычно выдавали в «Отличной»: черное платье-футляр, бежевое платье свободного кроя, мягкая джинсовая юбка по колено, пара кофточек, сорочки, белье.
– Спасибо!
Провожу рукой по обновкам и не знаю, что сказать, не ожидала от Марисоль такого жеста. А она смотрит на меня тяжелым взглядом, вдруг громко всхлипывает и стягивает свои шикарные бриллиантовые серьги, затем кольца – все до единого, а их у нее на обеих руках немало, следом идут браслеты и цепочка с кулоном. Она складывает всё во внутренний карман моего чемодана.
– Я не могу дать тебе денег, Авзураг отругает. Но я хочу дать тебе что-то на черный день!
– А за украшения не отругает?
– Не последние отдаю, у меня их много, знаешь… Он даже не заметит… – Марисоль подходит ближе, снова берет меня за руку. – Милая, ты идешь во взрослую жизнь! Я хочу пожелать, чтобы твой Влад полюбил тебя, и пусть черный день никогда не наступит!