Герцог Чёрная Роза (I)

А рыцарь по-прежнему ехал молча, почти не глядя на неё. Что все это значило?..

Доминик охватило смутное беспокойство. Судя по словам де Парди, рыцари уже знали о смерти ее отца, – следовательно, скорее всего, они ехали из Руссильона.

«Мы разминулись утром. Они приехали в замок, и, услышав о том, что папа умер, а я уехала, поскакали за мной. Потом он увидел Снежинку – и полез за ней; потом дрался с Пьером и Филиппом, и тут появилась я. Он узнал меня – ведь он назвал там, у реки, мое имя; но не решился признаться, кто он. Наверное, ему стало неловко; ведь вид у него был, прямо сказать, довольно смешной! – Теперь Доминик чуть не рассмеялась, вспомнив всю давешнюю сцену. – Да уж… Вот была бы потеха, если б он вдруг сказал тогда: « Мадам, я ваш муж, герцог Черная Роза!» А уж мальчики бы повеселились! И – какой актер! Ведь я ему почти поверила! Как ловко он изображал крестьянина! А эти слова про жену и детишек… Ему бы на подмостках выступать!.. – Дом улыбнулась; но улыбка её быстро угасла. – Ну хорошо; ТОГДА он не решился признаться мне. Но почему он не делает этого СЕЙЧАС? Да еще и поменялся с бароном лошадью и плащом, чтобы не быть узнанным?

Что, ему по-прежнему неудобно, что я встретила его у реки в нижнем белье? Ерунда! Мы бы вместе посмеялись надо всем этим. В конце концов, он мой муж… и скоро я увижу его совсем без одежды». От этой мысли ей неожиданно стало жарко.

Дом не успела рассмотреть его лицо там, у реки; к тому же, оно было в грязи и крови. Но уж фигуру-то она хорошо разглядела!

«Он самый красивый мужчина на свете! Высокий… стройный… мускулистый! Как, наверное, чудесно будет оказаться в его объятиях! И с лицом у него все в порядке. Уж какое-нибудь уродство или безобразный шрам мы бы заметили, – или Пьер, или Филипп, или я, даже под слоем грязи!»

А как легко он расправился с ее пажами! Кто, кроме Черной Розы, мог бы, безоружный, улыбаться, когда ему угрожают мечом? «А ведь Пьер-то попал в точку, когда сказал про герцогскую мантию!»

Но почему, почему он едет молча и не говорит, кто он? «Может… может, я ему не понравилась? Уж не нашел ли он меня отталкивающей… или безобразной? Нет-нет, этого не может быть! – Она была уверена в своей красоте. – И к тому же, благородный и честный рыцарь – а он именно такой! – если уж он женился, обязан уважать и любить свою жену, даже будь она беззубой и лысой уродкой! В конце концов, под венец его не насильно тащили!.. Ну, почти не насильно, – всё же поправилась Дом.

Его молчание начинало раздражать её. «Можно подумать, что я ему чужая! Едет, как истукан! Да что же это все значит?»

Ей захотелось крикнуть ему, что она все знает… и даже швырнуть в него чем-нибудь, что только попадется под руку. Как она мечтала о той минуте, когда они встретятся, – об этой первой, заветной, минуте! О том, как он обнимет её и прижмет к своему сердцу. О поцелуе, которым он запечатлеет на ее губах свое право на нее… И что же, где все это? Рот ее искривился. Она готова была разрыдаться от бессильной злости, как ребенок, напрасно выклянчивающий у родителей красивую, но дорогую игрушку.

«И он, и де Парди… Оба, оба хотят свести меня с ума! Барон – своими улыбками и слащавыми речами, обильно усыпанными комплиментами… (она все еще старалась поддерживать разговор с бароном; впрочем, нормандец, увлекшись красивой девушкой, болтал уже чуть не сам с собой, и она могла ограничиваться кривыми улыбками и односложными фразами, почти не следя за ходом разговора и думая только о Черной Розе.) А он, этот мнимый Мишель – своим молчанием и безразличием.»

Но тут Доминик вновь осенило. Она вспомнила то мгновение, когда разговор зашел о том, что она едет ко двору, – и о королеве… Именно тогда мнимый Мишель явно напрягся, и рука его сжалась на рукояти меча. Вот она, разгадка! Значит, Бланш, та таинственная Бланш, о которой герцог упоминал ещё в замке, четыре года назад, – эта Бланш, всё-таки – сама королева!

«Как я могла сразу не подумать об этом! Его взволновало, что я еду к королеве… которую он любит! И которая, возможно, любит его. Говорят, она очень хороша собой… А тут – жена, которую он и видел-то один раз в жизни; и тоже едет в Париж! А я ему там совсем не нужна… или им, им обоим. Ведь королева не так давно овдовела, и теперь им гораздо удобнее продолжать свою связь! – Лицо Дом потемнело; в груди вдруг что-то больно сжалось. – Боже, конечно, все так и есть! Поэтому он и молчит… и, возможно, так ничего и не скажет! И, если, явившись ко двору, я все же заявлю, что я – жена Черной Розы, то меня просто высмеют… и он будет первый! Он хочет, чтобы я по-прежнему думала, что он умер! Он и приезжал-то в Лангедок, чтобы убедиться в этом! А, может, надеялся, что я, „овдовев“, уже вновь вышла замуж? Да, так и есть! Негодяй!..»

Ноздри её раздувались, рот исказился. Она метнула на рыцаря в шлеме яростный и полный боли взгляд. «А на девизе-то: „Честь… будь спутница моя. И после смерти – постоянство…“ Где же она, твоя честь, если ты так поступаешь со мной, твоей законной супругой перед Богом?»

Она готова была крикнуть, чтобы носильщики поворачивали обратно в Руссильон. Что теперь ей делать в Париже? Прислуживать королеве – любовнице собственного мужа? Никогда, никогда! Лучше смерть!

Однако, вдруг она все же ошибается? Вдруг это – совсем не Черная Роза?.. Это было бы теперь облегчением – знать, что это не он. Что настоящий герцог – не клятвопреступник и прелюбодей. Доминик захотелось как-то разговорить рыцаря де Круа, раскрыть его тайну окончательно. В конце концов, невежливо ехать рядом с дамой и не сказать ей хотя бы несколько слов! Вон его друг – просто соловьем разливается!

«Сейчас проверим, действительно ли это герцог!»

И она с самым невинным видом обратилась к нему:

– Монсеньор!

Он тут же повернул к ней голову… Опять попался! Впрочем, он сразу ответил:

– Вы ошиблись, графиня; я – всего лишь простой рыцарь.

– Вот как? Извините. Мне хотелось бы спросить – если это, конечно, не тайна, – а что вы с бароном де Парди делали в наших краях? Вы приезжали по делам… или в гости?

– Мы приезжали… мы приезжали к моей даме, – он произнес это с видимым усилием; и низкий голос его как-то странно дрогнул.

«Вот как? – подумала Дом. – Он мог бы придумать что-нибудь попроще.»

– К той даме, единственной, перед которой вы можете открыть свое лицо, не так ли, рыцарь де Круа? – продолжила она допрос.

– Да, – глухо подтвердил он.

– И… вы с ней виделись?

– Нет, графиня. Простите, мне тяжело говорить об этом.

«Опять ложь! Да сколько можно! Однако… как дрогнул его голос!»

– Извините моего друга, госпожа, – став очень грустным, сказал ей барон. – У него большое несчастье.

– Неужели с его возлюбленной что-то случилось?

– Увы!

– Она… она не умерла, я надеюсь?

– Возможно, было бы лучше, если бы она умерла, – вздохнул де Парди.

Его сочувствие к другу явно было искренним. И опять Дом недоумевала. «Или оба они прекрасные актеры, или я чего-то не понимаю. Но все же – это он?.. Или не он?.. Что это за дама? Еще одна? В Париже – королева, а в Лангедоке – тоже женщина? О, это было бы уже слишком!» – Она снова злобно взглянула на рыцаря с опущенным забралом.

Ему же явно не хотелось продолжать этот тягостный разговор. Он произнес:

– Боюсь, дорогой де Парди, что мы утомили своими разговорами графиню де Руссильон.

Нам пора.

– Ах, господа, вы меня совсем не утомили, напротив! – с принужденной улыбкой сказала Дом. – Дорогой барон, как все же хорошо, что я вас встретила!.. Вы, конечно, свой человек при дворе, и можете помочь мне.

– О, графиня, я весь к вашим услугам! – галантно воскликнул де Парди.

– Я никогда не бывала в столице. И у меня нет там ни близких, ни друзей. Скажите мне, барон, какова наша королева? Я много слышала о ее красоте, но хотелось бы знать и о ее характере; ведь я буду ее придворной дамой.

– Да, Бланш де Кастиль – настоящая красавица… – промямлил, сразу скиснув, барон, сильно покраснев и бросив быстрый взгляд на своего спутника. – А… а что касается ее характера… ах, прекрасная графиня, вы ставите меня в затруднительное положение! – Он явно был растерян.

«Почему он ничего не хочет сказать? Или не может… Из-за Мишеля де Круа! Ну что ж, придется спросить его друга!»

– Ну, а вы что скажете, господин де Круа? Я, право, не понимаю, почему барон не может мне ответить. – Она не ожидала, что рыцарь заговорит о королеве. Но он произнес:

– Я долго был в Святой Земле, графиня. И давно не был при французском дворе. Но я хорошо знаю Бланш де Кастиль. Да, она прекрасна; но она еще жестока, коварна и безжалостна. И, если вы хотите доброго совета, – возвращайтесь в Руссильон и не принимайте этого приглашения.

«Вот как! Вернуться назад? Спасибо вам, дорогой супруг! Но какими черными красками вы расписали мне свою возлюбленную!»

– Вернуться в Руссильон?.. Ах, вы, наверное, шутите, мессир! – жеманно промолвила Дом. – В Лангедоке совсем не осталось мужчин. Эта ужасная война! Где еще, как не в столице, я смогу найти себе достойного жениха, с титулом и богатством?

«А что вы на ЭТО скажете, мой драгоценный супруг, герцог Черная Роза?»

Он смотрел теперь прямо ей в глаза, не отводя взгляда. Кажется, он даже слегка усмехнулся. Её слова позабавили его?..

– С вашей красотой и достоинствами, графиня, у вас нигде не будет недостатка в женихах. К чему вам ехать в Париж? В этот мрачный холодный город! Край, где вы родились и выросли, так прекрасен! Да, ещё выжжена земля, растоптаны сапогами наемников сады и виноградники, ещё пропитаны кровью ваших несчастных земляков берега рек и плодородная земля Лангедока. Но он возродится, и очень быстро! Здесь ваше место, здесь, где дышится легко и где такой простор, а не при дворе, где царят интриги, злоба, зависть и развращенность. Останьтесь здесь, Мари-Доминик де Руссильон и, я уверен, вы найдете и здесь достойного мужа! Я даю вам этот совет, как дал бы его любящий БРАТ своей любимой СЕСТРЕ.

«Значит, я была права! Он отказывается от меня! Советует не уезжать – и выйти замуж! Пожалуйста, дорогая супруга – вы свободны! Благословляю вас на новый союз! И ведь говорит это как ни в чем ни бывало!» Злоба душила Дом. Низкий, низкий негодяй!..

– Извините нас, графиня, но нам всё же пора. Едем, барон?

– Да, конечно, – согласился нормандец. – Простите, прекрасная графиня. Надеюсь, что мы еще увидимся в столице.

– Вы едете сейчас туда, господа?

– Нет, мы едем в Провен. Там послезавтра будет большой турнир. Весь двор будет там!

– И королева?

– И королева, и юный король!

– А вы примете участие в турнире?

– Возможно, госпожа!

«Конечно, примете! Уж Черная Роза так обязательно!»

Рыцари поклонились и тронули лошадей. Через несколько минут они были уже далеко.

Они оставили Доминик в абсолютно растерзанных чувствах. Она ничего не понимала. Что ей делать? Ехать вперед – или вернуться назад? Кто был перед ней только что – её супруг, герцог Черная Роза… или неизвестный рыцарь Мишель де Круа?

Кто, кто мог подсказать ей, была ли она права или ошиблась?

«Нет, я не поверну! – вдруг твердо подумала она. – Я не смогу жить в этой неизвестности! Пусть я узнаю самое страшное… Что он окажется подлецом, негодяем, любовником королевы. Что он изменил всем клятвам, которые мне дал четыре года назад. Пусть он отвернется от меня, пусть мне в лицо скажет, что я не его жена! Но я хочу увидеть его с открытым лицом… а не в маске и не в шлеме с опущенным забралом! Долой весь этот маскарад! Но я смогу узнать, наконец, всё, только оказавшись в Париже! Я еду!»

…А герцог со своим верным другом скакали в Провен. Не только Доминик была в расстроенных чувствах; Черная Роза также пребывал в тревоге и недоумении. Он припоминал все подробности этой встречи на дороге.

Он, конечно, тоже наблюдал за девушкой. Её лицо выражало почти все её чувства; она ещё не научилась прятать их, и ее непосредственность и естественность покорили герцога. Он, конечно, сразу понял, что она, например, раскрыла его инкогнито, – как она внимательно разглядывала его с ног до головы, отмечая каждую деталь его одежды, его коротконогую приземистую лошадку… А потом посмотрела на де Парди и коня под ним. И потом – эта торжествующая улыбка! «Да, она узнала бы меня, даже если бы я назвался не Мишелем, а другим именем!»

Потом, видел Черная Роза, лицо ее опять стало напряженным, хоть она и отвечала что-то барону. Она пыталась понять, что такой дворянин, явно богатый и знатный, мог делать у реки. «Она опять улыбнулась – вспомнила, как я ужасно выглядел в тот миг, когда она в меня целилась. А потом… Потом её лицо вдруг озарилось такой радостью! И она ТАК посмотрела на меня… Что, если бы вокруг нас никого не было, я бы не смог, наверное, сдержаться и прильнул к ее устам. Это был призыв – откровенный призыв! И счастье в ее синих очах… Почему? Что она тогда подумала?

Могла ли она догадаться, что я – Черная Роза? Могла; ведь я боролся за Снежинку чуть ли не насмерть. Но почему ЭТО могло ее так обрадовать? Я – муж ее сестры. Какое ей до меня дело? А она смотрела на меня влюбленными глазами… да, это был взгляд влюбленной женщины, черт возьми! Ничего не понимаю! А через несколько минут она опять изменилась, помрачнела, сдвинула брови. И так смотрела, как будто ожидала, что я должен ей что-то сказать, что-то очень важное, жизненно важное! Доминик! Чего ты ждала от меня?.. А затем она разозлилась, и глаза ее стали метать молнии… И она взглянула на меня уже с ненавистью.»

Нет, герцог не понимал ее! Вся эта мучительная гамма чувств на лице Дом оставалась для него загадкой. И всю дорогу до Провена он вспоминал не Мари-Флоранс, свою несчастную заточенную в обители жену, а Доминик.

Думал он и о Бланш де Кастиль. «Эта женщина ничего не делает просто так. Она расчетлива, холодна и безжалостна.» Его рука невольно легла на грудь. Там, под кольчугой, были отметины, оставленные рукой этой женщины.

«Почему Бланш пригласила в Париж именно Доминик? Если бы Мари-Флоранс – это было бы понятно, ведь она – моя супруга. Хотя я и не позволил бы своей жене стать дамой королевы. Но – Доминик? Что королеве эта девушка, которую она никогда не видела, о которой она ничего не может знать? Какая-то непонятная, но зловещая интрига! Нет, я не позволю Бланш причинить зло этой невинной девушке… своей сестре! Я буду защищать ее! Никто, никто не посмеет обидеть Доминик!»

Тем же вечером, остановившись на постоялом дворе переночевать, Дом вдруг вспомнила, что сказал де Парди. Весь двор будет в Провене! И королева… И этот загадочный Мишель де Круа… Ах, как ей захотелось увидеть этот турнир! Как давно она не видела подобных зрелищ – более четырех лет! В последний раз они были с отцом на рыцарском турнире в Каркассоне. Там всех победил первый меч Лангедока – муж ее сестры Марианны, граф де Монсегюр.

…Но ей не успеть в Провен. Турнир будет послезавтра, а они только добрались до границы Лангедока. Хотя… если поехать на Снежинке… можно попробовать успеть! Почему-то Доминик решила, что именно в Провене ей удастся распутать тот клубок сомнений, подозрений, ревности, в котором она запуталась. «Может быть, разгадка не в столице, а ближе, в Провене!»

На рассвете она растолкала Элизу и Адель и сообщила им, что уезжает. Они хлопали глазами, ничего не понимая – их госпожа была одета, причем в мужскую одежду, с кинжалом у пояса.

– Я еду в Провен, – говорила им Дом. – С Филиппом. А вы с Пьером и носилками доберетесь до Парижа. Улица Амбуаз. Найдете дом отца и будете ждать меня там.

Через десять минут они с Филиппом уже скакали по дороге, направляясь к городку Провену, находящемуся к югу от столицы.

…Но они все же опоздали. Когда они въехали в городок, уже вечерело. Все дома и стены старой провенской крепости были увешаны знаменами и штандартами, и на большинстве их сияли золотые королевские лилии на лазоревом поле. Турнир проходил на ровной площадке около этой крепости. Тысячи зевак собрались посмотреть на редкостное зрелище, – ведь весь королевский двор съехался сюда из Парижа. Это был первый большой турнир после смерти короля Людовика Восьмого.

Доминик никогда не видала ещё столько людей, самого разного звания, в носилках, портшезах, верхом и пешком; они теснились на узких улочках городка, создавая невообразимую толкотню и давку. Это был какой-то муравейник; двигавшиеся в одном направлении люди казались медленно текущей рекой; и, попав в это течение, Дом и Филиппу ничего не оставалось, как следовать туда, куда тащила их за собой эта разноголосая, кричащая, плачущая и смеющаяся масса народа. Неожиданно улочка, по которой их влекла толпа, раздвинулась, и молодые люди оказались на довольно широкой городской площади.

В центре этой площади был установлен украшенный цветами и флагами высокий помост, – на флагах были изображены те же французские лилии, а также герб Кастильского Дома – трехбашенный замок на красном поле. На помосте были воздвигнуты два трона: один – повыше – для малолетнего короля, второй – для королевы-регентши. Их величества сидели на тронах, но вполоборота к тому месту, где находились Дом и Филипп, и девушка почти не смогла их разглядеть.

Как раз, когда Доминик и ее паж въехали на площадь, шесть королевских герольдов в синих одеждах протрубили в серебряные трубы, призывая к тишине. На помост поднялся главный распорядитель турнира – герольдмейстер, очень высокий худой мужчина, пышно одетый и увешанный золотыми цепями, – и, низко поклонившись королю и королеве, повернулся к толпе внизу и провозгласил:

– Победителем турнира в Провене объявляется герцог де Ноайль!

Толпа ответила топотом ног и ликующими криками.

– Пусть победитель поднимется на помост и примет заслуженную награду из рук нашей государыни!

К помосту, приветствуемый криками народа, подъехал на гнедом жеребце рыцарь в красных доспехах и коричневом шлеме. Соскочив с коня и обнажив голову, он поднялся по ступеням помоста и преклонил колено перед королем и королевой. Королева, вся в белом, встала и возложила на его склоненную голову серебряный венок, украшенный сапфирами и рубинами, громко произнеся: «Победителю турнира в нашем славном городе Провене!»

Народ рукоплескал; рыцарь повернулся лицом к Доминик и торжествующе взмахнул рукой… И девушка увидела, что он высокого роста, широкоплеч и строен; у него были темные густые кудри и очень светлые голубые глаза. Сердце Дом остановилось… Это был он, герцог Черная Роза!

В остановившемся рядом с Доминик и Филиппом портшезе сидели две дамы, одна постарше, другая помладше. Вторая, когда победитель повернулся в их сторону, громко сказала:

– Боже, какой он все-таки красавец, этот Рауль де Ноайль!

Сомнений быть не могло! Две заветные буквы, «Р» и «Н» – как на вензеле!

Первая дама восхищенно вздохнула:

– Да… он красив, как Адонис! И, говорят, очень богат!

– И к тому же, милая Атенаис, кузен покойного короля!

– Дорогая, самое главное, что он еще и не женат! – лукаво усмехнулась та, что постарше.

Да, все таки Доминик не зря приехала в Провен! Теперь она знала имя своего мужа – Рауль де Ноайль!

8. Заговорщики

Как Доминик жалела, что опоздала на этот турнир! С огромным трудом ей и Филиппу удалось выбраться из Провена. Дорога на Париж была запружена всадниками и носилками, возвращавшимися в столицу. Было уже темно, накрапывал мелкий дождь. Как Дом любила теплые душистые ночи Лангедока, с рассыпанными по черному бархату неба яркими созвездьями, напоенные ароматом трав и цветов, стрекотаньем цикад!.. А эта холодная морось и низкие тучи без единого просвета навевали тоску и какое-то смутное чувство приближающейся опасности. Девушка не была склонна к мистике, но сейчас не могла избавиться от ощущения, что она, направляясь в Париж, как будто шагает в приготовленную для нее чьей-то неведомой, но коварной рукой ловушку. Как сказал тогда на дороге рыцарь де Круа? «Возвращайтесь в Лангедок. Там легко дышится, там простор и свобода…»

Но нет! Она не позволит себе впасть в уныние! Тем более теперь, когда она наконец нашла и увидела Его!

«Рауль де Ноайль! Рауль!.. Какое красивое имя! И как оно ему идет!» Дом даже не ожидала, что он окажется так хорош собой. Те дамы на площади назвали его Адонисом. Но этот изнеженный любовник Афродиты, которому богиня даровала вечное бессмертие, совсем не нравился Доминик. «Нет; он больше похож на Ахиллеса, героя Троянской войны! Широкоплечий, мужественный, бесстрашный, ради славы готовый пожертвовать жизнью!»

Она слышала, как в толпе называли имена поверженных им рыцарей – достойные, знаменитые, гордые имена! Но ОН был самым лучшим. Он создан, чтобы быть только победителем! Второе место не для Черной Розы – моего Рауля! – гордо сказала она себе. Да, он уже был для Дом ЕЕ Раулем. И, увидев его в Провене, девушка поняла – она ни с кем не поделится им!

В конце концов, он не так уж виноват в связи с королевой, – если, конечно, эта связь действительно существует. Ведь ЭТО началось еще до его свадьбы с Доминик; он был свободен – и так прекрасен, что было неудивительно, что Бланш де Кастиль не устояла.

«Эта связь длится более четырех лет. Но теперь она закончится. Я не допущу этого! Я отниму Рауля у королевы! Да, я буду бороться за него!.. И я одержу победу!»

Дом была уверена в этом. Хоть Мишель де Круа (если все-таки это был Рауль) и отводил от нее взгляд там, на дороге, и делал вид, что она ему безразлична, но Доминик чувствовала своим женским чутьем, что его равнодушие наиграно.

«Разве я не прекраснее Бланш? Ей, наверное, уже около тридцати. А мне всего семнадцать! На моей стороне – юность, красота… и моя беззаветная любовь к нему! Ради него, ради своего герцога Черная Роза я стерплю все, все, что ждет меня при дворе! Все, о чем мнимый Мишель предупреждал меня, я снесу – зависть, интриги, злобу… Лишь бы Он был моим!»

Ей страстно захотелось поделиться с кем-то своими мыслями и чувствами. Почему не с Филиппом? Ведь он знал о ней почти все!

– Филипп, – сказала она, поворачиваясь к скачущему рядом юноше. – Ты знаешь… Ведь победитель турнира в Провене – мой муж, герцог Черная Роза!

– Госпожа, откуда вы это узнали? – изумился Филипп.

– Я знала, и уже давно, его инициалы – «Н» и «Р». И что он – кузен короля. А Рауль де Ноайль – герцог и кузен покойного Людовика Восьмого!

– Неужели?

– Да. И я узнала его волосы… и глаза. У кого еще могут быть такие красивые светлые глаза? Ах, Филипп, я так счастлива!

В это мгновение впереди показался богатый паланкин, сопровождаемый не менее чем дюжиной верховых на прекрасных лошадях, с факелами в руках.

– Дорогу! Дорогу! – кричали они, заставляя едущих впереди всадников и носилки уступать им путь.

Доминик и Филипп не без труда объехали роскошный паланкин. Дом и ее верный паж продолжали свой путь; но, знай девушка, что в этих носилках говорят о ней, и ЧТО говорят, – она бы отдала полжизни, чтобы услышать этот разговор.

В паланкине сидели двое: мужчина и женщина. На женщине было белое платье, но сверху она накинула темный плащ. Мужчина был в черном. Женщина произнесла, продолжая начатый разговор:

– …Так, значит, он уверен, что его жена – монашка? И он вернулся из Лангедока все с тем же убеждением?

– Кажется, да. Вы ведь видели его в Провене: он был мрачнее тучи. Как удачно получилось, что мы узнали о поездке герцога заранее и послали в Лангедок этого барона Моленкура! Хоть он и старик, но неглуп, и сделал почти всё так, как ему было велено. На обратной дороге он уже поджидал герцога и де Парди и, как будто невзначай, сообщил им, что Флоранс де Руссильон ушла в картезианский монастырь. Позже я сообщу вам о поездке герцога, – думаю, нашему человеку, служащему у него, удастся выяснить все подробности.

– Да, все сложилось удачно, – с усмешкой протянула женщина. – Мы собирались устранить его жену, – а она возьми и уйди в монастырь! Да еще к картезианкам, которые дают обет молчания. Он не смог, наверняка, повидаться с ней. А наши руки остались чисты!.. Бедный герцог Черная Роза! Его жена – и в монастыре! Я буду молиться ежедневно о ее здоровье. Пусть живет там долго! Как можно дольше!

– Как вы думаете, мадам, он не обратится к Папе с просьбой освободить его от брачных уз?

– Не волнуйтесь. Он этого не сделает! А если и попробует – я сумею помешать ему! – зло процедила женщина.

– Что ж, прекрасно; но не забывайте, мадам, что настоящая жена герцога – совсем не монашка, а Доминик де Руссильон!

– Но он-то этого так и не знает! И кольцо, и письмо графа де Руссильон к Черной Розе – в ваших руках… Кстати, а что со старым графом? Он знает чересчур много, и это может помешать нам.

– Вы же помните: у нас был свой подкупленный человек в Руссильонском замке. И в придачу старался как мог и мой Франсуа, – ну, а он-то мастер на все руки! Письма герцога – их было два – не дошли, благодаря Франсуа, до старого графа, и Русссильон долгое время оставался в неведении о том, что его зять жив. А среднюю дочь – настоящую жену герцога – старик отправил в монастырь к доминиканкам. К сожалению, сказав, что барон де Моленкур сделал как нужно почти всё, я имел в виду, что этот старый болван, вместо того, чтобы осторожно выспросить у графа, что тому известно о Черной Розе, и что тот собирается делать, – взял и сам разболтался, как базарная торговка! И проговорился, что зять Руссильона жив. Правда, выпили барон с графом в тот вечер немало… Конечно, Руссильон собрался ехать за дочерью к доминиканкам, – и пришлось его убрать.

– Графа Руссильона убили? – удивленно, но без особого испуга спросила женщина. – Не кажется ли вам, что это было… чересчур?

– О, мадам, старик и так дышал на ладан. А наш человек проделал все очень ловко. Никто ничего не заподозрил… Зато Мари-Доминик, жена Черной Розы, так и не узнала имени мужа.

– Вы в этом уверены?

– Да; вы же знаете, мои курьеры все время ждут с конями наготове недалеко от Руссильона. У меня всегда самые свежие новости оттуда! Наш человек из замка сообщил, что дочь графа вернулась из монастыря и застала отца при смерти; но он успел только сказать ей, что Черная Роза жив; а имени назвать не успел. Шпион подслушивал под дверью, и уверен, что Доминик ничего не известно об имени ее мужа.

– Значит, все висело на волоске? Как же вы это допустили!.. – вскричала женщина, и темные глаза ее сверкнули яростью.

– Старый граф не допил бокал, в который ему подсыпали яд… и прожил немного дольше, чем можно было ожидать, – объяснил мужчина.

– Что ж… Мир праху его, – довольно безразлично протянула женщина, но все же перекрестилась. – Продолжим; итак, вы послали в замок де Моленкура… А через несколько дней попросили меня написать приглашение Мари-Доминик де Руссильон приехать в Париж ко двору.

– Да. Мы же решили, что пора действовать, мадам! Я не думал, что старый граф узнает о том, что Черная Роза жив. А ваше приглашение было бы воспринято скорее как повеление, и Руссильон бы не посмел отклонить эту честь. Он забрал бы дочь из монастыря и послал бы ее сюда. А уж тут бы мы придумали, как с ней поступить!

– Жена Черной Розы… Интересно, какая она из себя? – спросила женщина, и в хрипловатом голосе ее невольно промелькнули ревнивые нотки.

– Наш шпион из Руссильонского замка, когда рассказывал о ней Франсуа несколько месяцев назад, говорил, что она вся рыжая, конопатая, нечесаная, смуглая, как тамошние крестьянки. И ругается, как сапожник! Ему можно верить, – этот человек знает дочь графа с детства.

– Как мило! – хищно улыбнулась женщина. – Может, ее и трогать не надо?.. Пусть герцог узнает, что она – его жена. Славная будет парочка! Он, такой утонченный, ценитель искусств и женской красоты, – рядом с этой неотесанной грубой рыжей провинциалкой!

– Мадам, вы забыли, – он не должен иметь детей! Иначе мое право на майорат… -осторожно напомнил мужчина. – Как бы она ни была уродлива и невоспитанна, она – жена герцога, и ему волей-неволей придется лечь с нею в постель, если он хочет наследника.

– Я помню об этом, querido*. Но, Боже мой, неужели вам мало того, что у вас есть?

– Разве может быть мало? – сухо усмехнулся мужчина. – А Черная Роза гораздо богаче меня! А его имя? Гордое имя! Сколько лет я мечтаю заполучить его! Если б под Руссильоном мы не упустили его…

– Вы виноваты в этом! Тогда все было бы гораздо проще! Герцог бы погиб… – В низком хрипловатом голосе женщины звучал упрек, но в то же время у очень внимательного слушателя могло бы возникнуть подозрение, что она не совсем искренна с собеседником. – Да, он бы погиб! А его жена не могла бы претендовать на майорат. И, главное, – у Черной Розы не было тогда в руках БУМАГИ… Той ужасной бумаги, из-за которой мы теперь не можем покончить с ним! Тогда она была еще в руках моего мужа. А он бы не стал обвинять меня в смерти кузена, – герцог был бы убит разбойниками, на большой дороге, – обычная вещь в краю, охваченном войной! – Она с силой, так что хрустнули суставы, сжала руки. – О, где, где герцог прячет ее?

– Вы же знаете, что Франсуа обыскал весь дом герцога. Но ничего не нашел!

– Возможно, документ он хранит у какого-нибудь друга? У того же де Парди, например.

– К сожалению, мадам, мы этого не знаем наверняка! Но бумага найдется… Я прекрасно понимаю, как она важна для вас! И, когда она отыщется, – руки у нас будут развязаны, и мы расправимся с ненавистным герцогом!

– Если мой сын узнает о том, что в этом документе… – прошептала, содрогнувшись, женщина.

– Людовик еще слишком юн. Быть может, вы напрасно так боитесь этой бумаги?

– О нет, моему сыну одиннадцать лет, – но он прекрасно все понимает! И это мое признание… Он меня возненавидит, если прочтет это! И вас, кстати, тоже, ведь ваше имя тоже фигурирует в этой бумаге! О, я этого не вынесу! Зачем, зачем я тогда поддалась и подписала этот страшный документ! – чуть не со слезами воскликнула она.

– Вас заставил ваш покойный муж, – напомнил мужчина.

– Да… он меня заставил! И проклятый герцог вместе с ним! И теперь я не могу пошевелить и пальцем против этого негодяя! А во всем виноваты ваши люди, там, у Руссильонского замка, когда они убили вместо Черной Розы графа де Брие!

– Мои люди совершили страшную промашку, – подтвердил мужчина. – О, я тогда исполосовал Франсуа хлыстом, как собаку!

– Бедный де Брие! – вздохнув, сказала женщина и снова перекрестилась. – Вы были очень к нему привязаны.

– Конечно, мадам. Я не хотел его смерти! Но кто мог подумать, что он отдаст Черной Розе свой плащ?

– Но зато вы получили кольцо и письмо, из которого узнали так много интересного…

– Это верно. И мы все еще опережаем герцога! Для него Доминик – всего лишь сестра его жены, ушедшей в монастырь. Она тоже не знает настоящего имени своего мужа. Для нее он – по-прежнему только герцог Черная Роза… И скоро, совсем скоро она будет здесь! Мы сможем сделать с этой глупенькой провинциалочкой все, что только нам заблагорассудится! У нее в Париже нет никого из родственников и друзей, и некому будет вступиться за нее.