Игнат ещё ничего – ловко разжег костёр, а вот его сестра Милена совсем дурочка. Ну, понятно, они же городские, но Есения, приходившаяся им двоюродной сестрой, и плавает дальше всех, и шить умеет, и в травах смыслит (в общем, нормальный человек), а Милена все тараторит про какие-то технологические новшества и о том, как воды боится.
– Пойдём нырять? – говорит Игнат. Он подкрался к Настасья, пока остальные рассматривали телефон Милены.
– Ночь же, – отвечает Настасья.
– Боишься?
– Боюсь. За тебя, – фыркает Настасья. – Вы, городские, совсем непредсказуемые…
Но не Игнат ее ворчаний слушать не захотел, потянул к воде за скалой, а Эля недобро посмотрела им вслед.
Ночная вода всегда приятнее и теплее, как чудотворный бальзам. Они нырнули и оказались совсем рядом друг другу, голое плечо коснулось его плеча. Нырнула Настасья глубже, и вдруг под водой разлился бирюзовый свет. Игнат на неё покосился, щеки раздулись, наверняка не хватило воздуха. Что-то испуганно булькнул-пузырьки побежали вверх.
Настасья развернулась, откинула налипшие волосы и увидела чешую да не просто, а целый чешуйчатый хвост. И на мгновение показалось ей, что видит она и девичье лицо, но взметнулся хвост и исчезло наваждение. Настасья поплыла вслед, хотя давно уже едва держалась без воздуха… Она плыла и плыла за ускользающим светом…
Очнулась на траве. Игнат облегченно выдохнул, когда она распахнула глаза:
– Я уже выплыл, а тебя все нет, я так испугался… Кто там фонарь зажег под водой? Ещё и камень там такой странный, будто чешуйчатый…
«Ага, камень», – мысленно фыркнула Настасья. Городские эти совсем глупые. Даже Игнат.
***
Есть такие люди, что сотрут все ноги в диком танце, да натрут мозоли в жажде обойти весь свет.
Вот, Эля как затанцевала, когда Настасья с Игнатом вернулись к компании и костру греться! Да и городская Милена, оказывается, очаровательно двигается.
А Настасья завернулась в куртку Игната, брови нахмурила и глядит в чернющее море.
Есть такие люди, что ноги сотрут, а есть и такие, кто ноги запросто променял бы на хвост.
***
– «Русалки правда существуют. А все для того, чтобы хранить тайны земли – самые глубокие-глубокие тайны, – вспомнился вдруг бабушкин голос из детства. – Только эти тайны настолько чарующи и величественны, что не умереть от блеска истины может лишь тот, у кого нет души».
Поэтому у русалок нет души. Правда, когда следующей ночью Настасья пришла в Колыбель и увидела русалку: белесые глаза, бледные губы, прозрачная кожа-то засомневалась в бабушкиных рассказах. Разве может тот, у кого нет души, так пронзительно петь?
А русалка пела, выглядывая из моря у камня, пела и глядела на Настасью – словно заманивала, зазывала, а Настасья и не против была. Сняла легкие туфли и зашагала по воде меж камней. Остановилась у одного, по пояс в воде, неподалеку от русалки. Русалка тоже насторожилась.
– Я ждала тебя, – сказала она хрустальным голосом. Нежно так.
– Зачем? – спросила Настасья, и вдруг мысленно прибавила:
«Ну почему я вечно так холодна и груба?»
Ей хотелось подобраться к русалочке ближе, да только этому не бывать, если она будет так сурово разговаривать!
– Я с первого раза разглядела – ты та, кому можно доверить тайны… – пропел голосок русалочки.
Настасья с замиранием сердца прислушалась.
– Я так хочу, чтобы ты мне помогла.... Приведи ко мне в полнолуние того прекрасного юношу! Я тебе за это подарю жемчужное ожерелье с морских глубин! Волшебное ожерелье.
– Зачем? – снова спросила Настасья, только на этот раз не корила себя за сухой тон.
– Я полюбила его, – отозвалась русалка с шелестящим смехом.
Настасья не шелохнулась. Разве те, у кого нет души, могут любить?
***
Они устраивали ночные кострища на берегу, и пикники в саду, и вместе бродили по деревне, и смеялись, и пели, и были шумными-шумными, такими, что ворчливые соседки возмущались. Вот так незаметно и естественно городские брат и сестра влились в компанию деревенских ребят.
Да только стоило Настасье остаться наедине с Миленой, как вдруг оказалось, что им не о чем говорить.
Нет, они не молчали – Милена все болтала о чём-то городском: высотки, технологии, университет, а Настасья вздыхала о деревенском: о песне моря, которой не насладиться сейчас из-за болтовни, о чистом воздухе, которому осталось недолго – Милена говорит, что и здесь скоро начнут больше машин ездить, и завод построят, и прочее, прочее, прочее.