Розовое облако
#драма #швеция #18+
Франтоватый карлик суетливо готовил сцену к моему выходу – заливал чёрный матовый танцпол абсентом, который оставалось лишь поджечь. Сегодня я впервые пройдусь по линии огня, в прямом смысле. Никакой подготовки, я как всегда импровизирую перед выступлением и даже не представляю, что будет с моими туфлями. Обгорят, не обгорят? Меня больше интересует реакция зрителя, а не опаленная подошва.
Я стою за кулисами и не спешу выходить, даю зрителям насладиться созданным ажиотажем. Они многого ждут от последнего выступления и держат руку на кармане – поближе к деньгам.
Вскоре карлик-импресарио приговорил бутылку “55”, отбросил её в сторону и поднял микрофон
– Господа! – Он торжественно обратился к публике, полной бизнесменов, военных и другой элиты Швеции 30-х годов. – Встречайте пьянящую вишенку этого вечера – Фив Нильссен! – “Боже, Ларс такой дурак. В прошлый раз назвал меня Олафссон. Зачем он постоянно выдумывает новую фамилию, если даже моё имя было псевдонимом?” – Фив, зал просит!
Сперва вступила медленная духовая музыка, затем я отбросила бархатный занавес и указала Ларсу, чтобы немедленно полоснул зажигалкой по пролитому абсенту. Гореть будет не дольше 15 секунд – это всё, что я знаю сейчас. Для остального уготована воля случая.
Мой первый шаг погрузил зал в тишину. Огонь едва ощутимо лизнул ступни, пол под подошвой немного заскользил. Допущенная шалость возбуждала и вела мои движения. У края сцены я опустилась на колени и виляя бёдрами развела ноги. Мужики обожали эту примитивную “доступность”, а я обожала себя и танцевала распущенно, потому что хотела этого сама.
– Да, да, да! – Я ухватила с пола последний огонёк и провела им по телу. Мужчины молча наблюдали за мной, а я хотела больше внимания, больше шума и решила идти на провокацию дальше. – Мои трусики уже намокли, кто-нибудь хочет их забрать?
Наконец толпа загудела и приблизилась к сцене, мерцая купюрами, которые успевал подбирать Ларс, протискивающийся между мужчин. Я стонами отозвалась на их хищные взгляды и стала играть с бельём – оттягивать лямки, запускать за него пальцы и ласкать себя.
Господь, я невероятно завелась и была готова отдаться каждому из этих мужиков прям сейчас. Собственная распущенность будоражила меня до спазмов в интересных местах. Я боялась, что могу кончить прям на сцене – нет, ещё слишком рано, хотя мои действия слетели с тормозов.
Внутренняя шлюха диктовала – срочно избавиться от стрингов, только не отдавать их никому. Я перевязала трусиками свой розовый парик, давая зрителям довольствоваться плечами и тонкой шеей.
– Милый… – Я потянулась к самому молодому мужчине из близстоящих. – Ты же не оставишь свою девочку голодной? – Он продолжал молча улыбаться и раздражать меня отсутствием “вознаграждения”.
Нужно было довести танец до кульминации. Я зажала пальцы губами, смочила их слюной и игриво провела по соскам под кружевом лифа. Спустилась вниз к животу и позволила вновь раскрыть перед мужчинами бёдра. Чтобы они не перебились за центр зрелища, я поднялась на ноги и коснулась ненавистного шеста. Однако, сегодня представила что это – огромный член и… дальше уже ничего не помню. Значит в конце выступления я кончила.
Я очнулась в невесомости, чувствуя только как знакомый тяжёлый парфюм неприятно щекотал мои ноздри.
– Арно, пусти. – Просила я сквозь туманное сознание. – Сама дойду. – Хотя вряд ли я сейчас могу справиться с головокружением и слабостью.
– Сама ты смогла только отключиться за кулисами. – Арно говорил, будто рычал или задыхался, выплёвывая лёгкие. Он не только звучал как питбуль, но и имел туповатую рябую морду. Хотя, несмотря на это, был прекрасным голиафом, к которому я могла бы проникнуться нежностью.
Из невесомости я попадаю на диванчик, что мягче и ласковее колыбели.
– Эй, розовая башка, тебе чё-то надо?
Несколько секунд я молчу и ищу ответы внутри себя, затем отбрасываю розовый парик и массирую освобождённую кожу головы.
– Открой окно, пожалуйста. – Приказ тут же становится исполнен и комнатку наполняет прохладный ночной ветерок.
– Чё-то ещё?
– Слушай, всегда было интересно, сколько ты зарабатываешь?
Громила усмехнулся, а я открыла глаза – ибо распирало любопытство, глазел ли он на меня сейчас.
– Для чего тебе это знать? – Увы, его взгляд был направлен на улицу за окном.
– Как кормилица заведения имею право!
– Кормилица значит. – Арно упёрся о подоконник и спокойно начал историю. Он рассказывал, будто не болела каждая его жила и не убивала усталостью бессонная ночь. – Я заработал столько, что смог оплатить протез сестре на левую ножку. У неё появился шанс ходить хотя бы с тростью. – Он заметил мой тоскливый взгляд. – Эй, не строй жалостливую моську.
– Разумеется. Ангелы не нуждаются в сочувствии.
– Чё, тоже слушаешь “Джентльтменс”?
– С детства.
Тихим, как волчья тоска, голосом он запел “Вальс солдата”. Не к месту горькую, патологически меланхоличную мелодию и смолк лишь когда на пороге показался импресарио в пурпурном костюме, наперевес держащий поборный мешок.
– Дива моя, Фива! Это был фурор! Фурорище! Дяденьки ссыпали тебе последние деньги, давай же посмотрим сколько тут! – А глазки-то как заблестели. – Арно, мальчик, оставь нас.
Охранник прошоркал к выходу, у двери коротко кивнув. Внутри гримёрной стало тихо.
– Быстрее обнажи её, мой маленький друг.
– Сумочка varmer тяжестью hjerte! – Ларс возбудился и заболтался до норвежского. – Gud velsigne deg, min kjære!
– Руки на стол, жулик! – Я засмеялась, не разбирая ни одного слова. – Давай вместе считать.
– Терпения, nydelig!
Он с напускной важностью просыпал на стеклянную столешницу горку купюр, вершиной которой лёг конверт. Звонкий, отчего-то тяжёлый. Он привлёк моё внимание больше всего остального, хоть не было на нём никакой подписи.
Письма от поклонников вещь нередкая, но многие ли были мною прочитаны? Нет. Многие ли попали в камин? Да. Но именно этот безымянный конверт завораживал острыми уголками и пузатым нутром. Я, пожалуй, возьму его с собой и открою дома.
Дома, без тугой резинки парика наступило облегчение, кожа головы могла дышать, но я перестала узнавать себя в отражении… На меня глядела метёлка с обречённым взглядом и сухими перьями бурой волосни. Я вновь приложила к лицу парик и вновь стала той самой среди танцовщиц. Странная магия заключалась в том, что он делал меня собой.
Вобще, я владелица скромной коллекции. Мой первый розовый парик – чуть ниже талии, делал из меня сказочную фею. Второй был заплтён косами и хорошо подходил к дикарским образам: амазонки или воительницы – таким я обычно балую военных. Обожаю их серьёзные, задумчимвые лица, с трудом сдерживающиеся перед жаждой похоти.
Ну, а вишенкой на торте всегда был парик подрезанный под изысканное каре. Его мужики любили больше всего, их сводит с ума сочетание “невинной” короткой стрижки и распущенности. Пожалуй, соглашусь с ними – образ и меня волновал больше остальных.
Отвернувшись от зеркала, показывающего меня объективно обычной женщиной, я усаживаюсь в кресло, держа перед собой увесистый конверт с последнего выступления. Поддеваю верхний уголок ногтем и надеюсь обнаружить там не горстку монет.
Со дна выпали мужские часы с запиской на клочке бумаги:
“Фив,
Своим пламенным танцем Вы растопили ледяную глыбу моего сердца и напомнили о той самой внутренней свободе, которую я вечно отдавал кому-то кроме себя – жене и сыну, друзьям, родине. Отныне же, в первую очередь, я буду сам наслаждаться жизнью, а уже потом долженствовать миру. Фив! Желаю Вам не терять времени и вкладываю для этого особенный подарок – одну из самых больших драгоценностей моей жизни.
Э.Т.”
Тягучая тоска обняла меня крепче бюстгальтера. Утерев рукавом солёные струйки, я обещаю небесам через окошко сохранить подарок и помнить о словах в письме.
Прошёл десяток лет. Если бы не мой любовник, хрен бы вспомнилась вся эта история. Чёрт дёрнул его дурную голову крутиться возле трюмо, где среди горки украшений он нашёл и те самые часы, в гравировке которых он нашёл инициалы своего отца. Ох, как же мой Улль орал, решив что я делила ложе с таинственным Э.Т. Мне пришлось выслушать кучу дерьма и проклятий, прежде чем я достала конверт с запиской, лишь тогда Улль поверил, но было поздно.
Совершенно не люблю истеричных парней, поэтому вместе с вещами и подарком мистера Э.Т. я выставила его на улицу. Да, безжалостно. В дождь. Без зонта и не вызвав такси.
И там в тишине собственного дома, во мне чертовски сильно заиграла ностальгия. Захотелось вновь надеть розовый парик и выйти на сцену, зажигать обнажёнкой распутных богачей, быть объектом вожделения для самой себя. Только вот от былой красотки давно уже осталась платьированная лягушка, зато такая же богатая как те посетители.
И отныне теперь я сижу в зрительских местах клуба “611” и цепляю по дороге домой молодых красавчиков.
Субису
#академия_магии #мистика #поддержка
По случаю значимой для академии даты обеденный перерыв объявили раньше обычного. Возбуждённая молодёжь, сбитая кучками по статусу и происхождению, стояла перед пищевыми автоматами, ожидая свой заказ. Увы, даже на пике техномагического прогресса, проблема очередей не решилась. Но сегодня вместо привычных недовольств, в столовой главной темой обсуждений стал предстоящий праздничный ритуал.
Обходя невидимкой студенческую суматоху, низенькая девушка в учебной серой юбке и куртке листала каталог еды в смартфоне, как вдруг над ухом прогремел гортанный, неприятный, но очень знакомый голос:
– Как всегда одна слоняешься?
– Да, я же этого не боюсь, в отличие от тебя, Шакал. – Оборачиваться не хотелось. Куда важнее сейчас было забронировать шоколадное молоко, быстро разлетавшееся по академистам с быстрыми пальцами.
– Зря скалишься. Я же могу обратить тебя на месте. – Железный смех Шакала обжёг девушке макушку. В прямом смысле, ведь у оборотней температура тела намного выше, чем у других людей. – Такая беззащитная и уязвимая майронка*… – Его клыки почти коснулись уха девушки, так непозволительно нагло он влезал в личное пространство, провоцируя любую ответную реакцию.
Только дождавшись уведомления о подтверждении заказа, “майронка” неспешно обернулась и столкнулась нос к носу с Шакалом. Точнее, носом к груди – в силу их разницы в росте. Он был выше почти на две головы.
– В кого обратишь, Килит? – Девушка вскинула прозрачные ресницы вверх, не подняв подбородка. Подпевалы из стаи оборотней на это оценивающе загудели, отделяя живым щитом конфликтующих от очереди. – В такую же беспородную собаку? Или гиену?
Вой “стайных” усиливался. Градус скандала обострялся, в первую очередь, потому что настоящими именами могли пользоваться лишь собратья, а тут какая-то чужачка из Высших грубит одному из альф самого масштабного союза академии. К слову, включавшего всех видов животных – и птиц, и млекопитающих, и рептилий.
– Чё ты несёшь? – Он нахмурил рыжие брови, не улавливая отсылки.
– Интересная шутка, но куда там. – Будучи представителем интеллектуальной элиты племени, Журавль одобрительно кивнул. – Твой максимальный потенциал – дорасти до совёнка.
– Даже так, нам бы пригодилась сучка с громким именем. – Ухмыльнулся Шакал.
– Если я обращусь, вашу убогую репутацию этим не удастся восстановить.
Девушка транслировала максимальную беспристрастность, а вот Шакал напротив, не терпел подначек в сторону общины и кинулся на защиту чести. Как полагается с кулаками.
Другие студенты тоже нередко провоцировали скрытную академистку, чтобы выведать какой магией она обладает, ибо уже как три курса никто не знал чего ожидать от девушки из Высших. Но только она сама раскрывать свои особенности совсем не хотела. Тем более в таких обстоятельствах перед сворой капризных зверушек.
Расстояние между ней и Шакалом внезапно начало сокращаться, тот уже успел наполовину тела обратиться в шакала. Ниста уже готовилась увернуться и парировать нападение простым заклинанием, но внезапно воздух проредило. Серебряная вспышка резанула воздух и отделила оборотня к центру искусственно созданного “манежа”.
Килит самортизировал на пятки кроссовок. Пред ним появился мечник – высокий мужчина в древнеазиатском военном кимоно. Оружие свисало у него с пояса, колыхаясь вслед за длинными, неподходящими к бою распущенными чёрными волосами.
– Яотинг, я тебя не вызывала! – Голос девушки прозвучал с упрёком к своему хранителю. – Вернись обратно!
– Госпожа, простите. Я вышел не на зов, а из-за сгущающейся тёмной энергии вокруг вас.
– Тёмная энергия? У меня, типо? Ха-ха, я бы её и пальцем не тронул, ну может чем-нибудь другим. – Шакала прорвало смехом, однако, звонкая пощёчина молниеносно осадила его наземь.
– Имей уважение разговаривая с дамой.
– “Уважение”, “дама”, чё за гон? Чел, ты из Средневековья что ли? Я видел похожие шмотки в музее – висят, пыль собирают. – Рассечение на щеке оборотня быстро затягивалось в гладкую поверхность, но его самолюбие уже ничем нельзя было восстановить. – Ты откуда взяла его? Из могилы что ли?
– От него реально пахнет мертвечиной. – Отозвался из толпы лобастый Слон.
Гул притих, звери напряжённо глазели в центр круга, некоторых кривило от омерзения. Этот хранитель действительно мертвец? Значит, девчонка владеет некромантией?
Сложно поверить, ведь последние 300 лет захоронениями никто не пользуется, вместо этого кремация стала официальным ритуалом прощания с мёртвыми.
– От вас пахнет не менее погано, животные. – Яотинг выступил вперёд, заслоняя мощным телом подопечную. Желваки его челюстей напряглись, сребро-златые глаза потемнели, весь он застыл в мгновении от нападения. – Мне хочется убить его за всю грязь, что он о вас думает, Госпожа.
– Нельзя.
Сторонние зеваки начали стягиваться к кругу, где намечалось сражение между мертвецом-мечником и оборотнем. Шакалу нравилось внимание публики к предстоящей драке, поэтому он прыжком поднялся на ноги и стал по–охотничьи расхаживать перед воином.
– Майронка, ты конечно интересная штучка, но сейчас я хочу поиграть с твоей игрушкой. – Обратившись животным за секунды прыжка, Килит налетел на мечника. Сражение завязалось молниеносно, ярость столкнулась с выдержкой, опыт с азартом. Оно перерастало из простой драки в жажду убить друг друга. Пот, кровь, шерсть, лоскуты ткани и волос летели в стороны.
По негласным законам чести, никто не смел вмешиваться и разнимать противников, но подобный саботаж нарушал общественный порядок академии, о чём очень скоро узнал Верховный маг. Стая не хотела подпускать того на импровизированную арену, за что поплатились и были оглушены ультразвуковым заклинанием.
Как кегли, все находящиеся попадали на пол. Оборотням досталось больше всего, ведь они суперчувствительны. Высокие частоты их просто дезориентировали.
– Ниста, отзывайте своего Субису́. – Приказал Верховный маг, единственный кто узнал род стоящего перед ним существа.
Яотинг, частоты которого не коснулись, бросился к своей госпоже и поднял её на ноги, напоследок попросив.
– Госпожа, моя жизнь на том свете слишком однообразна и после смерти я продолжаю сражаться, от чего очень устал. Я бы хотел свободно прогуляться с вами здесь, если позволите. – Услужливый взгляд субису смотрел себе под ноги. Он боялся показаться дерзким, только губы, довольные смелостью растянулись в улыбке.
– Мой дорогой Яотинг, – произнесла девушка, прижимая руку к щеке мечника. – посмотри на меня. – Золото и серебро очей отзывчиво и несмело поднялось выше, согревая преданностью довольную хозяйку. – Я обещаю, что мы скоро увидимся, а пока отступай.
Сотни блестящих капель эфира сверкнули в воздухе и развеялись, не оставив после себя ничего, кроме приятного чувства тоски у Нисты.
Шакал, одним из первых оборотней, приходил в себя и смотрел за этим прощанием. Он довольно шептал про себя:
– Вот мы и раскрыли твой секрет, девочка.
*Майронка (от авт.) Майрон – это должность мэра и участкового полицейского, вроде гауляйтера. Приставка -ка означает младшая дочь.
*Субису – Неупокоенный, как полагается, дух, призванный воплоти из загробного мира с целью защиты. Субису становились мужчины и женщины, чьи руки забрали слишком много невинных жизней. Служение некроманту после смерти становится родом их искупления.
Франци
#безумная_любовь #драма #конец_отношений
– Думаешь нам больше не стоит? – Её ладонь обожгла мне щёку. И душу. Показалось? Без понятия. Ведь, мы столько всего приняли за последние сутки, что сложно вычленить одно состояние из общего. Все ощущения смешались в горячей воде сауны, обещаниях, слезах, алкоголе, кристаллах эффиортазма, который, сука, должен был притуплять чувства.
Но я чувствую абсолютно всё и это очень больно.
– Мне жаль. – Заставляю Франци подняться с моих колен настойчивым движением. Она знает – это фикция, потому не поднимается. Она знает – я не должен уходить, ибо всё спланированное, нас разделяющее – вне моей власти. Преступно неправильно – да, и это очень больно.
– Ты теперь будешь спать с ней? – Её бровь хитро изогнулась, но сердечко забилось сильнее, о чём простучала артерия на подсвеченной лампой шейке.
– Нет. – И я тогда солгал. Новую жену я брал в любую свободную минуту, вместо нее представляя себе мою сильную, улыбчивую девочку. Секс для меня теперь мало что значил: разрядка, воспоминания, может попытка заставить страдать моей болью ни в чём не повинную жену.
Перед свадьбой не надышишься. Мы в той же сауне продолжаем целоваться, кусаться, сдирать друг с друга кожу, и чем беспощаднее время хлестало по щекам, тем сильнее чувствовалось приближение финала, с которым оба не желали соглашаться – этим утром я должен взять в жены незнакомую девушку. Простой договорняк, ничего такого, кроме власти и возможностей, которые обещал её отец.
– Малышка, между нами всего лишь влечение тел, оно отходчиво… – Устало говорил я ей в плечо, уныло убеждая самого себя в бессмысленной лжи.
– Если оно отходчиво, почему же ты ради этого сбежал со своего мальчишника? Маленький лжец. – Франци хорошо меня знала, даже нагловато улыбалась по-хозяйски прижимая за щёку к своей тёплой груди.
Совсем скоро я оденусь и уйду, не зная куда пойдёт она.
– Моя любимая девочка… – Впервые за ночь я сказал ей правду, отчего начал запинаться. – П-прости за всё что было, что будет. Ты знаешь, я этого не хотел.
– Ещё скажи, что перестанешь заходить в мой кабинет. – Холодок серых глаз сквозняком бегал по моему лицу. – Зайдёшь ведь?
– Обещаю, буду заходить.
– Тогда твоя свадьба ерунда.
– Именно… – Молитвенно вскинув взгляд к потолку, я наткнулся губами на тёплый подбородок. – Господь, пусть сегодня случится какая-нибудь катастрофа, лишь бы я не…
– Прекрати, глупый. – Её голос дрожал, она старалась держать улыбку, даже когда горько-солёные ручьи струились по лицу. Уверен, больнее, чем сейчас нам не было никогда. – Даже смерть это продолжение чего-то.
– Я всё равно принадлежу сердцем тебе.
– А как же “всего лишь влечение тел”, м? – Умница. Всегда знала куда поддеть ножичком своего острого ума. Однако, от следующей мысли внезапно вздрогнула и соскользнула с моих колен к бёдрам. – Нет, слушай, сейчас всё неважно, у меня есть идея получше. Давай заведём нашего ребёнка?
Хоть тогда предложение казалось абсурдным, я позволил себе кончить в неё.
– Ты станешь самой красивой мамочкой.
Мы кончали и рыдали одновременно. Позже, я отвёз её домой и безумный от слёз, вернулся к себе, где помощник, надевал на меня гребаный свадебный костюм. Ненавижу тот день.
Да святится имя твоё
#драма #бордель #исповедь
– Святой отец, решайтесь. – Болтливый таксист обернулся к заднему сидению и подбадривающе похлопал мужчину по колену. – Здесь дороже, чем в других павильонах, но эти девочки того стоят. Посмотрите на тёмненькую девчушку. Вылитый ангел. – Палец его указал на центральную (из пяти штук) витрину, откуда падре не мог оторвать глаз уже несколько минут – уставился снисходительно-чёрным взглядом и не моргал, исследовал линии тела танцующего в неоновом пламени.
Тéла с удивительно плавными изгибами, начинающимися от узкого подбородка и плеч, продолжающихся в мягких округлостях бёдер. Завитки тёмных волос, разлёт выдающихся вперёд ключиц и шёлковое нижнее бельё подчёркивающее объёмы манящей фигуры – завораживали двух мужчин сидящих в автомобиле. Разница между ними заключалась в воззрении на соблазнительное зрелище – одному были милы подобного рода походы и он никак не мог решиться прервать молчаливый акт, уже отсюда начавшегося с красавицей, соития.
– Кх-кхм. – Вежливо откашлялся таксист, намекая на конец встречи и зря прожжённый сцеплением бензин. – Если хотите, можем ещё проехаться.
– Нет, я выйду здесь. Сколько с меня?
– 12 евро. Забрать вас через час-два?
– Планирую остаться на всю ночь, понимаете? – Извиняющаяся улыбка озарила молодое лицо падре, пока его длинные пальцы цепляли кошелёк из кармана брюк.
– Хороший аппетит. Что ж, желаю приятного отдыха, Отец.
– И вас Храни Господь. – Как бы в насмешку отозвался пастор.
– Какая неожиданность! – Закольцованная перстнями серокудрая женщина приветствовала пасмурно улыбающегося посетителя, одетого в строгую чёрную форму с сияющим белизной квадратиком воротника.
На ресепшене их было только двое, отчего было намного проще вести светскую беседу, не обременяя себя неловкостью переглядываний с другими посетителями.
– Здравствуйте-здравствуйте.
– Ужели взор Господа сюда не падёт? Или он ночью спит, как все приличные люди?
– Уверен, у Него есть дела важнее подглядывания за своими послушниками.
– И правда, если вы не женаты, то и греховного здесь совершенно ничего нет.
Падре снисходительно кивнул на реплику полноватой дивы, сочащейся любезностью и интересом. Ей было любопытно узнать о мужчине побольше и она бы его обязательно раскусила за несколько вопросов, ведь все мужчины легко читаются, хоть ты мэр города, хоть чистильщик аквариумов.
– Очень рада вашему появлению. Господин, э-э?.
– Д’Анджело.
– Леди Мерцелла Фати. – Перстни Фати замерцали гордостью благородных металлов и камней и легли блестящим свёртком в огромную ладонь пастора. – Рада быть вашим проводником в сады Адна.
– Благодарю. – Мужские щёки трепетно краснели от еле сдерживаемого возбуждения. Медлить ему совсем не хотелось, от того он быстро выпустил своё запястье. – Вы мусульманка?
– Бросьте, всего лишь окончила теологический факультет одну вечность назад. – Желтые глазищи её по-ведьмински налились плутовством.
– А вторую вечность на что потратили?
– На искусство, милейший. Страстью моей всегда была художественная литература, а потом я перестала читать, увидев тех самых персонажей наяву. С тех пор полюбила общаться и с трудом могу оторваться, пока не утолю свой интерес к личности человека. Поэтому позвольте узнать хотя бы самую малость и о вас, – Фати наклонила серебряную укладку, приглушив тон голоса морщинистой гармошкой губ, – есть ли у вас какие-нибудь предпочтения к нашим девочкам?
– Я бы продпочёл мальчика.
– Матерь Божья, никогда бы не подумала! – Заохала Фати. – Тогда придётся подождать, понимаете, нашего мальчика нужно вызванивать с другого заказа. Извините, но Франческо у нас один, поэтому нарасхват.
– Это шутка, простите. – Невинно замялся Д’Анджело.
– Убийственная шутка! Что ж вы! Ах вы! – В сердцах она махнула рукой, отступив на толстых каблуках назад.
Пастор на такую ворчливость коротко рассмеялся в кулак.
– Не удержался перед вашей увлечённостью.
– Мрак! Вот что-что, а мужеложства я не понимаю!
– Однако, держите Франческо в запасах.
– Не иначе, клиенты разные приходят. – Накрашенная сливой улыбка Мерцеллы потеплела желтизной ровного ряда зубов. – Сигаретку, кстати, не хотите?
“Ждать я не хочу” – Мысленно клял навязчивую тётку Д’Анджело, однако, на пределах собственного джентльменства покрутил головой, задаваясь вопросом:
– Позже, спасибо. Что скажете насчёт 3 витрины?
– О, так вы без парашюта сразу на первый круг ада сигануть хотите? – Чуть злобственно просмеявшись, она кивком спросила разрешения, мол, не против ли он табачного дыма. Д’Анджело даже протянул в ответ свою зажигалку. Огонёк звякнул, деля разговор на до и после.
– Почему? По-моему, изначально я был приглашён в адненские сады. Или длятся они ровно до той комнаты?
– Верно, падре! Девка-то она красивая, по делу просит больше остальных, да характер, боюсь не стерпите. Посетители от неё чуть не в слезах разбегаются. Если ночь хотите хорошо провести, могу предложить девочку по соседству…
Мужчине подумалось, что именно благодаря дурной славе, редко кто сюда приходит и потому в очереди ему стоять не пришлось. Но одному Богу известно, повезло ли ему. В любом случае, перед мечтой он уступать не намерен.
– Как зовут её?
– Эльза…
– Нет, ту сложную.
– Мони́к. Ой, жалко мне вас, дураков очарованных!
В очередной раз отрезав у хозяйки борделя возможность вести диалог по своим правилам, Д’Анджело сделался холодным и громче обычного спросил:
– А были те, кто от неё не убегали?
– Не помню. – Надменно вскинув обиженную прищепку носа, Мерцелла вытянулась в 165 см роста на каблуках, развеяла зефирными плечами смог и пошла к таинственному ангелу просить аудиенции.
Д’Анджело дали добро. Он прошёл в указанную комнату, в которой какое-то время находился один. Щёлкал костяшками бледных пальцев, сидя на углу заправленной скользящим шёлком постели. Когда суставы отщёлкали своё, мужчина стал вправлять складки на коленях брюк вовнутрь, а те игриво собирались обратно. По отсчёту 7 минут настенных электронных часов, красавица соизволила войти со стороны витрины.
Красный неон обрисовал её женственный силуэт и через миг исчез, забрав с собой яркие краски, оставив главенствовать белую диодную подсветку по контуру кровати. Никакого другого освещения в комнате не было. Как и звуков.
Мони́к прошла вдоль противоположной стены босыми ногами (видимо, разулась ешё за кулисами), откинулась лопатками назад и всем вниманием чёрных глаз разглядывала клиента – недоступного проницанию и раздражающе отрешённого, но от того забавного как кошка после наркоза.
– Здравствуй, незнакомка.
Сложив руки на узком животе, она первые секунды прятала в нём наливающуюся бурю смеха. Вскоре её прорвало тихим пшиком, переходящим в звонкий женственный гогот. Хорошенькая чернокудрая голова закатилась наверх, позволяя теням мрачной комнаты облизать её личико.
– Каких только извращенцев сюда не заносило, а святошу впервые. – Бухикнув стихаюче напоследок, она на два шага приблизилась к кровати. Села на корточки и устремилась поравняться с мужчиной взглядами. – Я чем-то провинилась и хранитель миссионерской позы пришёл меня на вилы насадить?
– Расслабься, не на вилы.
– Уже радует. Сними рубашку, хочу получше тебя рассмотреть, падре.
“Должно быть, я её заинтересовал”.
– Может поможешь? – Сократить дистанцию с красавицей, Д’Анджело хотел во всех смыслах, поэтому преступно близко подался к ней и расслабил руки.
Их носы встретились изучать друг друга. На несколько мгновений оба застыли. Он – пах отстранённой наглаженностью, она – кипятком, издаваемым лампами витрины. Считай, ничем. Обоняние не дало никаких зацепок и оба отстранились, словно учуяли что-то удивительно неприятное. Резкое. Дурное.
– В чём дело? – Взгляд Мони́к исподлобья искал правильные вопросы на выпавшие ответы. Этот странный тип только что обнюхал её, но и она сделала тоже самое. “Как две собаки в подворотне, ей Богу.”
– Как такое может быть? – Д’Анджело надломил брови, проложив между ними глубокую складку. Без того не сияющее лицо, стало ещё пасмурней. – Ты пахнешь ничем. Почему не пользуешься парфюмом?
– Парфюм вызывает у меня головную боль. – Красавица поморщилась. Тонкий кончик её носика сжался в сухофрукт, но немедленно расправился. – Не знаю, какую отраву туда добавляют, но я чувствую себя заложницей газовой камеры.
– И поэтому ты выпроваживаешь отсюда мужчин? Их парфюм слишком резкий для тебя?
– Приятно. Репутация идёт впереди меня. Эта жаба Мерцелла начала жаловаться на свою кормилицу? Хах, я так и думала. Что ж, да, ты угадал. Резкие запахи – одна из причин.
– А какие другие?
– Не твоё дело, миссионер. Я не на исповеди.
– Как скажешь. Но как прокормить такое заведение, если не заниматься сексом?
– На часы посмотри.
За разговорами миновало 13 минут. За ожиданием 7. Итого 20. Осталось… А сколько осталось, если он заплатил за целую ночь?
– Тратишь оплаченное время на болтовню?
– А тебе нужно что-то ещё? – Спросила Моник, хмыкнув.
От такой прямоты и несуразности ситуации, Д’Анджело аж покраснел ушами. По его тёмному затылку, вьющемуся после трёхмесячного откладывания похода в парикмахерскую, пробежалось, горячее и острое как кончик обожжённого ножа, ощущение стыда. “Действительно, чем вообще занимаются в борделях с красивыми девушками? Не обсуждать же с ней ужасы правления Юлиев-Клавдиев?”
– Я пришёл сюда с одной целью.
– Знаю. Ты хочешь трахаться. Но давай сам как-нибудь. Если тебе очень горит поделиться впечатлениями – я могу даже посмотреть, а вот участвовать в этом не собираюсь.
“Она смеётся что ли?”
Но напротив, Моник скучающе вытянулась в сторону витрины из которой недавно вышла. Её совсем не беспокоило, что мог бы (и очень хотел) сейчас сделать с ней незнакомый мужчина, обозлённый разницей между желаемым и имеющимся.
– Почему?
– Не хочу. – Она снова скрестила руки на животе, закрываясь от всего мира. Воспоминания о причине отказа болезненно забили ей по вискам, заставляя тонкое лицо, с заострёнными по-эльфийски чертами, прикусить нижнюю губу. И с ними прикусить слова, рвущиеся наружу.
– Ты работаешь в борделе, а значит обязана выполнять любую прихоть мужчин.
– Нет. – Ровно отозвалась девушка, возвращая не виноватую губу под жернова зубов. – Никому и ничего я не обязана.
“Удивительно.”
Оба молчали о чём-то важном, травматичном и далёком. Он – о своём трепете перед ней, она – о тайне, ждущей её дома. Они не торопились показывать настоящих чувств и стояли друг к другу вполоборота, словно готовясь к дуэли. И правда, так было меньше шансов словить пулю в жизненно важный орган.
На правах оскорбившего, первым решился стрелять падре.
– Я чувствую твою терзающую боль с расстояния 10 шагов. – Начал он еле слышно. – Сделай всего 5 навстречу мне, Моник. Присядь. – Голос его понизился до гипнотических нот, однако, эффекта это не оказало. Сперва. Д’Анджело настойчиво продолжал. – Присядь. – Сам он встал возле двери, показывая то ли готовность уйти, то ли наоборот, крепкое желание остаться в дверном проёме насовсем.
Изящное женское тело команду “ближе” проигнорировало. Обращение священника звучало слишком безлико, равнодушно и неинтересно. Совсем не так, как когда-то к ней обращался Он. На Него реакция её была совершенно другой. Однако, странность заключалась в том, что странный клиент незримо транслировал сходство между собой и первой любовью Моник.