«Твой отец уже отъехал по делам срочной важности. Не заморачивайся, Маргарита, и поторопись, если хочешь доесть прежде, чем придет время утренних занятий.»
Формальное обращение, некая ненависть и раздражение моей матери к отцу, что слишком часто отбывает по делам в последние годы.
Затем, как и полагается, утренние занятия. Чтение французской классики вслух без единого шанса на ошибку. Оплошать, значит быть отчитанным и начать перечитывать скучные тома заново. После пары часов, когда голос уже начинает хрипеть и оседать, игра на скрипке. Не менее нудные композиции, написанные черными, блеклыми нотами – истинный дворянин должен знать их всех наизусть, чтобы не прослыть невеждой и неучем.
В три часа дня наступает время обеда, только уже в полном одиночестве – матушка либо отбывает на балет или в театр, где она любила бывать, либо же запирается в комнате до ужина, читая классику на самых разных языках, в том числе на немецком, английском, норвежском и испанском. После обеда – урок танцев под монотонный, но точный и четкий такт учителя, сопровождаемый его хлопками.
Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три…
Замолкни…
Поворот и заново! Раз, два, три…
Пожалуйста, умоляю, замолчи, наконец!
– Рита, – голос Кая слышится рядом с ухом и я, наконец, возвращаюсь из глубины своих мыслей. Прежде, чем я успеваю что-либо сказать, он целует меня. Неожиданно, глубоко и тепло, снова не спрашивая разрешения. Ах, теперь понятно. Это наше единственное желание, которого жаждем мы оба. Друг друга.
Я не желаю останавливать это, отвечаю, стараясь продолжить поцелуй, на что он лишь отстраняется, смеется, ласково гладит мои волосы, щеку. Он старается растянуть этот сладкий момент, немо говорит не торопиться, делая жадной именно меня. А затем надевает на мой безымянный палец блестящее серебряное кольцо, имитирующее корону, которое было подарено им еще вчера, в день моего совершеннолетия, и которое я с такой тоской не могла носить при свете дня, при других людях. На его руке, что сплетается с моей, точно такое же, но больше, одетое с самого начала нашей встречи. Единственное время единства с ним, с Каем, здесь, в тишине, которую мы нарушаем своими счастливыми разговорами, ровно до восхода солнца.