Синие пески.

Волны разбиваются о берег, облизывают мыски ботинок и, испугавшись, снова вбираются обратно. Мелот закладывает руки за голову и подставляет лицо брызгам. Он улыбается и облегченно выдыхает прежде чем произнести:

– Это место мне кажется знакомым, – взъерошивает спутавшиеся кудри волос.

– Конечно. Где-то здесь мы убегали от гха’ар, – смотрю на своего спутника с прищуром и сдерживаю кривую ухмылку.

– Я не об этом. А впрочем… не так и важно.

Он смотрит куда то мне за спину, хмурится и я, не выдержав, оборачиваюсь.

Там вдали, где огромные волны бьют в гладкую поверхность земли, рассыпаясь на мириады маленьких частиц, на воде качается чье-то тело, и прибой как пес играется с игрушкой. Подбрасывает на гребне, подхватывает в последний момент и со всей силы ударяет о берег.

Вор смотрит внимательно, чуть сощурив глаза, так что вокруг глаз образовывается маленькая сеточка морщинок. Он бросает на меня заинтересованный взгляд и еле заметно кивает в ту сторону. Я прикусываю губы и скупо киваю в ответ.

Мы идем по берегу и волны жадно облизывают ноги. Достигают до колена и пытаются утащить в свое нутро. Я иду пошатываясь, то и дело цепляюсь за рукав рубашки вора, но не отхожу от воды дальше. Холод что она приносит, вызывает озноб в теле и мне становится спокойнее. Как будто вода смывает мои тревоги и забирает их вместе с собой когда отступает.

Мелот, поморщившись, отступает чуть дальше, и вода только самым краешком облизывает подошву его сапог. Он носком ботинков поддергивает с земли синие частички песка, разбрасывая комья мокрой земли чуть дальше его движения. На месте где он прошел остаются глубокие следы, которые тут же заполняются кристально чистой водой.

Подойдя чуть ближе, что можно было разглядеть тело волнующееся на волнах моря я с тревогой узнаю белокурую голову мага самоучки. Я отпускаю руку вора и бросаюсь на помощь. Вгрызаюсь в волны, так что брызги ручьями стекают по моему лицу. Мелот что-то кричит мне, но его голос утопает в пучине воды.

Тело Ансела тяжелое, и мои руки то и дело соскальзывают в попытке ухватиться за что-нибудь. Когда я цепляюсь за ворот его рубашки волна накрывает меня с головой, сбивает с ног и протаскивает по песчаному дну. Холодная соленая вода забивается мне в рот и нос, я отталкиваюсь ногами со дна, чтобы вынырнуть на поверхность. Ледяной воздух обжигает легкие, я пытаюсь сплюнуть горечь изо рта и слепо шарю вокруг руками. Натыкаюсь на Ансела и вцепляюсь ему в плечи и тяну на себя, стараюсь отобрать у моря его игрушку под злобный рокот. Мелот оказывается рядом, пыхтит и забрасывает руку мага себе на плечо. Мы вдвоем тащим тело Ансела к берегу.

Лицо мужчины бледное, с посиневшими губами. Я подставляю ладонь к его носу и не чувствую дыхания, хочу коснуться жилки на шее, но Мелот плечом отодвигает меня в сторону. Он быстрыми движениями давит на грудную клетку, зажимает ему нос и прислоняется своими губами к его, чтобы поделиться кислородом.

Я слышу как в ушах шумит кровь, и набат моего сердца, словно тревогой разливается по телу, хаотичными мыслями отдаваясь в голове кричит: “Умрет! Умрет! Умрет!”. Сжимаю ладонями мокрую ткань каис и чувствую на шее слабое дуновение ветра. От этого холодного прикосновения на коже выступают мурашки. Сердце замирает, мне страшно обернуться и снова увидеть за своей спиной Эйве. В голове проносится знакомый смешок. Я оборачиваюсь и никого не вижу, только ветер играется с моими волосами, которые как паутина, облепляют лицо.

Перевожу взгляд обратно на Ансела и вздрагиваю. Звезда сидит на коленях возле головы Ансела и аккуратно, кончиками пальцев, проводит по высокому лбу мужчины, мурлыкая под нос мотив какой-то песенки. Больше похожей на колыбельную. Она склоняется над ним и волосы скрывают его лицо от меня. Девушка нежно целует его в лоб и снова выпрямляется.

Ансел выгибается дугой, заходится в кашле и Мелот переворачивает его на бок, чтобы мужчина извергнул из себя воду, которой успел наглотаться. Руки мага дрожат, и его рисунки поблескивают от капель влаги. Изящные ладони Ансел сжимает в кулаки, сминая под ними мокрый синий песок. Опирается на локти и приподнимается, мы встречаемся взглядами. Его раскосые разноцветные глаза выражают удивление и он хрипло говорит:

– Опять ты, – пытается сесть, но Мелот силой придерживает того за плечи, не давая делать лишних движений.

Мужчина шатаясь отмахивается, но его тело слабое и он потеряв опору разваливается на земле..

– Лежал бы, – бурчит вор. –Ты очень слаб.

– Я сам как нибудь разберусь, – хрипит маг самоучка, не сводя с меня злого взгляда.

– Он так похож на него, – в рокоте моря я разбираю шепот знакомого голоса, – Он мог быть моим.

Я оборачиваюсь на прибой, смотрю как волны раскатами обрушиваются на берег, разбиваются в водную пыль. Они, пенясь, подбираются и снова втягиваются обратно. Снова смотрю на мага, на его озлобленное лицо из-за чего его мягкие черты заостряются и присаживаюсь перед ним на колени.

– Что, хочешь злорадствовать? – мелкие капельки слюны падают мне на лицо.

– Нет, – усаживаюсь поудобнее на песке, что влажные частички тут же прилипают к мокрой одежде и ладоням.

– Я пока поищу то из чего можно развести костер. На вас обоих смотреть холодно, – пытается разрядить обстановку Мелот.

Перекидывает взгляд с меня на Ансела и, не дождавшись реакции, пожимает плечами и уходит за ветками для костра.

– Там в Каср аль Нариб, – я не знаю что мной движет, но слова сами срываются с губ, – я слышала мольбы о спасении. Они каждый раз, когда я притрагиваясь к силе Эйве, врывались в мое сознание. Каждый молил, угрожал и требовал освободить их. И если затихали, то всегда оставались где-то на периферии сознания. А сейчас я наконец-то их не слышу.

– Мне до этого нет никакого дела, – Ансел усаживается вытянув ноги и откидывается назад на руки, так что волны лижут его кончики пальцев.

Одернув руку, он пытается растереть ладони между собой, чтобы хоть как-то разогнать кровь и согреться.

– Что ты сделал со мной, Ансел?

– Я? Ничего. Взятое заклинание из архивов рогатых должно было указать мне путь к скрытому источнику силы. Но вместо него мне на голову упала ты со своей придурью и странными видениями.

– Эйве не видение. Она вполне реальная.

– Конечно реальная, – сплевывает в сторону, – одна девка отобрала у моего рода власть. Вторая просто уничтожила все то, что оставалось мне в наследство. Ты, – он тычет меня пальцем в грудь, – виновата в этом. Ты отобрала у меня остатки былого величия моего рода.

Я отшатываюсь, но маг прыгает на меня сверху и валит на землю, пытаясь вцепиться холодными руками мне в шею. Камушки больно впиваются острыми краями в спину. Ансел пыхтит и уворачивается от моих рук, когда я хочу вцепиться ему ногтями в лицо. Он садится на меня сверху, выворачивает руку и придавливает ее коленом. Вторую руку и заламывает и заносит мне за голову. Я выгибаюсь, бью ногами пытаясь скинуть с себя советника Юлмера, но он сильнее даже тогда, когда его тело ослаблено. Холодные пальцы смыкаются на моей шее. Я мотаю головой, пытаюсь вырваться, но все усилия тщетны. Воздух маленькими порциями попадает в легкие и я, осознав свое положение, перестаю сопротивляться.

Над нашими головами вспыхивает синее сияние, оно волной разливается по темному небу, разгоняет подступивший мрак. Ансел отвлекается и смотрит наверх расширенными от удивления глазами. Я понимаю, что это мой шанс и, высвободив руку из ослабевшей хватки, ударяю кулаком по лицу мужчины. Острая боль пронзает костяшки пальцев и я чувствую как давление ослабевает. Скидываю с себя мужчину и отползаю в сторону. Я трясу ушибленной рукой и смотрю как место, где содралась кожа, заполняется бусинками крови.

Ансел мокрым рукавом вытирает разбитую губу. Он морщится и сплевывает на синий песок.

– Наали! – Крик Мелота и я оборачиваюсь на него.

Он отбрасывает в сторону собранные ветки и, поднимая в воздух песок, несется к нам. Ансел замечает сумку вора и в моей голове возникают схожие мысли.

Мы одновременно кидаемся к цели. Мои ногти впиваются в тонкую кожу, она под напором лопается и под ладонями становится влажно. Зашипев Ансел, с силой ударяет меня локтем в лицо и, отшатнувшись, я падаю на лопатки рядом с сумкой. Лицо горит от удара и капли стекают к губам из разбитого носа. Нет времени чтобы даже вытереть лицо и я подобравшись прыгаю на спину Анселу, обхватываю руками его за плечи и тяну в сторону. Мы падаем в песок и он не приятно хрустит на зубах. Сумка выскальзывает из рук мага.

Мужчина успел открыть только верхний клапан, и из сумки выпадают драгоценные побрякушки. Я пинаю вещь вора ногой и из ее нутра выкатывается артефакт. Его бока отражают синее сияние, а сам шар подергивается перламутровым свечением.

Ансел локтем ударяет меня в живот, хочет следом ударить ногой, но я откатываюсь в сторону. Мы оказываемся на одном расстоянии от артефакта. Зло смотрим друг на друга и замираем в ожидании. Растрепанные, в синих частицах песка, измазанные в крови мы мало походим на людей, больше смахивая на чудовищ.

Маг смахивает с глаз длинные пряди светлых волос и произносит почти ласково:

– Ты же сама прекрасно знаешь, что это принадлежит мне, – и делает резкий рывок в сторону артефакта.

Я кидаюсь ему наперерез и толкаю в грудь плечом. Сумка выскальзывает из наших рук и из нее высыпаются на песок еще какие-то безделушки. Они летят в разные стороны, пока мы боремся за право первым прикоснуться к артефакту. Рука Ансела накрывает перламутровый бок шара и тут же соскальзывает. Он прокатывается в сторону и ударяется в золотую ложку, издает мелодичный звон.

Мне в лицо летит горстка песка, забивается в глаза и щиплет. Я смаргиваю слезы, вытираю лицо рукавом каис и с ужасом вижу, что артефакт в руках мага. Он медленно поднимается на ноги и сжимает в кулаке перламутровый шар.

Мелот почти добежал до Ансела, но потеряв бдительность спотыкается о корягу и растягивается на песке. Его крик полный злости утопает в рокоте моря.

Артефакт сияет сильнее и отбрасывает мрачные тени на лицо мага, как будто на нем мрачная маска. Ансел зло сверкает глазами и он, прижав шар к груди, начинает хохотать. От его голоса мне становиться не по себе.

Я медленно поднимаюсь на ноги бросая тревожный взгляд на Мелота. Вор поднимается на колени и не сводит внимательного взгляда с мага. Он слишком далеко чтобы помочь.

– Теперь меня никто не остановит, – громко говорит Ансел и поднимает над своей головой светящийся артефакт.

Вспышка озарения, проносится в моей голове, сковывает ужасом, о том что может сделать этот глупый человек. Эйве мягко обхватывает меня за плечи и прислоняется к моему уху, что я чувствую прохладу ее дыхания:

– Я помогу, – шелестит ее сладкий певучий голос.

Тепло растекается по телу и придает мне сил. Я бросаю на Мелота прощальный взгляд. Поднимаюсь на ноги и разбегаюсь, выставляя вперед плечо и вкладываю все свои силы в этот удар. Невидимая преграда возникает между мной и Анселом, от столкновения она со звоном рассыпается. Невидимые осколки вгрызаются в песок и оставляют порезы на моих руках. Боль застилает глаза и слезы холодными каплями скатываются по щекам. Я больше не буду медлить и оставаться в стороне.

Свободной рукой хватаюсь за шар. Ансел, пошатнувшись от удара, отступает назад и шар взмывает в воздух. Эйве хватает мою руку и направляет ее вверх, так что кончиками пальцев я дотрагиваюсь до гладкого бока артефакта.

Синее сияние окутывает шар, вбирает в себя свечение и начинает, вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее раскручиваться. Сияние по спирали закручивается в артефакт, наполняет его силой. Он медленно продолжая крутиться по своей оси планирует в мою раскрытую ладонь. Обжигает холодом кожу, так что кончики пальцев теряют чувствительность.

Я слышу крик Мелота:

– Нееееет!

Его заглушает уверенный и спокойный шепот Эйве в моей голове: “Пора домой, пташка. Твое время здесь закончилось.“

Наши тела окутывает белое свечение, стирает очертания, пока они совсем не пропадают. Сияние разливается по побережью пока в ту же секунду не сжимается и с треском схлопывается.

На берегу, где волны жадно облизывают берег остается лежать артефакт и Мелот, обессиленный сидит перед ним на коленях.

Кроны деревьев тихо шумят от слабого ветра, и маленькие пожухлые листочки кружась в невероятном танце медленно опадают на асфальт. Метла дворника скребет по земле собирая сухие листья в кучу. Мужчина устало приваливается на черенок и критично оглядывает проделанную работу. Отмахивается от мухи у лица и подставляет обгорелое лицо под яркое солнце.

Дверь в подъезд открыта на распашку. Наверное домофон опять не работает и старушки, сидя на лавке, ворчливо переговариваются. Они лузгают семечки и шелуху кидают себе под ноги под неодобрительный взгляд дворника. Как будто это все сон. Я не верю своим глазам.

Из дома выпрыгивает девчонка в коротенькой юбке. Пенсионерки охают, недовольно цокают злыми языками, провожая девушку взглядами, полным презрения.

– Эк, смотри вырядилась цаца. Никакого стыда у них нет.

– И не говори, Нина Петровна. Совсем молодежь стыд потеряла. Ноги от ушей, а ума совсем нет.

Галдят, перебивая друг друга и гневно размахивают руками в разные стороны, и кошка сидящая в тени куста, гневно мяукнув, бросается в подвальное окно.

Я смотрю на знакомый двор, на эти почти родные лица и не верю. Мне кажется что Эйве снова захватила мое тело и отправила меня смотреть сны о доме. Сердце сжимается от тоски и я чувствую как подступают слезы. Вытираю кровь с соплями грязным рукавом каис и боюсь сдвинуться с места. Под тенью тополя прохладно и я приваливаюсь к толстому стволу дерева и прикрываю глаза. Чувствую сладкий запах цветов, свежескошенной травы и понимаю, что мне не хватает тех терпких благовоний из храма Эслафон. Я сильнее зажмуриваюсь в надежде, что этот мираж исчезнет и я окажусь в своей комнате среди послушниц храма. Открыв глаза все равно вижу залитый солнцем двор, слышу визги играющих на площадке детей. Тело охватывает странная дрожь, которая концентрируется в кончиках пальцев.

Я оборачиваюсь на играющих в салочки детей, окидываю их внимательным взглядом. Рассматриваю мам которые сидят на площадке и о чем-то оживленно общаются. Все настолько подробное, реальное, что я слышу обрывки разговора женщин:

– А мой уже по слогам научился читать. Не зря взяла последнюю новомодную методику.

– Да ты что? Мой только осмысленные предложения стал выдавать.

Отвожу от них взгляд и смотрю на дом. Обычная панельная хрущевка, с облупившимися стенами. В окнах видны цветы, стоящие на поддокониках, ажурные занавески и мельтешащие тени внутри квартир. Задираю голову в надежде увидеть знакомые очертания. Перед глазами все плывет и я сжимаю переносицу кончиками пальцев. Нет. Это не реально. Мелот говорил, что силы артефакта не хватит на подобное. Тело прошибает холодный пот и я вспоминаю разлитое синие сияние. Что если этой силы хватило? Что если… это все настоящее?

Мотаю головой и смахиваю с глаз слезы. Они медленно стекают по щекам, оставляя после себя холодные следы. Я осматриваю себя: порванная грязная каис висит на мне лохмотьями, просторные штаны так же грязные и порваны на коленях, от былой красоты мягкой ткани не осталось и следа. Сжимаю край ткани и дрожащими руками пытаюсь разгладить складки прежде чем двинуться в сторону подъезда.

Ногу сводит судорогой и я прихрамываю при ходьбе. При моем приближении пенсионерки замолкают, их рты приоткрыты от удивления. Шелуха от семечек забавно висит у Нины Петровны на нижней губе и не удержавшись скатывается за ворот водолазки. Вторая ее товарка, Галина Ивановна, первой приходит в себя и начинает причитать:

– Где это видано?! Ты на себя в зеркало давно смотрела, Наташка?

Наташа… как я давно не слышала звучание собственного имени. Оно мне кажется чужим, не моим, а той другой девочки, что когда-то жила в этом доме.

– Ой-ой-ой, испортилась девка! Куда только Алла Георгиевна смотрит?

Я провожу кончиками пальцев по металлической двери, чувствую как от нее кожу покалывает холодом и замираю в проеме. Оры старушек остаются за спиной и не привлекают моего внимания. Подъезд дышит прохладой и я чувствую еле уловимый запах хлорки. Из каморки консьержа доносится тихое радио. Ведущий задорным голосом рассказывает последние новости и переходит к прогнозу погоды. Проскальзываю внутрь, внимательно осматриваю холл отмечая про себя изменения что произошли в мое отсутствие. Кто-то постелил ковер, разложил на почтовых ящиках книги и поставил новые горшки с цветами. От их приторного аромата свербит в носу.

Я оборачиваюсь на двор, как будто он сейчас исчезнет. Но все остается на своих местах: пенсионерки на лавочке, лузгающие семечки, визги играющих детей и тополиный пух, медленно кружащийся в воздухе. Не здесь я хотела оказаться. Сердце сжимается от тоски о абле Сайхэ, Феттан и Мелоте. Я никогда не узнаю живы ли они. Что стало с Анселом? Куда закинула его сила артефакта?

На меня удивленно смотрит консьерж, и я выдавливаю из себя улыбку и иду к лестнице игнорируя лифт.

Я поднимаюсь по ступенькам и чувствую как ноги подкашиваются от страха. Не представляю, что меня ждет, что скажет мама, и самое главное что скажу ей я? Мотаю головой и пытаюсь отогнать навязчивые мысли – сбежать и скрыться. Некуда больше бежать от проблем. Когда я поднимаюсь на нужный этаж меня за плечи обхватывают холодные пальцы. Я смотрю в испуганные, раскосые, разноцветные глаза.

– Куда ты нас закинула? – Ансел не церемонится, его ногти сильно впиваются сквозь тонкую ткань мне в кожу.

С удивлением понимаю, что больше не боюсь. Рисунки на его руках больше не светятся, они остаются просто… рисунками. Я смотрю на лицо мага в синяках и ссадинах и медленно убираю с плеч его руки. Держу его ладони в своих и смотрю прямо:

– Тебе придется довериться мне, как когда-то я доверилась тебе, – улыбаюсь и чувствую как кожа на губах лопается от напряжения и маленькие ранки начинают кровоточить. – Я покажу тебе мой мир, и помогу тут устроиться.

Ансел ошарашенно хлопает ресницами, но чуть сильнее сжимает руки.

– Но…

– Хватит Ансел. Погибло много людей, ради чего? У тебя появился шанс начать все с нового листа.

Мужчина открывает рот чтобы возразить, как дверь со знакомым съехавшим номером отворяется. В подъезд выглядывает голова моей матери. Она смотрит на нас поверх очков и ее брови вскидываются.

– Наташа? – Окликает меня она.

Я продолжаю держать Ансела за руки и поворачиваюсь к матери и стараюсь улыбнуться и сдерживаюсь чтобы не броситься ей на шею. Маг держит меня крепко за руку, не давая возможности сдвинуться с места.

– Что вы тут замерли? Проходите, проходите, нечего тут простаивать. У меня там супчик готов и булочки подошли, – тараторит мама и машет нам рукой, приглашая в квартиру.

Я ободряюще сжимаю руку Ансела в своей и тяну его за собой.

– Где ты так долго пропадала Наташа? – Мама выглядывает из кухни и, насупив брови, оглядывает моего спутника. – И кто это с тобой?

– Это очень долгая история, но я обязательно расскажу ее тебе.

Закрываю дверь за нашими спинами и проворачиваю ключ в замке. Устало приваливаюсь спиной и прикрываю глаза, вдыхая знакомые ароматы маминой стряпни. Мое долгое скитание подошло к концу.

Эпилог.

Бушующее море выплевывает на берег несколько тел. Они бесформенной кучей раскидываются на синем песке. Длинные пальцы сминают песчинки. Рты открыты в немом крике, и плоть, такая податливая, рвется чтобы водой осыпаться и проявить очертания. Люди, одновременно одинаковые и такие разные, утыкаются лбами в мокрый песок.

Кто-то поворачивается на бок и извергает из себя темную субстанцию, она ниткой слюны стекает с губ. Их тела трясутся, прежде чем они вытирают рты тыльной стороной ладони. Другие выгибаются дугой до хруста костей. Этот звук сливается с раскатом воды, ударяющейся в берег.

Некоторые удивляются звукам, которые издают их тела. Они обхватывают себя за плечи и сворачиваются в позу эмбриона. Другие подставляют лица под соленые брызги и жадно вдыхают холодный воздух. Они живые. Настоящие. Никто из них не верит такой удаче.

Море лижет босые ступни, заставляет поджать ноги к животу. Волна накрывает обнаженные тела, как одеялом, и испугавшись тут же подбирается обратно. Люди рассматривают свои руки вытянув их серому небу, трогают кончиками пальцев песок.

Земля вокруг них подрагивает слабым беловатым мерным свечением в такт биения множества сердец. Свет вторит им, медленно затухает и там, где соприкасается с телами, становится обычным – белоснежным. Их длинные волосы, облепляют белыми водорослями мокрые тела. С каждым вдохом они меняются, становятся другими и уже больше не похоже друг на друга.

Кто-то лежа на спине вытягивает к небу тонкие руки, с почти что прозрачной кожей под которой видны синие прожилки вен. Внимательно рассматривает длинные пальцы, узкие ладони, поворачивая их итак и эдак, удивляются тому как такое хрупкое тельце может иметь столько желания к жизни.

Другие кончиками пальцев аккуратно дотрагиваются до своих лиц, с изумлением отмечают высокие скулы, слегка пухловатые губы. Но больше их впечатляют носы. Что-то странное выпирающее на таком гладком и ровном лице.

Первым приходит в себя мужчина, он аккуратно, словно боясь навредить, касается рядом лежащих тел. Помогает подняться на ноги. Но, не привыкшие к весу, они заваливаются обратно на песок. Он липкими комьями прилипает к коже и мелкие камушки впиваются в тела, оставляя на ней глубокие следы.

Кто-то садится на колени и убирает с лица белоснежные пряди волос. Упирается раскрытыми ладонями в песок и слизывает с губ соленые капли. С удивлением отмечает новые ощущения, то как полость рта быстро заполняется вязкой слюной, которую сложно сглотнуть. Взмахивает головой и прислушивается к себе, отмечает как дрожит тело от морского бриза, как кожа покрывается мурашками. Проводит ладонью по рукам, приглаживая мелкие волоски..

Пошатываясь, запинаясь о мелкие камни к ней (она вздрагивает от осознания такого факта своей принадлежности) приближается один из них. Смотрит сверху вниз, заставляя задрать голову, чтобы разглядеть такое одновременно знакомое и чужое лицо. Покачивается от слабых порывов ветра и грузно, со стоном, садится на задницу вытянув ноги. Он кончиками пальцев касается ее лица, проводя ими от лба вниз по скуле, слегка мазнув большим пальцем по пухлым губам. От прикосновения ей становится тепло на душе, что она блаженно зажмуривается и готова замурлыкать, подобно кошке. Приоткрывает рот и застывает в таком положении и странное смятение охватывает тело и заставляет щеки покраснеть.

Подошедший мужчина хочет что-то сказать, но вместо слов с его губ срываются каркающие звуки. Хмурит аккуратные брови и дотрагивается до губ. Белоснежные ресницы только сильнее подчеркивают ясные, как горная река, голубые глаза.

Они смотрят друг на друга, пока мужчина не падает перед женщиной на колени. Он обхватывает ее тонкими руками и прижимает к своей груди. Другие совладав со своими телами подходят ближе и тоже переплетают руки в объятиях. Каждый отмечает что так им становится теплее. Спокойнее. Как будто это прикосновение может защитить их от любой угрозы.

– А… – издает женщина звук и тут же заходится сильным кашлем.

Мужчина, сидящий рядом, прислоняет к ее губам указательный палец. Она кивает и сглатывает слюну, которая комом застревает в горле. Прижимается ухом к его груди и слушает мерное сердцебиение. Прикрывает глаза и растворяется в этом новом для себя ощущении.

Остальные прижимаются, обхватывают друг друга руками, сплетают пальцы в узлы, соприкасаются лбами, чувствуют кожей жар дыхания. Им становится теплее, пока на них не нападает холодный ветер. Он остервенело бьет по коже, бросается в лица и заставляет их скрыть в чужих руках. Взлохмачивает волосы, кусает за пятки, как нерадивый пес, получивший кость, все нападает и нападает.

Небо, свинцовое, тяжелое наваливается сверху, оно распространяет мрак, сжирает краски и очертания. От подступающих сумерек становится прохладнее, так что видны облачка пара, срывающиеся с губ людей. К Осколкам выходят остатки гха’ар. Псы падишаха удивленно смотрят на людей и замирают в нескольких шагах. Они переглядываются между собой с немым вопросом на лицах. Пожимают плечами и подходят ближе, чтобы коснуться кончиками пальцев до плеча. Восемь тел одновременно вскидывают головы, пронзают взглядом ясных голубых глаз, которые в темноте сверкают, как маленькие звезды. Верный пес падишаха отступает на шаг назад, но быстро осознает, что Осколки не представляют угрозы. Он снимает с себя кожаную куртку с редкими металлическими пластинами и накидывает ее на ближайшее женское тело, которое его смущает.

Женщина с удивлением отмечает тяжесть на своих плечах и инстинктивно сжимает ворот куртки возле шеи. Бросает взгляд на сидящего рядом мужчину и еле заметно ему кивает.

Остальные гха’ар тянутся к своим сумкам и вытаскивают шерстяные одеяла. Их обветренные лица лучатся добром, и только светлые отметины на лбах и странная пигментация кожи, выдает в них бывших емониев. Верные псы падишаха переглядываются между собой пока укутывают тела одеялами и после отправляются собирать ветки и доски на берегу.

Темнеет. Волнующееся море, грозно рокоча, разбивается большими волнами о песчаный берег разлетается водяной пылью. В воде разливаются всполохи искр, как будто там множество светлячков. Они вспыхивают и тут же гаснут.

Бывшие емонии разводят костер. Пламя, вначале мелкое, робко занимается влажными ветками, но набравшись смелости разгорается сильнее. Сплевывает в тяжелые тучи искрами и те пеплом оседают на белокурые головы Осколков. Пламя бьет жаром и притягивает к себе замерзшие тела. Они синхронно вытягивают изящные руки к костру.

Поодаль стоят гха’ар и громко спорят, но слова тонут в бушующем море. Женщина чуть склоняет голову к плечу и отмечает про себя, что язык, на котором говорят мужчины, удивительно красив, хоть она не понимает ни слова. Она щекой трется о плечо и чувствует как теплая рука опускается ей на талию.

Один из псов взмахивает рукой и быстро подходит к костру, замирает на границе света и тьмы, пламя отбрасывает на его лицо резкие тени. Он выглядит злым, расстроенным, но Осколки не чувствуют перед ним страха. Они наоборот с любопыством вытягивают шеи, чтобы рассмотреть человека. Отмечают его сильное тело, руки в шрамах, чернявые волосы орлиный нос и такой прямой колючий взгляд темно-карих глаз. Осколки хотят коснуться его, дотронуться до шрамов на руках и ощутить чужое биение сердца с кем они не связаны.

Мужчина смотрит в каждое лицо, внимательно изучает их и чувствует восхищение перед Осколками. Медленно опускается на одно колено, склонив голову. Остальные гха’ар, бросив ругательства, кидаются к нему, но холодный взгляд голубых глаз как будто приковывает их к земле и они замирают не дойдя до своего товарища и пары шагов. Мужчина сидит с раскрытой ладонью и пожевывает губы, хмурит светлые брови и тихо произносит:

– Это… его… выбор… – вздрагивает от звуков собственного голоса, но взгляда не отводит, продолжая изучать суровые лица псов падишаха.

Женщина прислонившись к его груди, с удивлением обнаруживает то как тело вибрирует, когда произносит разные звуки и, охваченная странным возбуждением, говорит следом:

– Мы принимаем, – удивляется тому какой у нее тягучий как мед голос, и как слова обволакивают язык сорвавшись с губ, – вашу помощь.

– Кто вы? – Выплевывает слова человек со шрамом через все лицо.

– Осколки, – неуклюже пожав плечами отвечает ему голубоглазый. – Того что вы могли звать… Создателем.

– О’Нияр, – ошарашенно выдыхает тот что преклонил колено.

Остальные подхватывают услышанное слово, медленно его произносят, покатывая на языке, словно пробуя на вкус. Переглядываются друг на друга, и их бледные лица, с синими от холода губами, трогает слабая тень улыбки.

Преклонивший колено смотрит на названных О’Нияр из под густых черных ресниц, и медленно подняв голову оборачивается на своих товарищей:

– Все как рассказывала абла Сайхэ, пусть ее душа направит нас на путь. Мы просто обязаны им помочь!

Гха’ар хмурятся, зло сверкают глазами и переглядываются между собой. Один из них, с разноцветными глазами скрещивает руки на груди. Он зло выдает:

– Это были детские сказки, Самил.

– Каср аль Нариб тоже считался сказкой, – возражает названный Самилом. – Но мы были в Замке Синих песков, видели чудовищ и даже ту, ради которой Арион развязал войну. Это все реально!

– По правде говоря, – говорит низкорослый гха’ар, – войну они не объявляли, а…

Он осекается встретившись с холодным взглядом, нервно сглатывает и замолкает.

Самил поднимается с колена и отряхивает штанины от налипших синих крупиц песка.

– Замир, – обращается он к тому кого считал главным в их тройке. – Месих-паша мертв, наши города погребены под толщей воды. Мы не можем поддаться в Юлмер. Нам ничего не остается как…

Он мимолетом касается лба откуда раньше росли витиеватые рога.

– Мы не присягнем на верность людям, будучи не уверенными, что наш правитель мертв.

О’Нияр внимательно слушают спор, переводят взгляд голубых глаз с одного мужчины на другого. Один из осколков щелкает пальцами и призывает светящийся шар. Песчинки, прилипшие к коже, отлипают и кружатся вокруг раскрытой ладони по спирали. Гха’ар замирают и тянут руки к оружию. Женщина тепло улыбается и кончиками пальцев касается шара, волнуя его и тихо произносит:

– У нас не такие… способности как у Эйве, – она отчетливо проговаривает каждое слово и не сводит внимательного взгляда с мужчин, – но мы тоже можем создавать.

– Мы нужны им, – с нажимом произносит Самил, – Замир, Касен, хватит валять дурака.

Вызвавший сияние удивленно приподнимает бровь, и сжимает руку в кулак. Свечение гаснет и песчинки осыпаются на землю и смешиваются с остальной кучей песка.

– Государь…

– Обернись, – Самил показывает пальцем на огромные волны, разбивающиеся о берег. – Посмотри на меня! Разве ты видишь то что было раньше? Чтобы то ни было, но абла Сайхэ, рассказывающая нам малым, о проклятье Звезды укравшей всю влагу была права. Посмотри, столько воды мы и представить себе не могли. И пусть даже это лишь малая часть, но проследив путь отсюда ты понимаешь, так же как и я, что Каср аль Повэм уничтожен.

– Мы не можем знать наверняка, – качает головой Замир, – я не могу верить в сказки…

– Это не сказки – это наша новая реальность. Посуди кому мы нужны? Мертвому падишаху его верные псы ничем не помогут. Податься на службу в Юлмер? Нас вздернут на первом дереве. Идти в Низин или Тальс? Нет, брат мой. Мы нужны этим людям. Возможно наши Предки все это время направляли нас к ним.