– А ошибка ли это…? – мрачно и тихо бросил фразу Уильям, в его голосе был явный низкий упрек.
Уилл пытался в срочном порядке покинуть занятый своими ногами участок дороги и выйти на прямую к дому, как его стал останавливать Джош. В ход пошли крики, но очень скоро он одумался и перестал орать, в избежание ненужных взглядов со стороны оставшегося в школе персонала, если таковой имеется. Он–то не знает, что в школе остался один только Фрэнк, который, кстати, тоже не всегда исполняет обязанности ночного и быстро уходит, сделав свою работу. Но что же оставалось разозленному поведением сына отцу?
Нежданно у Джоша в глазах появились какие–то проблески красного цвета, которые с лёгкостью воспламенили бы нечеткий запах крепкого алкоголя, что шел от мужчины. Возникли темные мысли, они сделали его взгляд невозмутимым и холодным, что можно было прочитать лишь одно чувство – безнаказанности. Он замахнулся и ударил юнца сначала по голове, отчего Уильям оказался в шоке и взвизгнул от мгновенной боли, которую принес ему этот отцовский жест.
– Нет уж…не для того я тебя растил, чтобы из тебя выросло не понятно что! – отец сделался грубым и неприятным, он стиснув зубы стал кричать на сына. – У тебя нет никаких прав мне перечить! Я – твой отец! Твой создатель! Ты должен слушать что я тебе говорю! Куда ты направился.
Убежать Родсу не удалось, разгневанный отец схватил его за руку крепкой, железной хваткой. Не знаю почему, но я отчётливо чувствовал небольшую часть боли, неприятные ощущения, которые испытывал парень.
– Пускай так и будет… Он заслуживает… – злорадственно пробубнел я, но не без тени сожаления. – За бедного Глена Бог отомстит… Справедливо…
Хоть для меня и было бы обычно стоят и наблюдать, как бывший хулиган испытывает все то, что он поворачивал с Гленом на себе, с худшим оттенком в виде персоны мучителя – своего же собственного папы. Но внутри, что–то колит. Я сказал внутри, нет, это условно, разумеется. Чувство было не очень комфортным, я думал резко уйти в сторону, чтобы этого не видел. И уже готовился уйти, повернулся, разобрал свою позу Наполеона и двинул шаг. Я доволен, убеждал я себя.
– Черт… Твоя вязала! – крикнул я своей совести и ринулся вперед. – Так дело не пойдет!
Не прошло и секунды, как я бросился к мужику и немедленно отшвырнул его в сторону, наблюдая, как он падает.
– Ну нет… К черту! Все к черту! Ладно! Вот, это тебе подарок Уильям! Жест доброй воли! – я не стеснял себя в словах и раздражённо кричал. – Не сметь обижать тех, кто не может ответить! Даже если это твой сын! – направляя грозно свой указательный палец, громко говорю я.
– Друг…а ты кто? – испуганно, находясь в шоке от всего, сказал мне из–за спины Умльям.
– В смысле....?!
– Как тебя зовут?
– Д…Д…Д…Дэвид… А стоп… Какого… Ты меня видишь? Что ли?!
Уилл кивнул. А я вдруг понял, как оказался за территорией школы, но солнце еще не покинуло неба.
– Черт возьми… – крикнул я.
Внезапно я провалился в абсолютную темноту. Мурашки! О нет, мурашки, по коже выступили мурашки. Я стал чувствовать дрожь, огромное чувство страха. Абсолютный страх. Но вокруг тьма, тьма и отвратительные звуки, настолько ужасные, что одни только они могут ввести в глубокую паническую атаку, от которой можно свалиться в конвульсиях и биться головой о землю, но земли под ногами не было. Ужас, что это, по моему плечу прошло странное ощущение, кто–то его коснулся. Мокрое и холодное прикосновение ощущалось даже сквозь одежду. Я слышал шепот, он был сильным, слова сбивались в противный звук, который, как пила резал ухо. Кажется, я оказался в аду, но как? Ведь уже вечер, почему это произошло? Что же это, из–за того, что я слишком рано покинул положенную мне территорию. Мне хотелось поскорее уйти отсюда, убежать, скрыться, но не могу. Что происходит.
Слова стали складными, я мог их уже расслышать. Чей–то ехидный голос говорил – забираем его, он наш, условие были нарушены… Голос громче, и более уверенно кричал – Не сметь! Мне трудно было понять о чем идет речь.
Внезапно перед моими глазами оказался мой знакомый – Смерть. Но мое сознание было настолько туманным, что мне удалось расслышать – Последний раз… Снисхождение за доброту… Лишь только… Я предупреждал.
А далее, тьма…
Обнаружив себя не на земле, а на полу моей родной каморки возле пианино, я задал себе мысленно риторический вопрос – что произошло? Я не знаю. Оказалось, что той ночью меня не было, узнал я это только утром. Почему? Потому что я утром проснулся. Да, скорее сказать, очнулся. Тем днем, я увидел краем взгляда Уильяма, он видел меня, но внимания не обращал. Мне это очень напоминало Глена при первой нашей встрече. Хотя нет, обознался, меня не видел, кажется, мне показалось. Чуть позже, мне в сознания пришли обрывки воспоминаний. Но они настолько были обрывочны, что, интерпретировать было сложно. Но да ладно, главное, что я не угодил в темное место, лучше прислушаться последних слов смерти и не лезть на рожон.
Я не сразу увидел, как за мной наблюдал мой друг. Глен смотрел на меня странно, в схожести трудно было его охарактеризовать, словно я заживо сгораю, в его глаза это буйство огненных красок невозможно было не заметить. Я очнулся не сразу, передо, мной что–то мелькало, какие–то темные пятна, взгляд был неясным. Само состояние мне было в радость, я будто снова почувствовал себя живым. И все равно, что я на земле желал, как после драки или вечеринке, главное, что я на мгновение снова почувствовал что–то телом, которого у меня давно не было. Даже легкие покалывания в голове были, хотя с закрытыми глазами, порой, проскальзывали образы места, в которое я угадил. Ощущение времени было потеряно, кто знает, сколько я на земле пролежал, была мысль, что вечность. Потом я вспомнил – ага, несколько часов точно.
– Нет…Дэвид…ты… – выронил фразу Глен, но последнее слово услышать не успел, снова на минуту отключился.
– Боже… сколько…ой…сколько времени прошло? – отходя от обморочного состояния, пытаюсь внятно спросить я. – Сколько часов я тут…?
– Какой, еще…часов? Ты что спишь что ли?
– Я? Бр…что?
– В смысле? Я прихожу, а ты тут…спишь! Никогда тебя спящим не видел! А ты что, спать можешь?
– В этом то и дело… –покрутил рукой, в процессе размышления, сказал я. – Нет…
Глава XII. Навсегда в моих мечтах
Чем ближе последний день учебы в 1999 году, тем больше нервы Глена подводили его. После прогона в зале, с учителями, мой друг сделался слишком суетливым и пугливым. Вернее, как сделался, он был таким всегда, но я рассчитывал, что это пройдет, неужели похвалы преподавателей не подействовали?
В считанные дни перед концертом, несмотря на свое состояние, он упорно сохранял самообладание и ответственно подходил к каждой репетиции. Анну-Марию не избегал, но и не активного общения у них не было. Изредка провожал со школы, а так, сидел у меня и играл на моем настроении, постоянно молчал и повторял про себя песню, а когда его рот все же открывался, то это были либо редкие шаблонные фразы, либо снова – текст песни. Ну а я, валялся всем «телом» на шкафу в каморке, либо пытался подыгрывать на гитаре. Пока я стараюсь отдыхать, он поворачивался ко мне и с таким неприятным и недобрым взглядом смотрел на меня, будто пытаясь меня заткнуть.
– Как дела с Анной Марией? – спросил один раз я, сидя на шкафу.
– А что? А–а–а–а–а! Нормально все, ходим…гуляем… – сухо ответил мне Глен, не отрываясь от клавиш.
– Ну понятно…
Сухо, повторюсь, сухо и как по печатной машинке, Глен Петти играет, его навык игры одной песни доведен уже до абсурдного автоматизма, не интересно уже слушать бездушную музыку! Где энергия твоей души, где творчество? А, что, нет, тебе надо всего лишь ее выучить, ну хорошо, учи на здоровье, мешать я тебе не буду.
И вот в таком духе мы провели последнюю неделю. Вот-вот Рождественский концерт, и стоило бы догадаться, Глен сидит у меня. У меня такое ощущение появилось, что мы в картине застряли. В помещении, такая как раз, была, плакат, где учитель стоит над играющим на фортепиано учеников. Не отличить от нашей реальности…
– Ай! Черт побери! Что за дрянь! – это так Глен реагирует на то, что инструмент вдруг резко стал играть буги–вуги. – Д-э-э-э-в-и-и-и-д!
– Ой, дорогой Глен, да ты умеешь неплохо играть! Я спиной чувствую, как ты чисто играешь в стиле Джерри Ли Льюиса… Браво! – невозмутимо отвечаю я, добавляя небольшую толику сарказма в речь.
– Не смешно! Я еще не закончил.
– Д-а-а-а!? Но ты уже успел мне надоесть! – я резко спустился со шкафа и подобрался вплотную к парню. – Ты…неделю…сидишь тут! И просто…играешь! Не говоришь, не ноешь как обычно, не шутишь, а просто и тупо играешь…и…все! Как так можно!
– Ах извините, мистер одиночка! Нечего, что у меня завтра концерт, на который, между прочим, ты меня затащил!
– Просто перестань уже издеваться! Ты неделю с пианино не слезаешь… Так можно и всю душу растерять! Ничего не будет впечатлять…
– О чем это?! Что за…бред?!
– Бред!!?? Ты хоть сам себя слышал? Свою игру…
– П–ф–ф–ф… Конечно!
Я взглядом показал ему, что сомневаюсь в его ответе.
– Нет… – ответил Глен, с интонацией, будто бы сдался.
– Ты пойми, что не важна так сильно техника, как та часть сердца, которую ты вкладываешь! – сменил тон на более доброжелательный я. – А ты так быстро играешь, что вся душа уходит! Весь смысл…
– Да…что ты…
– Что…? Что я понимаю? Действительно… я же всего лишь автор…откуда мне знать… – пожимая плечами, говорю я.
Глен хоть и попытался посмотреть на меня, словно готов парировать. Но он вдруг резко поник и не стал со мной спорить.
– Ах… Ну да… может ты и прав… – успокаиваясь, тихо поговорил Ен.
– Не грусти! Все будет отлично! Завтра, ты их покоришь!
Рождественский концерт должен был начаться ближе к концу дня, после всех уроков, чтобы создать хоть какой-то намек на вечер. Как всегда, расстояния от вчерашнего дня, до сей момента я не заметил. Проводил Ена и снова его встретил. Учебный был сокращен, многие готовились к тому, что за места будут драться. Сам я помню, как занимал для своих друзей места и оборонял их от всех остальных. Этот рождественский фестиваль был всем по душе, ну а те немногие, что любили побыть одни в такой вечер – просто уходили домой. Или в каморку…
И вот, так сказать, сигнал к началу концерта. Боже мой, как мне все это напоминает мой 1960 год, отсюда, от самого верхнего рядя отличный вид на концерт. Кажется, вот–вот на сцену с речью выйдет миссис Пул и объявит нас с друзьями. Правда, софиты были хуже, не такими яркими, но моему воображению это не мешает. Для меня, все они стоят на сцене. Грациозно обхватывает гриф белого смешного контрабаса Гордон, красуется своими воздушными поцелуйчиками Джо и как механик с заправки возиться с ударной установкой Милз. Таких номеров больше никогда не будет…
Изучив небольшую афишу, распечатанную на сером монстре, который в канцелярии стоит, я теперь знаю, что после номера, который я сейчас смотрю, выходит Глен.
– А следующий выступающий окунет нас в атмосферу романтики… Разумеется, он в силах погрузить нас в нее своими загадочными и теплыми картинами. Именно таким мы его все знаем! Но сегодня он подготовил нам сюрприз – встречайте, бурными овациями, Глен Петти! – ведущий в весьма пафосной форме объявил моего друга.
В голове у меня, моя картина, далекого времени, старый с помехами микрофон и слова, что струились сквозь него – …Сейчас…я бы хотел исполнить то, что написал сам…посвящаю всем влюбленным и одному особенному человеку…
Ен выглядел эффектно, его обычные черные брюки весьма роскошно смотрелись с приятным голубым пиджаком и белым галстуком на фоне такой же небесно голубой рубашки. Про голос я промолчу. Это очень трудно выразить. Его великолепный голос был настолько чистым и приятным, что я испытал то, что давно не чувствовал – счастье! Да, будь Глен знаком с моими друзьями, они бы единогласно заменили бы низкого тенора меня, на прекрасного романтического и высокого тенора Глена. Для меня, для моего воображения, юноша выходил из голубого дыма, словно ангел, а вокруг полу–мрачная атмосфера, практически как в театре. Пространство, где за роялем сидел Глен было словно белое облако, освященное луной. Каждая нотка в песне, каждая ее часть была наполнена душой. Не может быть, Глен положительно воспринял мое нравоучение, в первый раз без каких либо колебаний. Об этом точно можно сказать, что Глен Петти, юноша, что играет мою песню, оправдывает ее название. И Анна Мария, разумеется была в восторге. Она сидела чуть ближе к сцене, чем я. А в ее глазах напрашивается эта фраза – Навсегда в моих мечтах!
Мне осталось только пожелать удачи влюбленным, надеюсь, подобие моей истории с Эми не коснется их.
– Ты был великолепен! – когда Глен удалился за сцену, а следом за ним, там оказался я.
По понятным причинам, за сценой, где было много народу, ответить осыпающему его овациями мне он не имел возможности.
– Г–Л–Е–Е–Н! Это было потрясающе! – чуть позже, сюда пришла Анна.
Кажется, что ее остальные номера уже мало интересовали.
– П…правда?! – Ох, спасибо тебе… – с глазами в пол, неловко отвечал Глен.
Их глаза соединились в месте, и между ними проскочила искра. А искра дала началу долго влюбленного взгляда. Все получилось как нельзя хорошо, у меня получилась любовная история, хоть и не со мной, но что–то полезное смог сделать. Если у меня не получится такого снова испытать, пусть этим наслаждается мой друг, ведь у него все впереди.
– Думаю, задание выполнено…тут моя помощь уже не нужна… – тихо сказал я и столь же беззвучно исчез.
Отойдя подальше, я заметил слишком знакомое синее сияние под моими ногами. Да, я оказался прав, в нескольких метрах от меня, играя на контрабасе какую–то неестественную мелодию, стоял Ангел Смерти, мой старый знакомый. Громадная фигура в белом фраке и с серыми крыльями извлекала звуки из контрабаса, не используя смычка. Музыка, что он играл, была мне каким-то образом знакома, но понять я этого почему–то не мог. Если бы не тот факт, что передо мной стояла сама смерть, я бы подумал, что он вовсе не играет, а стоит рядом с инструментом, перебирая пальцами, музыка где-то рядом звучит.
– Это снова знакомый мне дух, как неожиданно…жаль ты не видел этого, то было очень прекрасным зрелищем… – направил свою фразу в сторону Ангела смерти я.
– Я наблюдал за всем этим. Это здорово…восхитительно! – ответил со своей обычной улыбкой мой старый друг. Думаю я с уверенностью могу его таковым считать.
– Правда!? А…да…Глен долго репетировал. Боялся, стеснялся и плакал…Но я говорил, что все будет в порядке! И так и получилось. Да и самое главное, Анна Мария! Теперь я могу сказать наверняка, эта девушка нашла того самого, а этот парень дошел до своей любви всей жизни… Это…э–т–то…п–п–п–п–о–р–а–з–и–т–е–л–ь–н–о! – мою радость невозможно было сдержать, меня переполняло это чувство до краев, мне казалось, что я даже чувствую что–то телом, хотя его и не было.
Радовался как мальчишка, а сели быть точным, как мальчик, который доволен.
Я чувствовал удары сердца, мне было и жарко и холодно одновременно, но это не могло произойти. Вздохнув с облегчением, частично остановив свою радость, я вновь взглянул в глаза Ангелу. Но я увидел не ту обыкновенную улыбку, я увидел какую–то грусть или тревогу, а улыбка была маской прикрытия. Оглядываясь по сторонам и смотря в его глаза, я вдруг подумал, что это конец и мне пора на тот самый суд, про который пишет Библия. Мое время пришло. Радость быстро сменилась тоской, но я все равно позволил себе спросить – Все ужасно?
– Нет, что ты…все отлично! – ответил мне посланник небес. – Дэвид, пора…
– И что будет теперь? Меня…отправят в ад? – спрашиваю я.
– С чего ты это взял? – спросил в недоумении он, готовясь мне разъяснить что-то важное. – Никакого ада! Но тебе (пауза) …пора уходить. Твое наказание подошло к концу, ты очень много сделал хорошего и не только для себя. Теперь тебя ждет твой заслуженный покой…
– Вот так…но… Но я ведь… – отвернулся я в сторону Глена. – …совсем недавно обрел хорошего друга. И это последнее время стало лучшим, какой бы не была моя жизнь до того… Я участвовал в приключении, пусть и не в своей жизни… Но это было волшебно и весело! Как…что меня будет ждать?
Внезапно мне стало очень нелегко. С одной стороны, я должен радоваться тому, что смогу освободиться от своего заточения. Но с другой стороны Глен, все это, мое время, проведенное в этой компании, неужели я больше не буду шутить на тему живописи, а Ен не будет заходить в коморку, стуча, в мою дверь. И я не увижу этого всего больше никогда…
– Давая второй шанс, я много на себя беру, даже слишком. Это трудно объяснить, как и почему, зачем, будет время, я сам все объясню. Моя дверь дает тебе одну дорогу: ты родишься снова, но в новом теле и проживешь совершенно другую жизнь, полностью с чистого листа, без пятен и грехов прошлого. Абсолютно чистый холст или нотная тетрадь… – ответил на мой вопрос ангел смерти, снова, как и прежде заглядывая сквозь мои глаза в душу.
– Я не могу вернуться назад? Разве это невозможно? – в растерянности, тихо, практически шепотом спрашиваю я.
– Боюсь, что не все может быть так, как мы думаем… Ошибку всегда можно исправить, но обратной дороги нет, лишь новым путем можно исправить оплошности прошлого…
– Все это звучит легко… Разве перерождение это не великая тайна бытия? – на минутку, от волнения, я вернулся к критической и саркастической позиции.
Смерть улыбнулся и кинул в мой адрес легкую усмешку.
– Может быть и тайна, но ты в новой жизни все равно не вспомнишь этот разговор – резко, улыбаясь, пояснил мне он. – Посему, не бери в голову…
Мне пришлось задуматься, что мне делать дальше, я просто не понимал, как мне поступить. Меня переполняло желание начать все с чистого листа, но меня пугает то, что будет там. Это было слишком резко. Фактически, на меня с неба упала хорошая новость. Но я знаю точно, что я этого очень долго ждал, я чертовски устал.
– У меня…только один вопрос… – с опущенными в пол глазами, я готовился спросить в последний раз и я могу поклясться, что по щеке текла слеза.
– Не продолжай, любовь. Я знаю твой вопрос…любовь – не успев договорить, меня своей репликой прервал Ангел.
– Да…именно! Любовь, я увижу ее?! Где именно, это будет? И будет ли она вообще…в новом времени?
– Любовь присуща всем, только не все внимательно ищут или просто забывают. Твоя ждет тебя до сих пор, и ждала всегда, и будет ждать тебя впереди. Дороги ваших судеб столкнулись еще задолго до вашего рождения, просто ты этого не хотел признавать, тебя интересовало другое.
– О чем это ты? Прости…не понимаю…все так неожиданно…
Ангел смерти протянул мне руку, а в ней оказался брелок. То был ржавый брелок с медиатором, который я нашел у себя на могильном камне. Это был намек, который я понял сразу же, ведь моя любовь и правда была все время у меня под носом. Но я был настолько слеп, что в упор не замечал огромный рояль на фоне гитары. В моей голове тут же появилось решение, я выбрал свой шанс и я выбрал свою жизнь.
– Позволите мне попрощаться с Гленом? Я буквально сейчас скажу ему прощальное слово… – это была моя последняя просьба перед тем, как я уйду из этого мира, полного приключений и воспоминаний.
– Конечно можно, только недолго! Чтобы не случилось, приходи сюда! – ответил на мою просьбу мой ангел.
Чувство были очень странные, смешанные, я многое не понимал. Смерть временно покинул мою компанию, оставив наедине с картинками в моей голове, что называются мыслями. И я стою и жду, когда последняя мысль скажет правильный ход дальнейшего моего поступка. Что мне делать? Вот какой вопрос меня волновал. Каким бы ни был Глен, он оставался для меня хорошим другом, который прижал смысл моему существованию здесь, в этой старой школе города Винсенс, штат Техас. С раннего детства я не знал, кто я такой и кем стану.
Я продолжаю стоять на том же самом месте, и меня заметил Глен, которого сопровождает Анна–Мария. А я машу ему, словно в последний раз. Хотя на самом деле, так оно и было. И вот, глядя на брелок, который находиться у меня в руках, я думаю, что пора прощаться с этим хорошим человек. Думаю когда–нибудь, он преуспеет в том, что ему нравиться больше всего. И надеюсь, любовь всей его жизни будет с ним в моменты триумфа и во время временных трудностей.
Этот брелок не может указать мне путь, который сделает меня счастливым, он лишь напоминание о двух дорогах, одну из которых я выбрал по ошибке для себя сам много лет назад. Какова будет новая жизнь, скорее всего, я этого уже не вспомню. Я всегда стремился к тому, чтобы быть счастливым всегда, круглые сутки, каждый день и каждую секунду своей жизни. Но, увы, не всегда нам видимо надо быть счастливыми. Необходимо слезть со стульев гордыни и пройти по стопам боли и отчаяния, чтобы очистить свою душу, прибывая в объятиях ужасных мук своей совести. Или умереть, если мы не способны победить свою боль. Однако помните, там ваши проблемы не решаться как по волшебству, только не так…
Последними словами с Гленом обмолвится, удалось очень скоротечно, ибо Анна–Мария уже ждала новую звезду школы в холе, перед гардеробом. Но он так не смог понять, что видит меня в последний раз, но я оставил ему на память свои ноты с текстом песни и автографом, чтобы не забывал. Он знаете, очень торопился проводить свою девушку до дома, в его голове была мысль взять ее пальто и как настоящий джентльмен поухаживать за ней, но из меня она пошла за своими вещами сама, а заодно обещала прихватить и его. И наконец, я попрощался с ним, пожав ему руку. Ен улыбнулся мне в ответ и мы, переглядываясь друг на друга, уже разошлись.
Пройдя по коридорам школы, я взглядом и улыбкой попрощался с Фрэнком, чего он не видел, поскольку стоял спиной ко мне, наблюдая за местом своей будущей уборки. Я оглядел все свои любимые места. И скелет в кабинете биологии, с которым мы частенько забавлялись над учениками и учителями. И каморку, которую видел каждый день. Все это так странно, видеть в последний раз, как–то надоело видеть школу, но, не смотря на это, что–то в душе заставляет грустить. Кажется, я полностью стал человеком сегодня, ко мне вернулись чувства, хоть меня по–прежнему и не видит никто. Обойдя кругом всю школы, я вновь спустился на первый этаж. Через открытые двери я застал своего друга в момент, когда стояли вдоль дороги. Посмотрел поближе, там был и Уильям, он обсмотрел их взглядом и обернулся в мою сторону, улыбаясь. Как будто он моргнул мне в знак чего–то, или же мне показалось. Я еще раз решил попрощаться и крикнул во все горло, но он не услышал меня больше. Даже головой не повернул.
– Я обращаюсь к своему давнему другу, Смерти, кажется…я готов! Я готов пройти по избранному пути… – глядя на провожающего Анну–Марию своего друга, говорю я.
Эпилог
Дэвид очнулся на стуле, перед открытым фортепиано. Из–за угла был слышен очень знакомый разговор. Дэйв почувствовал дежавю, его не покидало ощущение, что он все это видел. В его руках был взведенный отцовский пистолет, холодный, словно камень, и не поддавался нагреву от руки парня. Он выглянул и застал там Эмили, в которую был влюблен с Джеральдом, с которым встречалась она. Странные эмоции окутали его ум.
– Дэвид? – спрашивает Эмили.
Нахождение Хейли было неожиданным для обоих влюбленных. В его глазах выступили искры, и тут он все вспомнил. Он мгновенно спрятал свое оружие подальше от любопытных глаз и уставился в одну точку, чтобы внимательнее рассмотреть картинки, что выдает ему память. Все произошло невзначай, наплыв воспоминаний, что вызвали радость и облегчение Не имея возможности сдержать эмоции, его улыбка озарила пространство каморки. Он крикнул на всю школу и поспешил выбежать, предварительно пожав руку Джеральду, приобняв по–дружески Эми и пожелав ей во всем удачи. Перед тем как покинуть здание школы, Дэвид обернулся и ему на миг показалось, что он видел кого-то в окне. Кого-то, кого он хорошо знал…
Воздух вечернего Винсенса бил в лицо молодому человеку, шедшему домой совершенно другим человеком. Поддавшись эмоциям, он ринулся прочь, прочь по главной дороге, прочь из города, до самого озера. На берегу, в месте, где трава имела границу с озерным песком пляжа, Дейв рухнул на колени. Он почувствовал небывалую свободу и рассмеялся громким истерическим смехом. А после, со свойственной себе манерой рок–н–рольщика крикнул на всю округу – Д–А–А–А!
– С–П–А–С–И–Б–О! У–У–У–У–Х! – продолжал радостно кричать он. – Да…спасибо за все…
А в глазах, картинка из все того же сна, который сном не был…
***
Однажды я прочитал у одного из своих друзей одно очень интересное изречение:
Обращаясь к Создателю, я постоянно спрашиваю когда, почему, зачем, но ответа я так и не получаю. Бог лишь просто смотрит на меня, как на маленького ребёнка, коим возможно я и остаюсь, и посылает лишь свет надежды. Он улыбается мне каждый раз, когда у меня что–то ломается, не выходит и начинает строить что–то новое, поражая мой разум от необычайной креативности идей. Что же, спасибо за заботу, но опыта я больше не желаю, мое сердце требует быть счастливым, любимым, значимым. И когда, казалось бы, он услышал меня и открыл мне дверь в новую комнату, я увидел, что в ней было еще больше дверей. Это застало меня врасплох, и я не знал, что мне делать.
Но я позволил себе его дополнить, если скажу, что перед развилкой дверей оказалась табличка, с надписью, словно призванная мне что–то подсказать – прежде чем сделать, подумай один раз, а то и два, а то и три, а после – передумай!
Пробуйте эту жизнь на вкус, ищите свою свободу, свое дело, любовь и смысл жизни. Делайте только обдуманные шаги, чтобы передумать не захотелось с четвертого раза. Главное, наслаждайтесь всем этим! И не стоит романтизировать издержки черной полосы!