Глава VII. Мир и мысли о нем
Ближе к девяти вечера, я, как и запланировал, двинулся в сторону дома Глен. Так сказать, в гости к своему другу, навестить, спросить, как дела. И главное, узнать интересующую меня вещь – где ты и твой чертов портрет, черт тебя подери!
Солнце скрылось за горизонт и мои ноги, в старых синих туфлях устремились к главным воротам школы. Вечером было тихо, город наш и тридцать лет назад не отличался силой бодрствования, а сейчас ничего не поменялось. Кроме ярких огней закрывающегося последнего магазина и новых фонарей в парке, улицы ничего не освещало. Хотя было еще не слишком поздно, город словно умер, люди только периодически появляются, раз в двадцать минут проезжали машины. Невероятно, но свернув направо с главной улицы, я увидел еще работающий ресторан, и там сидели люди, отдыхали и весело проводили время.
– Приятного аппетита, свободные граждане Америки! – крикнул я в сторону террасы ресторана, где сидели гости. – Эх, сейчас бы тоже поесть старой доброй, жирной и аппетитной американской еды…от чизбургера я бы не отказался! От хорошего прожаренного стейка тоже… Еще холодного лимонада…бррр…а–а–а–а! Какого…черта! Я не за этим сюда шел!
Мне было достаточно постоять пять минут рядом с этим заведением, где запах старого доброго жареного мяса сводил с ума даже такую потустороннюю субстанцию как я, чтобы в голову пришли мысли о голоде. Странное ощущение, тем более, что я не ел больше тридцати лет, это смешно звучит из моих уст. Нет, правда, это весело, вовсе не грустно как может показаться на первый взгляд. Ведь я, это я, без чувств. И все же, надо идти дальше, время идет…
Я проходил все по тем же улицам, мимо тех же домов, что стояли здесь, когда я бежал от дома до Гордона. Домики остались прежними, но честно говоря, некоторым из них не помешал бы хороший ремонт. Но кто знает, может лопнувшая и потрескавшаяся краска на домах – это хит сезона в будущем. К растениям, которыми заросли тропинки, и к деревьям, которые своими ветвями постоянно щекочут домам окна, это тоже относится. Были и очень красивые и ухоженные дома, я заметил также и новые, не все я успел осмотреть, когда был тут в первый раз. В последнее время я в основном в лес хожу, на озеро. Там еще спокойнее, очень красиво, тихо, кроме, все того же сверчка или лягушек.
Вот и музей, я стою перед ним, а теперь, осталась самая малость – обнаружить искомый объект. Оглянувшись, я нашел очень быстро, коричный одноэтажный кирпичный домик, я такие на картинках видел в журналах, бесконечное описание американской мечты, точь в точь, сошел с этих самых журналов. Аккуратный, ухоженный и чистый газон, видимо мать всем заправляет в семье. Правда, газонокосилку стоило бы убрать с дороги. Серьезно, я споткнулся. Даже легкое сияние света луны слегка обласкало испачканные в траве лезвия прибора.
– Моему отцу бы понравились такие компактные штучки… – сказал я, глядя на прибор для уборки сада. – А еще ему бы точно понравился сад миссис Хейли…так ладно, где Глен…
Войдя в дом, я сразу заприметил отличный интерьер дома. Не подумайте, я не стал ценителем дизайна и всего такого, как пишут в современных журналах. Просто моя каморка всегда одного цвета, бледные коричневые стены и темный пол, ох, да, хлам, которым забита эта комната буквально под завязку.
Для меня стало сильным открытием то, что я знал отца Глена. Ну конечно! Я вспомнил, где я слышал эту фамилию, Петти. Имя мальчишки первоклассника, который пнул меня, когда я отказался дать ему гитару поиграть. Причем этот маленький Генри Петти так больно меня ударил, что весь день хромал тогда. Маленький, а такой дерзкий и сильный. Черт, о чем же я, дети это такие маленькие существа, которым от природы дано все, что армия США успешно бы смогла использовать на полях сражения, благо конвенция о правах детей запретила подобное. Еще не поняли, что это? Так это просто: громкий и пронзительный голос, особенно у мальчиков, способный стекла разбивать; недюжинная сила, в этом я точно убедился; и пожалуй главное – полное отсутствие какой либо морали, им главное получить удовлетворение в своих потребностях. И как никто из великих злодеев не сообразил создавать армии из детей.
Генри Петти и его жена находились на кухне и о чем–то беседовали. Их разговоры слушать я не стал, мне это не особо интересно, но тут на кухне появился Глен. Я снова, второй раз за сегодняшний день упал на пол, опасаясь того, что меня не совсем вовремя заметит Глен. Пришлось даже быстро ноги прятать, кто еще, кроме как старого призрака из школы носит синие замшевые туфли времен поздних 1950–ых годов. Меня бы это сразу выдало бы. Самое смешное, о чем я никогда не задумывался – а какого черта у меня нет носков? Я что, когда пистолет у отца свистнул, носки забыл? Как вообще такое вышло! Нет, немного не правильная интонация и фраза, как я мог об этом вспомнить только сейчас, спустя тридцать с лишним лет, валяясь на полу дома Глена Петти? Многим это кажется смешным, а мне нет, меня это вгоняет в ступор, почему, как и зачем, что–то около того.
– Какой все–таки классный потолок у них дома, совсем не то, что в нашей школе! И деревом пахнет вкусно…мммм… – находясь на полу, я долго не мог пошевелиться, мне казалось, что я снова прячусь от отца на чердаке. – Не обращайте внимание, тут всего лишь я…
А что за история с отцом? Да так, один мы сигары у него взяли, чтобы проверить, что за занятие такое, курение. Честно скажу, отвратительное «хобби», меня вырвало. Гордон и Милз пытались продержаться дольше, но и их завтрак помахал рукой всем нам.
Целых полчаса мне пришлось прятаться в гостиной, дожидаясь момента, когда Глен пойдет в свою комнату. Не то чтобы я хотел его напугать, нет, у меня был другой план. И вот, наконец, все разошлись по своим комнатам, в том числе и Ен. А за ними последовал я, пока парень был в ванной, я поспешил в его спальню.
В комнате моего друга ничего не вызывало сильного интереса, плакаты Битлз, в том числе и огромный голубой постер с Джоном Ленноном в очках над кроватью, с надписью «Imagine». Ничего особенного, разбросанные кисточки и краски. Вдруг снизу, я услышал шаги, нужно срочно искать место, чтобы спрятаться. Мои глаза, бегающие вокруг комнаты, быстро наткнулись на чулан и я, тут же встал там. Тем временем, Глен вошел в свою комнату и включил свет. Обычно в таких вот неловких моментах, те, кто прячутся в шкафу, чихают или издают какие–то посторонние шумы, которые их выдают. Но, как следовало бы запомнить, сей физиологические черты, не могут быть созданы мною, поэтому, я стоял в чулане, в абсолютной тишине. Кроме того, Глен все равно меня бы не увидел, так как он лежал на диване, слушая свой плейер. По легкому бумажному треску, я узнал, что юноша свой блокнот открыл и скорее всего, рисует.
И тут неожиданно появляюсь я…
– И это не те роиды…что ты искал? – пройдя сквозь дверь чулана, сказал я, вернув фразу Глена ему же.
Парень с криком подскочил, отшвырнув собой и плейер и свой блокнот. На крик прибежала мама, с вопрос – все в порядке?
– Да…все в порядке… – с легкой дрожью в голосе, отходя от шока, ответил Глен.
– А чего ты кричал?
– Уронил плейер на ногу. Все нормально!
– Ну тогда ладно, доброй ночи!
– Да… – Глен тихо, буквально, выпроводил свою маму, но затем очень грозно посмотрел на меня. – Какого…какого…какого....?!
– Да. Да. Да. Я тоже рад тебя видеть… Ты где все это время пропадал, а? – с легким сарказмом спрашиваю я.
– Ты с ума сошел! Какого черта ты тут вообще…(пауза) делаешь… Вау… – когда парень сложил в своей голове 1+1 и понял, что я могу выходить за пределы школы, он остыл и замолчал. По глазам вижу, ему стало любопытно.
Я не знаю, видимо то, что он один раз видел меня за пределами школы, он благополучно из головы смог выбросить что ли. Он от неожиданности кричал, так, будто впервые видит меня в первый раз. Мне с каждым разом становиться все труднее не удивляться находчивости и памяти моего нового друга. Как можно, будучи собеседником призрака, еще чему–то удивляться!
– Да…ты все правильно понял.
– Ты…ты…ты…ты!!!
– Слушай, что с тобой? Ты специально ради меня занялся совершенствованием своего красноречия? Внятно можешь говорить? А не так, будто первый раз призрака встретил?
– Да подожди ты…со своими шуточками! Как ты из школы выбрался, это же твоя тюрьма!? Ты что, все это время, врал мне, старый призрак? Или я чего-то не понимаю…
– Скажи мне, идиот, зачем мне тебе врать? Я был заперт в школе, а с недавнего времени могу выходить оттуда, но только по ночам.
– То есть…как это…выходить? По ночам? И только…
– Я скажу спасибо и за это! Наконец увидел своей родной город, спустя столько времени!
– К–а–а–к это возможно?
– Это трудно объяснить…
Глен с ухмылкой посмотрел на меня и несколько секунд держал этот взгляд, пытаясь каким–то образом, то ли пристыдить, то ли меня разговорить.
– Ну да…конечно, о чем ты! Трудно, трудно просто рассказать… Сложно, серьезно? Сложнее чем призрак, который совершил самоубийство из–за девушки, в которую был влюблен, и за это с–а–а–а–ам ангел смерти обрек тебя на вечное скитание в школе, пока он это не исправит… Ты шутишь, да?! – с упреком, разбавляя это истерическим удивлением, сказал Глен, жестикулируя перед моими глазами.
– Получается так… – находясь в неловкости, ответил я.
– Нет…не т–а–а–а–к! – крикнул Глен, и бросив в меня карандаш, затем сообразив, что все вот–вот будут спать, сменил крик на шепот. – Нет, друг мой, не так. Это просто на всего, не честно!
– А мы отошли от темы… Где ты все время пропадал? Ты уже дня три в школе не появляешься! И что там с твоим…с твоей картиной? Конкурс уже скоро!
Молодой человек на секунду задумался. То ли как мне ответить, то ли вовсе, как от меня избавится. После небольшого сеанса задумчивости, Глен снова посмотрел на меня грубым и суровым взглядом, словно у него под кроватью девушка, а ему времяпрепровождение порчу, и он этим самым взглядом меня прогоняет, глаза на полном серьезе издают этот сигнал – уйди! Мгновенно он изменил свое лицо, и подключив жесты руками, указывая на несуществующую пустую точку, без слов говорит уже другу фразу – все же очевидно!
– …ммм… На конкурсе уже этот портрет! Ясно!? На конкурсе! – наконец выдал желанную информацию мне Глен. – А я в школу еще завтра точно не пойду, я болел, выписался, но мне разрешили не ходить последний раз…
– И как…прошу прощение, я должен был об этом узнать! – с легким раздражением спросил я. – Плюс, ты не плохо так устроился…школу прогуливать…
– А кто из…нас…пффф…приведение? Ты же у нас волшебное существо, потустороннее…и очень опасное, ну и воспользовался бы каким нибудь из своих фокусов.
– По поводу меня снова остришь? Или думаешь, я мысли читаю, или телепатией владею? Нет, простите, нет, у меня лишь три инструмента, с помощью которых я этот мир еще вижу! Это…считай со мной, загибай пальцы…слух, зрение и осязание! Вот! Все! И то, осязание странное… Мысли я не читаю, будущее не вижу…
–Ну допустим…ну мне уже надоел этот портрет…этот конкурс…эта…Анна–Мария и все что происходит вокруг!
– Ух, как ты резко стал выступать, опять! Нет уж, дудки… Так дело не пойдет, а ну ко быстро за мной! – сказал, неожиданно для Глена пнув его за ногу. – давай быстро, или мне тебя полетать заставить?!
– Эй…к–у–у–у–у–у…куда!? Я не…не…не…понимаю! – растерялся Глен, второй раз получив небольшой шок.
– Пройдемся…поговорим!
– Ночью???
– А что, я только ночью и могу. Да и к тому же, озеро в это время дня о–о–о–о–ч–е–н–ь живописное, думаю, ты как художник это оценишь! Ох какие там виды…а какой воздух, ммм, божественный!
– Я никуда не пойду! Как ты вообще мне такое мог предложить?!
– Хорошо, тогда я буду всю ночь здесь находиться и петь тебе…все, что я знаю!
– Пффф…а на что мне плейер дружище, а?
– Вот скажи мне, ты идиот? Или просто прикидываешься? Я листок бумаги смог сжечь, я тебя в воздух поднял, и ты думаешь, что я не могу одним лишь прикосновением, уничтожит твой плейер или временно вывести его из строя? Ты очень сильно ошибаешься на мой счет…
На этот раз я сильно его удивил, похоже, что я победил. Глен сидит и рыщет взглядом либо на потолке, либо на полу, периодически поднимая палец и выговаривая звук «м». Стоя перед ним, я не перестаю ухмыляться и активно показывать свою безнаказанность и упорство.
– Что хороший аргумент? – издевательски, я согнулся поближе, чтобы он лучше меня понял. – Я тоже так считаю.
Глен слегка нервозно три раза кивнул мне в ответ, а потом всем своим видом показал, что смерился со сказанным.
– Куда хоть идем, напомни? – тихо спросил Петти.
– На озеро! – отвечаю с улыбкой я.
– Ты хоть подумал, как я из дома уйду?!
– Это уже твое дело… Через задний выход, пошли! В конце концов, уйти это не проблема. По крайне мере для меня…смешно…
– А как насчет времени, а? Вдруг мы не успеем, ты что, исчезнешь или что–то такое, растаешь…а?
– Послушай, сейчас и одиннадцати нет, а до восхода еще целая ночь, нам с лихвой хватит этого времени. Еще и на обратную дорогу хватит, и я еще в школу успею!
– А как быть с тем, что я спать хочу!!
– Мы ненадолго, выспишься, тебе же завтра не рано вставать.
– Почему здесь–то поговорить не можем? – Глен встал с кровати и стал искать свою куртку, на улице ночью становиться не очень тепло.
– Потому что я устал разговаривать в четырех стенах, я этим 38 лет занимаюсь, пора поговорить на улице! Ты не представляешь, как эти стены могут давить на тебя, словно мешки с цементом, которые на тебя упали на стройке. И так постоянно… Самопроизвольно, ты начинаешь думать, что вот он, конец твоего мира. Складывается ощущение, что твой мир не представляет собой ничего, кроме плохо окрашенных стен, пола, мусора вокруг тебя и одного и того же вида из окна. Да, можно выйти из комнаты, но там то же самое, хоть твой мир и расширился до невидимой линии, что определяет границу школы с городом, штатом, миром… – покуда Глен собирается, я случайно освободил из головы, давно гложущие меня мысли. – никогда не понимал тех, кто мечтает лишь об одном месте, чтобы там жить. Ведь есть мир и его целиком не обойти за всю жизнь, нельзя, невозможно! Опасно, когда атмосфера вокруг тебя это стены и вид из мутного окна…
– Должно быть, ты прав… – задумавшись, коротко прокомментировал сказанное мною Глен.
Глен даже спорить со мной не стал, я вижу, что он со мной согласен. Со мной трудно спорить в принципе, но тут он отключил любые попытки меня оспорить.
– Давай уже собирайся, мистер Джон Леннон! Тебе еще тихо, на цыпочках, из дома выходить! – отойдя от философских размышлений, сказал я.
– В смысле мне? А ты!? – слегка удивленно спрашивает меня Глен.
Тут наступил интересный момент. Я, как я это любил, ехидно улыбнулся и зловещи, хихикнул, а потом направил свою гордую походку в сторону окна.
– Эй…ты это куда! – пытается окликнуть меня Петти.
Я подошел к окну, дабы взглянуть, на что оно выходит. Оказалось вид из окна ведет взгляд смотрящего прямиком туда, где стоит второй, задний ход. Еще раз улыбнувшись, я повернулся спиной, скрестил руки и выпрыгнул, прошел сквозь окно и молниеносно оказался на улице. Правда, с небольшим побочным эффектом, слегка неудачно врезался в шезлонг, и чуть было, не схлопотал легкий удар сквозь какие провода. Глен быстро подбежал и стал таращиться на меня с не менее удивленным взглядом, чем после нашей первой встрече. Вероятно, такого трюка он пока принять не мог, хотя странно, учитывая, что он знает кто я такой.
Юноша не заставил себя долго ждать, его пунктуальность меня никогда не подводит. Разве что, почти. Теперь мы оба направляемся в сторону выхода за территорию жилища семейной четы Петти. Погода стояла ясная, прохладная, правда дождь, что шел сегодня днем оставил следы – повсюду были лужи, словно мы идем по дороге в болото. Зато запах петрикора, ставший главной составляющей атмосферы вокруг нас, был очень ярким и выраженным. Каким бы ни была погода, мне было все равно, но меня беспокоил Глен. Может показаться, что я очень дорожу здоровьем своего друга как его родной отец? Черта с два! Он просто очень громко ноет, когда у него что–то не так. Лучше всего от этого избавиться, это избавится от причин возникновения этой плаксивой манеры говорить.
Чудеснейшая была и дорога до озера, без всяких происшествий. Только маленькие сине–зеленые огоньки мелькали в траве, что росла вдоль дороги. Все дорого, что вели из города, кроме главной и той, что ведет к мельнице, выходят к озеру, словно все по одной схеме вытоптаны. Мы же с ним идем по «особенной дороге», по ней сам Говард Холланей ходил на рыбалку.
– Это правда? – в процессе беседы оживился Глен.
– А вам что, учителя не рассказывали? Не водили на экскурсии и все такое…прочее?! – удивленно спрашиваю я, вспоминая свое детство.
– Нет, что ты…учителя больше говорят о том, как отсюда свалить. Они и сами не против, но они словно сильно приросли к этим местам.
– Любопытно, как изменился наш город. Удивлен, очень сильной удивлен.
– Это ирония?
– Вовсе нет, у нас тоже были люди, готовые уехать отсюда за красивой жизнью. В их числе был и я…и еще…как мне казалось…э…мои друзья.
– Ты тоже хотел уехать?
– Конечно… Я думал, что мы с группой уедем, вступим в музыкальный бизнес, будем записывать свои альбомы. В общем, хотели быть звездами…да уж…
– Хотел–и–и–и!?
Пока шел этот разговор, мы быстро пришли к озеру. Как я и говорил, чудесное место, особенно ночью. Глен правда все портил своим фонариком, но его понять можно, он не видит ничего, в отличие от меня. Туман у воды создавал особое настроение, он был словно звукосниматель на хорошей гитаре, вроде бы не нужен, гитара и так звучит, но без него картина не та. Пройдя несколько метров по берегу, мы нашли отличное место для разговора, скамейка, она та же самая, что и тридцать с лишним лет назад, правда слегка гнилая и бесцветная. Юный мистер Петти озирается по сторонам, все выдавало в нем одно – он ищет дорогу, думает, не заблудились ли мы.
– Не дрейфь парнишка, со мной ты не заблудишься! Я эти места как ниточки своего свитера помню, знаешь как он мне надоел… – успокаиваю я Глена, вспоминая параллельно, что я в одной и той же одежде все это время.
– Да и не боюсь… – соврал мне Глен.
– Оно и видно…особенно по твоим бегающим щенячьим глазам…
– Не говори глупости… а что так сильно заметно?
– Совершенно! Особенно, когда видишь перед собой объект своего воздыхания. Знаешь, научись скрывать свои эмоции под каменной маской, которую сам же и создаешь.
– Ой… А ты мне так и не ответил… хотел–и–и–и?!
– Ах да. Ну…я по крайней мере так думал. Я воображал нас рок–н–рольными звездами! А оказалось…что лишь я один грезил идеей стать звездой. Не думал даже их спросить, нам просто нравилось это занятие, это все давало нам повод приходить счастливым в школу и гордится нашим городом, хотя тут скучно до гробовой доски.
– Это ты получается, сам ограничивал свой мир?!
Я не заметил, как мой друг потихоньку стал воспринимать все, что я ему рассказывал. Даже более того, он стал интерпретировать это и использовать в своих целях. Он в открытую, издевательски возвращает мне мои же фразы, чтобы что–то узнать. Браво!
– Зришь в корень живой парнишка… – саркастически ответил я. – Да, думаю ты прав. Я ограничил свой мир еще до того, как оказался в таком состоянии. А эта стена и окно ждали меня, язвенно смотря на меня каждый день, в надежде стать моей тюрьмой… Беда каждого человека в том, что он сам создает себе это окно со стенами. Что есть стены? Тюрьма, в которую ты себя вогнал. А окно? Ух…окно это самообман, ведь пока ты видишь мир…реальный мир…тебе не будет казаться, что ты заперт.
– Ого…очень мудрое изречение…даже очень.
Глен всматривался вдаль, туда, где озерная вода соединяется с туманом, а туман соединяется с небом. Думаю, в этом свете он видел мои монологи как интересную историю, которая помогает отвлечься от своего «окна» в виде Анны–Марии, и ее чокнутого ухажера.
– Секундочку, но ведь окно можно открыть, так? – с неподдельным интересом спрашивает парень.
– Это еще один способ себя обмануть…открываешь окно…ага…значит мир тут, рядом, он никуда не убежит. – продолжаю я.
– А если через окно выйти?
– Поздравляю, это уже победа! Одно дело просто посмотреть на вид из открытого окна и забыть о нем, а тут побег, ты пробился к миру. Можно вечно утверждать о том, что можно найти свое место в жизни и там и оставаться, это так, но нельзя забывать о том, что тебя окружает. Мы по натуре любим новое, или хорошо забытое старое… А мир – это и есть наше новое, ведь он бесконечен, также, как и ты.
Юный мистер Петти с огромным любопытством смотрит на меня, когда я это рассказываю. Странное ощущение, не соответствует той роли, которую я занимал в школе. Я себя ощущаю Кентервильском приведением, таким же старым и пыльным призраком с картинки какого–то готического рассказа. Только не хватает цепей и одежды поздней эпохи Шекспира, ну и возраст, разумеется. На фоне этих мыслей, я конечно задумался, неужели меня ждет такая же «старость», как сэра Симона де Кентервиля?
Пока я бесполезно проводил свое время, размышляя, глядя на рыб, что в воде плещутся, Глен просто кидал камни в воду. Кстати о рыбах, вижу я четко, примерно так же, как и самого Глена, это странно, но очень красиво. Как будто кто–то направил проектор легкого зеленого цвета на воду, а последняя стала чуточку прозрачнее. И, боже мой, я забыл свои часы! Забыл у папы на столе, тридцать восемь лет назад, когда стащил у него пистолет. И теперь вряд ли могу спокойно следить за временем.
– Глен, а у тебя есть часы вообще?! – спрашиваю я.
– А…да. Да…да…кончено взял! Вот! – отвечает мне Глен, закатывая рукав и показывая мне свой инструмент для слежки за временем.
Признаюсь честно, часов я его еще не видел. Черные, полностью пластиковые, даже ремешок. А циферблата вообще нет, его заменяет квадратный экран, как у компьютера, на котором такие же квадратные цифры.
– Ух ты, мы тут болтаемся всего полтора часа! Я думал минут десять… – с удивлением заметил я, что часы показывают без пятнадцати час.
– А мне другое интересно… – сказал мысль в слух Глен.
– И что же это?
– Если кто нибудь узнает, что я после больничного, вместо того, чтобы спать, ускользнул на озеро с…один получается… отец бы поддержал, если бы ты был девушкой.
– То есть если бы ты ушел с мертвой…но девушкой…никого бы это не удивило? Психиатров тоже!?
– Ну да…это выглядит забавно!
– Забавно!? А кстати да, ты хоть раз думал о том, что ты спятил и разговариваешь с пустотой? Я то знаю, что я это я, но откуда знаешь ты..
– Думал конечно… Но…как я тогда узнал о тебе, твое имя? Ведь до этого, я ни о каком Дэвиде Хейли не слышал…
– Ой да брось! Хоть ты и говорил, что никто из школы не слышал обо мне, кроме самых старых, я не верю, что в здании нет городской легенде обо мне, просто ты это скрыл от меня, боясь, что я все–таки твоя галлюцинация на фоне стресса.
– Допустим…все таки есть такая легенда, Фрэнк знает, один раз я у него спросил. Он пояснил мне, что в годы, когда здесь была своя группа, в школе покончил с собой парень, музыкант и многие говорят, что его дух бродит в стенах школы.
Я впал в легкий радостный шок, который должен быть сопровождаем дрожью, но я лишь могу ее представить. Но дикое любопытство завладело мной, и я был готов за воротник трясти своего друга, чтобы он все рассказывал. К счастью, это все не требуется, Глен все четко и логично мне рассказывал.
– Прям призрак? – продолжаю нервно задавать вопросы я.
– Да, так и рассказал, призрак парнишки бродит по стенам школы и ищет покой. Правда сейчас эта легенда не актуальна, она была на пике популярности в середине 70–ых… – поведал мне Глен.
– Кажется это из–за меня…
– Да ну, а я думал из–за призрака Кеннеди…ох расстроил ты меня…
– Да погоди ты, я в 70–ых не раз мешал таким же, как я с собой покончить. Выходит, они меня помнят таки…
– Но имени призрака, точнее, твоего уже никто мне рассказать не может.
– Не удивительно…
Тут мое стремление узнать сменилось яростью, при этом шок остался прежним. Почему–то я узнаю нужную мне информацию слишком поздно, понадобилось так много времени, чтобы хоть какую–то картину миру у себя в голове сложить. Спасибо и на этом, моему другу.
– Слушай…какая интересная история, какого черта ты мне раньше не рассказал мне!? – с сарказмом и иронией, подкрепляемые небольшой яростью спросил я.
Глен стеснительно улыбнулся и стал разводить руками, показывая, что извиняется за свои действия. Вернее, за их полное отсутствие.
– В свое оправдание скажу, что у Фрэнка я спросил после того, как ты меня спрашивал полученную информацию… – робко уточнил парень.
– То есть ты вообще не особо торопился…секундочку! Ты еще и держал эту информацию долго…!? – спрашиваю с неподдельной яростью я.
– Извини…я забыл…честно! Не трогай меня только!
– Нужен ты мне…тратить на тебя силу свою..пффф… Ладно тебе, все нормально. Все равно ведь рассказал о всем, тоже спасибо… Интересно же.
Звезды, мерцающие на величественном ночном небе, дополняли огромный осколок серебра, называемый луной. Лишь небольшие остатки туч периодически закрывали вид на карту звездного неба. Облака, которые еще можно заметит в божественной гамме ночного неба, дополняют отличный фон для звезд. Они находятся очень далеко от нас, но от этого намного интереснее мечтать. Глена небо не особо интересовало, он все свои камешки бросал. Меня это удивило, разве художник не должен все это любить? Получается, что из нас художник больше я, чем он. В общем–то, так и есть, я тоже художник, но музыкальный как Дебюсси. Мы оба свои импрессионисты, я пишу музыку, а Глен картины. И это здорово, раз это нравится таким девушкам, как Анна–Мария. Кстати о ней, меня давно интересовал один вопрос, может я его уже задавал, да в моей памяти не было такого эпизода. Поэтому задам его сейчас.
– Послушай…а ты когда вообще с Анной…ну…познакомился?! – между делом, тихо спрашиваю я.
– Это очень долгая история… – скрытно ответил Глен.
– Боже мой! Может ты и торопишься куда–то, а лично я нет…ты процедуру уже знаешь… Не расскажешь – полетаешь!
Парень посмотрел на меня скучным и пустым взглядом, словно сейчас из его уст выпадет фраза – ах, ты чертов шантажист!
– О–о–о–о… Этот день я запомнил в самых мельчайших подробностях. – сдался в итоге Глен и начал мне все рассказывать. – мы тогда с классом готовили выступление ко дню независимости. Я спокойно готовился к своему номеру…я тогда Гамильтона играл…сижу, репетирую, а затем моя очередь. И тут со сцены выходит она, в своем роскошном голубом платье… Именно тогда я впервые ее увидел, мы даже обмолвились словами…но я стал нести полную чушь, да и время было выходить. Вот как–то так…потом она, после сцены сказала, что я хорошо говорю. Она только недавно перевелась к нам из другого города… Эх, я даже не знал, что к нам еще кто–то стремится.
– Тебе сколько лет тогда было, а? – меня захватили смутные сомнения.
– 13…
– Так это ты тот парнишка, что на мою голову свалил коробку с гирляндами!
– С чего ты взял! Не…это был не я.
– Да! Точно ты! Сидел что–то мямлил с бумажкой…а затем к тебе девочка подошла, а ты от своих жесток коробку со шкафа скинул на меня! Тебя еще потом какой–то парень окликнул – эй, Гамильтон, пора!
– А да… Наверное.
– То есть, наверное? Ты мне сразу тогда не понравился…не зря я чувствовал подвох.
– Да ты боли не чувствуешь…чего развыступался то!
– Призрачный расизм…
– А что разве не так…?
Сидя с раздраженным взглядом, я начал рычать, делал я это осознанно, чтобы показать ему, как меня это сильно нервирует. Потом, посмотрев в глаза Глена, я тихо, но с особым грубым ревом брякнул в его сторону – черт с тобой, да!
Недолго мы еще просидели на берегу, в начале 3 часа ночи, когда время стало неумолимо бежать вперед в сторону нового дня, я предложил, наконец, разойтись. Глен отправился в сторону своего дома, но обнаружил то, чего он и боялся все время – не найти обратную дорогу. Пришлось мне своего друга вести домой, вплоть до порога его дома. В темноте и правда мало что видно, кроме как совам, ночным змеям и мне. Попрощавшись с ним, быстро оказываться в школе я не стал, решил дойти до нее старым добрым человеческим способом – прогулкой пешком по дороге. Тем более, что погода привлекать меня не перестала, а город я еще осмотреть полностью не успел.
– Хех, ну блин Глен…свалить на меня коробку с рождественскими гирляндами… А я еще думаю…где я мог его видеть?! Точно! Вот память моя, не сразу сообразил! – сказал вслух себе я, глядя на окно в доме Глена, где буквально минуту назад погас свет.
Следующий день я провел в ожидании того, что мне расскажет Глен о выставке. Мистер Петти подавал заявку в школе, поэтому сегодня картину я еще увижу, хотя, еще представляется возможным увидеть ночью, в музее. Перед отправкой на мероприятия, картины финалисты как всегда были вывешены на всеобщее обозрение в школе, разумеется, те, которые представлены учениками этой школе.
– Хорошо сказанул, от Э–Т–О–Й школы, а как будто есть какая–то другая школа в Винсенсе…Боже, почему это так смешно… Сейчас умру от смеха… – сказал вслух сам себе я, умирая от смеха над своими же словами.
Учитывая, то, что в нашем городе, в мое время, по крайней мере, все магазины располагаются на одной центральной улице – Авендж–стрит, а в качестве места показа работы местных творческих личностей используется музей местной истории, когда–то бывший моим домом, мне интересно, зачем Глену этот конкурс. Вряд ли его картина войдет в историю, кроме как в пыльный архив музея истории города Винсенс, или в хранилище школы городка, а по совместительству, в мою коморку. Но городок может достойно встретит этих молодых и активных людей, что тоже вряд ли, волонтерских организаций у нас с роду не было, кроме тех, кто чистит озеро от тины и ненужного мусора.
Что же, я был прав, в холе школы висит несколько местных работ таких же местных художников. От картин откровенно бездарных и страшных, до шедевров, каковым является портрет Глена. Кстати, те шутки, что висят здесь, могли бы потягаться с «шедеврами» абстракционизма, вполне соответствуют.
Мой коронный портрет висит на самом видном месте, о чудо, на нем золотой стикер с цифрой один. Хотя название мне не нравится, что это за чушь, «Портрет с эффектом из прошлого»? Что за философия, звучит как–то слишком пафосно и дико! Но то ли всем нравится название этой картины, то ли мое лицо всем нравится, но внимание она привлекла большое, вплоть до фотографий в местную школьную газету, выполненные Деборой, подругой Анны–Марии.