От котла отлетел первый клочок пара. Русские рожки зазвучали громче: они продолжали насвистывать одну и ту же веселую мелодию. Ручей у пробоины перебегали царские кони, вода плескалась и задорно хлестала их по ногам. «Па-а-ли!» – тетива вздрогнула, в воздух отправились тысячи стрел. «Па-а-а-ли!» – прыснули пищали, сотни казанцев глухо повалились на землю. Скрежетало железо, стонали раненые, лопались деревянные щиты. Казанцы рычали на русское войско, а русские ревели на татар. Серо-голубой дым рассеялся, и город залил желтый свет полуденного солнца. Пучок света скользнул в окно-щель и вновь показался на полу.
Над крышей дома просвистел снаряд, и купец невольно пригнулся. Хлоп – удар, обвал кирпичей, снова какие-то крики. Он подбежал к окну-щели. От мечети рядом с площадью исходили дым и пыль, две стены уцелели, одна превратилась в прямоугольный треугольник, другую снесло. Внутри лежали белые кирпичи и пушечное ядро. Круглая железная крыша покосилась на развалинах; на вершине продолжал вилять синий флажок с белым полумесяцем. Да, скоро он уйдет отсюда, и русские не заметят, как он пробирается к тайному ходу.
Пузыри воздуха выпрыгивали со дна и взрывали поверхность воды. Над котлом поднимались бледные клубы пара. Купец взял со стола ковш и урну, когда дверь отворилась. Пол застелил желтый прямоугольник света, и к нему спустилась длинная тонкая тень, как от копья или пики. Купец поднял глаза.
В проеме стояли два человека. Один был помоложе, в руках у него лежала опущенная пищаль, а на голове сидела темно-красная, почти коричневая шапка.
– Артамошка! – крикнул пищальнику старший, с секирой. – Стреляй в поганого татарина. Сколько зла мы натерпелись от татар! Сколько они русских людей в плен увели и сколько наших городов и сел разрушили!
Над крышей пронеслось несколько снарядов, и все ненадолго пригнулись.
– Отца ведь твоего, Артамошка, татары погубили. Раз напали поганые на город, а ему щеки вырезали, глаза вык