Остальные обитатели Белой Вежи последовали за ним. Немил задержался, чтобы привести Звениславу в чувство. Ему даже пришлось прыснуть ей в лицо молочной водицей из речки. Но едва он распрямился, чтобы догнать уходящую толпу, как обомлел и замер.

Мара стояла на том месте, где ее разорвали, целая и невредимая. Ее обнаженное тело сверкало в сиянии звезд, усыпавших черное небо. Обрывки меха и белого бархата валялись у нее под ногами – платье было потеряно безвозвратно, но сама Перворожденная восстановилась и оглаживала свои телеса, проверяя, все ли в порядке.

– Эй, вы куда? Это как? – растерянно крикнул Немил вслед уходящим.

Бредущий последним Дажбог обернулся и с любопытством оглядел возродившуюся богиню. Толпа остановилась, возбужденные голоса затихли.

– Скорее вы сами сдохнете, чем причините мне вред! – злорадно расхохоталась Мара.

Перун первым приблизился к своей бывшей супруге и с недоверием ощупал ее.

– Целехонька! – заключил он с удивлением.

Мара хлестнула его по лицу. Стрибог выбрал самый тяжелый камень из всех, какие можно было найти на берегу. Им оказался огромный яхонт весом в три пуда. Его подвесили к Маре на железной цепи, закрепили как следует, затем вывели ее на причал и сбросили в самую стремнину реки, где водовороты кружили хоровод. Молочные воды забулькали над головой Перворожденной. Постояв четверть часа, толпа начала расходиться.

– Погодите! – выкрикнула Звенислава.

В десяти шагах от причала голая Мара на четвереньках выбиралась из воды. На ее белой коже проступали следы от цепи, но самой цепи уже не было, как и камня.

– Порвала! – бросил сквозь зубы Хорс.

– Сжечь ее! – коротко распорядился Перун.

В землю врыли каменный столб. Беглянку опутали новой цепью и приковали так крепко, что она не могла шелохнуться. Слуги натаскали дров с хворостом. Хорс едва прикоснулся к костру, как тот вспыхнул. Немил отшатнулся от жара и вытер с лица пот. Мара корчилась в огне, но продолжала проклинать богов и сулить им жестокую участь.

Время шло, но белая кожа ведьмы не становилась темнее. Преступница лишь хохотала и издевалась над теми, кто смотрел на нее.

– Да что ж это такое? Добавьте огня! – вскричал Перун.

Слуги обложили ведьму вязанками хвороста. Огонь оглушительно затрещал, пламя взметнулось до самых звезд. Мара подула на пляшущие языки. Ее ледяное дыхание принялось гасить их один за другим, и вскоре вокруг столба образовалась черная проплешина с тлеющими углями, среди которых продолжала яриться и бесноваться невредимая колдунья.

Напрягшись, она порвала цепи и сделала шаг вперед. Толпа отпрянула.

– Нет, я найду на тебя управу! – взревел Перун.

Он выхватил у Лады драгоценный посох и со всей силы ударил им ведьму. Мара будто только этого и ждала: она вцепилась в посох мертвой хваткой, ни за что не желая его отдавать.

Перун потянул к себе ручку из мамонтового бивня, но в этот момент его смело силой, с которой не могли совладать даже боги. Немил увидел, как закачались ветви могучего Мироствола, нависающие над Горним миром. За дубравой, подступающей к городским воротам, вздыбилась каменная гора. Послышался жуткий треск деревьев, вырываемых с корнем. Гора приняла облик чудовищного великана, сжавшего ветвь Мироствола, превращенную в палицу. Великан полез напролом, вытаптывая вековые дубы, не доходившие ему до колена, и замахнулся своим орудием. Огромный сук с резким свистом прорезал воздух и обрушился на пристань, где собрались боги. Земля под ногами Немила дрогнула и покачнулась, самоцветы взлетели от тряски и осыпали его колючим дождем. Великан замахнулся еще раз и прошелся дубиной по берегу, норовя разметать толпу небожителей. Перун выпустил посох и кубарем покатился к стене.

– Отступаем! Все в крепость! – выкрикнул Род.

Богини и боги устремились в распахнутые ворота. Звенислава схватила Немила за рукав и потащила за собой. Святогор грохнул палицей, взметнулась туча камней и обломков, и прямо под ноги кудеснику упал столб с цепями, к которому только что была прикована Мара.

Немил споткнулся и едва не бухнулся лбом в алмазную проплешину, но Звенислава подхватила его за воротник, подняла ввысь и перенесла через столб. Он и опомниться не успел, как оказался в туннеле под аркой. Ворота захлопнулись за его спиной, но грохот не прекратился – Святогор, возвышающийся и над стенами, и над башней, принялся громить их.

Вместе с толпой бегущих божеств Немил и Звенислава оказались на Солнечной стреле.

– У нас осталось последнее убежище – Вежа, – сумрачно вымолвил Дажбог.

– Мы не можем отступать, – возразил Перун. – Каждый шаг назад приближает окончательный крах.

Башня над Золотыми воротами затрещала. Святогор заехал дубиной по сияющему позолотой шатру, надстроенному над смотровой площадкой. Остроконечная крыша разлетелась и осыпалась кучей обломков.

– Враги не оставляют нам выбора, – сказал Род. – Быстро в укрытие!

Богини и боги заторопились по улице, ведущей к Алмазной площади. Сук великана обрушился на башню и снес половину зубцов. Град камней полетел на зеленеющие усадьбы и изгороди из разросшейся малины. Звенислава сжала рукав Немила – сквозь плотную ткань он ощутил ее прикосновение, показавшееся как никогда живым.

Когда толпа небожителей достигла Зеницы, от башни остались одни руины. Святогор выломал ворота, ворвался в город и принялся крушить дворцы, позолоченные кровли которых слепили его солнечными бликами. Столпившиеся вокруг вежи гриди и навьи слуги впустили владык в палату, втянулись следом и заперли за собой узкую дверь.

– Мой топор! Рогатина! Стрелы! – радостно воскликнул Перун, увидев оставшееся без присмотра оружие.

Владимир с готовностью начал натягивать на хозяина кольчугу, панцирь и шлем, закреплять наручи и затягивать завязки на поножах. Немил бросился помогать, схватил с пола рогатину, но она оказалась неподъемной, и он не смог сдвинуть ее с места.

Небосвод под ногами кудесника дрогнул, на мгновенье затих, а затем заходил ходуном. Тяжелые шаги великана загрохотали по улице, ведущей к цитадели богов. Послышался шум вырываемых с корнем деревьев. Палица Святогора прошлась по округе и разнесла вдребезги Гостиный двор и Оружейную палату.

Перун с ног до головы облачился в доспехи и направился к выходу, хищно улыбаясь из-под забрала и приговаривая:

– Сейчас и проверим, вернулись ли ко мне силы…

Владимир догнал господина, накинул ему на плечи лазурное корзно и щелкнул драгоценной застежкой. Плащ громовержца взвился, как парус, почувствовавший тягу ветра.

Боги-воины принялись вооружаться, кто чем. Ярило схватился за позолоченный щит. Вслед за Перуном все высыпали на крыльцо.

Увидев вооруженных богов, Святогор рассвирепел еще сильнее. Его палица обрушилась на массивную стену вежи, но исполинская башня выдержала удар. Не помня себя от ярости, великан принялся топтать богов, казавшихся рядом с ним совсем маленькими. Его огромный сапог так ударил по алмазной Зенице, что целая россыпь кристаллов выломалась и осыпалась на далекую землю.

Перун наложил на лук извивающуюся, жгучую молнию, и натянул тетиву. Сверкнула ярчайшая вспышка, прогрохотал раскат грома, от которого у Немила заложило уши. Тетива запела и бросила молнию в Святогора. Острый кончик извилистой спицы уколол великана, на миг остановив его буйство. Исполин замер, оглядел выжженную дыру в грубой дерюге, заменявшей ему одежду, и издал такой рев, что Немил откатился обратно.

Перун принялся сыпать стрелы одну за другой. Громовые раскаты и фиолетовые сполохи слились в сплошное зарево, пляшущее над головой. Звенислава затащила кудесника в двери палаты, чтобы его не задело. Упорствуя, Немил подполз к дверному проему и высунул голову: он чувствовал, что не может остаться в стороне от сражения, хоть сил человека и не хватало, чтобы на него повлиять.

Израсходовав стрелы, Перун поднял топор и принялся сечь противника. Но грубая кожа исполина оказалась такой толстой, что даже искрящаяся сталь не могла ее прорубить. Громовержец раздулся и вырос в размерах. По человеческим меркам он сам стал выше обычного великана, однако чудовищному Святогору он не доставал и до пояса.

Палица столкнулась в воздухе с древком топора и выбила его из ладони великого князя. Лезвие звякнуло об алмазы и высекло из них сноп искр.

– Рогатину! – крикнул Перун.

Владимир спешно подал хозяину последнее, и самое смертоносное из орудий. Громовержец взвесил его в руке и нацелил противнику в сердце.

– Растопчу! – заревел Святогор, и так топнул, что алмазная твердь под его ногой пошла трещинами, разломилась и осыпалась, открыв дыру, в которую из поднебесья с воем ворвался ветер. Ураганный порыв захлестнул громовержца, поднял полы плаща и бросил ему на лицо. Нога великана провалилась в дыру по колено и застряла. Святогор заурчал, пытаясь вытащить ее обратно, но края острых кристаллов впились в его грубую кожу и принялись ее резать. Почувствовав мучительную боль, Святогор разразился ужасным ревом. Чем больше он дергал ногу, тем сильнее впивались в нее изломанные края небосвода. Обезумев от боли и ярости, он принялся молотить палицей по всему, до чего мог дотянуться.

– Он в капкане! Добьем его! – крикнул Перун.

Воины окружили великана и принялись осыпать его стрелами и камнями. Но, даже провалившись, Святогор возвышался над ними. Он продолжал яростно огрызаться и орудовать палицей, не подпуская врагов близко. Ярило запустил в него тяжелым щитом, но исполин отмахнулся от позолоченного круга, как от мелкой монетки, щелкнувшей его по ребру.

– Беда! С этой горой нам не сладить, – сокрушенно сказал Род.

Великан навалился брюхом на площадь, и огромными лапищами потянулся к веже. Высокая башня дрогнула, язык колокола на ее верхней звоннице покачнулся.

– Наружу! Живо! Вежа может обрушиться! – распорядилась Лада.

Богини подчинились и заторопились в узкие двери. Немил тоже рванулся вперед, но увидев, что все разом выйти не смогут, задержался. Потолок над ним закачался, на голову посыпались пыль и труха.

– Беги! – крикнул он Звениславе.

Выскочив, богини очутились между рук великана, охвативших строение.

– Попались! – заметив их, прогремел Святогор.

Он сжал кулаки и с размаху ударил по крыльцу. Широкие ступени треснули и разломились. Немил увидел, что владычицы Горнего мира катятся вниз, путаясь в длинных платьях.

Святогору осталось только добить их. Он размахнулся пошире, чтобы последним, сокрушительным ударом оставить от врагов мокрое место. И в этот миг вдруг сверкнула холодная синяя вспышка, не похожая ни на молнию, ни на солнечный луч. Немил зажмурился. Когда он открыл глаза, то разглядел сквозь дверной проем, что исполин замер, не закончив движения. Его кулаки остановились на середине пути. Сам Святогор превратился в подобие изваяния, такого же неподвижного, как окаменевшие чудовища на Перуновой улице.

– Что с ним? – прошептал изумленный кудесник.

– Его заморозила Мара, – растерянно ответила Звенислава.

Царица мороза победно шествовала по площади, как хозяйка, вернувшаяся в свою вотчину. Посох в ее руках ожил и засветился холодным голубым пламенем, при одном взгляде на которое по коже Немила побежали мурашки.

– От меня так просто не отделаться, – произнесла Мара. – Я переживу вас всех. При любом исходе сражения во вселенной установится моя власть, и она будет вечной.

– Не дождешься! – гневно крикнул Перун и запустил в нее рогатину.

Его оружие взмыло ввысь. С длинного и острого наконечника посыпались искры, так и стремящиеся прожечь все, к чему прикоснутся. Острие нацелилось на снежную царицу, словно само горело желанием ужалить ее.

Мара вскинула посох, испустивший волну голубоватого света. В лицо Немилу ударила ледяная стужа, от которой захолодела кровь и замерло сердце. Рогатина остановилась и повисла в воздухе, не долетев до цели. Мара шагнула и подхватила ее.

– Прячемся! – зашептала Звенислава Немилу.

Вслед за спутницей кудесник отполз в глубину зала.

Вспыхнув еще раз, посох ударил по алмазам на площади. Богини и боги заледенели, превратившись в подобие статуй. Белое с красной каймой платье Лады, рдяной мятль Рода, алая рубаха Ярилы и золотые бармы Дажбога – все замерло без движения, как будто их хозяев покинула жизнь. Даже ветер не трепал краешки их одеяний. Само солнце застряло в небе и остановило свой бег. Лучи его тоже застыли, как на мимолетном снимке, и даже высвеченные ими пылинки повисли, будто их остановило время.

Лишь Перун продолжал рвать и метать, не находя истраченного оружия. Раздался ледяной смех злодейки, в котором звучали коварные нотки.

– Помнишь, как я вышла к тебе из воды? – проговорила она. – Я была такой же нагой, как сейчас. Ты закутал меня в свое корзно и думал, что я стала твоей. Повтори этот жест: отдай мне свою паволоку, возьми под свое крыло.

– Тебе не нужен мой покров, – прохрипел громовержец. – Ты меня обманула. Ты играла со мной, как с неразумным щенком. А я верил и лизал твои руки.

– Твои псы разорвали на мне платье. Ты мне задолжал.

Мара сдернула с бога плащ и накинула на свое голое тело. Кончик посоха коснулся доспехов. Их железо мгновенно покрылось инеем и зазвенело. Царица стукнула костяным набалдашником, и сталь разлетелась на мелкие кусочки, оставив Перуна в шерстяном поддоспешнике. Громовержец остановился и завороженно следил за посохом, остановившимся у его лица.

– Ступай к дубу! Живо! – велела колдунья. – Не делай резких движений, иначе превратишься в сосульку.

Перун скрипнул зубами. Ведьма приблизила посох к его носу. Поняв, что справиться с колдовством не удастся, князь подчинился и обогнул Святогора, замершего посреди площади. Мара вывела плененного бога через разрушенные ворота и повела его к Миростволу, качающемуся над краем небес.

Немил выполз из вежи и наткнулся на статую Додолы, сидящую на ступенях. Потрогав ее, он отшатнулся и воскликнул:

– Оледенела! И все остальные вокруг.

– Какое-то сонное царство, – заметила Звенислава, выбираясь следом.

– Они очнутся?

– Кто знает? Может, чары посоха перестанут действовать.

– Слабая надежда, если только мы срочно что-нибудь не придумаем.

Кудесник обогнул огромную палицу, валяющуюся посреди площади, и со страхом посмотрел на застывшего великана, лицо которого до сих пор отражало ярость. Кулак Святогора нависал над Ладой, скатившейся со ступеней и лежащей в беспомощной позе, в которой застал ее удар морозного посоха.

Звенислава схватила богиню и поволокла в сторону.

– Быстрее! Нужно вытащить ее из-под удара! – сказала она.

Немил бросился помогать, но едва он прикоснулся к красной кайме на платье, как отдернул руку и воскликнул:

– До нее же дотронуться невозможно! Она как ледышка!

– Нет времени! Кроме нас, никого не осталось.

Человек опустил закатанный рукав кафтана, обмотал им ладонь и здоровой рукой приподнял богиню. На его удивление, она оказалась гораздо легче, чем можно было представить. Но все же кудесник упрел и запыхался, пока вынес богиню в безопасное место, хотя рука его даже сквозь ткань ощущала мертвенный холод, исходящий от ее тела.

Едва отдышавшись, он пообещал:

– Бросаю пить. Раз и навсегда! Решено: больше к вину не прикоснусь. В кои-то веки понадобилась моя помощь, а я лямку не тяну! Вот выискался спаситель Горнего мира!

– После будешь себя жалеть, – прервала его спутница. – Если Мара прикончит Перуна – тогда нам конец. Мы одни с ней не справимся.

Небесная дева легко взмыла ввысь и понеслась к Миростволу.

– Погоди! Дай передохнуть! – взмолился Немил, но Звенислава и не думала медлить.

Они не проделали и половины пути через дубраву и пригородные поля, когда черный небосвод над их головами прорезало огненное зарево.

– Что еще за напасть? – отшатнулся кудесник.

– Огнезмей! – тревожно воскликнула Звенислава. – Бесы почуяли, что небо осталось без стражи.

Пылающий дракон расправил широкие крылья и полетел над колосящейся равниной, рассыпая вокруг снопы искр. Сияние, исходящее от него, затмило свет звезд.

– Смотри, как спокойно парит! Еще бы, ему теперь нечего опасаться, – заметила дева.

– Зато нам есть, чего, – ответил человек, указывая на край алмазной тверди, до которого доросла груда наваленных друг на друга гор.

На вершине этого искусственного холма показались чудовищные твари с жесткой кожей, рогатыми головами и хвостами с шипом на конце.

– Бесы! – воскликнула дева.

– Только их не хватало, – охнул кудесник.

Воеводы адского полчища заработали крыльями, оторвались от земли и принялись перелетать на небесную твердь. Они цеплялись за край небосвода и карабкались на алмазы, скрипя по ним длинными когтями.

– Поторопись! – Звенислава схватила его за рукав и повлекла за собой.

Немил всякое повидал на своем веку, но картина, открывшаяся его взору при приближении к Миростволу, оказалась настолько печальной, что у него сжалось сердце. Перун висел на стволе Древа миров, охваченный жесткими путами. Раздвинутые в стороны руки и ноги распластались по коре, голова свесилась вниз, лицо выражало боль. Мара стояла поодаль, сжимая одной рукой тускло светящийся посох, другой – несколько сулиц с искрящимися наконечниками. Рогатина громовержца лежала у ее ног, готовая пронзить любого, на кого ее направят.

Колдунья примерилась и запустила сулицей в бога. Короткое копье вонзилось в его ладонь и пригвоздило ее к стволу. Перун сжал зубы, но не издал ни звука.

– Молчишь? Зря, – издеваясь, сказала злодейка. – Я нарочно оставила тебе жизнь, чтобы ты настрадался. Так будет с каждым, кто встанет на моем пути.

Она пустила еще сулицу, пригвоздив и вторую руку. Перун оказался распятым, как на кресте. Он продолжал терять силы, но по-прежнему сжимал зубы.

– Ты покричи, покричи, – продолжала злодейка. – Пусть все слышат, к чему привела богов их судьба.

Перун поднял голову, взглянул на колдунью, и мстительно улыбнулся. Змей за ее спиной заложил крутой разворот и приближался, готовясь выпустить огненную струю. Толпа бесов бесшумно скользила среди деревьев. Свиные рыла на их багровых мордах жадно вздрагивали, чуя добычу.

– Смотри, как я мучаюсь. Это тебя позабавит, – сказал Перун ведьме, чтобы отвлечь ее внимание.

Мара метнула еще пару сулиц, пронзив его ноги. Бог едва сдержал стон.

– Повиси тут, пока мир не рухнет, – сказала она. – Тебя завалит обломками так, что после следов не найдешь.

– Это и твой мир.

– Нет, все, что вы тут настроили – не мое. Мой мир – тот, что был прежде, и тот, что будет потом.

Бесшумные тени бесов за ее спиной подобрались для решающего рывка. Змей раскрыл пасть, чтобы дыхнуть пламенем. В этот миг злодейка резко развернулась и направила на них посох. Голубая вспышка высветила силуэты, похожие не летучих мышей, вставших на задние лапы. Бесы остановились, как вкопанные. Их ослиные уши и кабаньи пятаки покрылись инеем, перепончатые крылья стали хрупкими, и принялись с хрустом ломаться. Змей поперхнулся собственным пламенем, и, не успев выпустить струю, заледенел на лету. Его нос наклонился к земле, он спикировал и воткнулся в пшеничное поле, по колосьям которого пробежало волнение.

Громоздящиеся друг на дружке горы обвалились с таким грохотом, что Немил зажал уши. До злодейки осталось полсотни шагов, но он боялся поднять голову над колосьями и показаться ей на глаза. Звенислава лежала с ним рядом, решая, что делать дальше.

Глава 12. Молодая звезда

Сквозь алмазную мостовую, дорожкой вьющуюся по пшеничному полю, было видно, как землю охватывают трескучие морозы. Начавшие оттаивать озера и реки вновь сковал лед. На Великий Миргород обрушилась вьюга, снег принялся заметать стены красного Кремника, черные фигурки людей, едва различимые с высоты, засуетились, пытаясь пробиться через сугробы.

Мара подняла топор и сверкающим лезвием коснулась Перуна. По телу бога побежали синие искры, он забился в конвульсиях.

– Твое оружие все еще действует, – злорадно сказала преступница, и принялась тыкать в распятое божество так беспощадно, что Немилу показалось, будто боль причиняют ему самому.

Каждый раз, когда искрящаяся сталь прикасалась к Перуну, его жутко передергивало, но сулицы, воткнутые в руки и ноги, не давали ему ни уклониться, ни избежать расправы.

– Не могу на это смотреть! – Немил поднялся во весь рост. – Раз не осталось силы, способной унять это зло, то какой теперь смысл беречь себя? Мы проживем не дольше, чем этот мир, а ему осталось всего ничего.

– Но что мы можем сделать? – удержала его Звенислава. – С Марой сами боги не справились.

– Она заморозит всю землю. Не останется никого из людей. Уйдут и боярин Твердислав, и князь Всеволод, и его жена Верхуслава, и дочь Ярогнева. Уйдет даже противный зазнайка Любомысл, возомнивший себя ученым. Как мне быть, если всех их не станет? Я не слишком любил их, но теперь чувствую, что голову за них готов положить.

– Погоди хоть мгновенье! К нам летит наш конек!

Кудесник оглянулся и увидел Рублика, подлетающего со стороны города. Крылья серого коня были гордо расправлены, как будто он не осознавал нависшей над всеми опасности. Сбив копытами несколько полновесных колосьев, он приземлился рядом с кудесником и его спутницей.

Звенислава вскочила в седло и помогла тяжелому Немилу. Они прижались друг к другу и направили Рублика к Миростволу, где преступница уже заканчивала мучать небесного князя.

Перун потерял сознание и безвольно обмяк. Его голова свесилась набок, русые волосы спутались в космы, из пробитых ладоней сочилась темно-синяя кровь. Размахнувшись, Мара вогнала секиру в кору дуба с такой силой, что Древо миров всколыхнулось и заскрипело. Скрип его показался Немилу похожим на тяжкий стон. Лезвие вонзилось так глубоко, что вырвать его нечего было и думать. Из глубокого пореза на дереве потек пахучий сок, заливая Перуну лицо и истерзанную грудь.

Колдунья взяла последнее из орудий – тяжелую рогатину с острой иглой на конце, нацелила в сердце распятому божеству и прошептала:

– А вот и последний удар. Получи, и пропади насовсем!

В этот миг Рублик спикировал на злодейку и заехал ей по макушке алмазной подковой, отчего она пошатнулась и взвыла. Рогатина выпала из ее рук.

– Я ее подберу! – крикнул Немил и съехал с седла, стараясь дотянуться до оружия.

– Нет! Не копье! – выкрикнула Звенислава.

Она выскользнула из седла, ястребом набросилась на ведьму и вырвала у нее ледяной посох, испускающий неземной свет. Рублик толкнул Мару грудью и сбил ее с ног. Склонившийся Немил не удержался, сорвался и шлепнулся на поляну. Кубарем прокатившись десяток шагов, он вскочил и увидел, что посох в руках Звениславы вспыхнул ослепительной голубизной.

– Дура! Таким малявкам, как ты, не совладать с вечной силой! – сквозь хрип рассмеялась Мара.

Немил поспешил к подруге, но увидел, что та замерла, словно в задумчивости, и медленно начала опускать посох на примятую траву. Цветы, усыпавшие поляну перед Миростволом, подернулись инеем и увяли. Их лепестки облетели, а листья, словно остекленев, начали надламываться и рассыпаться. Лицо Звениславы начало застывать, становясь похожим на отражение в гладком льду.

– Нет! – с отчаянием выкрикнул Немил.

– Не трогай его! Будь осторожен… – прошептала дева.

Посох свалился к ее ногам. Мара поднялась на ноги и уверенной, неторопливой походкой направилась к ним. Немил подскочил к Звениславе. На ее ресницах лежали снежинки, а широко раскрытые глаза остекленели. Он потянулся к посоху, но увидел, что тот еще излучает холодный свет, от которого кровь стынет в жилах.

– Хочешь взять его? Действуй. Смелее! – с недоброй улыбкой подбодрила его Мара.

– Ах ты, тварь! – процедил человек сквозь зубы.

Рублик сделал круг по поляне и вернулся. Немил сорвал с себя пояс с золотой бахромой. Один конец он обмотал вокруг посоха и завязал узлом, второй конец подцепил к седлу, вскочил на коня и дал пятками по серым бокам. Рублик резво скакнул, обмахнув хвостом искаженное от злобы лицо колдуньи. Мара пробежалась за ним, но конь расправил крылья и взлетел. Привязанный к седлу посох взмыл ввысь прямо перед носом колдуньи.

– Набирай высоту! – шептал Немил в ухо коню, но тот и сам стремился убраться подальше.

Оглянувшись, всадник увидел, что ледяная царица стоит на земле и смотрит им вслед. Посох болтался в воздухе и медленно тускнел.

– Что, съела? Попробуй теперь, догони! – крикнул наездник.

Вместо ответа Мара вложила в рот пальцы и свистнула. Краем глаза кудесник увидел, что из-за огромного Древа миров выезжает упряжка песцов, запряженных в летучие сани. Колдунья достала из саней погоночный шест, взгромоздилась на скамью и щелкнула вожака по загривку. Песец выпустил из-под пушистой шерсти белоснежные крылья, подпрыгнул и потянул сани ввысь. Остальные последовали за ним. Сани поднялись в воздух и полетели, набирая скорость.

– Зря мы ее раздразнили, – вслух подумал Немил, пригибаясь к шее коня.

Конское ухо недовольно прянуло, словно Рублик отказывался делить вину со своим всадником.

Мара попыталась дотянуться до скакуна рогатиной, но ей это не удалось. Она заложила вираж и обрушилась на всадника с высоты. Конь едва успел уклониться, и острие снова его не коснулось. Немил оглянулся и заметил, что колдунья берет лук со стрелами, которых осталось не больше трех. Сверкнула вспышка, прогрохотал раскат грома, и фиолетовая молния прорезала воздух перед лицом беглеца. Немила едва не снесло ветром, но Рублик опять уклонился и ворвался в густую крону Мироствола, шумящую вечнозелеными листьями.

Упругие ветви захлестали кудесника сразу со всех сторон, но он был рад затеряться в их гуще. Широкие сани едва не наткнулись на толстый сук, Мара с трудом устояла и обогнула листву. Песцы изо всех сил работали крыльями, их глаза разгорелись и засверкали красными огоньками. Колдунья наложила на тетиву вторую молнию и прицелилась. Немил запаниковал, стукнул пятками по бокам коня и заставил его углубиться в растительность. Через нее трудно было продраться, но он пропал из виду, и новая молния снова прошла мимо. Ветви над его головой заполыхали от вспышки и почернели. Рублик запутался в чащобе и забил крыльями, как птица, попавшая в клетку. Немил поторопился выбраться на простор, где его конь снова свободно взмахнул крыльями, но едва он показался, как упряжка песцов понеслась рядом, а Мара принялась целить в него оставшейся молнией.

Немил согнулся в три погибели и уткнул лицо в конскую гриву. Чтобы сбить с толку преследовательницу, скакун начал вилять из стороны в сторону и отдалился от Древа. Под его копытами понеслось пшеничное поле, похожее на волнующееся море. Песцы приободрились и начали сокращать расстояние. Вскоре поле закончилась, и потянулась дубрава, прорезанная блестящей ниточкой алмазной дороги. Серебряные стены города уже показались вдали, но Мара совершила маневр и перерезала ему путь, чтобы не дать затеряться среди дворцов и усадеб. Немил вынужден был повернуть и помчался над окрестными лесами.

Вековые сосны под ним вставали темной стеной, но бор грозил стать ловушкой, и Рублик поторопился миновать его. Еще несколько взмахов крыльями – и конь вылетел за край небесной тверди и помчался над бездонным воздушным простором. Немил глянул вниз, и у него перехватило дух. Земля показалась ему с овчинку.

Необъятный Шернский лес утопал в густом снегу, нанесенном вьюгой. Вывороченные корни Мироствола на Туманной поляне скрылись в сугробах. Всю волость Гремячего дола укутало белое одеяло. И посреди этого снежного царства широким рукавом растекалась огненная Смородина. Раскаленная лава ключом била из преисподней. Все новые и новые волны оранжевой жижи наползали на берега, поглощая снег, который с шипением таял и превращался в пар. От этого казалось, будто дол заволакивает туманная дымка. И лишь в одном месте через эту адскую реку был переброшен широкий мост, уносящийся в вышину.

Этот мост, выкованный в преисподней из сплава двенадцати металлов, раскалился от огня докрасна. Немилу подумалось, что тот, кто попробует пройти по нему, окажется, как на сковородке. В этом заключался хитрый трюк бесов – они не боялись пекла, смертельного для любого из их врагов.

Мара уже догоняла его. По спинам песцов щелкал остол. Колдунья положила на лук последнюю стрелу. В пустом поднебесье было некуда спрятаться. Сверкнула молния, ее острый конец уколол Рублика в круп, опрокинул и заставил забиться от боли. Немил вылетел из седла, уцепился за привязанный к нему пояс, но ткань порвалась, и он понесся вниз с обрывком, на конце которого болтался тускло сияющий посох.

Мара рванулась к нему, но стрел у нее не осталось, и она попыталась насадить его на рогатину. Острие чиркнуло по кафтану Немила, распороло рукав и укололо и без того неподвижную левую руку. Человек взвыл сквозь сжатые зубы, но тут же забыл о ране. Земля неслась на него со скоростью падающего камня, ветер свистел в ушах, а Рублик кувыркался и не был способен помочь. Мало этой беды: беспомощного человека сносило прямо в пышущий жаром огненный разлив.

– Только не в Смородину! Не в адский огонь! – в отчаянии выкрикнул он.

Песцы заложили крутой разворот. Мара опять оказалась рядом и потянулась рогатиной, но на этот раз ее интересовал не человек, мгновения которого были уже сочтены. Колдунья попыталась вырвать из его рук пояс с посохом. Немил решил не даваться до последнего мига, но в горячке борьбы древко ударило его по ладони, и он разжал пальцы. Пояс выскользнул и понесся вниз развевающейся синей лентой.

Мара забыла про человека и погналась за своим оружием. Но песцы не могли снижаться так быстро, как летел груз, и отставали.

Огненный поток с раскаленным мостом становился все ближе и ближе. Немила передернуло при мысли, что он нырнет головой в это пекло и растворится в нем без остатка. Он закрыл глаза и приготовился встретиться с пламенем. И в этот миг до его слуха донесся металлический звон.

Он заставил себя разлепить глаза и увидел, что посох угодил прямо на мост. Туда же клонило и его самого. Раскрасневшееся железо шипело и остывало. Человек пролетел мимо ограждения в виде узорных перил. Перед его носом мелькнул синий пояс, трепещущий на ветру. Немил вцепился в него мертвой хваткой и повис над пустотой. Его раскачивало, как на качелях, но кудесник держался. Несколько судорожных движений – и он дотянулся до завитушки на перилах.

Холод посоха боролся с раскаленным железом. Мост быстро остывал. Орудие Мары все еще лучилось тусклым голубым светом. Вокруг него образовалась черная проплешина. Железо заиндевело и покрылось окалиной. В ноздри Немила ударил запах ржавчины. Он перевалил свое грузное брюхо через перила и спрыгнул на металлический настил.