2г0в2н0

Из душа я вышел нагишом, как же я люблю ходить голым по квартире перед женой, я не нудист и не эксгибиционист, мне просто-напросто не нравится одежда, неприятно ощущение чего-то на теле. Юля, увидев меня в столь презентабельном виде сразу пошла в душ, уже ясна была её мысль, и я залез в постель, взял пульт, начал искать канал с тупой киношкой, сгорая от желания и ожидания. И как только люди живут в одиночестве? Это же невыносимо! Я наткнулся на фильм «Рокки» Сильвестра Сталлоне, фильм уже шёл – Рокки познакомился с Эдриан, и у них складывались непростые отношения. Вот за что мне нравится этот фильм – там есть отношения, внутренняя борьба героев, сомнения, страхи и любовь, настоящая, крепкая, крепче натисков этого мира, настоящая любовь способна выдержать и простить всё.

Юля вышла из душа, на ней не было ничего надето, она встала в дверном проёме и стрельнула глазами, так умеет только она, у меня сразу встал. Как же она прекрасна! Юля залезла ко мне под одеяло, прижалась тёплым после душа телом. Вот оно – блаженство, счастье, разве можно занятие любовью променять на случайный секс или одиночество, надо быть полным идиотом, чтобы добровольно отказаться от счастья, которое может подарить только любимая и любящая жена. Если ты читаешь эти строки, то очнись и борись за любовь до последнего вздоха, ни просторная квартира, ни вкусная еда, ни модные девушки никогда не заполнят пустоту внутри. За счастье надо бороться, а за женщин – тем более, это естественный отбор, только победитель получает право на размножение. Да, женщины, мы должны совершать умопомрачительные поступки, и не ради вас, а ради того, чтобы быть с вами. Мы – мужчины обязаны носиться с женщинами и не отпускать от себя, а не наоборот. Ничто и никто не должно мешать двум влюблённым сердцам, это страшный грех.

После первого фильма «Рокки» с коротким перерывом на рекламу начался второй, третий, потом четвёртый, только сильно любящие могут осилить за ночь все семь или даже восемь фильмов «Рокки», с редкими перекурами и походами в душ.

Проснулся я рано утром, за окном лил ливень, капли стучали по стеклу, через открытую форточку проникал свежий, прохладный воздух с запахом дождя, и настроение было бы по-дождливому спокойное, если бы я не начал задыхаться, от чего, собственно, и проснулся – это всё последствия ковида. Я собрался с силами, встал с кровати, принялся ходить по комнате, размахивая руками и делая глубокие вдохи, перед глазами была тёмная пелена, голова кружилась, а сердце готово выскочить из груди. Юля проснулась и села на кровати, пытаясь пробудиться и сообразить, как действовать в этой ситуации.

– Может скорую? – наконец она произнесла.

– Не надо, я сам.

Я отжался десять раз, сердце заколотилось ещё сильнее и аритмично, но голова перестала кружиться и воздуха уже хватало. Я походил по комнате, пока не успокоилось сердце, и снова лёг в постель.

– Вот видишь? – промямлил я. – Всё хорошо, давай спать. Сегодня тяжёлый день нам предстоит.

Денёк и вправду выдался тот ещё. Сначала мы отправились смотреть квартиру на окраине. Надели маски и вышли в заражённый и напуганный мир, в котором люди болели, страдали и умирали от новоявленной заразы. Поймали такси, назвали адрес и поехали по полупустому городу с закрытыми магазинами и кафе. Зрелище пугающее, постапокалиптическая картина, будто всё рухнуло, хотя всё и так рухнуло задолго до, но мы не можем пока этого понять, да и дойдёт ли когда-то до нас, что это конец и надо начинать сначала. Мир и вправду не будет прежним, конечно тот, кто сидел, пил и совершал бессмысленные действия, не заметит ничего, какая разница закрыты границы или открыты. Ну, болеет кто-то, ну умирают люди, от гриппа тоже умирают, а панику разводят власть имущие, потому что повинуются массонам. Как же это легко – взять и свалить всё на массонов и жидов, ведь в таком случае, этот весь хаос кто-то контролирует, так намного проще. А вот если никто не контролирует и жидо-массоны сами в панике, если всё так как оно есть, и мы обречены из года в год закрываться, терять работу, голодать начнём в итоге. Нет в это поверить невозможно, проще если рептилойды контролируют всё это, или хотя бы у мировых элит есть сценарий, по которому всё разворачивается. Нет ничего этого, это бред сумасшедшего, нет сверх людей, которые могли бы додуматься до всей этой белиберды. Мы все одинаковые, просто одни тупее, а другие умнее вот и всё, но в основном мы тупые и показатель нашей тупости – вера в детские сказки, в мировые заговоры. Есть система, по которой пытаемся жить, со своими законами, религиями, цветными бумажечками за которые приобретаем всё необходимое. Всё! Больше ничего! Именно поэтому – это с нами и происходит, дальше фантиков с циферками мы не шагнули.

Такси докатило до дома, на козырьке подъезда рос огромный куст анаши. На натянутых верёвочках сушилось бельё – простыни, пожелтевшие со временем, трусы, носки и медицинские маски. Из открытых окон вырывались запахи готовящейся еды и смешивались в один неприятный духан. Мы смотрели в окна, ждали, когда приедут хозяева квартиры, они задерживались. А из окон с любопытством и недоброжелательностью пялились жильцы обшарпанной пятиэтажки, которые, возможно, станут нашими соседями. Владельцы квартиры опаздывали, нам пришлось долго ждать под пристальными и любопытными взглядами из окон. Мы всё ждали и ждали, а бестактные глаза мозолились, разглядывая нас, и появлялись всё новые. Мне уже расхотелось здесь жить и в этот самый момент подъехала машина из неё вышли двое – мужчина лет пятидесяти пяти с седыми висками и усами, крепкого телосложения, он надменно улыбнулся золотыми зубами и протянул мне руку.

– Давно ждёте?

– Долго. – ответил я.

– Пойдёмте, нам на последний этаж.

Мужчина вошёл в подъезд с деревянной дверью, выкрашенной голубой краской. Следом за ним я пропустил женщину с короткой стрижкой, волосы её от пота торчали сосульками на висках и шее, цвет их был выгоревший, каштановый, видимо она много времени проводит под солнцем. Одета она была в большущую футболку с розой на груди из пайеток, ноги обтянуты укороченными лосинами, чуть ниже колен, носки и резиновые сланцы такого же голубого цвета как дверь. Между лосинами и носками выпирали толстющие икры с редкими чёрными волосками и варикозом. Она начала подниматься по бетонным, сбитым ступенькам впереди меня, и я заметил дыру на носке, через неё выглядывала грубая серая пятка. Ступени по краям были выкрашены половой краской, коричнево-красного цвета, стены в тон двери – голубые, но сильно оббитые и обшарпанные, перила гнутые, металлические зелёного цвета, они были щербатые от множества облупившихся слоёв краски. Кое-где на металлическом каркасе сохранились деревянные накладки, выкрашенные всё той же половой краской, на этих накладках годами вырезали имена, закрашивали, потом снова вырезали. В итоге они получились покрытыми рытвинами, в которых с трудом угадывались буквы, а редко имена.

Я еле поднялся на последний этаж, с меня пот лился ручьями, дыхание спирало, сердце аритмично качало густую кровь. Пока топал по ступенькам, чуть не упал – потемнело в глазах, долбанный ковид. Какая же это зараза отвратительная, тот кто переболел может понять, если выжил, конечно. Я проводил рукой по лбу и размазывал капли пота по волосам, заодно приглаживал «петухи», которые не попали в дульку и торчали в разные стороны.

Зайдя в квартиру, я пытался скрыть, что так сильно запыхался, не хотел пугать людей, да и ненужные вопросы мне были вовсе ни к чему. Я снял тапки и прошёл в ванную, унитаз советский, как раз тот в котором куча остаётся лежать под тобой. Он ещё и покрашен был в тёмно-зелёный цвет. Стены же покрашены в синий, а ванна пожелтела со временем. Мрак! Прихожая была большая, прям комната, кто проектировал квартиры в советском союзе? В Ташкенте ванна в коридоре, здесь прихожая как комната. Вот с этой прихожей были четыре двери и входная. Как я и написал, осмотр я начал с санузла, с крайней двери справа от меня. Дальше против часовой стрелки. За дверью оказалась комнатка меньше прихожей. Полностью пустая, только холодильник, он ещё стоял как-то нелепо, у стены посередине, не в углу, а прям по центру. Стены выбелены известью.

– У нас тут холодильник. – сказал мужчина.

– Я вижу. – ответил я, выходя из пустой комнаты. – А крыша не течёт?

– Нет, когда-то давно мы её сделали и с тех пор всё в порядке.

– Хорошо.

Я задал, конечно, непростой вопрос про крышу, увидев холодильник в пустой комнате. В квартире крыша не текла, а вот у них видимо подтекала. За следующей дверью была комната как прихожая, но с мебелью. На стенах висели старые узбекские ковры с восточным узором, на полу рыжий, вытоптанный, полосатый палас. У одной стены раскладной советский диван, накрытый полинялым покрывалом с оленями в лесу. У другой стены стол и сервант, фанерный, чёрный, пустой. В углу тумбочка ещё дореволюционная видимо, на ней телевизор китайский.

– У нас тут бабушка жила. – произнесла вдруг женщина. – А недавно умерла и мы вот сдать решили.

– Да, мы раньше никогда не сдавали квартиру. – добавил мужичок. – А вы надолго хотите?

– Вообще на длительный срок планируем. – я ответил. – А квартира тёплая, если мы зимовать останемся?

– Да, тёплая, несмотря на то, что этаж последний. Бабушка у нас тут обогревателем грелась. В ванной батарея есть. – Мужчина заглянул в ванную.

– Только в ванной? – я удивился.

– Да, но тут тепло. – Он был не убедителен.

– А вообще мы уезжать собираемся. – сказала женщина. – Квартиру продавать будем.

– Когда? – я снова удивился.

– Как продадим, так и уедем.

– Понятно. В Россию поедете?

– В Новосибирск хотим. – сказал мужчина, у нас дети там.

Я заглянул за последнюю дверь. Там была кухня со столом, стульями, шкафчиками и электрической плиткой.

– А свет часто отключают?

– Нет. Редко. – мужчина наиграно махнул рукой.

– Но отключают, ясно.

Кухонька была маленькой, прям совсем крохотная. Лучше бы прихожая такая была, а кухня как прихожая.

– Как с оплатой?

– Сто долларов и всё. – сказал мужчина, глаза у него странно заблестели.

– А счета?

– Мы сами будем оплачивать коммуналку, только свет, а то нажечь много можно, что мы и не расплатимся потом. – Он подозрительно хихикнул.

– Ну, да, особенно зимой. Хорошо, мы ещё посмотрим несколько вариантов и вечером позвоним вам.

– Вы ещё смотреть будете? – Женщина не смогла скрыть своего огорчения. – А то у нас тут ещё хотели снять студенты.

– Ну, вы у нас первые, но мы вам обязательно позвоним, даже если снимем другую.

– К нам студенты просятся. Но их одиннадцать человек жить собирается.

– Многовато, но прихожая большая. – Я улыбнулся.

На такой ноте мы и расстались. Пока пожилые супруги закрывали дверь в своё наследство, мы быстро спустились по сбитым ступеням и направились на поиски такси, чтобы собрать вещи и сдать квартиру, уплатили-то мы за сутки и надеялись снять на месяц себе жильё и уже ночевать эту ночь в «своей» квартире, хотя бы на ближайшие осень и зиму. Такси искать пришлось долго, судя по переполненным мусорным бакам и замызганным людям на улице, мы были в неблагополучном районе. Так всегда, приезжаешь в незнакомый город, селишься где-то, где жильё подешевле и даже не подозреваешь, что это криминальный район и только прожив довольно продолжительное время, тебе, кто-то рассказывает, что это ужасный просто район, жильё подешевле всегда на окраине находится, но отнюдь не каждая окраина неблагополучна. А для такого маленького городка как Каракол, центра вовсе не существует, всё в пешей доступности, у них даже такси по всему городу стоит всего один доллар и не важно, откуда и куда ты едешь. Но этот район явно неблагоприятный со своими обитателями и помойками. Бедная бабушка, которая вынуждена была стареть, болеть и скончаться здесь, на краю города, который в свою очередь находится на краю цивилизации или даже за гранью. Такая окраина окраины. Да, ещё и в столь мрачной квартире. А её престарелые дети теперь навострили лыжи в Новосибирск. Дождались! Может я и ошибаюсь, но люди отнюдь не благородные существа и смерть бабушки была долгожданна, а может даже желанна. Старики всегда обуза, в этом случае она держала их на краю света своей старостью и борьбой за жизнь, именно так и было. Видели бы вы с какой радостью они говорили о её смерти и скорой продаже квартиры. И это-то первым встречным. Человек отвратителен во всей своей натуре, родители отказываются от детей, а потом старятся в одиночестве и умирают тяжёлой смертью. Дети ждут, когда умрут их старики и им перепадёт долгожданный кусок, с которым они смогут изменить свою жизнь. И никто не хочет разорвать этот круг. Все наступают в одну и ту же кучу, а виной всему эгоизм и чёрствое сердце…

Мы наконец встретили такси, сели и вновь покатили по пустынным улицам городка с одной окраины на другую, с севера на «Восток».

Запихали барахло в рюкзаки, позвонили хозяину квартиры, сказали, что готовы съехать. Буквально через пять минут он пришёл. Мы отдали ему ключи, поблагодарили, нацепили наши пожитки на плечи и выдвинулись в центр, смотреть ещё одну квартиру. Решили прогуляться пешком.

Адрес забили в 2gis. Пёрлись долго под палящим солнцем, да ещё этот вирус и маска, через которую невозможно дышать, лицо под ней потеет и преет. В итоге приложение привело нас на пустырь, никакого жилого дома и в помине не было, вот так вот, доверились приложухе. Прохожих на улице не было, никого, даже далеко, а ведь центр, только изредка проезжали автомобили. Мы пошли дальше в поисках какого-нибудь магазина или аптеки, всё остальное закрыто на карантин. Нашли центр по оказанию помощи в такое нелёгкое время. Под навесом стояли двое – девушка в белом халате и мужчина в маске зайчика, на столике перед ними лежали другие маски, перчатки, носки, трусы и антисептик для раздачи. Шучу, маски были медицинские, а трусов и носков не было! Мы узнали у них, что нам надо вернуться назад на четыре квартала и попёрлись обратно. Ну, надо же так – прошли мимо дома! Глупые технологии, ничего не работает, поломашка какая-то. Дошли-таки до дома – кирпичная четырёхэтажка, зашли в подъезд с точно такими же деревянными дверьми и такого же голубого цвета, как в утреннем подъезде, видимо их мэру нравится голубой цвет, а может наоборот не нравится, интересно, чем руководствуются муниципальные службы, крася двери подъездов в голубой, вместо того, чтобы поставить металлическую или, например, ещё когда они белят деревья, столбы и бордюры. Может в этом есть какой-то практический смысл, но выглядит это будто в лагере для политзаключённых. Не могу себе представить, чтобы столбы белили в Москве и в Петербурге, а вот вся средняя Азия их белит, и они стоят такие беленькие, особенно свежевыбеленные. По мне, так жуть! Серость городов и попытки придать им более-менее приличный вид извёсткой, говорит, хотя нет, кричит во всеуслышание о том, что мы обречены.

Квартира находилась на втором этаже, и вели к ней всё такие же сбитые бетонные ступени, только стены и перила были ужасного вида, всё замызганное, краска облупилась, а в углах под потолком болталась чёрная от пыли паутина. Запах от готовящейся еды и от грязи стоял как в самой пропитой коммуналке в Петербурге. Да, что же такое с людьми? Почему мы так живём? Неужели в этом виновато правительство? Что мешает обитателям этого подъезда взять швабру и смести паутину? Хотя, о чём можно говорить, когда муниципалитет белит столбы!

Я одно время брал траву у цыган, так вот подъезд у них был весь увешан картинами, они их сами писали, а на подоконнике стояли горшки с цветами, фикусы, там, и прочая мура, и ухаживали за ними эти цыгане. Это был самый красивый и ухоженный подъезд, который мне довелось повидать, а ведь они были барыги и наркоманы. Есть над чем задуматься, правда?

Мы живём какой-то убогой жизнью и настолько привыкли к этому, что не замечаем паутину в углах, у нас настолько опустились руки, что мы готовы терпеть вонь и грязь. Причём некоторые считают это брутальностью и крепостью духа, не обращать внимание на хаос вокруг нас. Мысленно мы где-то в другом мире, в том, о котором кричат посты инстаграмма. Наши взоры направленны не во вне и даже не во внутрь нас самих, а в телефон, где красивая еда, роскошные интерьеры, сексапильные женщины и ухоженные мужчины с подтянутыми животами, а если оторвать взгляд от экрана, то мы увидим, что нас окружает выбеленный мир с некрасивыми представителями человечества. Так в чём же проблема? Невежество! Мы узники обстоятельств и своей беспомощности, держать диету – ещё чего, еда это единственное, что осталось у нас и если мы можем жрать всё подряд, то надо жрать, такое не всегда будет. Мы опустились до животных, застряли между небом и землёй в собственном аду…

Нам открыла дверь женщина лет пятидесяти, может и моложе, но выглядела она очень уставшей от побелки и прочей ненужной рутины. На ней был надет халат, тонкий, в цветочек. А на ногах красные носки и розовые резиновые сланцы. Волосы коротко острижены, в ушах золотые серёжки, на пальцах кольца, тоже из золота.

– Ой, вы с рюкзаками! – воскликнула она.

– Здравствуйте, да, мы приехали издалека.

Я прошёл в квартиру, в узкий коридор, который уходил вправо и упирался в дверь, она была приоткрыта, и я увидел, как мужчина сидел за столом у окна и что-то печатал на ноутбуке. В углу, возле двери стояла электрическая плитка, на ней большая алюминиевая кастрюля, в которой, судя по запаху, варилось мясо.

– А, что вы не оставили рюкзаки?

– Негде, вот снимем квартиру и оставим.

Я поставил рюкзак у двери к стене. Следом за мной вошла Юля и поставила свой рюкзак рядом с моим.

– Ну, пойдёмте. Посмотрите.

Женщина пошла по коридору, возле кастрюли она свернула влево, легким движением закрыла дверь к мужчине, видимо это был её муж. Мы последовали за ней, свернули и там тоже был коридор, но покороче. Блин, да кто же проектировал эти квартиры? То прихожая в пол квартиры, то ванна в коридоре, а теперь сплошной коридор, который упирался в кухню, такую же маленькую, как и во всех типовых квартирах, там была вся необходимая мебель и утварь. Из кухни дверь вела в комнату, в которой помещалась двуспальная кровать и полочка над ней с дисками. На кровати лежали двое подростков – пацанов. Они были в очень плохом состоянии. Я заглянул в комнату и увидел на полу парня постарше, он лежал на полосатом матрасе и укрывался розовым синтепоновым одеялом без пододеяльника. На кровати и на полу валялись рубашки с таблетками и градусники. Я прочитал на некоторых: аспирин, парацетамол, мукалтин.

– Дети заболели. Простыли, наверное.

– Ну, да, что же ещё. – Я улыбнулся. – А туалет у вас есть?

– Да, в коридоре.

– Прям в нём?

Мой вопрос – шутка остался неоценённым. В коридоре я обнаружил дверь, недалеко от кухни, заглянул. Унитаз новенький, а вот душ просто поддон металлический в углу и шторка цветастая.

– Вы, когда хотели заехать? – cправилась женщина.

– Сегодня хотели.

– А, сегодня что ли? – Она удивилась. – Мы только через две, а может и через три недели, уедем. Мы в Бишкеке живём и на лето приезжаем сюда отдыхать, а на зиму пускаем квартирантов.

– Ясно. – Я сделал расстроенную мину, которую, конечно не было видно под маской. – А нам надо срочно, видите, мы только приехали.

– Если не найдёте за это время, то звоните.

– Хорошо.

Я прошёл по коридору, следом Юля и женщина уже за нами. Мы наспех обулись, распрощались и пошли искать еду.

Дошли до газ-воды, она была закрыта, зато рядом мы заметили забегаловку с ашлям-фу. Взяли по порции и по беляшу, наелись на голодный желудок острого с уксусом, у меня в животе сразу, после первой ложки заурчало – не хороший знак. Пока поедали с жадностью холодное блюдо и горячие беляши, позвонили хозяева квартиры с огромной прихожей и сообщили нам, что они всё-таки сдали толпе студентов.

– Ну и хорошо. – Сказал я. – Мне они всё равно не понравились.

– Да. – Юля постаралась скрыть расстройство. – Но вариантов у нас больше нет.

– Ничего, как-то да будет. – Я подмигнул глазом. – Жизнь всё равно продолжается. Не одно, так другое.

Дальше ели молча, каждый думал, что же делать? Мы достали до дна, один телефон на двоих, но и тот приходится заряжать каждые два часа, на ноутбуке сломалась клавиатура. Благо я могу писать в тетрадь от руки, мне так даже больше нравится. Пишу я медленнее, чем печатаю, поэтому мысль формируется на бумаге по-другому. Один минус, сводит пальцы и приходится делать перерывы чаще, что тоже тормозит процесс, но куда торопиться, пишу я без всяких обязательств. Почему пишу? Я сам себе постоянно задаю этот вопрос. А ответ прост – это моя дань обществу! Пишу для тебя – читатель. Я могу не писать, так даже проще, это для меня большой труд и выматывающий, особенно в моей такой непростой жизни, но оттого она, видимо, таковой и является, чтобы было о чём рассказать. Вот и рассказываю! Ха-ха!

Доели мы кисло-острую пищу, взяли рюкзаки и отправились, куда глаза глядят. Далеко мы не ушли, сели рядом с памятником на лавочку. На мощённом камнем основании, воздев руки к небу, стоял Тагай Бий, один из родоначальников киргизов и основатель древней киргизской государственности. Он был первым ханом, объединившим правое и левое крыло киргизов. Он сражался с моголами за независимость и веру киргизского народа. Глава Моголистана Саид Хан дважды брал Тагай Бия в плен, во второй раз он провёл в плену десять лет в Кашгарском зиндане. Моголам – потомкам Чингизхана так и не удалось сломить дух киргизского предводителя. Так он и умер в плену, тем самым показав стойкий дух киргизского народа, который не покорился потомкам Темирлана и остался верен своим традициям. Моголы прозвали киргизов – «Лесные Львы Моголистана». На территории нынешнего Узбекистана правил Шейбаани хан, в Кашгаре Султан Саид хан, на территории Казахстана – Мансур хан и только киргизы остались не сломленными на своей территории.

Я не зря написал про Тагай Бия, он истинный герой, о котором слагают легенды, его имя будет жить вечно. Сидя на лавочке в городе, в котором свирепствует коронавирус, да и моё тело страдало, мне хотелось прилечь, голова кружилась, состояние было предобморочное. Рядом сидела Юля и тоже молча смотрела на большущий памятник.

– Звони Максу. – Промямлил я. – Он нам поможет.

Юля достала телефон, нашла его номер и позвонила. Я слышал только то что говорила она:

– Алло, Макс, это Юля… Да, Юля – Диса… Мы в Караколе… Да, придём, ты там, у себя?.. Хорошо через два часа будем…

– Что он говорит?

– Говорит, через два часа будет у себя в кофейне. Будет ждать нас.

– Отлично, тогда к нему и, если что, снимем квартиру ещё раз на ночь.

– Да, давай.

Мы посидели ещё немного у ног великого и стойкого хана, изваянного из камня, скурили по сигаретке, залезли в лямки рюкзаков и направились к Максу. Прошли мимо деревянной церкви, на воротах висел амбарный замок и наклеен лист бумаги с надписью: «Церковь закрыта на карантин в связи с пандемией коронавирусной инфекции».

– Неужели, Юля, это всё и взаправду происходит? Я до сих пор не могу осознать этого.

– Да, Денис, происходит. Этого никто не осознаёт.

– Когда это всё закончится? Или не закончится? В любом случае мы не вернёмся к прежней жизни.

– Вот мы уж точно не вернёмся.

– Как же тяжело стало существовать. Мы и раньше-то не могли расслабиться, а оказывается жизнь до пандемии была просто сказкой.

– Да, хочется вернуться во времени и заново всё прожить.

– Зато сейчас мы можем изменить свою жизнь и когда всё откроется, начать действовать.

– А если не откроется?

– Тогда это апокалипсис. – Я ухмыльнулся. – И пофиг, что будет дальше.

Мы обогнули церковь, прошли вдоль кирпичного забора и направились в сторону Каракольского ущелья, стараясь по памяти найти кофейню Макса. Мы у него были всего два раза, когда проезжали через Каракол.

Кофейню он построил из двух контейнеров, сорокатонников, вскрыл им по одной боковой стенке и этими же стенками заварил крышу. Получилось довольно большое пространство, в котором он разместил прокат лыж на зимнее время и небольшую кофейню без столиков, в углу находилась миниатюрная стойка из спила. На плоской крыше Макс сделал мансарду, застелил искусственным газоном, как на футбольном поле. Рядом, огороженная забором у него была небольшая территория, на которой стояла юрта.

Я помню, как несколько лет назад, ещё в маленьком помещении, он рисовал и придумывал как построит кофейню. А потом, бац, и построил, а мы так и скитаемся как Агасфер по свету, я пишу книги, а Юля рисует и иногда преподаёт английский язык. Сначала мы ходили по горам и зарабатывали на жизнь, а теперь живём как придётся, плывём по течению и вот оно нас выкинуло на берег озера Иссык-Куль. Может это лучшее место, где можно пересидеть пандемию на целом свете. Не представляю, как мы бы жили, застряв, например, в Москве на съёмной квартире, хотя чего и представлять-то, там тоже как-то да было бы. Жизнь так и будет крутить колесо и все мы лишь путники на этой планете, ищущие счастья. Поколение сменяется другим поколением, мы все цепляемся за жизнь, за место, за работу, за людей, боимся, постоянный страх, мы пугаем друг друга, вгоняем в комплексы. Боимся остаться на улице, боимся остаться голодными, остаться одинокими, остаться… Готовы глотки друг другу перегрызть ради Вавилонских благ. И бежим всё время от себя, тонем в трипе, горбатимся сутками за «достойное» существование, гордимся вещичками, которые покупаем на последние деньги, а они всегда последние, гибнем уже к тридцати годам, превращаемся в тупых, прожорливых, грубых потребителей с потухшими глазами, больными зубами, лысеющие, толстеющие потому что заедаем горе от осознания, что нас обманули, все обманули, обещали, что всё получится, а получилось далеко не всё или вообще ничего не получилось. Нам приходится идти на подлые поступки ради своего «счастья» потому что так устроен мир, человек так устроен и нет шанса не вступать в игру, иначе тебя растопчут, обманут, обворуют, используют и выкинут на улицу. Подлость настолько глубоко в душе у человека сидит, что стала мировоззрением, оправданием, смыслом существования – «это не мы такие, это жизнь такая». Нет! Это мы такие, мы отравляем жизнь сами себе и окружающим, даже любимым и любящим нас. Уместно было бы сказать, что человечество обреченно, но нет, мы всегда такими были и останемся. Мы каждый день распинаем Христа своими поступками, словами, даже мыслями…

Пройдя по улочкам среди старых русских домов, мы набрели всё-таки на Максовскую кофейню, обшитую снаружи вагонкой, с узкой верандой и витражом до потолка, с дверьми посередине. Шторы были задёрнуты, и между штор появился глаз Макса, а потом круглое лицо с улыбкой до ушей, у меня сразу отлегло, я понял – «Как давно я не видел улыбающегося человека, пандемия всех загрузила, вогнала в депрессию». Замок щёлкнул, дверь открылась.

– Салам, Диса. – Макс протянул мне ладонь.

– Привет. – Я пожал его крепкую руку. – Как дела?

– Офигенно. Юля, привет. Заходите.

Мы вошли во внутрь.

– Макс, куда рюкзаки кинуть?

– Куда хотите, только, чтобы не мешались.

Я снял рюкзак и поставил возле перевёрнутого велосипеда без заднего колеса, которое лежало рядом, разбортованное. Внутри было прохладно, полумрак успокаивал, а запах травы пробуждал во мне наркомана, которому на всё плевать и жизнь всегда офигенна. Юля поставила свой рюкзак рядом с моим и сняла маску. Я тоже снял намордник и вдохнул полную грудь аромата недавно выкуренного гашиша.

– Чё вы приехали сюда? – спросил Макс.

– Думаем, может получится здесь поселиться.

– Правильно, все так делают. – Макс снова улыбнулся.

Из маленькой кухоньки в углу вышла девушка в хиджабе.

– Здравствуйте. – тихо поздоровалась она.

– Это жена моя, Назик. – представил нам девушку Макс. – А это Диса и его жена Юля. Чай или кофе?

– Кофе. – в один голос выпалили я и Юля.

Назик включила чайник и принялась насыпать в чашечки кофе и сахар. Мы уселись на высокие барные стулья у стойки. Макс включил большущий монитор на стене, заиграл psytranse и сияние осветило разложенный диван с помятой постелью.

– Ты живёшь здесь?

– А что ещё делать?

– Работы совсем нет?

– Не-а, какая работа? Надо пересидеть. Вот я и сижу здесь. Просыпаюсь после обеда, ложусь под утро.

Чайник закипел и Назик разлила кипяток по чашкам, Макс откуда-то снизу достал круассаны.

– Угощайтесь. Они вкусные, я только ими питаюсь.

– Спасибо.

Я взял круассан, он и вправду оказался вкусным, с шоколадной начинкой.

– По пышечке? – предложил Макс.

– Да, нет, Макс. Мы не будем курить. – я попытался загасить в себе наркомана.

– Надо. – настоял Макс. – Пышечку и идите в юрту. Поспите, вы плохо выглядите. Здесь вот душ есть, если хотите сходите.

– Спасибо, Макс. – Я чувствовал, как спадает напряжение.

– Пойдёмте, по пышечке.

Макс встал и направился на склад, мы следом. Зашли в небольшое место, отгороженное в углу большого пространства. Там стояла куча лыж, в основном карвинговых. Но было немного скитурных и сноуборды. На полках валялись лыжные ботинки и лежали шлемы, из большущей корзины торчали лыжные палки. У входа на полочке стояла обрезанная бутылка с картонными патронами от косяков. Макс принялся кропалить кусочек гашиша.

– Так вы, значит, сюда переехали? А где были? Из Ташкента давно вернулись?

– В начале марта вернулись и застряли на Иссык-Куле. Попали в карантин.

– А где жили?

– На дачах под горами.

– Ничего себе. А здесь есть где жить?

– Нет. Квартиру ищем.

– Если хотите, здесь пока поживите, можете в юрте жить, можете здесь, или вообще вон на крыше палатку поставьте. Палатка есть с собой?

– Нет, снаряга вся в Бишкеке осталась, с собой городская одежда.

Макс забил косяк, прикурил, хапнул и передал мне.

– Свежий, мощный. – сказал Макс, выпуская потихоньку дым.

Я затянулся немного и передал Юле, не хотел, чтобы меня убило. Мы молча докурили, сделали по паре хапок, и напряжение прям совсем отлегло. Вышли со склада.

– Давайте в юрту. Поваляйтесь там, откисните, завтра будете дела решать.

Мы отправились в юрту, расстелили тошоки – это матрасы с киргизским узором, и завалились на них, Макс остался в кофейне.

– Блин, вот Макс крутой чувак. – сказала Юля.

– Да, очень. Слушай, Юль, что делать-то будем?

– Не знаю.

– Квартиру мы не нашли, может, возьмём бутылки, вернёмся, запечатаем вино и попробуем продать, у нас вина полно наделано.

– Я не хочу туда возвращаться.

– Я тоже, но у нас выбора нет, если мы снимем квартиру на последние деньги, то у нас на еду даже не останется, а так может хоть вино пойдёт. Какая-то надежда есть. Да, и работу мы фиг найдём.