Будем Знакомы, или полгода жизни в России

Когда Тимофей выбрался на улицу, первое, что он увидел, как его бабушка трясла лежащего парня со словами: «Чего разлегся? Видишь, окна моют, а ты ходишь, у тебя, что, страха нет? Очнись! Очнись, кому говорю!».

Тимофей отвёл бабушку в сторону и сказал: «Скорая сейчас приедет, в лучшем случае одни, а в худшем – вместе с нарядом полиции. Я, наверное, поеду со скорой, прослежу за его состоянием, а ты придерживайся легенды о том, что это была случайность». Тимофей воровато оглянулся и добавил: «Камер нет, так что доказательств никаких тоже нет».

Бабушка согласилась и, подхватив вазу, пошла в сторону дома. Уже подойдя к подъезду, она крикнула Тимофею: «Если что, ты там не задерживайся, я одна кухню мыть не собираюсь». Тимофей проклял всех производителей сгущенки, этот день и несчастный стакан воды, который так смог изменить его жизнь. Но он виду не подал, кивнул бабушке, и она скрылась в подъезде. Вдали, сквозь шум огромного города, раздалась сирена скорой помощи…

Глава 4 «Больница»

В областной больнице, кроме «капитального ремонта», как завещала табличка на входе, было всё как всегда. Конечно, «капитальный ремонт» был только на бумаге, на деле практически ничего не поменялось. «Российское постоянство» – может, именно за это многие и любят Россию. Хотя внутри здания, вероятно, недавно заменили старые деревянные окна, хотя на новых пластиковых окнах пыль лежала сантиметровым слоем. Далеко не на всех окнах были ручки. В конце коридора ручку прикручивал заведующий отделением. На первом этаже шумели рабочие. Правда, в шумной больнице к рабочим быстро привыкаешь: они постоянно стучат, сверлят, что-то делают.

Тимофей сидел в коридоре напротив кабинета с пошарканной табличкой «Перевязочная». Это место было трудно назвать коридором. Больше всего это напоминало автобус в час пик.

Точно так же безумно жарко и душно, а если кто-то хотел открыть окно, то сразу завязывался спор между теми, кому всегда холодно и теми, кому жарко. Видно, Тимофей принадлежал ко второй группе. Толкотня в коридоре никак не улучшала ситуацию. В этой толпе сразу вспоминался знаменитый фразеологизм: «Яблоку упасть негде». Но Тимофей мало обращал внимание и на жару, и на толпу народа. Он с нетерпением ждал врача, который перевязывал пострадавшего в своем кабинете. Ему с бабушкой повезло, прохожий отделался испугом. Конечно, голова у него была пробита, но это, как посчитал Тимофей, не критично.

Рядом с «перевязочной» находилась больничная столовая. Её скрипучие деревянные двери только одним своим видом отзывали аппетит. Напротив висел огромный старинный плакат. На нем была нарисована медсестра, которая держала кардиограмму. Внизу большими черными буквами было написано:

Не зря медицинских работников труд

Страна окружила почетом,-

Здоровью народа они отдают

Свое мастерство и заботу!

Конечно, на больничной стене рядом с входом в столовую этот плакат был немного неуместен, но, вроде бы, смотрелось хорошо. Рядом с плакатом из старой фанеры соорудили что-то вроде доски отзывов и предложений. Обычно во всех заведениях России все отзывы и предложения записывались в маленькую книжечку, которая валялась в самом дальнем углу, там, где её вряд ли найдут. Но в этой больнице, видимо, скрывать было нечего. И вправду, из них все отзывы были хорошие. Пока Тимофей ждал доктора, успел прочитать некоторые отзывы о еде в больнице:

«Еда так себе, но я не голодала, хоть и весьма привередлива», «Не скажу, что все было вкусно-вкусно, но, в целом, весьма съедобно»…

Тут открылась дверь, и вышел доктор. На его халате был бейдж с надписью «Шувалов Даниил – врач травматолог». Тимофей сразу подошел к нему и спросил: «Как он?»

Врач помолчал минуту и ответил, по его голосу было понятно, что он сам не знает, о чем говорит: «В нашей базе данных он не зарегистрирован, значит, он не местный. В его куртке нашли билет на самолет, он только сегодня прилетел из Мюнхена в Москву. Его личность еще устанавливается. Но по виду – иностранец; наверное, на него напали рядом с вашим домом.

–Кошелек при нем, значит, нападали точно не из-за денег, – врач помолчал, вздохнув, он продолжил – «В наше время некоторые люди очень жестоко относятся к иностранцам и, как бы ни было противно, это так. Видно, уже такие нравы сложились в нашем городе. А вы, случаем, не видели, кто это сделал?».

Тимофей вспомнил разорвавшуюся банку сгущенки, как он уронил вазу, и бодро ответил: «Вот же время пошло! Нападают, посреди дня! Да еще на представительства других стран!» – и, включив свое актерское мастерство, добавил – «ой-ой-ой, как же так, а у нас во дворе даже камер нет, чтобы выследить преступника. Если бы я знал, я бы обязательно рассказал…». По лицу Тимофея прошлась такая гримаса сожаления, что доктор, хоть и с подозрением, но дослушал этот печальный монолог до конца.

Доктор посмотрел на него, перевел взгляд сначала на потолок, потом на медсестру, изображенную на плакате, и сказал: «Благодарю вас, Тимофей, за проявленную заботу. В наше время многие даже не помогли бы, а вы отважно встретили бригаду скорой помощи и доехали с нами до больницы», – доктор помедлил, видно, не знал, что ещё можно добавить. «Это очень хороший поступок», – просто, но элегантно закончил свою речь доктор.

Он еще пару секунд постоял, глядя то на Тимофея, то на плакат, и в конечном итоге изрек: «А вот это надо как-нибудь снять», – сказал доктор, пристально смотря на плакат с медсестрой.

«Да, вроде, плакат ничего; раз уж столько времени висит, то почему бы нет», – возразил ему Тимофей.

Доктор лишь усмехнулся и сказал: «Этот плакат мы повесили только вчера, перед приездом комиссии, он дыру в стене закрывает». Он еще раз поблагодарил Тимофея за проявленную заботу, похлопал его по плечу и удалился.

Тимофей несильно радовался таким благодарностям от врача, ведь без Тимофея этот прохожий вообще бы не пострадал. Тимофей робко подошел к двери и хотел уже постучать, но подумал, что будет выглядеть глупо.

Он так же бессмысленно постоял возле обшарпанной белой двери, которая от времени обрела оттенок желтого цвета. Потом глубоко вдохнул и с решимостью провернул дверную ручку. Приоткрыв дверь, спросил: «Можно?».

В светлом кабинете с зеленоватыми шторами сидел тот самый парень, которого Тимофей пару часов назад чуть не убил советской вазой. Кабинет под гордым названием «Перевязочная» был настолько в плохом состоянии, что Тимофей бы не удивился, если бы прямо перед ним упал кусок стены или хрустальная люстра, которая болталась над самым потолком.

Хоть люстра была старинной и, возможно, дорогой, но была запущенна настолько, что её прозрачный хрусталь помутнел от слоя пыли, лежавшей на нём. Что касается пострадавшего, то выглядел он лучше, по сравнению с тем, что он еще час назад лежал на асфальте в луже своей крови. У него была перевязана вся верхняя часть головы, а на его синей футболке, ещё виднелись следы крови. Парень приветливо улыбнулся и, протянув руку, произнес: «Герман».

Тимофей, пожав его руку, представился: «Тимофей». Рукопожатие Германа казалась таким сильным, будто он не здоровался, а хотел сломать пару пальцев. Но на самом деле в его взгляде была доброта, и поэтому Тимофей быстро отогнал от себя все плохие мысли.

Увидев задумчивое лицо Тимофея, парень басистым голосом произнес: «Ты же тот самый Тимофей, который меня нашел?».

Он говорил с легким акцентом, так что подтверждение, что это он прилетел из Мюнхена, оправдалось. Тимофей, который смотрел за плавно садящимся самолетом в окне, очнулся от своих раздумий. Хотя раздумьями это назвать было сложно. Он гадал, помнит ли Герман, как он разбил голову или нет. Потом Тимофей понял, что отвечать все равно придется. Он подошел к окну, чтобы не встречаться взглядом с Германом.

На улице была прекрасная солнечная погода. «Мог бы сейчас гулять, а тут эта сгущенка взорвавшаяся», – подумал Тимофей.

Пострадавший парень всё ещё ждал его ответа. «А ты не видел, кто на меня напал?» – спросил Герман, который так и не узнал ответа на свой первый вопрос.

Тимофей, подумав, что объяснять ему про сгущенку и вазу будет долго, коротко ответил: «Нет, я возвращался домой, а тут ты лежишь. Ну, у меня, конечно, шок, но я весьма быстро спохватился и позвонил в скорую, чтобы тебе помогли».

В отличие от врача, Герман с полным доверием выслушал эту бредовую историю из уст Тимофея и, кажется, поверил. По сверкающим глазам парня Тимофей понял, что Герман ему благодарен за помощь. Вдруг он сказал: «Пошли».

Тимофей не ожидал такого поворота событий. Пока он осознавал, что происходит, Герман вскочил, надел поверх повязки свою кепку и направился к выходу из кабинета. Тимофей в недоумении последовал за ним.

Они прошли мимо дежурного поста отделения больницы, где медсестра спросила их: «Молодые люди, а вы куда?».

Герман почти что с усмешкой ответил: «Я уже выздоровел, не беспокойтесь»,– и помахал медсестре рукой.

Если бы это была частная дорогая больница, то они бы даже и двух шагов не прошли дальше дежурного поста. Но, к счастью, они находились в обычной бесплатной госбольнице. Медсестра пожала плечами и села на свой стул. Перед ней лежал телефон, на котором было открыто приложение «Шахматы».

Теперь стало ясно, почему она даже не стала продолжать разговор. Работа работой, а шахматы по расписанию. В отличие от улыбающейся медсестры, у Тимофея не было такого хорошего настроения: «А вдруг Герман все вспомнил и ведет меня в ближайшее отделение полиции?». Похожие мысли были у него в голове до самого выхода из больницы. Уже на крыльце, когда порыв свежего ветра ударил ему в лицо, нервы Тимофея дали о себе знать.

«Куда ты меня ведешь?» – спросил он, ожидая любого ответа, даже самого плохого.