Хроники Дракона в Нижних Подсолнухах

Как лечить дракона

«Драконы не любят зиму». Эти слова произнес дракон, когда открыл дверь на требовательный стук. Окончание фразы потонуло в смачном плюхе, ругани на драконьем, постепенно переходящей к обещаниям членовредительства в особо крупных размерах. Влетевший снежок был поистине эпическим, и видно, что делался с душой. Забыв о хозяйке, тепле и уюте, дракон рванул на улицу мстить. Однако мелкий паршивец, что так прицельно приложил ему снежком, уже растворился в толпе одинаково одетых детей. К тому же каждый из них держал в руке по снаряду.

– По врагу человечества – пли! – тоненько взвизгнул еще не окрепший голосок, и на растерянно хлопавшего глазами дракона сошла снежная лавина. Выбрался из нее он далеко не сразу. Зато далеко были сорванцы, заманившие его в столь примитивную западню. Стуча зубами, ресницами и даже, кажется, пальцами на ногах, несчастный зашел в дом. Явление было достойно картины живописцев Северного Возрождения. Дракон знавал парочку. Анника знакома не была, но зато помнила несколько десятков ругательств, в исполнении которых достигла, по ее собственным словам, новых вершин. Пророчествовать она не хотела, но у нее получилось. Сначала дракон расчихался, спалив пару рушников и скатерть. А к вечеру его зазнобило, потекли сопли, поднялся жар.

– Ящер ящером, – отметил зашедший пастор, – а сопли-то человечьи.

Осенив крестным знамением исходящего жаром и жидкостью бедолагу, он отбыл с чувством выполненного долга. Анника, проводив пастора, всхлипнула, утерла украдкой слезу. Ночь не задалась. Кот, от каждого чиха подскакивавший до потолка, притомился и уснул. Анника, с трудом дождавшись утра, отправилась по соседям добыть красного вина, чтобы приготовить глинтвейн. Вино нашлось. Не было чудо-травы – галангала. За ней надо было бежать в соседнюю деревню, где у травницы Агаты был годовой запас всяких полезных в быту растений. Всплакнув еще раз, Анника оделась и пошла, оставив дракона на попечении кота. Кот обещал присмотреть. Несчастный дракон к тому времени совсем изнемог. Кошачий бегемот участливо мурчал и трогал лапой горячий лоб сотоварища.

Тем временем по деревне пронесся слух, что зверюга при смерти. Деревенские опечалились и решили лечить его самостоятельно. Когда еще эта Анника приготовит глинтвейн. В ход пошли бабушкины рецепты. Первой прибежала соседка Одилия, неся огромную бутыль мутной жидкости с черной взвесью.

– Шнапс с перцем, – гордо провозгласила она, старательно отмеряя шнапс в чашку. Дракон недоверчиво принюхался, но «мокрый» нос не дал ему насладиться ароматом целительного напитка. – Залпом пить нужно, – добавила сердобольная соседка.

Дракон скривился, но выпил. Дальнейшие метаморфозы, происшедшие с ним, деревенские передавали из уст в уста еще долгое время. Лицо страдальца побагровело, глаза налились огнем, который и вырвался на волю с диким кличем:

– Уа-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Струя пламени вылетела на добрый метр, спалив высокую шапку гостьи и оставив на ее лице слой копоти. Несчастная, не ожидавшая подобной реакции, упала с табурета и на карачках проследовала к выходу. Ползком преодолев последние метры, Одилия перевалилась через порог и под хохот детворы покинула зону боевых действий.

Следующего делегата встретила презрительная мина кота и несчастная физиономия дракона, глядевшего на мир глазами как у испуганного ребенка. Им оказался кузнец Йохан, принесший маленькую склянку с пробкой.

– Настой травяной, – прогудел он. – Матушка моя делала. Так мы враз от всех хворей излечивались.

Дракон боязливо натянул одеяло на голову.

– Не буду, – прогундосил он из укрытия.

– А ну как лапы свои чешуйчатые двинешь, – расстроился кузнец, одной рукой стягивая одеяло, а другой придвигая опасную жидкость к драконьему рту. – Кто мне меха в кузне раздувать будет?

– А…

– Все будет хорошо, – умильным тоном заявил кузнец, вливая в рот тягучую, как смола, настойку.

Вы когда-нибудь кусали лимон? А он вас? Представьте, что в вас вцепилась стая лимонов. То же самое испытал дракон. Рот дракона свело наподобие куриного жемка, из глаз брызнули не какие-нибудь, а самые настоящие крокодильи слезы. Дракон истошно завопил и стал вырываться. Однако кузнец держал крепко. И выпить бы бедолаге весь пузырек до дна, но тут вмешался кот. Видя, что друга-товарища сейчас отправят в другие, куда более милосердные, края, мохнатый левиафан, набрав скорость, протаранил кузнецкие ноги. Сила удара сотрясла дом. Йохан выронил злосчастный пузырек, который тут же был загнан котом под кровать. На все увещевания кот отвечал предупредительным мявом, обозначающим в переводе: «Не доводите до греха!»

Пока кузнец воевал с котом, дракон выпил ведро воды и в изнеможении опустился на кровать. Обильно потея, он отстраненно наблюдал за кошачьей обороной. Побежденный и расстроенный кузнец ушел. А в приоткрытую дверь ввалилась следующая делегация во главе со старостой.

– Мы тут, эта, посовещались и решили, что помочь тебе должно, эта… того… кровопускание.

– К-какое к-кровопускание, – от волнения дракон стал заикаться.

– Как какое?! – искренне удивился староста. – Лезвием тебе по руке черканем да кровушку дурную и выпустим. А как только влага сия злокозненная из тебя выйдет, то и за выздоровлением дело не станет.

Дракон высморкался в огромный платок, вырезанный Анникой из цельной простыни, и встал во весь рост.

– Резать себя не дам.

– Так то ж для дела, – расстроился Пантус. – Мы уже и косу приготовили.

– Ч-что вы там приготовили? – опешил дракон, к которому вернулось заикание.

– Косу, – простодушно ответил староста, не замечая зарождавшегося драконьего гнева. Зато его заметил кот и первым полез под лавку. Преображение было внезапным и зрелищным:

– Я вам человечьим языком сказал – резать себя не дам! А-а-а! – драконий вопль услышала Анника, спешащая назад с пучком заветной травы. Поняв, что дела приняли крутой оборот, несчастная вдова припустила со всех ног. Но все равно успела застать, как двери ее дома распахнулись и из них вылетела разношерстная толпа. Некоторые прямо с низкого старта задали стрекача, другие ползком преодолели последние метры, а остальные, вроде старосты, остались торчать головой в сугробе.

– Мы ж как лучше хотели, – расстроенно всхлипывали они, пробегая мимо вдовы.

Так что в дом Анника входила с противоречивыми чувствами. На полу были лужи воды, на одной стене виднелся след гари, вещи разбросаны, кровать сдвинута. Дракон нашелся за занавеской в ее комнате.

– Они ушли? – прошмыгал он. – Анника, они меня лечили… Всяким!

– Ну-ну, – успокоила его хозяйка. – Разве кто из них знает, как простуда лечится-то?! А я вот сейчас мигом тебе глинтвейна сварю. Меда липового с молочком горячим приготовлю. И будешь завтра как новенький!

– А кровь пускать не надо?! – Дракон едва не всхлипывал.

– Не надо.

– Тогда ладно, лечи, – успокоенный тихим голосом, дракон лег обратно в кровать. Кот подвинулся, освобождая другу место на подушке, где лежал, свернувшись клубочком. – А косу я им потом отдам, весной.

Дракон VS Гензель и Гретель

Весна! Сколько всего вмещает одно только слово. Дракон удивлялся этому факту, местные – не очень. Жизнь после зимы приходила в норму. Скоро начнется сев, да и других дел у жителей Нижних Подсолнухов невпроворот. Дракон о многих вещах даже не догадывался. Вообще, пребывание за городом, да не в пещере, а среди людей, его затянуло.

В груди появилось некое томление. Даже домашний бегемот, которого по ошибке все считали котом, мурчал, требуя ласки. А по ночам слышалось его басовитое мяуканье вкупе с остальными деревенскими котами. Глаза Анники казались бездонными и странно блестели. Дракон хотел уже поинтересоваться подобной переменой, но постеснялся. Пару таких взглядов он поймал от местных красавиц у колодца, куда ходил за водой от скуки. Взгляды понравились, хозяйки не очень. О чем он по простоте душевной и рассказал Аннике. Та по краткому описанию глазастых быстро вычислила адреса. Молнии из ее глаз сожгли половичок. Схватив скалку, она выскочила из дома со словами: «Я вам сейчас глаза-то повыцарапываю!» Далее следовала непередаваемая игра слов, в которой дракон еще путался. Ясно было только одно: не за горами крупный скандал!

И точно! Скоро по деревне пронеслась буря. Опытные прятались, неопытные глазели. Одним было весело, другим не до смеху. Дракон невольно опять оказался в гуще событий. Но по незнанию снова пропустил все веселье. Анника вернулась взлохмаченная, поцарапанная, но с трофеями. Далее следовала фраза, которой дракон опять не понял.

– Будут знать, как на чужое зариться!!! – После чего строевым шагом прошла мимо дракона в свою комнату. Было ему невдомек, что отец Анники был не из этих мест и старики ворчливо обзывали его таборитом^[2], но за глаза и вполголоса. Потому как здоровенный моргенштерн у того был всегда под рукой, и пускал он его в дело пару раз с неизменным успехом. Характер папочки передался и дочери, которую и до, и после свадьбы задевать народ побаивался.

Дракон переглянулся с котом. Кот флегматично дернул хвостом, зевнул, будто говоря: «Женщины!» После чего снова удрал к соседским кошкам. Дракон задумался. Не помогло. Решил выйти подышать свежим воздухом. Стоя на крылечке, он зажмурился от яркого весеннего солнца, как вдруг:

– Фьють, тум!

Дракон открыл глаза. Прямо возле его носа из стены дома торчала стрела. Все весеннее настроение испарилось в одну секунду. Перед его взором предстала парочка, о которой слышали все сказочные и не очень существа. Гензель и Гретель. Брат с сестрой. Сумасшедшие охотники за головами. Затянутые в черную кожу, обвешанные с ног до головы орудиями нелегкого промысла, они доводили всех подобных ему либо до ночных кошмаров, либо до костра. Гензель славился тем, что, получив деньги, не бросал начатое. А Гретель в их веселой компашке отвечала за поджоги.

Первое, что пришло на ум, было: «Мама!» – но его сменила решимость и Анниковы выражения. Он ввалился в дом и начал баррикадировать дверь. На справедливый вопрос хозяйки: «Какого дьявола тут происходит?!» – он ответил лаконично:

– За мной пришли…

Кто пришел, стало ясно с одного взгляда. Анника задумалась и начала готовиться к осаде. В глазах хозяйки зажглись нехорошие огоньки. Вся весенняя суета была на время позабыта. На столе разложили оружие: скалку, спицы, топор, полено.

– Отобьемся, – бодро заметила она.

– А может, забудем все и сбежим?! – подал голос дракон.

– НИ ЗА ЧТО! – по слогам отчеканила боевая хозяйка, подбрасывая и ловя полено. – Не от таких отбивались!

От каких же они тут отбивались, дракон спросить постеснялся. Но уверенности поприбавилось.

С улицы раздались призывы выходить с поднятыми руками. Анника ответила непонятными словами. Затем затянула песню:

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает….

Дракон восхитился. Гензель и Гретель по ходу тоже, так как костер разводить они стали быстрее. За дармовым зрелищем тем временем начали стекаться местные зеваки. На тот же вопрос, что тут происходит, жителям, во главе со старостой, было показано письмо за подписью принцессы Скорбург-Пассуанской Эрмелинды.

– Вот ведь деятельная натура! – ухмыльнулся староста. – Никак не забудет Нижние Подсолнухи.

Деревенские порадовались этому факту, так как курс молодого бойца, что по принуждению пыталась пройти принцесса, был ею провален.

Тем временем в драконе как бы проснулся Дракон. «Доколе?!» – возопил он и бросился на улицу, на ходу обращаясь в крылатого ящера, каким его тут знали и уже почти любили. Однако Гензель и Гретель были тертыми калачами. И одним, пускай и огнедышащим, драконом их было не напугать. Они моментом отложили холодное колюще-режущее оружие и принялись снаряжать арбалеты.

Дракон заложил вираж и плюнул пламенем.

– Промах! – в голос комментировали мальчишки, сидящие на заборе. – Чуток правее!

Приняв к сведению поправку, дракон снова саданул огнем. Но охотники за головами уяснили, что играют в меньшинстве и сменили тактику. Теперь они все время перебегали, стреляя из арбалетов. Дракон сердился, но поделать ничего не мог. Стреляй он по площадям, рано или поздно накрыл бы негодяев. Но от Подсолнухов тогда остались бы одни головешки. Расстраивать местных не хотелось.

Спланировав, он приземлился перед домом Анники, прямо в разведенный костер. Местные начали скандировать обидные речевки. Гензель и Гретель огрызались в ответ. Дело не ладилось. Чувствуя приближение фиаско, неутомимые охотники за головами пошли ва-банк. На свет появились сети, которые при помощи стрел брат и сестра накинули на дракона. Не ожидавшие такого поворота, местные сбились с такта. Дракон увяз. Гретель, плотоядно улыбаясь, подбросила дров в костер. Гензель извлек огромный нож. Все зрители невольно задержали дыхание, НО…

Положение спас пастор. Маршируя во главе колонны верующих, он басовито выводил: «Избави нас, Господи, от неистовства норманнов…» Воинствующие родственники опешили, чем и воспользовалась Анника. С боевым кличем она опустила скалку на голову Гретель. Гензелем занялся кот, пустив в ход рыболовные крючки, которыми люди называли его когти. Пока Гензель отбивался от кота, скалка пошла в дело повторно. Трибуны ликовали!!! Вся семейка была повержена. Поле битвы осталось за местными.

Чуть позже на сельском сходе подняли вопрос, что делать с лежащими смирно охотниками за головами. Пока думу думали, едва до драки не дошло. Всех успокоил дракон, заявив, что решение найдено. Обернувшись летающим ящером, он подхватил пленников и унес в неизвестном направлении. Вернулся он тем же вечером, с одной пустой лапой, вторая бережно сжимала корзинку с цветами и сладостями. Анника зарделась. Дракон тоже. Миновав молчаливых односельчан, стоящих с открытыми от удивления ртами, они скрылись в доме, из которого допоздна доносились слова песни на непонятном большинству подсолнушцев языке. Что-то там про то, как любить женщину.

Предсвадебный переполох

Дракон летал! Казалось бы, ну что здесь такого?! Ну летает себе ящерица и пусть. Лишь бы скот не таскала да не поджигала все подряд. Но так бы не сказали жители Нижних Подсолнухов. Их дракон летал не вопреки законам аэродинамики и Господа Бога, а ex magno amoris ¹. И здесь, как и раньше, мнения деревенских разделились. Одни говорили, что это от кровянки. Вернее, от неумеренности в употреблении оной. Другие – что весна ударила ящера по голове сильней, чем всех тварей божьих. Третьи подозревали Аннику. И не беспочвенно! Цветы и сладости – сильнодействующее средство для каждой женщины.

¹ Ex magno amoris – от большой любви (лат.).

«Дело идет к свадьбе», – ворчали местные, обсуждая глупые улыбки Анники и легкую паволоку ее очей. А также неуемную энергию дракона, не знавшего, что же на радостях поджечь. Самым счастливым в деревне казался пастор. Вот уж кто собирался привести агнца и дракона к алтарю любой ценой. А чтобы дракон по неопытности не натворил дел, взялся его просвещать. Дракон смутился, деревенские жители осклабились. Но отступать было некуда.

– Перво-наперво, – вещал пастор, – юноша, познавший любовь, должен подложить колечко в бокал своей избраннице. Дабы она прониклась серьезностью его намерений. Далее…

– Помедленнее, падре, я записываю, – от усердия дракон, как школяр, высунул кончик языка, водя гусиным пером по клочку бумаги. – А колечко каким должно быть?

– Да какая разница! – вспылил пастор, не любивший, когда его сбивали с мысли. – Вот же шельма летучая, забыл, что сказать хотел. Ну да ладно, сын мой, торопиться не будем. Действуй. Перекрестив дракона, вместилище мудрости удалился.

А дракона заклинило! Какое кольцо подложить в бокал Аннике?! Простое – обидится. Слишком вычурное – не поймет. На ум всплыла песня, что он слышал, пролетая над городом: «Мы девчонки из простых, без сережек золотых!..» И здесь ведь та же история. Плюнув огнем, он полетел в свою пещеру проводить ревизию. Там тоже не задалось. Колец было много. Очень много. Годы собирательства, разбоя и вымогательства прошли недаром. А сказочка о проклятии Нибелунгов вообще действовала безотказно. В конце концов дракон сделал выбор в пользу золотого перстня с рубинами и крупным сапфиром. Кольцо приятно ложилось в кулак. «То, что надо, – ухмыльнулся он и стрелой полетел обратно».

Вечер плавно скатывался в ночь. Ужин был съеден, на столе стояли кувшин рейнского вина и два бокала. Кот пить вежливо отказался. Галантно налив даме вина, дракон незаметно утопил в нем кольцо. Улыбнулись. Чокнулись. Пригубили. Дракон ухмыльнулся, хозяйка выпучила глаза. Затем стала хватать ртом воздух и едва не рухнула на пол. Она хваталась то за горло, то за грудь, показывая, что очень довольна. И померла бы, если б не кот. Мяукающее чудище всем своим немалым весом спикировало на хозяйкину спину, и – о чудо! – причина внезапного удушья вылетела, стукнув дракона в глаз.

– Что это было? – хрипло вопросила Анника, едва придя в себя от пережитого. Дракон, чувствуя приближение грозы, виновато показал кольцо.

– Я… тут… это… значит.

– Понятно, – процедила сквозь зубы хозяйка. Но кольцо взяла, взвесила на руке. Уважительно крякнула и посмотрела на дракона. – Кто?!

– Пастор, – сдал подельника дракон, ибо даже у инквизиторов глаза были добрее.

Анника закатала рукава:

– Ну, птичка божия, держись! Мало не покажется!

Как только на свет появилась скалка, дракон забеспокоился.

– А может…

– Не может!

– Но…

– Все равно!

– А кольцо…

– Симпатичненькое! – другими словами, расправу над пастором отложили до утра.

С первыми лучами солнца у дома пастора собралась целая толпа. Внутри шел сложный, но продуктивный разговор. Анника вещала, пастор блеял, толпа рычала от смеха. Когда на пороге объявилась будущая невеста, улица опустела. Крутой нрав Анники знали все. Но главное деревенские услышали – скоро грянет свадьба! Факт был подтвержден на заутренней службе самим пастором. И началось!

Первым делом назначили Polterabend^[3]. Горшечник едва не стер себе руки, но жители были довольны. В назначенный день у дома Анники собралась вся деревня: накрыли столы, музыканты сдули пыль с инструментов и ударили по струнам. Молодежь бросилась танцевать, старшие принесли домашние заготовки. И когда над Подсолнухами понеслось:

«Du, du hast, du hast mich…»^[4]

Вся глиняная посуда ударила оземь. Дракон, не ожидавший такого поворота, едва не обернулся ящером, но вовремя сдержался. Анника пищала от счастья.

– А теперь, по традиции, – возвестил староста, – вы должны все осколки собрать!

– Все?! – уточнил дракон, нервно оглядываясь на Аннику.

Та покачала головой:

– Сколько сможем.

Пока будущие молодожены ковырялись в осколках, соседи произнесли несколько тостов, и вновь грянула музыка. На этот раз даже в лесу с криками сорвались с веток птицы. В наступивших сумерках староста поднес дракону какой-то куст. Дракон, наевшийся местными обычаями, боязливо покосился:

– Это еще что за фитюлька такая?! Есть не буду, предупреждаю по-хорошему.

– Да что вы, господин дракон, – деланно обиделся староста, – когда ж мы вам зла-то желали. Этот цветок у дома посадить надобно, традиция такая.

– Ну раз традиция, – промямлил дракон, протягивая руку. Получив в ладонь с полсотни иголок, он взвыл нечеловеческим голосом так, что даже перекрыл оркестр. Пока местные разобрались, что к чему, дракон дважды обежал вокруг дома, тряся рукой. На третьем круге его перехватила Анника, сообразившая, что за куст подсунул староста. Пока вытащили все иголки, наступила ночь:

– Ну фто, фафать будете, ифи как, – осведомился младший Гогеншофт, которому на радостях выбили передний зуб.

– Будем, будем! Черт бы побрал вашего старосту, – прорычал дракон. Одним взмахом он вырвал шмат земли и с радостью опустил в него куст, представив себе физиономию старого Пантуса.

Под свет факелов население Нижних Подсолнухов разбрелось по домам в предвкушении главного действа. Музыканты обещали обновить репертуар, кузнец – пригласить заезжих мордоворотов. Пастор – начистить орган. С дракона взяли слово устроить пирошоу. И на этой мажорной ноте на деревню опустилась ночь.

Свадьба

От чего можно проснуться в день собственной свадьбы? От волнения, от надобности многое приготовить, от чувства утраты чего-то важного. Дракон проснулся от переливчатого колокольного звона. Пастор бил в колокол так, что его звон мог пробудить все рати небесные. Как натура увлекающаяся, у´держу он не знал, поэтому наяривать начал с раннего утра. Подскочив на кровати, дракон столкнул шерстистого носорога на пол и, пока кот спросонок ошалело водил по сторонам головой, бросился закрывать окно. Уронил горшок с геранью, ударился мизинцем ноги об угол кровати и, кажется, познал сущность бытия.

На шум из своей комнаты выскочила Анника. В руке невеста сжимала скалку. В ее глазах дракон прочел: «Кто виноват?!» По-видимому, что делать, она знала и так. Нужно будет познакомить ее с парой философов, решил дракон, любуясь избранницей. Та, заметив восхищенный взгляд, ударилась в краску. Но не успели молодожены открыть рот, как в дверь забарабанили. Шипя под нос нелицеприятные пожелания в адрес визитера, дракон пошел открывать. На пороге стоял кузнец с молотом и ржавой старой пилой:

– Я, эта, пилу вам приготовил. Вы не смотрите, что она старая, пилить замаетесь, – ни с того ни с сего объявил он. Дракон, только ставший узнавать людские обычаи, насторожился. В памяти невольно всплыла попытка сельчан его лечить. Желудок свело, как и в тот день. Кузнец тем временем продолжил: – А так я за тобой пришел. Пока невеста готовится, жениху в доме делать нечего. Не по-людски это.

Крыть было нечем. Повздыхав для вида, дракон отправился в кузню. Где и провел полдня. Когда же он вышел на улицу, деревню было не узнать. Подсолнухи преобразились. Повсюду была видна женская рука. Последние несчастные «добровольцы» подметали крылечки, вздыхая и вяло поругиваясь. Поперек улицы болтались гирлянды и факелы. Начиная от Анникиного дома, расставили столы, на которые запасливые жители выставляли еду, шнапс и квас.

И тут дракона пробил холодный пот: «Кольцо!» Обручальное кольцо, которое следовало торжественно надеть на палец при большом стечении людей, колокольный звон и пристальный взгляд пастора. Кляня все на свете, он обернулся крылатым ящером и взмыл в небеса. Пещера встретила его прелой листвой, скалящимися рыцарскими черепами и сыростью. И никакой кровянки. В ответ на это желудок бессовестно квакнул, требуя подачки. Дав ему мысленного пинка, дракон приступил к разбору завалов.

Никогда еще его собственная пещера с сокровищами не казалась ему бездонной. Поиски затягивались, нервы истончались, желудок в припадке бился о ребра, настаивая на своем. Капитулировав, дракон вспомнил о кольце бабушки, нежно любимой и почитаемой. Кольцо лежало в отдельной нише, словно ожидая своего выхода. Подхватив искомое, дракон кинулся вон, по дороге больно ударившись коленкой. Искры из глаз помогли рассмотреть выход. Черепа все так же скалились, от души потешаясь.

– Закопаю! – в сердцах рявкнул дракон, совершая вертикальный взлет. Звери, слыша это, попрятались.

Деревня встречала его гулом человеческих голосов и вялыми ударами в колокол. Пастор, видимо, все-таки притомился. Спикировал дракон к своей суженой под бравурные звуки оркестра, старательно выводившего:

 
Ты такая одна, никогда и нигде
Не встречал я такой красоты на Земле.
Меркнет рядом с тобой Луны полной свет,
Знает она – красивей тебя нет.
 

Пастор к тому времени затих окончательно. Поэтому, дослушав песню, молодожены двинулись к церкви. Анника была одета в красивое белое платье, в руках она торжественно держала букетик цветов, лично надранных драконом в саду принцессы. Потоптавшись на грядках, словно слон, дракон хотел оставить памятный след, но передумал, внезапно устыдившись. Поэтому ограничился тем, что сорвал все, до чего дотянулся.

И вот наконец молодые перешагнули порог церкви. Пастор сиял почти что ангельским светом. Особенно когда затянул первые строки Литургии Слова. У дракона в этот момент страшно не вовремя зачесалось за ухом. Но так как руки были заняты, пытка продолжалась.

– Возлюбленные мои, вы слушали слово Божие, напомнившее вам о значении человеческой любви и супружества. Теперь от имени святой Церкви я желаю испытать ваши намерения, – вещал пастор. Чесотка усиливалась.

– Имеете ли вы добровольное и искреннее желание соединиться друг с другом узами супружества?

– Да! – не задумываясь, ответили молодожены. Рука дракона замерла на полпути.

– Имеете ли вы намерение хранить верность друг другу во здравии и болезни, в счастии и в несчастии, до конца своей жизни?

– Да.

– Имеете ли вы намерение с любовью принимать детей, которых пошлет вам Бог, и воспитывать их в христианской вере?

– Да! – вопль радости полетел к небу, дракон почесал-таки за ухом.

– Отлично! – воскликнул пастор. – Ты, сын мой, встал на путь исправления! Теперь же протяните мне свои правые руки, – когда стола соединила их, дракон занервничал. Он слышал, что так бывает со всеми. Но это почему-то не успокоило.

Тем временем пастор объявил черед надевания колец. И дракон с умилением увидел, что Анника тоже приготовила ему сюрприз. Ее колечко в виде золотого свернувшегося дракончика выбило-таки скупую слезу из его глаз. Никто еще не дарил ему колец. Добровольно. До этого самого дня. А это значит около двухсот лет. Время, когда все приличные драконы обзаводятся своими собственными принцессами. Но нашему дракону в этом как-то не везло. До встречи с Анникой. Он истово переосмыслил свое существование, придя к мысли, что такая женщина стоит того, чтобы исполнять ее маленькие капризы и прихоти. Так как достоинства все равно перевешивают все ее причуды, и это даже если не брать в расчет кровянку.

В зале плакали, умилялись, строили планы, завидовали. Но молча. На выходе из церкви, по традиции, на голову Анники и дракона обрушился водопад зерна. Рыча и отплевываясь, дракон искал взглядом, кого бы сжечь, но невеста объяснила, что это специальный обряд для молодых.

– Люди, вы больные, – прошептал в ответ дракон, но это были только цветочки. Путь молодоженам преградили козлы, на которых лежало огромное бревно. Тут же рядом обретался и кузнец со своей пилой.

– Пилите, Шу… О нет, чего это я. Просто пилите, – пробасил кузнец. – Тем самым докажите, что вместе способны преодолеть любые препятствия.

Фраза, сказанная утром, наконец-то обрела смысл. Дракон покосился на Аннику:

– Тоже традиция?

– Угу, – обреченно пробормотала она, впечатленная размером бревна.

– Отлично, – буркнул дракон и спалил бревно вместе с козлами, а также бровями кузнеца. – Вот так мы справимся с трудностями.

– Ну… Дык… Эта… – расстроился кузнец, полночи тупивший пилу. – Можно, конечно, и так. А что?!

Молодые продолжили путь к столам, уставленным яствами. Гости, а это были все без исключения подсолнушцы, уже занимали свои места. Музыканты перебирали струны, настраиваясь на долгую ночь. Их угостили шнапсом первыми, чтоб веселей играли, – и понеслось:

 
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Я буду тебе женой.^[5]
 

Молодежь пищала от удовольствия, но старики хмурились и требовали классику. Дракон ничего не смыслил в человеческой музыке, но вскоре и он не устоял. Оторваться от Анники и двадцати блюд было невозможно. Они счастливо смеялись, хотя дракон подозревал, что на этом традиции не закончились. И точно, как в воду глядел!

Только музыканты согласились уважить стариков, и над Подсолнухами полились первые аккорды «Wo de Nordseewellen»^[6].

Кто-то ностальгически вздыхал, кто-то украдкой подливал шнапса соседу. Дракон снова удивился. Он слышал про Московию всякое, но главное, что там жутко холодно и медведи ходят по улицам. Медведей он недолюбливал, о чем и хотел сказать Аннике. Но вместо нее рядом с ним в белом платье сидел здоровый бородатый мужик, похожий на медведя. Он подмигивал ему, улыбаясь щербатым ртом. С перепуга дракон дал мужику в глаз, а когда тот обиделся, дал еще раз. Крик «наших бьют!» он не расслышал, но начало драки не пропустил. Между столами образовалась куча-мала. Староста смахивал скупые слезы, приговаривая:

– Какая ж это свадьба – без драки!

Уложив последнего драчуна, который оказался одним из специально приглашенных кузнецом гостей, дракон отправился на поиски Анники. По традиции (при этом слове глаз дракона начинал уже дергаться), он должен был обходить дома, угощая всех, находящихся внутри, квасом, пивом и шнапсом, пока не найдет невесту. Оценив размеры Подсолнухов и умножив в уме на количество выпивки, дракон приуныл. Но тут на выручку другу пришел кот, который бессовестно воровал сосиски со стола на глазах у изумленной публики. Раскачиваясь и теряя сцепление с почвой на поворотах, шерстяной мастодонт мчал по улице, призывно мяукая. Хозяйка обнаружилась в доме горшечника, развлекающая его детей. В деревне поговаривали, он не иначе как лепил их из глины. Столько у него набралось! Поторговались, разлили, чокнулись.

– Я хочу маленького, – прошептала Анника. Дракон, в этот момент пьющий шнапс, поперхнулся и едва не задохнулся. Горшечник хлопнул его мозолистой рукой по спине, и дракон со слезами на глазах благодарно кивнул.

– Ч-чего?!

– Не чего, а кого, – насупилась невеста. – Маленькую лялю.

У дракона маленькие ляли ассоциировались почему-то с капризной принцессой. И вот, представив себе полный дом принцесс, он зажмурился, хватаясь за сердце. В бок ему стукнул кулак Анники.

– Не бойся. Пошутила я.

Однако что-то подсказывало дракону, что этот разговор просто отложен.

Вернувшись к столу, молодожены увидели огромный торт, рядом с которым уже крутились староста и пастор. У обоих было по разделочному ножу.

– Режем! Режем! – во всю горланили дети. Анника шепнула, что резать придется, взявшись вместе за рукоять ножа. Дракон кивнул и несколькими быстрыми движениями располовинил весь торт. Анника вся перемазалась, и детворе пришлось объедать с нее розочки из крема.

Тихонько наигрывали музыканты, задавая тон танцам. Пары кружились, сменялись партнеры. А у дракона начали слипаться глаза. Горевшие факелы, обильная еда и тепло делали свое дело. Он посмотрел по сторонам. Люди веселились от души. Через несколько мест от стола молодоженов сидел пастор. Главная цель его жизни сбылась, и он усиленно налегал на торт. Но торт, кажется, выигрывал.

Наконец Анника объявила, что молодые отправляются спать, а гости могут продолжить веселье. Со всех сторон полетели здравицы, шутки и пожелания. Большинства дракон не понял, об остальном смутно догадывался. До дома их провожала маленькая армия молодых женщин. Дракон не понимал, почему все они тащатся за ними. Пока Анника, не глядя, бросила через плечо свой букет. Позади случилась куча-мала. Счастливица выбралась из-под груды тел в порванном платье, растрепанная и расцарапанная. Но довольная. Подумаешь, что букет к тому времени напоминал сено.