– Да нет, Андрюха! – кипятился танкист, – я же об чём?! Я же не сам доворачивал, а меня как будто под руки кто-то толкал!
И он, обернувшись через правое плечо, прищурившись, с подозрением уставился на девушку, сидящую на сиденье командира танка. Повисла тягостная пауза…
– Да, Паша, прости. Это была я. Я тебя толкала, – она, наконец, разлепила губы и в упор смотрела на него.
– Ни фига не понял… ты стреляла из пулемёта, как ты меня могла толкать-то?
– Мысленно, Павел Иваныч, мысленно! Понял, нет? – и поймав его непонимающий взгляд, она постучала пальчиком себе по лбу, – вот здесь я думаю, а ты руками дёргаешь, и туда, куда мне надо! – и увидев отпавшую челюсть у механика-водителя, веско добавила: – или ты забыл, кто я?
Секунд пять Пашка набирал в лёгкие воздух, начиная вскипать, губы его кривились, перебирая все известные ему непечатные выражения.
– И к-какого ххррена?! – его, наконец-то, прорвало, – да я… ёб… да твою… да ты… да бля…
Внезапно, не дав ему докончить его непечатные мысли, она, как фурия бросилась на него в контратаку:
– Вот вы мужики, как дубовые! – сидя выше механика-водителя, для верности она ещё и пнула его в плечо ногой, – я что, для себя это делаю? Оно мне надо? Я это сделала, чтобы фрицев побольше выкосить, да нашим людям жизни сохранить! Этих, которых фашисты в сарае живьём вместе с детьми спалили, тебе мало?! Надо было ещё и мне их из пулемёта покрошить вперемешку с фрицами?! Что, мало тебе, что ты ошмётки перемолотых тобой фашистов сегодня из гусениц выковыривал? Тебе надо ещё было и наших на гусеницы намотать? За руки, его, видишь ли, не надо было мне дёргать! А как не дёргать-то?!
Пашка состроил свирепую рожу, но молчал, Агния же не на шутку разъярилась, и её было уже не остановить, её понесло:
– Это вы мужики, герои тупые, прёте напролом! А чтобы бестолковкой своей подумать, так на это ума у вас не хватает! Несколько дней назад я то же самое сделала, когда на нас в лоб восьмёрка Фоккеров вышла. Знаешь, о чём Андрей в тот момент думал? – она кивнула головой в его сторону, – сидит, балбес, глаза выпучил, – она, выпятив нижнюю губу и выпучив глаза, натурно изобразила, как выглядел лейтенант в тот момент, – в ручку, как клещ, вцепился, а в башке одно: «только не сворачивать, только не сворачивать…» Ну что? Пришлось дёрнуть! И дёрнула! В пяти метрах от нас обломки того Фоккера мимо просвистели! Андрей-то в него попал, и развалил на части! А не дерни я тогда его за руки, так и влетели бы в эти обломки! Что, не надо было?! Так и не сидел бы сейчас он тут рядом с тобой! Висел бы где-нибудь на сосне… отдельными частями… Как те фрицы, которых ты в том селе сегодня на гусеницы намотал.
Она перевела дыхание, и собравшись с мыслями, закончила:
– И сегодня мне тебя тоже дёргать пришлось. Так ведь для дела же дёргала, а не ради забавы!
Паша, обескураженный таким яростным натиском, как бы ища поддержки, обернулся к Андрею. Тот в ответ только молча кивнул головой, как бы соглашаясь с тем, что только что сказала девушка-ангел.
– И что теперь? И дальше будешь меня за руки дёргать? – играя желваками, грозно спросил Паша.
– Буду!!! – снова мгновенно вскипев, подалась к нему Агния, – буду!!! И плевать мне на твоё мнение! Будешь рулить туда, куда я тебе прикажу! Знаешь, сколько их там сейчас оттуда на нас выкатится? – она выбросила руку в сторону ближайшего леска, откуда ожидалось наступление немецких танков, – восемнадцать штук! К ним сегодня ночью подкрепление подошло, те самые двенадцать «Пантер», с которыми мы сегодня днём на дороге разминулись. Там двенадцать «Пантер», полтора десятка бронетранспортёров с мотопехотой, да ещё и «Тигр» в придачу! Могу тебя уверить – мало не покажется!
Паша молча сглотнул.
– А кроме нас, как ты мог заметить, больше ни одного нашего танка нет! И если мы их не остановим, то хана батальону! – для того, чтобы Паша осознал этот факт, она сделала трёхсекундную паузу, и продолжила: – прорвутся отсюда они в село, и перепахают позиции батальона гусеницами. И поэтому ты меня будешь слушаться, и слова поперёк не вякнешь! И рулить ты будешь туда, куда я тебе прикажу! Иначе все тут ляжем! И мы со своим танком, и весь батальон!
Она замолчала. И отвернулась к стенке, бурно дыша от только что произнесённой речи. Пашка несогласно дёрнул плечами, и молча отвернулся, бурча что-то невразумительное себе под нос.
В полной тишине прошло ещё несколько минут. Андрей откашлялся, собираясь с мыслями.
– Слышь, Паш! А ведь она дело говорит. Пусть командует, – сдержанно проговорил в тишине Андрей, и продолжил: – знаешь, из скольких передряг она меня вытаскивала? Не сосчитать! Она действительно может очень многое, – Андрей помолчал, посопел, посопел, и продолжил: – да что там говорить! На неё сейчас одна надежда!
– Да понял я, понял, – соглашаясь, танкист вздохнул, и махнул чумазой рукой, – ладно, пичуга, командуй!
Агния помолчала, потом вдруг нагнулась к Пашке, стянула с него танкошлем и молча чмокнула его в вихрастую макушку. И опять нахлобучила шлем ему на голову. Пашка расплылся в довольной улыбке.
Ангел улыбнулся ему в ответ. Мир в экипаже был восстановлен. Ещё четверть часа травили анекдоты. Вернее, травили парни, а девушка вежливо слушала, и смущённо улыбалась. Потом стали вспоминать всякие весёлые и смешные истории из жизни. У Паши их было особенно много, а может, он их просто придумывал для смеха. Так прошло ещё около часа. Потихоньку начало светать…
Постепенно разговоры сошли на нет, сказывались усталость и нервное напряжение ожидания боя.
– Вот что, – вдруг встрепенулся Ангел, – мужики, мы же за этими разговорами самое главное не сделали! А время идёт… Вот что, Павел Иванович, мне потребуется твоя помощь.
– Что ещё? – Паша подозрительно покосился на неё через плечо.
– Так, Паша, мне надо, чтобы ты мне рассказал всё, что ты знаешь о немецких танках и о борьбе с ними, – начал Ангел, и продолжил, загибая по очереди свои маленькие девичьи пальчики: – вооружение, бронирование, их подвижность и маневренность. Сильные и слабые стороны. Бронепробиваемость наших снарядов, оптимальные углы обстрела и дальность стрельбы. А также тактику применения. И всё то же самое про наш танк. Я должна знать всё, до мельчайших подробностей. Ты воюешь уже два с половиной года, плюс финская… У тебя опыта – выше крыши.
Паша с чувством покрутил пальцем у виска:
– Слушай, Пичуга, ты что, вообще ку-ку? Да как я тебе всё это тут расскажу-то? Да тут на полгода лекции читать… Язык отвалится – всё это рассказывать!
– Ничего у тебя не отвалится! И рассказывать ничего не надо, – отрезал Ангел, – я просто вытащу эти знания из твоей головы, – и видя, как настороженно нахохлился танкист, она поспешила его успокоить: – да не ерепенься ты! Это – не больно. Делается это так: я положу тебе руки на лоб, а ты просто думай про то, о чём я тебя сейчас попросила. И всё: я уловлю твои мысли и перетащу все твои знания в этой области вот сюда, – она с обезоруживающей улыбкой постучала пальчиком себе по лбу.
– А ничего другого ты у меня из головы к себе не перетащишь? – опасливо спросил Пашка.
– А ты думай только о том, о чём я тебя попросила, чтобы не пришлось копаться, отделяя зёрна от плевел.
Пашка зябко повёл плечами, покосился на лейтенанта:
– Слышь, Андрюх… чёт как-то стрёмно…
– Паш, ну ты прям как мумба-юмба! – Андрей решил подбодрить Пашку, и вступил в беседу.
– Чё-ё? Какая ещё тумба-мумба?
– Да читал я в каком-то журнальчике, до войны ещё, про дикарей, ну, негритосов в Африке. Племя там какое-то дикое, на белых людей как на диковинку пялятся, так вот: фотографировать себя не позволяют. Как увидят фотоаппарат, так сразу дёру, – стал охотно пояснять Андрей.
– И в чём фокус? – Паша недоверчиво нахмурился.
– А в том: вообразили себе, что если кто-то сделает их фото, то таким образом он унесёт и душу того, кто попал в кадр. Так и ты: боишься, сам не зная чего, – и, чтобы окончательно поставить точку, добавил: – да она уже много раз в моей голове копалась. И, как видишь, дураком не стал.
Паша в ответ только сосредоточенно сопел, переваривая новую информацию. Потом вздохнул, видимо, приняв решение, и махнул рукой:
– Эх, была ни была! Семи смертям не бывать, а одной не миновать! Давай, Пичуга, говори, что делать надо!
– Вот так сядь, – она мягко взяла его сзади за плечи, – шлем сними, и голову немного откинь назад…
Паша сел, как она его попросила, снял танкошлем, и откинул голову назад. Прямо перед глазами увидел шершавую поверхность верхнего броневого листа, который был над его головой. Услышал сзади:
– Закрой глаза. И думай о том, о чём я тебя просила. Только об этом.
Он закрыл глаза. Мягкие прохладные ладошки легли на взмокший лоб. Как будто лёгкий ветерок прошелестел под черепушкой, запахло свежескошенным сеном, успокаивающе, где-то на грани слышимости зазвенели колокольчики. Как сквозь туман он услышал её голос:
– Думай.
Мысленным усилием она подключилась к его мыслесфере, и в её мозг с бешеным напором ворвался тугой жгут информации. Поток видеообразов кружил, захватывал, звук оглушал, в нос ударили запахи сгоревшего пороха и удушливая гарь пожара. Грохот, лязг гусениц, броски машины на ухабах, выстрелы танкового орудия, взрыв, пожар в танке, кровь на броне, оторванная нога в кирзовом сапоге, грязь под танком, опять грохот, опять кровь, взрывы…
В Пашину голову ворвался её умоляющий, просящий голос:
– Стой, стой! Паша, не так! Упорядоченно, спокойно! Не эмоции, не твои личные переживания! Конкретные сведения: тактика применения, бронирование, типы применяемых боеприпасов, дистанция стрельбы, параметры подвижности, углы обстрела! Паша, соберись, думай о том, что мне действительно требуется!
Поток информации немного успокоился, упорядочился, пошли таблицы, наставления командиров, схемы, конкретные цифры параметров…
Спустя десять минут она сняла свои мокрые от пота ладони с его лба, тыльной стороной ладони вытерла свой лоб. Шумно выдохнула:
– Фу-у-у! Всё, Паша, молодец!
Он похлопал глазами, как будто только что проснулся, поворочался на своём сиденье, разминая затёкшую спину, покрутил головой по сторонам:
– А… сколько я вот так… – он уставился на Андрея, – слышь Андрюх, сколько времени, говорю, прошло?
Андрей посмотрел на часы:
– Минут десять, не больше.
– И что? Всё, что ли?
– Всё, Павел Иванович, – Агния хлопнула его по плечу, – я всё поняла. Что и как надо делать…
– Неужто всё-всё-всё? – недоверчиво переспросил он.
– Да, – коротко кивнув, подтвердил Ангел.
Но Пашке никак не верилось, и он попытался устроить экзамен:
– Так, а ну-ка ответь мне: на большой дистанции у какого снаряда больше бронепробиваемость, у подкалиберного, или сплошного?
Агнел улыбнулся углом рта:
– У сплошного.
– А на малых? – продолжил экзаменовать танкист.
– У подкалиберного.
– А-а… А вот ещё что: по наклонной броне какой лучше работает? – не унимался мехвод.
– Сплошной.
– А как влияет на бронепробиваемость наличие на снаряде локализаторов12? – усилил нажим неугомонный экзаменатор.
– Паша, етить твою в кочерыжку! – фыркнула Агния, – у нас в боекомплекте нету снарядов с локализаторами!
– Ну я же чисто теоретически, проверяю качество усвоенного материала, так сказать, – явно веселился Пашка, – ну, а вот по бронетранспортёру, что, тоже бронебойным будешь лупить? Он же БРОНЕ-транспортёр всё же? Или как?
Паша ехидно сжал губы, и прищурившись, ждал ответа на свой подковыристый, как ему казалось, вопрос.
– Бронетранспортёру хватит и осколочно-фугасного, там броня с гулькин хрен, – решительно отрезала Агния.
– А вот при облическом движении… – набрал в лёгкие новую порцию воздуха танкист, в надежде продолжить экзамен. Ему явно нравился этот процесс. Как впрочем, и Андрею, молча и с улыбкой наблюдавшего их пикировку.
– Так, Павел Иваныч, угомонись уже! – решительно тряхнув головой, отрезал Ангел, – Я ВСЁ ПОНЯЛА.
И она надолго замолчала, задумчиво уставившись в казённик орудия. Пашка обескураженно засопел, но поняв, что дальнейшие вопросы будут уже лишними, отвернулся и молча уставился в приоткрытый люк мехвода, всматриваясь в белёсые полосы утреннего тумана, ползшие по низине поля.
Андрей исподтишка посмотрел на своего Ангела и вдруг похолодел: она сидела на сиденье командира танка, и упёршись лбом в холодную броню, что-то беззвучно шептала губами. Казалось, она молится. Видать, она вытащила из Пашкиной головы что-то такое, что заставило её усомниться в своих силах.
И вот тут Андрей со всей пронзительностью осознал, что бой-то этот для них может оказаться и последним, раз уж такой бесстрашный и несокрушимый ангел-хранитель, вытаскивавший его до сего момента из всяких дрянных ситуаций, сейчас почему-то не уверен в своих силах… А иначе, зачем молиться? Она почувствовала его взгляд, скосила глаза, оторвала лоб от брони башни.
Своей чуткой мыслесферой она поймала его немой вопрос, грустно улыбнулась, и негромко произнесла:
– Ты хочешь спросить меня, видела ли я Бога?
Андрей стушевался:
– Э-э-э… Д-да. Хотел…
– Нет, не видела, – буднично ответила она, – но ОН есть.
– А-а-а… – неопределённо протянул Андрей, и опять замолк. Его начала бить противная мелкая дрожь. Это не было страхом, скорее, это вырвалось накопленное за день нервное напряжение. Он посмотрел на Пашу – его спина тоже мелко подрагивала. Паша обернулся – в мёртвой тишине было отчётливо слышно, как у него мелко постукивают зубы. Поймав взгляд Андрея, он решительно стиснул челюсти. Андрей тяжело вздохнул, рассматривая свои грязные руки, и поднял глаза на Агнию.
Она улыбнулась, и махнула призывно рукой:
– Иди-ка сюда.
Андрей привстал со своей откидной сидушки, приблизился к ней. Она, положив ему левую руку на плечо, правой трижды его перекрестила, приговаривая:
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго духа, аминь. Всё, – она легонько хлопнула его по плечу: – ничего не бойся.
Андрей с душевным облегчением молча бухнулся на свою сидушку.
Паша, обернувшись, наблюдал сие действие, и вдруг порывисто сняв шлем, неуверенно спросил:
– А комсомольцам можно?
Агния рассмеялась:
– Конечно можно! Андрей же тоже комсомолец!
– Так я же ещё и неверующий! – виновато ответил Пашка и судорожно сглотнул.
– Иди сюда, неверующий! Все вы неверующие. До определённого момента…
Пашка посунулся к ней, как сумел, в тесноте боевого отделения.
Она и его трижды перекрестила:
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго духа, аминь. Всё, и ты ничего не бойся!
Пашка довольно улыбнулся, заметно успокоился, и развернувшись, поудобнее устроился на своём сиденье.
Агния довольно ухмыльнулась:
– Вот уж воистину сказано: «не бывает атеистов в окопах под огнём!»13
– Кем сказано? – Андрей поднял на неё глаза.
– Это неважно, – был её ответ.
В боевом отделении танка стало как-то спокойнее, ушло беспокойство. Медленно текли минуты…
Агния вдруг подняла руку, призывая к вниманию, на пару мгновений замерла, как будто к чему-то прислушиваясь, затем приподнялась, и откинув башенный люк, высунулась в морозный ночной воздух.
Некоторое время прислушивалась к мёртвой тишине, потом бухнулась обратно на сиденье, захлопнула люк.
– Так всё, мужики, понеслось… к бою!
Глава 15. Один против восемнадцати.
Командир танковой группы майор Клаус Шварц с довольным видом осматривал выдвинувшиеся на исходную позицию восемнадцать «панцеров». Во время двух дневных атак на позиции русских было потеряно более трети имевшихся в наличии боевых машин: восемь из имевшихся двадцати двух. Проклятые большевики довольно умело организовали противотанковую оборону захваченного ими села, хотя в их распоряжении было всего несколько противотанковых орудий небольшого калибра, скорее всего 45мм. Майор презрительно покривился. Но, видать, в боекомплекте у них были недавно появившиеся у русских новые бронебойные подкалиберные катушечные снаряды, а иначе как объяснить, что в результате двух неудавшихся дневных атак на поле боя замерли чадящими глыбами полдюжины «четвёрок»14 и два самоходных штурмовых орудия «Штурмгешютц».
Не помогли ни дополнительная разнесённая броня на башнях танков, ни бортовые экраны, закрывающие ходовую часть танков и самоходок.
И если бы не подошедшие сегодня вечером на подмогу двенадцать «Пантер», усиленные «Тигром» и ротой гренадёров на «Ганомагах», то ни о каком реванше не могло бы идти и речи.
А так… Что ж, посмотрим, господа большевики, что вы сможете предпринять в ответ, когда в предрассветных сумерках на вас двинется вся эта бронированная масса. По всем расчётам выходило, что силы красных на исходе – в ходе двух дневных атак села они понесли очень чувствительные потери. Их там не больше батальона. Было. А сейчас в лучшем случае половина – во время одной из атак три германских огнемётных танка ворвались в самую середину села, поливая огнём и выжигая в пепел всё вокруг себя. Майор Клаус Шварц самолично наблюдал в бинокль, как во всепожирающем огне метались десятки заживо сгорающих русских. Правда, потом всё испортили две русские «сорокапятки», которые большевики буквально на руках выкатили на прямую наводку. И в течении полуминуты эти две маленькие противотанковые пушки разделались с прорвавшимися на улицы села германскими танками. Теперь обгорелые и почерневшие туши этих танков стоят в центре села, навечно замерев посреди того опустошения, которое они успели устроить.
Что ж, пришло время для мести… Майор, восседая в башне «Тигра», ещё раз с удовлетворением осмотрел двенадцать новоприбывших «пантер». Ну-ну, давайте, попробуйте теперь пробить эту броню. Это вам не «четвёрки», пусть даже и экранированные и с усиленным лобовым бронированием. Сколько там? Ну да, 80мм, да вот только лобовая плита стоит вертикально. Для противотанкового снаряда – самый удобный вариант. Борт вообще, можно сказать, картонный – 30мм. А на «пантерах» лоб – мало того, что 85мм поверхностно-закалённой стали, так ещё и с оптимальными углами наклона. Русским пушкам не по зубам, уж тем более «сорокапяткам». Да, борт у них потоньше, чем лоб, всего – 40мм. Так ведь тоже под наклоном! А внизу борт экранируют большие, расположенные в шахматном порядке, и заходящие друг за друга опорные катки. Да и не будут они русским свои борта подставлять… Да и будет ли вообще на направлении атаки русская противотанковая артиллерия? Большевики, небось, всё, что у них осталось, стянули к западной окраине села, где вот-вот должна начаться отвлекающая атака.
А ему самому теперь и вообще бояться нечего – он, как командир, имеет право находиться в самом защищённом танке из всех имеющихся, броня которого русским не по зубам. «Самое главное – не подходить близко и не подставлять борт» – появилась логичная мысль. До него доходили сведения, что при выстреле в упор, с пистолетной дистанции, русская «сорокапятка» всё же способна продырявить даже 82мм борт «Тигра». Так то ж в упор, да в борт, да ещё под прямым углом… Кто же даст им такую возможность? Тем более, его командирский танк пойдёт в центре боевого построения, прикрытый со всех бортов «пантерами», а сзади – остатками «четвёрок» и самоходок. И что с того, что на его командирском «Тигре» только половина полагающегося боекомплекта? Того, что осталось, с лихвой хватит на тот короткий бой, что предстоит.
Ход его мыслей прервала начавшаяся в селе стрельба. Ага! Это значит, что посланные для отвлекающего маневра четыре из оставшихся восьми «четвёрок» при поддержке трёх самоходок начали своё движение к селу, имитируя главное направление атаки. Тут же заработала на его командирском танке рация, и радист, прослушав сообщение, посмотрел на майора и подтвердил: да, отвлекающая атака на западную окраину села началась.
Майор с удовлетворением кивнул, и поднёс к глазам бинокль. В цейссовскую оптику село было неплохо видно: дома стояли хоть и с затемнёнными окнами, но крыши домов хорошо выделялись на фоне немного посветлевшего неба. Выстрелы на западной окраине села стали интенсивнее, чётко выделялись вспышки противотанковых орудий. «Ага, похоже, всего два орудия и осталось…» отметил про себя майор. В бинокль было хорошо видно, как слабо различимые фигурки людей отдельными тонкими струйками потекли в сторону стрельбы. «Та-а-ак, запаниковали большевики, подтягивают скудные резервы. Ну, ничего, ничего, вчера великая германская армия обратно отбила у большевиков Житомир, сегодня ночью выбьем русских и из этого села на северо-востоке Житомира. Всё закономерно: побеждает тот, кто храбрее и дисциплинированнее, у кого больше порядка. А у Вермахта этого больше».
Выждав ещё несколько секунд, и убедившись, что всё идёт по намеченному плану, он дал команду на выдвижение бронегруппы. Команда была тут же продублирована радистом его танка, и взрыкивая двигателями, танки стали выползать из жидкого подлеска, росшего на краю болота. Всю ночь несколько десятков военнопленных и местные жители, согнанные из близлежащих сёл и деревень, под дулами автоматов мостили гати по замёрзшему болоту. Этот удар должен стать полной неожиданностью для русских. До села были какие-то паршивые 800…900 метров по полю. Две с половиной – три минуты ходу. А потом… А потом вся эта бронированная масса, смяв жидкие заслоны русских на этом направлении, ринется по улицам села, сметая и уничтожая всё вокруг. Передавить их всех гусеницами, выжечь всё это село дотла! Дело довершат высадившиеся из бронетранспортёров полторы сотни гренадёров – их задачей будет зачистить село от деморализованных остатков русских. Плюс те две роты, что выдвигаются к селу с северо-востока. Но это уже так, на всякий случай, для подстраховки, чтобы не оставить большевикам ни малейшего шанса удержать село.
Так думал майор Клаус Шварц, вдыхая морозный зимний воздух, высунувшись в открытый командирский люк «Тигра», и покачиваясь в такт движению танка. Двенадцать «Пантер» шли, выстроившись в виде клина, и взбаламучивали утренний туман, белёсыми полосами застилавший низину поля. В центре клина, на дистанции в сотню метров, шли полтора десятка «ганомагов», неся в своих чревах гренадёров, хоть и продрогших за ночь, но хорошо накачанных перед атакой ямайским ромом. Плюс хорошая порция кофе и лошадиная доза первитина15…
В центре клина, за грузно переваливающимися по русским колдобинам бронетранспортёрами, рыкая 700-лошадиным «Майбахом», уверенно полз его «Тигр». Сзади, в арьергарде, боевой порядок замыкали две «четвёрки» и три самоходки «Штурмгешютц».
Помимо этого, по дороге входящей в село с северо-востока, в полукилометре от направления удара основной группы, под покровом темноты двинулись ещё две штурмовые роты, посаженные на оставшиеся десять грузовиков. В качестве огневой поддержки во главе колонны шли два танка Т-4 и два «Ганомага». Их задачей было отвлечение сил русских на этом направлении, а при удачном развитии событий – прорыв к центру села и соединение там с основной атакующей группой, выдвигавшейся сейчас со стороны замёрзшего болота.
***
Пашка, полчаса назад загнавший танк в указанный Агнией большой сарай (танк просто въехал в него, проломив стену, и проткнув вторую, выставил ствол орудия на улицу), теперь пытался дать ей последние наставления перед боем.
– Я это… ограничитель оборотов снял…16 Так что машина будет летать, как ласточка!
Агния скосила на него озорной глаз, хмыкнула:
– Начальство тебя за это по головке не погладило бы… моторесурс двигателя снижаешь.
Пашка покрутил головой:
– Ну, чистая ведьма! И ЭТО знает! Ну да… движок после таких фокусов долго не живёт.
– Павел Иваныч, да мне до лампочки, сколько он там проживёт, главное – чтобы на ЭТОТ бой хватило. А там хоть трава не расти!
– Хм… наш человек, – констатировал механик-водитель, но не утерпел, и решил продолжить: – ты, это… когда начнётся, не очень-то увлекайся вот этой штукой, – его палец ткнул в сторону телескопического прицела ТМФД-7, – искать цели тебе гораздо удобнее через перископический прицел, там угол обзора 26 градусов и он…
– Паша, – Ангел усмехнулся уголком рта, – да мне все эти твои прицелы – как собаке пятая нога. Я их ВСЕХ и так вижу.
– Что, прям сквозь стены сарая, что ли?
– Сквозь броню, Паша, сквозь броню.
Мехвод сглотнул, недоверчиво покосился на неё через плечо, перевёл взгляд на Андрея, как бы прося у него поддержки. Андрей молча и невозмутимо пожал плечами, «обычное, мол, дело, чего удивляться-то?».
– К… к… как сквозь… броню?!
– Паша, отстань, – досадливо поморщилась Агния, – просто прими как факт: Я ИХ ВИЖУ. Вижу, как на ладони. Даже в темноте.
– Ох ты, ёлки палки… Так значит, и тогда, когда ты гансов из пулемёта косила, ты их не через амбразуру…. Ты их… сразу сквозь броню?!
– Молоток, Паша, соображаешь!
– Так это… ты их… мы их…
– Правильно мыслишь, Павел Иваныч, – она серьёзно посмотрела на него, – порвём. Без вариантов.
***
Двенадцать «Пантер», усиленные двумя оставшимися «четвёрками», тремя «Штурмгешютцами», и с весомым довеском в виде дюжины «Ганомагов» с гренадёрами, незамеченные русскими, уже преодолели половину дистанции. В первую минуту продвижение этой бронированной массы по болотистому полю шло успешно, русские, по всей видимости, были так увлечены отбитием ложной атаки на западную часть села, которую имитировали четыре танка и три самоходных штурмовых орудия лейтенанта Эрика Кохнера, что совсем не замечали продвижение немецких танков с основного направления атаки, ставшей, по всей видимости, для них полной неожиданностью.
На третьем направлении удара, по дороге, входящей в село с северо-востока, грузовики и «Ганомаги» с пехотой, и возглавлявшие колонну два танка уже втянулись в село, шутя смяв сопротивление жиденьких заслонов русских на этом направлении.
Но вдруг… выстрел!
Откуда-то из-за одного из домов, расположенных вдоль дороги, по которой продвигалась колонна из десятка грузовиков, возглавляемая танками и БТРами. И тут же – первая потеря: танк, шедший первым, получив снаряд в борт буквально в упор, встал как вкопанный. И сразу же, с минимальным интервалом, второй выстрел! Остановился и второй танк. Следовавший за ним бронетранспортёр чуть было не въехал в его корму, но вовремя остановился, и с него, как горох на землю, посыпались пехотинцы. С обоих «Ганомагов» куда-то в скопище русских домов и сараев длинными очередями заполошно ударили пулемёты. Их огненные трассы были хорошо видны – до них было, от силы, метров 400. Подожжённая зажигательными пулями, заполыхала соломенная крыша одной из хат…
Вперившись взглядом в бинокль, майор Клаус Шварц разглядел-таки смутный силуэт русского танка, прятавшегося внутри большого сарая. Вернее, он его заметил, когда русский танк, дёрнувшись вперёд, обрушил стену сарая, и выскочил наружу.
Но ещё до этого русские танкисты, пока танк ещё прятался в сарае, успели перенесли огонь на следовавшие за танком БТРы: выстрелы следовали один за другим с бешенным темпом: два выстрела, и два фугасных снаряда с четырёхсекундным интервалом вдрызг разнесли оба «Ганомага» – те пехотинцы, которые успели выпрыгнуть из бронированных коробов, далеко не ушли – русский наводчик, производя выстрел, и разворачивая башню на следующую цель, тут же щедро добавлял из курсового пулемёта, выкашивая успевших спешиться пехотинцев. Тех, кто уберёгся от взрывной волны и осколков, безжалостно добивал огонь пулемёта.
Майор Шварц отдал необходимую команду, и башни четырёх танков, завывая гидроприводами, стали разворачиваться влево, в сторону наглого русского танка. Но тот, как будто почуяв угрозу, вдруг со всей дури рванул с места, и понёсся вдоль дороги, скрываясь за домами и сараями, появляясь на короткие мгновения в просветах между ними, и через десяток секунд выскочил на дорогу. И прикрываясь дымом разгорающихся БТРов, перемахнул через бугор дороги. При этом он попутно снёс со своего пути мешавший ему немецкий грузовик, и на мгновение показав скошенную корму с двумя пердящими выхлопными патрубками, нырнул в какую-то яму по ту сторону дороги. И был таков! Четыре немецкие снаряда, выпущенные в его сторону, с гулом расталкивая воздух, ушли в молоко. Немецкая пехота с грузовиков, разбежавшаяся по ближайшим палисадам, обозначила себя беспорядочным, но бессильным стрекотом автоматов в сторону умчавшегося русского танка.
«Чёрт! Хорошенькое начало!» подумал майор Шварц. Внезапной атаки с этой оконечности села уже не получилось… Замысел был в том, чтобы используя два танка в голове колонны как таран, прорваться как можно ближе к центру села, закрепиться, а там… Как говорил Наполеон «главное ввязаться!», а потом его восемнадцать танков, пройдя за пару минут оставшуюся часть поля, сминают сопротивление русских, врываются в центр села и давят гусеницами направо и налево.
И вот сейчас из-за какого-то единственного, вшивого русского танка (откуда он взялся?!) этот блестящий план начал рушиться: две роты на грузовиках, при поддержке танков и БТРов хоть и смяли кордоны русских, но продвинуться дальше окраины села не смогли, и сейчас русские будут спешно перебрасывать резервы в этом направлении, пытаясь их притормозить. «Ну, ничего, ничего, пока ничего страшного не произошло, подумаешь, два танка и два бронетранспортёра, да два десятка гренадёров… по полю до села осталось пройти половину дистанции, и…»
С той стороны, где остался скрывшийся за бугром дороги русский танк, один за другим послышались два выстрела. Два грузовика разлетелись от попаданий фугасных снарядов. Майор Шварц, до рези в глазах всматривавшийся в ту сторону, успел подумать:
«Какого чёрта? Зачем он бьёт в грузовики? Вся пехота с них уже успела спешиться и разбежалась по огородам за русскими хатами. В чём смысл?» Додумать он не успел, так как тут же, как чёртик из табакерки, из тёмного нагромождения хат и сараев на той стороне дороги выскочил русский танк. Вылетел на дорогу, и маскируясь за остовом разбитого «ганомага», резко тормознул и тут же, почти без паузы, бухнул из орудия. Русский бронебойный снаряд, прочертя в темноте своим горящим трассером короткую линию, через полсекунды упёрся в борт одного из тёмных силуэтов слева. Одна из двенадцати «пантер», в сотне метров от командирского танка майора, красиво, с ослепительной вспышкой, скрылась в облаке взрыва, высоко подбросив башню в воздух.
«Детонация боекомплекта» – на автомате подумал майор Шварц, резво нырнул вниз и захлопнул над собой люк. Теперь возможность наблюдать за полем боя сузилась до триплексов в командирской башенке. Строй немецких танков тут же потерял стройность, все стали расползаться в стороны, маневрировать, разворачивать башни в сторону опять обозначившегося слева русского танка. Но как только хоботы их орудий нащупали русский танк, он резко газанул, выскочил из-за чадящего «ганомага», и опять рванул по дороге, прикрываясь шлейфом густого жирного дыма от разгоравшегося бронетранспортёра. Несколько «четвёрок» и «пантер», остановившись, открыли беглый огонь по русскому танку. Но русский танк, стремительно заскочив за подбитую им на дороге «четвёрку», резко тормознул, и прикрываясь ею, как щитом, вывесил свой ствол над моторным отделением подбитого немецкого танка. И снова выстрелил!