Глава 34
. Валькирия.
Ранним утром, в предрассветных сумерках, с лётного поля поднялись 22 штурмовика. Небо едва –едва светлело на востоке, и чтобы обеспечить безопасный взлёт такого количества самолётов, полоса была хоть скудно, но обозначена: к её конце горели два аккумуляторных фонаря, прикрытых сверху светомаскировочными кожухами. Взлетали попарно, и взлетев, тут же, на кругу, выстраивались поэскадрильно. Пошли тремя группами: две восьмерки (первая и вторая эскадрильи), плюс шестёрка (третья эскадрилья).
Проходя над аэродромом истребителей, Андрей увидел, что их уже ждут: четыре звена уже нарезали широкие круги вокруг аэродрома, одно звено шустро карабкалось на высоту, и ещё одно, последнее, шестое, только-только попарно начало разбег.
– Ничего себе, это сколько же их сегодня будет нас сопровождать? – наушники донесли изумлённый голосок его личного ангела-стрелка.
– Двадцать четыре, – коротко ответил лейтенант, – серьёзная прогулочка у нас сегодня, ты вчера была права…
– Делай что должен, и будь что будет, – спокойно ответила она ему, – ты справишься.
А про себя подумала: «главное, чтобы справилась я». И поправила на себе американский бронежилет – подарок союзников.
Как только подхватили эскорт из 24-х Яков, две восьмёрки штурмовиков сбросили газ, и стали снижаться, потихоньку отставая от ведущей шестёрки, которая наоборот, добавив газу, полезла вверх, на полторы тысячи метров. Вся свора истребителей полезла туда же, но грамотно распределившись на три группы: одна летела на тех же 1500 метров, и плотно пасла ударную шестёрку, а две другие, оттянувшись немного назад, старались не терять из виду идущих на бреющем две восьмёрки.
Андрей, идя в правом пеленге за своим ведущим, всё внимание уделял полёту на малой высоте: изрядно болтало, восьмёрка шла, колыхаясь, но сохраняя строй. В бомболюках у каждого самолёта из этих двух восьмёрок лежало по тридцать десятикилограммовых осколочно-фугасных подарков (АО-10), а в добавок, под крыльями у каждого самолёта напряглись, как гончие перед броском, по четыре ЭРЭСа.
Задача была не из лёгких – атака аэродрома. По данным разведки, в данный момент на нём было сконцентрировано несколько десятков немецких самолётов, но ситуацию осложняло то, что аэродром был очень хорошо прикрыт зенитной артиллерией: аэродром прикрывало, как минимум, 5 батарей среднего калибра и десяток батарей 20-мм эрликонов.
Эту атаку планировали уже несколько дней, прорабатывая и репетируя действия всех трёх эскадрилий. Добиваясь максимальной слаженности действий ударных групп, даже выделили полдня для тренировки «вживую» над своим собственным аэродромом. И вот теперь, три эскадрильи, жадно пожирая километры, шли к цели…
Впереди на два корпуса, и левее на два размаха крыла, шёл самолёт командира эскадрильи, мелькали под крылом верхушки деревьев, рядом, крыло в крыло, чуть сзади и правее, выстроившись в правый пеленг, шли ещё шесть самолётов. Стрелка указателя скорости мелко подрагивали у отметки «320 км/ч». Впереди, на фоне стремительно светлеющего неба, на расстоянии 6…7 километров, чётко выделялась шестёрка, шедшая на полутора тысячах метров: ей-то как раз и предстояло выйдя первой на аэродром противника, вызвать огонь зениток на себя. Задача для этой шестёрки была обозначена так: вывести на аэродром две ударные восьмёрки, идущие на бреющем, и совершая отвлекающий маневр, перепахать крупнокалиберными бомбами всю взлётку. Для этого в каждый из четырёх крыльевых бомбоотсеков им были уложены четыре «сотки» (ФАБ-100), и ещё до кучи, по паре таких же «соток» висело под бомбодержателями. Восьмёрки, идя, на бреющем, и не имея возможности хорошо ориентироваться, должны были выйти на аэродром с минутным интервалом после шестёрки, и пройдясь вдоль самолётных стоянок, сначала засеять их мелкими осколочными бомбами, затем, после разворота на 180 градусов, пройтись ещё раз, но уже эРСами, затем, развернувшись ещё раз, пройтись по второму ряду стоянок, причесав их пушечно-пулемётным огнём.
Где-то впереди, перед ведущей шестёркой, идущей на полутора тысячах, стали вспухать чёрные кляксы зенитных разрывов, маленькие точки истребителей, как вспугнутые стрижи, стремительно шарахнулись в сторону, уходя от зенитного огня, но оставаясь в районе цели, готовые по первому же сигналу ринуться вниз на истребители противника, если те попытаются взлететь. Или же отразить атаку с воздуха, если кто-то из них уже находится в воздухе. Ударная шестёрка, собрав на себя весь зенитный огонь, отбомбилась по полосе, и снизившись, взялась за штурмовку аэродромных построек.
– Внимание, цель перед нами! Увеличиваем дистанцию до 150 метров! – услышали все в наушниках голос командира эскадрильи, и Андрей, покрутив штурвальчик регулировки шага винта71, стал заметно отставать, увеличивая дистанцию. Через 15 секунд ведущий сделал горку, и довернув немного вправо, сорвался в пологое пике. Андрей последовал за ним. Перед глазами открылось широкое поле немецкого аэродрома: перед ним рядами стояли Юнкерсы-88, вокруг них с немецкой педантичностью, ровными рядами, стояла масса всяких штабелей, около некоторых стояли бочки бензовозов – было видно, что шла активная подготовка к вылету. Масса народа, как муравьи, толпой ломилась к ближайшим щелям и окопам: тридцать шесть «соток» уже разорвались по центру аэродрома, перепахав взлётку, а теперь, с воем и рёвом из-за кромки леса выхлестнулась вторая волна атакующих и принялась за самолётные стоянки…
Немецкие зенитчики, узрев, наконец, главную угрозу, быстро перебросили огонь на две другие группы штурмовиком, атакующих с бреющего полёта, но было уже поздно: две восьмёрки, растянувшиеся в две вереницы, уже разок прошлись вдоль самолётных стоянок, и засеяв их несколькими сотнями мелких осколочных бомб, и развернувшись на 180 градусов, пошли обратным курсом, и теперь нещадно догрызали реактивными снарядами оставшиеся цели.
Держась, как привязанный за хвостом ведущего, Андрей выпустил залпом все четыре эРСа, и прострочив из пушек и пулемётов по ряду Юнкерсов, начал строить пологий правый разворот, и в этот момент боковым зрением зафиксировал очередь 37-мм эрликона: шесть бледных огненных мячиков метнулись в его сторону от ближайшей зенитки…
Удар! Как железной плетью хряснуло по борту, высекая искры: снаряд эрликона влетел в капот мотора сбоку, под прямым углом, с лёгкостью проткнув 6 мм гомогенной стали, и разорвавшись в подкапотном пространстве, разнёс в куски всё, до чего смог дотянуться своими осколками и взрывной волной. Движок сразу встал, из-под капота выбилась струя дыма вместе с горячими потоками масла. Лобовое стекло буквально за секунды почернело до полной непроглядности. Самолёт клюнул носом, скорость стала катастрофически быстро падать.
Щелчок СПУ в наушниках, и тревожный голос Агнии:
– Андрюша, что случилось?
Ослеплённый вспышкой взрыва, и не видя ничего под потоками масла, заливавшими передние стёкла фонаря, Андрей лихорадочно соображал, что же делать дальше. Счёт шёл на секунды – надо было что-то решать.
Опять щелчок:
– Что-то с мотором? Нас подбили?
– Да.
– Будем садиться?
– Да.
Дать более развёрнутый ответ у него уже не было времени: снаряд в мотор им прилетел во время выхода из атаки, на высоте не более 50 метров, а сейчас её оставалось уже совсем ничего – метров 25…30, и Андрей отчаянно работал ручкой и педалями, пытаясь хоть как-то притереть самолёт на оставшемся кусочке поля, который через три сотни метров уже упирался в лес. Чтобы погасить скорость, ударил рукой по рычагу выпуска посадочных щитков – щитки с шипением медленно полезли вниз. Пролетев по инерции ещё пару сотен метров, самолёт коснулся земли гондолами шасси. За пару секунд до этого Андрей, вытягивая ручку до самых яиц, нажал на ней кнопку СПУ и успел крикнуть бортстрелку:
– Прижмись к броне! – и упёрся ногами в приборную доску.
Удар! Самолёт подняв фонтаны из грязи и мокрого снега, проехался ещё метров 30, зацепившись левым крылом за какой-то холмик, развернулся влево на 90 градусов, и замер, чадя развороченным мотором.
Агния не сразу поняла смысл фразы «прижмись к броне», а когда поняла, было уже поздно: в тот же момент страшный толчок бросил её вперёд, и она с силой ударилась головой о бронеспинку, потеряла сознание, и уже в бессознательном состоянии, когда самолёт мотнуло влево, её ударило казёнником пулемёта в правый висок. Маленьким, безвольным кульком она свалилась с ремня, на котором сидела, и упала на дно фюзеляжа.
Андрей, тоже оглушённый ударом, медленно приходил в себя – ему показалось, что с момента посадки прошло, как минимум, минут 15. А прошло всего-то около десятка секунд. Потянулся обеими руками вверх, дёрнул фонарь – он с трудом поддался. Поднатужившись, он сдвинул его ещё – образовалась щель сантиметров в 20. «Бля, заклинило! Наверное, направляющие погнуло…» – толкнулась в голове логичная мысль.
– Агния!
Нет ответа.
– Агния!
Молчок.
– Чёрт!
Собрался с силами, рванул сдвижную бронированную часть фонаря ещё раз: отыграл ещё десяток сантиметров – уже можно вылезать. Отстегнул привязные ремни, встал ногами на лежащий в чашке сидения парашют, и примериваясь протиснуться в образовавшуюся щель, оглянулся по сторонам – благо сдвинутый назад заляпанный маслом бронеколпак давал такую возможность.
И… обмер!
– Чёрт бы вас побрал!
На опушке леса, в полусотне метров от них, под маскировочными сетями, густо сдобренными поверху белыми тряпками, стояли четыре мессершмитта. Они стояли компактно, почти утыкаясь своими хвостами в близлежащие деревья, два из них с уже работающими двигателями, вокруг которых копошился тех.персонал, в количестве около дюжины фашистских рыл. Вернее, копошилось их около половины. А вторая половина смотрела в их сторону, видимо, ожидая продолжения неожиданного спектакля.
Основная масса самолётов, которую атаковали две ударные восьмёрки, была сгруппирована в восточной, более широкой, части поля, но какая-то часть самолётов, видимо, была рассредоточена и хорошо замаскирована и на других участках довольно большой площадки. Одна из таких, не замеченных ранее с воздуха стоянок и оказалась всего в полусотне метров от места их аварийной посадки, где в авральном порядке готовили к взлёту четвёрку уцелевших мессершмиттов. Судорожно пытаясь протиснуться в зимнем комбезе через образовавшуюся щель, Андрей видел, как к раззявившим рты двум техникам подбежал немецкий пилот, и принялся яростно облаивать их, размахивая пистолетом.
В нескольких сотнях метров от севшего аварийно подбитого Ила, над основной частью немецкого аэродрома, стоял грохот от разрывов боекомплекта горящих юнкерсов, гул от горящих цистерн с авиационным бензином. И над всем этим безобразием, завершая величественную картину погрома, километрах в трёх, едва виднеясь над кромкой леса, быстро уходили на бреющем в сторону востока три потрёпанные эскадрильи штурмовиков. Под аккомпанемент уже бессильно стрекотавших вослед им эрликонов, рассыпающих по небу ворох тусклых огненных шариков, и гулко бахающих зениток калибром покрупнее, оставляющих в небе чёрные кляксы разрывов.
– Ёб вашу мать! – выдравшись из кабины, Андрей скатился на крыло. Скользя по мокрому и грязному крылу, цепляясь за направляющую рельсу бронированной сдвижной части фонаря, поднялся на ноги, и откинул вбок фонарь стрелка. Агнии на месте не было. Ёкнуло сердце, остановилось, но снова бешено застучало, когда, заглянув в тёмное нутро, он увидел, как там внизу, на дне кабины, завозилась и застонала маленькая, сжавшаяся в комочек, фигурка.
– Милая, ну, что ты? Что с тобой? – он, перегнувшись, бережно ухватил её за плечи и потащил вверх.
– Ударилась, да?! Больно? – он растерянно вглядывался в её лицо: глаза были полузакрыты, правая бровь, вся правая щека, ухо и висок были залиты кровью, губы подрагивали. Лётные очки были искорёжены, сбились на сторону. Он бросил быстрый взгляд в сторону стоянки четвёрки немецких истребителей: техники, почти не оглядываясь на их зарывшийся в снег Ил-2, в спокойном деловитом темпе заканчивали предполётную подготовку своих самолётов. Два пилота люфтваффе стояли чуть поотдаль, быстро и нервно курили, и бросали свои взгляды то на копошение русского пилота у своего севшего аварийно самолёта, то на силуэты быстро удалявшихся русских штурмовиков, разгромивших их аэродром.
Девушка опять застонала с закрытыми глазами.
– Очнись же! – он легонько её встряхнул. Как будто включившись, она распахнула глаза и посмотрела ему за плечо.
– Андрюша, сзади….
Он обернулся – совершенно неслышимые на фоне гудящего пламени от горящих бензоцистерн, в их сторону, прыгая и переваливаясь на кочках, мчались два мотоцикла и грузовик. Фонтаны снега и мёрзлой земли взметались из-под их колёс. Немцы явно спешили, чтобы рассчитаться с экипажем так кстати плюхнувшегося к ним на аэродром русского штурмовика.
– Т-твою мать! – Андрей одним рывком выдернул её из кабины, сграбастал в охапку, положил на крыло, толкнул вперёд так, что она соскользнула с передней кромки крыла и тут же, как мешок с картошкой, свалился вслед за ней, с крыла в снег, перемешанный с грязью. Схватил девушку за шиворот и, удивляясь её легкости, одним движением затолкнул её под нависающий над снегом нос самолёта. Под капотом мотора образовалась приличная проталина – из пробитой системы охлаждения через щели бронекорпуса, образуя облако пара, стекали струйки кипятка. Погнутая при посадке лопасть винта металлическим широким веслом маячила прямо перед носом. Выглянул из-за неё – машине оставалось ехать до них каких-нибудь метров 150… Оглянулся назад: в полусотне метров позади них, четверо немцев, вооружённых карабинами (по всему видать, из подразделения охраны аэродрома), увидев копошение выжившего при посадке экипажа русского штурмовика, двинулись было в их сторону. Но гневный окрик офицера, показывавшего рукой на приближающийся грузовик, заставил их вернуться обратно.
– Что будем делать? – на Андрея в упор, обжигая огнём, смотрели её почти круглые глаза. В них не было страха, не было смятения, было только ожидание приказа к действию. Её глаза говорили: «только скажи, ЧТО надо сделать, а уж я сама разберусь, как ЭТО надо сделать. Только скажи!».
В голове вспышкой мелькнул безумный план: «подпустить поближе, перестрелять этих, на машине, и на мотоциклах, а потом…» – он обернулся через плечо, – «а потом…. Почему бы и нет? Разве я не смогу взлететь на мессере?!» Рука потянулась к кобуре, вытягивая из неё пистолет. Агния, легко поймав его мыслеобразы, схватила его за руку, уже было вытащившую пистолет, и приблизив свои глаза близко-близко, выдохнула ему в лицо:
– Я поняла!!! Не стреляй – я сама! Главное – не стреляй, слышишь?! Стрелять буду только я! Иначе на всех патронов не хватит.
Она вытащила из кобуры свой ТТ, быстро поднялась с колен, и согнувшись, выглянула из-за кока винта. Первыми подъехали два мотоцикла, в первом сидели двое, во втором – трое немцев. Они слезли с мотоциклов, но видимо, не горели желанием идти впятером брать в плен двоих русских – решили подождать тех, кто ехал на грузовике. Грузовик, не доезжая до самолёта метров тридцати, остановился, и из его кузова стали выпрыгивать немцы (не меньше дюжины) – большинство были вооружены карабинами, кто-то нет. Но все решительно двинулись в их сторону.
Лёжа под бронированным носом Ила, Андрей смотрел в образовавшуюся щель на приближавшихся немцев. Сердце бешено колотилось в груди, горячая волна адреналина хлестала через край. Бросил быстрый взгляд на своего ангела-хранителя: она, припав на колено, осторожно выглядывала из-за носового кока. Её тело напряглось, вытянулось в струну, её всю била мелкая дрожь – это было видно даже через тёплый, меховой комбинезон, поверх которого был надет тяжёлый американский бронежилет.
– Русс, здавайс! Кухон, каша ест! Каша кушать много, кусно, ам-ам! Карашо! Не надо пиф-паф! Здавайс! – подбадривая себя, ещё и явно дурачась, орали немцы, не спеша приближаясь к безмолвному русскому штурмовику. Они были уверены в своём численном превосходстве и не допускали даже мысли о какой-либо попытке сопротивления со стороны русских. Тем более, что русским и бежать-то было некуда – позади них, в полусотне метров, находились восемь техников и четверо пилотов люфтваффе. Плюс четверо солдат из команды охраны аэродрома с карабинами.
Кровь заливала Агнии правый глаз, разбитые при ударе об пулемёт лётные очки сползали на лоб – она быстрым движением смахнула очки, сдёрнула с головы шлемофон, одним движением стёрла им кровь с лица, взяла ТТ обеими руками, и когда до первых немцев осталось полтора десятка метров, решительно шагнула из-за носа самолёта.
– Агния! – Андрей дёрнулся к ней.
Но не успел – широко расставил ноги, подняв пистолет на уровень глаз, и опершись левым локтем на кок винта, она открыла беглую стрельбу по немцам, мгновенно перенося огонь с одной цели на другую. Бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах! Три секунды – восемь выстрелов! Восемь немцев, как подкошенные, один за другим попадали на снег. С такой дистанции было хорошо видно – все попадания были смертельными: немцы или спотыкались, получив пулю в середину груди, или прямое попадание в голову откидывало её назад, а если в шею, то с выбросом красного фонтанчика сзади. Расширенными глазами Андрей смотрел на эту фантасмагорию. Такого он ещё не видел…
Отстрелявшись за три секунды, ловкая и гибкая, как пантера, она быстро прыгнула назад, за бронекорпус.
– Перезаряди! И дай свой! – она бросила ему в руки пистолет с оставшимся в заднем положении затвором. Он молча схватил его, и сунул ей в руку свой ТТ. И тут же вогнал один из двух запасных магазинов в пистолет Агнии. Остался ещё один, плюс горсть патронов в кармане комбеза…
Немцы, те, кто был вооружён, открыли беспорядочную стрельбу – пули защёлкали по бронекорпусу. Одна винтовочная пуля, чиркнув по броне, отрекошетила вниз, пробила Андрею штанину комбеза, сделала аккуратную сквозную дырочку в его бедре, выскочила с другой стороны и с шипением чмокнула в грязь. Андрей задохнулся от боли в ноге. Полсекунды спустя снова часто-часто захлопал ТТ – теперь она, припав на колено, стреляла из-под кока винта, прячась за открывшимся при посадке нижним броне-люком в передней части капота.
Она успела сделать четыре выстрела, завалив ещё четверых, как её отбросило назад: сразу две немецкие пули ударили в верхнюю пластину бронежилета: от страшного удара она упала навзничь, и скривившись от боли, из лежачего положения всадила в немцев оставшиеся четыре пули. Ещё четыре фашиста, осели на землю… Андрей, рыча от боли в бедре, рванулся к ней, с намерением втащить её обратно под прикрытие брони, но она оказалась проворнее: крутнувшись в снегу, мгновенно перекатилась обратно. Молниеносный взгляд на кровавое пятно, расползающееся на его бедре. В глазах – тревога, поддержка:
– Яйца целы?!
– Д…Да!
– Давай сюда!
Андрей сунул заряженный пистолет в требовательно протянутую ему маленькую ладошку ангела. Бах-бах! Оставшиеся в живых два фашиста, не отходившие далеко от своего мотоцикла, попытались на нём уехать, но отъехать успели только на десяток метров: оба получили по пуле в затылок.
Она повернула к нему своё лицо – он мог бы поклясться, что в тот момент её глаза были не карими, они натурально горели огнём:
– Идти сможешь?
Андрей кивнул.
– Сейчас пойдём… – она бросила быстрый взгляд на расползающееся по штанине его комбеза кровавое пятно, на секунду прикрыла глаза, сосредоточилась… и в её руке прямо из воздуха появился какой-то резиновый ремешок розового цвета. Агния присела рядом с Андреем, сильным толчком руки опрокинула его на спину, схватила его за раненую ногу (он зарычал от боли) и перекинула её себе на коленку. Схватила жгут обеими руками ближе к середине, растянула и ловко, в три оборота с сильным натягом обернула его вокруг верхней части бедра Андрея. Завязала концы жгута двойным узлом.
– Всё, теперь кровью не изойдёшь!
– Эт что? – скосив глаза вниз, просипел Андрей, задыхаясь от боли.
– Жгут. Кровоостанавливающий, жгут Эсмарха.
– Фрицевский, что ли?
– Ну да.
– Откуда? Сотворила, что ли?
– Да.
Она вскочила на ноги, протянула руку:
– Пошли! И дай сюда второй пистолет!
Неожиданно сильным рывком она помогла встать ему на ноги, а Андрей сунул ей в руку второй ТТ.
Агния развернулась и широким шагом, держа в каждой руке по пистолету, решительно двинулась по неглубокому снегу в сторону стоянки мессершмиттов. Там возникла форменная паника – с момента начала операции по «захвату русских в плен» все, кто там был – и техники, и пилоты, и несколько солдат охраны, имели возможность наблюдать весь процесс, так сказать, в подробностях. И когда эта маленькая русская валькирия за полминуты укокошив из пистолета почти два десятка солдат, вооружённых винтовками и автоматами, двинулась с двумя пистолетами в руках в их сторону, все ломанулись кто куда, пытаясь спрятаться: кто за штабелями ящиков, кто за машинами и прицепами, кто за фюзеляжами самолётов.
Не помогло ничего – быстро идущая к ним русская беспощадная фурия с окровавленной головой, стремительно сократив дистанцию до 20 метров, и подняв на уровень глаз обе руки с пистолетами, снова открыла огонь, на этот раз прямо на ходу, и уже по ним. Вся эта срочная эвакуация и игра в прятки за импровизированными укрытиями почти никому из них не помогла: каким-то невероятным и сверхъестественным образом она безошибочно определяла их местонахождение за укрытиями и методично дырявила бочки, ящики и фюзеляжи мессершмиттов именно в тех местах, где за ними находились фашисты. Маленькие, злые ТТ-шные пули, с лёгкостью прошивали тонкое железо, доски, фанеру и листовой дюраль, находя за ними свою добычу – тела фашистов.
Андрей, стиснув зубы от жгучей, рвущей боли, хромая, и сильно припадая на раненую ногу, поспешал за Агнией, проваливаясь в грязь и отчаянно матерясь. И несмотря на боль, пытался на ходу набить в пустой магазин патроны, горсть которых была у него в кармане. А на его глазах разворачивалась фантастическая картина, такого он даже в кино не видел: Агния шла широким шагом, и держа обе вытянутые руки, в каждой из которых было по пистолету. Выстрел! Переброс ствола на следующую цель – выстрел! Бах! Бах! Бах, бах! И это с обеих рук и по разным целям. Андрей мог поклясться, что она даже не смотрела, куда стреляла – она просто шла вперёд, а руки жили своей жизнью, двигаясь независимо друг от друга, и каждая пуля попадала, куда надо. В первые же секунды она разобралась с теми, кто представлял наибольшую опасность – с солдатами роты охраны, вооружёнными карабинами.
Андрей догнал её, когда она подошла уже почти вплотную к готовым к вылету истребителям, и немного задержалась, достреливая оставшихся. Андрей вбивал последние патроны во второй магазин. Агния выщелкнула два пустых магазина и подняв стволы вверх, развернула оба пистолета рукоятками к Андрею. Мгновенно поймав её мысленный посыл, он тут же воткнул оба магазина, каждый в своё приёмное окно. Щелкнули оба рычага сброса затворной задержки – два затвора вогнали по патрону, каждый в свой ствол.
Глаза в глаза:
– Патроны ещё есть?
– Да, на один магазин должно хватить!
– Набивай! – и она, держа наготове пистолеты в обеих руках, решительно вышагнула из-за высокого штабеля ящиков, за которым они прятались. Андрей припал на колено, и шарил в снегу, пытаясь нащупать упавший туда пустой магазин, когда опять часто-часто захлопали пистолетные выстрелы.
Четверо немецких лётчиков, которые оказались сообразительнее, чем тех.персонал, успели добежать до отрытых щелей, и укрывшись за брустверами, открыли ответный огонь из четырёх пистолетов. Нашарив, наконец-то, в снегу пустой магазин, Андрей стал набивать его патронами, жменька которых ещё сиротливо култыхалась в его кармане. Поднял глаза и обомлел от потрясающей картины: Агния, продолжая всё также прицельно стрелять с обоих стволов, уже не просто шагала, а буквально пританцовывала, стремительно перемещаясь в сторону окопчика, из которого время от времени, то тут, то там, высовывались головы немецких пилотов, паливших по ней из четырёх стволов. Энергично двигаясь, она как будто упреждала выстрелы противника, и за долю секунды до того, как со стороны окопчика следовал очередной выстрел, Агния стремительно передвигалась, совершая обманные движения. Она фактически размазывалась в воздухе, настолько быстрыми были её рывки вправо-влево! И при этом прицельно била с обоих стволов!
Расстреляв почти целиком оба магазина, она за 5 секунд ополовинила лётный состав звена: двое пилотов упали на дно окопа с простреленными головами. Оставшиеся двое благоразумно остались сидеть на дне окопа и, сжимая в потных руках свои «Вальтеры», смотрели друг на друга безумными глазами.
– Этот пойдёт? – Агния мотнула головой в сторону ближайшего мессершмитта с работающим на самых малых оборотах двигателем.
– Да какая разница! – Андрей протянул ей набитый остатками патронов магазин, она выщелкнула у одного из ТТ почти пустой магазин, и воткнула в него свежий, последний. Сбросила затворную задержку, затвор встал на место, загнал патрон в ствол. Сунула в кобуру второй, ненужный уже пистолет, и крикнула Андрею:
– Ну чего ты ждёшь?! Залезай!
Стискивая зубы от сильной боли в бедре, и оставляя левой ногой кровавые мазки на борту, он полез в тесную кабину немецкого истребителя. Кое-как залез, обернулся:
– Давай, залазь быстрее!
– Сейчас, – она, держа обеими руками ТТ, готовая мгновенно отреагировать на любое угрожающее движение со стороны окопчика, в котором остались сидеть двое «экспертов» люфтваффе, пятясь задом, подошла к задней кромке крыла истребителя. Развернулась чуть боком, подняла ногу, поставила её на крыло.
– Андрюша, помоги! Держи меня!
– Как держать?
– Нежно!
Андрей, перегнувшись из кабины, ухватил Ангела покрепче за шиворот, и, поднатужась, энергичным рывком поставил её обеими ногами на крыло. Шагая спиной вперёд по крылу, и держа окопчик на прицеле, она тоже залезла в кабину, развернулась, и села к нему на колени, лицом к лицу, глядя через его плечо, цепким взглядом фиксируя каждое движение в зоне хвоста самолёта. Большой, объёмистый бронежилет топорщился на её плечах, значительно увеличивая её габариты. Нижняя бронепластина завернулась вверх, и упёрлась Андрею в подбородок, поднявшиеся плечи бронежилета закрывали ему обзор. Она мгновенно ухватила его мысль, сунула ему в руку ТТ, молниеносно отстегнула удерживающие ремешки и стянув его через голову, бросила мешающий теперь бронежилет на крыло мессера:
– Так лучше?
– Лучше, на! – Андрей сунул ей в руку пистолет, и положил левую руку на ручку газа.
Она схватила пистолет в левую руку, а правой захлопнула фонарь.
Глаза в глаза:
– Тебе удобно?
– Уж как-нибудь…. – обняв её, правой рукой он дотянулся до ручки управления, левой плавно дал газу. Сзади раздались выстрелы – пули дробно застучали по фюзеляжу.
– Сейчас я их заткну! – она приподняла вверх и вбок фонарь, высунула в образовавшуюся 10-сантиметровую щель ствол пистолета и дала серию из трёх выстрелов в сторону хвоста. Самолёт, покачиваясь на кочках, плавно выкатился из-под маскировочной сети.
– Всади всё, что осталось, в мотор того, что слева! – крикнул ей Андрей. Она поняла с полуслова, и выпустила пять оставшихся патронов в мотор уплывающего назад мессера на соседней стоянке. Работавший на холостых оборотах мотор соседнего мессершмитта тут же зачихал, и выбросил из под капота густую струю сизого дыма. Сзади снова раздались выстрелы…
Поддав ещё газу, и аккуратно работая педалями, и уже не обращая внимания на щелчки пуль по планеру самолёта, Андрей стал разгоняться.
Плавно двинув ручку газа вперёд почти до упора, и приноравливаясь к новому, норовистому зверю, Андрей начал разбег. Маленький Ангел, даже находясь в зимнем комбезе, не занимал слишком много места в кабине – да, было очень тесно, но самолёт вести было можно. 72 Чтобы Андрею было удобнее, она положила руки ему на плечи, согнула локти и прижалась к его груди, поджала, как могла, коленки. Через несколько секунд, набрав полторы сотни километров в час, самолёт сам оторвался от земли.
В первые же секунды разбега Андрея поразила мощь движка – самолёт, как дикий зверь, утробно рыча, рванулся вперёд с бешеным ускорением. Ускорение с силой вдавило в кресло. «Ни хрена себе машинка!» была первая мысль, которая пришла в голову. И «где подголовник?!» – была вторая. Действительно, голова, отжатая назад мощным ускорением, почему-то не нашла затылком этот самый подголовник, Андрей обернулся – его действительно не было. Странно… там же, прямо за головой должна быть загнутая бронепластина, на ней и подголовник. Он точно это помнил – год назад, в декабре сорок второго, когда он сбил на своём Р-5 «Мессера», и тот плюхнулся на лёд Ладожского озера, Андрей имел возможность внимательно осмотреть его кабину. Там бронезаголовник точно был, и крепился он на открывающейся части фонаря. И здесь он тоже должен быть, да вот же, и крепления для него на переплёте фонаря имеются. Хм… наверное, техники сняли за какой-то надобностью73, да и фиг с ним, нам главное – до своего аэродрома долететь. Подумав так, Андрей выбросил из головы весь мусор, сосредоточившись на полёте.
Когда набрал высоту, и немного убрал обороты мотора, переведя его из взлётного режима на максимальный, ухо уловило едва слышимый посторонний дребезг, явно не относившийся к работе мотора, и доносившийся откуда-то сзади. Обернулся: сзади за креслом была скошенная поверхность, начинавшаяся на уровне его лопаток, и уходящая вверх, к верхней точке гаргрота74. Посередине этой наклонной поверхности был небольшой люк. Люк был слегка приоткрыт, и мелко дребезжал, чутко ловя вибрацию работающего на максимуме двигателя. Андрей похолодел от внезапно пришедшей ему в голову мысли. Люк-то приоткрыт не просто так, а явно для того, чтобы получить доступ в закабинный отсек, где у мессершмитта (как и у любого другого истребителя) было размещено различное оборудование, чтобы провести в нём какие-то регламентные работы. 75 А что если там…
Агния, до сих пор никак не реагировавшая на его мысли про разгонные характеристики немецкого истребителя и отсутствие бронезаголовника (а она чутко слышала всё, о чём он думал), на этот раз заметно встрепенулась и вопросительно посмотрела на него расширенными глазами:
– Ты думаешь, там кто-то может быть? – она перевела взгляд на лючок за его спиной, потом снова на него, и решительно кивнула: