– И где Шурка? – недоумённо спросил сам себя Андрей, когда они подошли к стоянке своего самолёта, – ничего себе! Хорошенькие дела. Самолёт есть – техника нет.

– Александра! – рявкнул он так, что стоявшая рядом Агния аж вздрогнула.

– Я здесь, командир, – на самом верху, над капотом самолёта поднялась голова Шурки. Из-под ушанки в разные стороны торчали непокорные вьющиеся завитки волос, глаза были сонные.

Сбоку к носу Ила была приставлена стремянка. Андрей легко вспрыгнул на её ступени, поднялся до уровня капота и заглянул поверх него. В вогнутой ложбинке верхнего воздухозаборника, как в ванне, поджав колени, и упёршись ногами в тёплое нутро двигателя, уютно устроилась девушка-техник.

– Знатно обустроилась, – констатировал лейтенант, – и чего спим? Всё, что надо, уже сделано?

– Да, товарищ командир, всё, что надо, я сделала! – она неловко со сна перевернулась, чуть не вывалилась из своей импровизированной лежанки, потёрла сонные глаза, – всю ночь-то и до обеда здесь ковырялись, вот и сморило… – она шмыгнула носом, сглотнула, – и кушать хочется!

Андрею стало немного стыдно за свои пустые слова.

– Ладно, вылезай уж! Давай, покажи, что сделали.

Александра сладко потянулась, перевалилась через борт, и нащупав ногами ступеньки стремянки, стала спускаться на землю, стреляя в него через плечо своими глазами, и виляя аппетитной попой, обтянутой промасленными штанами.

Андрей смущённо отвернулся, Агния взяла его за руку своей прохладной ладошкой, он виновато посмотрел на неё, она же молча улыбнулась ему в ответ.

Последующие десять минут Андрей ходил за Александрой вокруг самолёта, и принимал у неё доклад о его техническом состоянии. Действительно, было сделано всё: заменён винт, заново поставлен на своё место маслорадиатор, отрихтованы вмятины на обтекателях шасси, заделаны и закрашены пробоины. Осталось только несколько мелочей.

– Ой, я же забыла! – вскрикнула Агния. – Шурочка, это же тебе! – она полезла в карманы, и принялась из них вытряхивать презентованные ей американские сладости: шоколадки, кубики рафинада, и круглые бисквиты.

– Это что? – округлила глаза Шурка, – откуда? – и тут же набила рот двумя бисквитами.

– Это эти, американцы, нам отдали! Там ещё консервы были, но мужчины… – она обернулась на Андрея, – и я тоже, мы их попробовали, – она сокрушённо вздохнула, – и всё съели! Вот… – она печально поникла плечами, – но мы тебе их потом принесём! Верно? – она повернулась к лейтенанту, – ведь там ещё много осталось, да?

– Принесём! Обязательно, – подтвердил Андрей.

– Вот… а они говорят, сладкое, ешь, говорят, и всё мне отдали! Вот, – подытожила Агния, – ну, как, вкусно хоть?

– Ох, вкусно-то как! Хоть от души наемся сладкого! – с набитым ртом закивала Александра.

– Смотри, не лопни! – в шутку предупредил лейтенант.

– Не лопну! Душа меру знает! – засмеявшись, замахала рукой Александра.

На соседней стоянке уже минут десять прогревала моторы ударная шестёрка первой эскадрильи. Взмах флажка, и командир первой эскадрильи со своим ведомым, мягко покачивая крыльями на кочках, стали выруливать на старт.

Через пару минут в небо взвилась зелёная ракета, и первая пара пошла на взлёт, через полминуты – вторая, ещё через полминуты – последняя, третья. Собравшись на кругу над аэродромом, шестёрка пошла, набирая высоту, на запад, прямо на заходящее за край земли солнце.

Спустя минуту группа штурмовиков превратилась в шесть маленьких тёмных точек на фоне вечернего неба. На западе облака почти совсем растянуло, и они разбежались по небу множеством отдельных пёрышек, подсвеченных снизу розовым, от садящегося на горизонте светила.

– Красиво пошли, – глядя из-под руки, приложенной козырьком ко лбу, сказал один из техников.

– Да-а-а…. – неопределённо протянул в ответ второй, и немного подумав, добавил: – хорошо бы, чтобы и вернулись тоже все.

– Типун тебе на язык, с лошадиную голову, Сашок, чего болтаешь-то? – осадил его сосед из мотористов, которого все уважительно звали дядя Юра.

– А что я сказал-то? – обиделся Саша Синицын, техник из экипажа Жорика Горидзе, – просто беспокоюсь!

– Охламон ты малахольный, Сашок, вот что я тебе скажу! Беспокоиться – беспокойся. Но молча, понял? А то накаркаешь…

Потолкавшись ещё немного на свежем воздухе, и слегка замёрзнув на свежем, вечернем морозце, лётный состав опять потянулся в свою общую аэродромную землянку – поближе к печке и к домино.

Тех.состав опять принялся за свою привычную, повседневную работу: пока ещё было светло, старались успеть сделать всё по-максимуму, все самые важные дела, чтобы потом не ковыряться при свете тусклых электрических лампочек.

Андрей с Агнией, изрядно замёрзнув, тоже спустились вместе со всеми в «зал ожидания», Андрей хотел было включиться в игру доминошников, но немного опоздал: там уже все места распределились, и игра началась. Вокруг собралась куча болельщиков и сочувствующих.

Огромная волосатая лапища тяжело опустилась на плечо Андрея.

– Слющай! Давай в шахматы играть! – Андрей обернулся: сзади стоял Георгий с шахматной доской под мышкой и улыбался.

– А давай! – легко согласился Андрей. Сели, расставили фигуры.

Андрей не считал себя особо успешным шахматистом, но в шахматы время от времени играл, и получал от этого удовольствие.

Сели, расставили фигуры. В качестве зрителей сразу же подтянулись старший лейтенант Алексей Авдеев, командир первого звена второй эскадрильи, и его стрелок, казах Асланбек Атынбаев

Началась игра. Сразу стало понятно, что Георгий – не самый слабый шахматист. Играл он расчётливо и напористо, как и полагается лётчику штурмовой авиации. Андрей же, наоборот, в самом начале по своей же глупости, сделал пару грубых ошибок, и вскоре был вынужден согласиться на неравноценный обмен: своих коня и ладью на двух пешек Георгия. Алексей и Асланбек, стоя за спиной Жорика, живо обсуждали его игру и время от времени давали советы, от которых он, в большинстве случаев отмахивался, действуя на своё усмотрение. Положение Андрея становилось всё хуже и хуже: Георгий умело и безжалостно давил его по всем фронтам. Андрей стал больше внимания уделять обдумыванию своих ходов, но и это не особенно помогло: чаша весов уже уверенно перевесила в сторону его противника, и грядущий проигрыш Андрея был только вопросом времени. Мозг лихорадочно искал выхода из сложившейся ситуации и никак не находил… Зрители (а их стало уже вдвое больше) активно спорили о том, через сколько ходов будет поставлен мат.

– Нет, так не пойдёт! – подала голос до сих пор сидевшая тихо Агния, – вы чего ополчились? Почему вы только за Георгия болеете? Почему только ему помогаете?

– Слюшай! Красавыца! Нэ сиди сиднем! Балей! Памагай! Вэсэлее будет!

– Ну, смотри! Ты сам предложил, – и Агния, пристроившись рядом с Андреем, прямо за его левым плечом, стала внимательно наблюдать за игрой.

После каждого хода Георгия она наклонялась к уху Андрея, и что-то тихонько ему говорила. Понимая, что хуже уже точно не будет, Андрей стал ходить так, как советовала ему девушка. И, – о, чудо! Игра как-то незаметно преобразилась – любые ходы Жорика, до сих пор убийственные для фигур Андрея, вдруг стали наталкиваться каждый раз на простую, но непреодолимую защиту. И вроде ничего особенного не происходило – ответные ходы Андрея были просты и понятны, без всякой многоходовой подковыки, но его куцая и дырявая оборона постепенно окрепла, а после того, как конь Андрея взял на убийственную вилку ферзя и короля Георгия, и Жорик потерял своего ферзя, чаша весов стала медленно, но верно склонятся в его сторону. Жорик стал нервничать, ругаться на своих болельщиков, и делать ошибку за ошибкой.

В конце концов, с большим трудом, но Андрей всё-таки поставил мат Георгию.

– Нэчестно! – возопил Жорик, – она тэбэ памагала!

– Ха-ха-ха! – спокойно отпарировала девушка, – не смеши людей! Тебе, вон, четверо помогали, и что?

– Ани проста памагали, а ты за нэго играла! Ты чито, грассмэйстер, что ли?

– Я его жена, – с достоинством ответила Агния, – и имею полное право, вот так!

– Слющай! – это уже в сторону Андрея, – Да такую жэну надо на руках насыть! Нэ жэна, а жэмчужына!

– Вам бы к доктору идти, товАрищ командир, – вежливо напомнила Андрею Агния, сделав ударение на слове товарищ.

– А, да, точно! – Андрей засобирался, встал, поблагодарил Георгия за партию, и стал пробираться к выходу. Агния пошла за ним по пятам.

– На руках, на руках, свою жэмчужыну нэси! – неслось ему вслед. Под смех присутствующих Андрей подхватил девушку на руки, и понёс её к выходу из землянки.

– Не, ну ви видэли, а? – под низким сводом землянки продолжал грохотать голос Георгия, – она все маи хады как будта напэрёд видэла! Всё, чито я вот здэс, – он постучал указательным пальцем себе по высокому лбу, – ещё толька падумаю, а она ему ужэ гаварыт! Ах, вэдьма! Ах, красывий! А умный какой, а?!

***

Как только они выбрались из землянки, Андрей поставил девушку на ноги и спросил:

– Ты что, действительно так хорошо играешь в шахматы? Я же уже почти проиграл! А тут…

Она, весело глядя ему в глаза, просто молча пожала плечиками. Но Андрей никак не мог успокоиться:

– Точно, я понял: ты в своей прошлой жизни очень хорошо играла в шахматы, и поэтому….

– Да нет, Андрюша, не поэтому. Я просто…. Я просто…. Ну, в общем, я же просто могу слышать мысли любого человека. Понимаешь? – она заглянула в его глаза снизу вверх, – я просто видела все его будущие ходы.

Андрей хотел что-то ей сказать в ответ, но промолчал.

– А-а, понимаю! – она отвернулась в сторону, – ты считаешь, что это нечестно, так ведь?

Он молча кивнул. Не зная, что сказать ему, она продолжала идти рядом с ним.

– Нет, постой! Постой, я тебе говорю! – она остановилась, – ты пойми, я не могла поступить иначе! Ты бы просто позорно проиграл! У всех на глазах! А они все болели за Георгия, а за тебя никто не болел, понимаешь? Никто-никто!

Андрей по-прежнему упорно молчал. Агния сердито смотрела на него:

– Да ты пойми: я – твой ангел хранитель, и я обязана тебе помогать в любой ситуации, а уж как я это сделаю, тебя волновать не должно! Понятно? И если завтра в бою мне придётся спасать твою жизнь, то уж поверь мне – я сделаю это любым доступным мне способом: смогу застрелить этого фашиста – застрелю, не смогу, – значит, закрою тебя своим телом.

Андрей вздохнул:

– Так то – фашист, а тут – товарищ.

Она бессильно опустила руки:

– Ладно, уговорил. Признаю – я не должна была так поступать. Да, я его обманула, и твой выигрыш нечестный, – она глубоко вздохнула, и вскинула голову: – но я это сделала из лучших побуждений! Ну хватит уже дуться! Посмотри на меня!

Она топнула ногой, набрала воздуха и почти крикнула:

– Дурак ты, и не понимаешь! Я это сделала потому, что я люблю тебя! – она схватила его за голову, притянула к себе и горячо поцеловала в губы…

До медчасти они дошли спустя 10 минут, счастливые и смеющиеся, хотя ходу туда было всего-то пару минут…

Глава 27. Два литра крови.

Они уже подходили к лазарету, когда послышался гул возвращавшихся с задания штурмовиков первой эскадрильи. У дверей медчасти Андрей обернулся, и посмотрел сквозь кроны деревьев в сторону приближавшихся самолётов. Листва давно уже облетела, лишь только отдельные дубовые листики чудом держались на своих веточках. Андрей насчитал шесть точек.

– Все шесть, – констатировал он довольно, – это хорошо, – и взялся за ручку двери.

– Разрешите войти, товарищ военврач! – лейтенант бросил руку к виску.

– Ну, орёл, проходи! – Николай Филлипович сурово посмотрел на него поверх очков.

– Здравствуйте.

– Здоровей видали, – хмуро буркнул доктор, – здоровались же уже, утром.

– Так точно, утром! – весело и бодро отрапортовал Андрей, – явился, как вы и приказывали, для подтверждения моего выздоровления и для получения разрешения на полёты.

– Это мы ещё посмотрим, какое такое у вас наступило выздоровление…. – проворчал недоверчивый доктор.

Несколько минут спустя он был вынужден признать, что здоровье лейтенанта Чудилина действительно, вернулось в норму, и он может с завтрашнего дня приступить к полётам.

Счастливый Андрей надел гимнастёрку, подпоясался ремнём, и весело спросил:

– Разрешите идти?

– Идите, летайте. Если что – сразу ко мне, понятно?

– Так точно! – Андрей развернулся на каблуках и уже выходя из дома, услышал, как подъехала машина, и засуетились, зашумели люди на улице. Выйдя на улицу, он чуть не столкнулся с двумя солдатами, которые бегом тащили носилки. На носилках лежал кто-то, весь окровавленный, и его рука безжизненно свешивалась вниз. Голова безвольно болталась вправо-влево в такт шагам несущих носилки.

– Посторонись!

Андрей отскочил в сторону, пропуская солдат, которые несли носилки, и вглядываясь в лицо раненого, никак не мог его узнать – всё его лицо было залито кровью. И вся одежда раненого была буквально пропитана ею.

– Кто? – спросил Андрей подбежавших лётчиков из первой эскадрильи.

– Витька Бегунков, – сказал один мрачно, – осколком в шею… наверное, артерию перебило. Когда из самолёта вынимали, он уже и не дышал вроде… вся кабина в крови.

Андрей бросил взгляд на Агнию. Пока он ходил к доктору, она ждала его на улице, а сейчас стояла рядом, на крыльце, стиснув кулачки и прижав руки к груди, и смотрела на Андрея широко раскрытыми глазами. Он бросился к ней:

– Солнышко! Родная моя! Сделай что-нибудь! А?! – он умоляюще смотрел на неё, – ты же сможешь!

– Я не знаю…. Я, наверное, только тебе могу помочь. Про других я не знаю…. Скорее всего, ничего не получится.

– А ты попробуй! Вдруг получится, а?!

Она пару секунд как будто прислушивалась к чему-то, потом кивнула, и сказала еле слышно:

– Да, он умрёт. Его сердце уже остановилось. Осталось полминуты…

В этот момент военврач спокойно и хладнокровно делал всё от него зависящее. Но многолетний опыт хирурга ему однозначно говорил, что пациент обречён – слишком большая кровопотеря, слишком поздно пришла помощь… Шансов выжить у Витьки Бегункова увы, уже не было никаких.

– Витенька, Витенька! – с надсадным криком подбежала девушка из парашютоукладчиц, Катерина. Все знали, что она и Витька любили друг друга, и собирались пожениться. Узнав, что его ранило, она, не помня себя, со всех ног помчалась к медчасти, боясь подумать о самом страшном.

Один из лётчиков, стоявших на крыльце, поймал ее на лету, и молча сгрёб в охапку, не давая ей прорваться в лазарет. Она, осознав, что видимо, самое страшное уже случилось, вдруг тихонечко завыла и стала бессильно оседать на землю.

Агния выдохнула, молча взялась за ручку двери и решительно шагнула в дом.

Доктор умывал руки, одна из медсестёр, Ольга, капая крупными слёзами в таз с водой, сливала ему на руки из кувшина, вторая, Елизавета уже закрывала Витьке лицо простынёй. Агния молча подошла к изголовью, мягким движением отстранила Лизу и откинула простыню с лица Витьки. Он лежал с закрытыми глазами, с мертвенно бледным лицом. Ольга обернулась, кувшин в её руке дрогнул:

– Ты что? Ты куда? Зачем?– возмутилась она. – Николай Филлипович, что же это такое делается? А ну-ка, кто вас сюда пустил?! Здесь операционная! – не на шутку всполошилась она.

– Подожди-ка, – остановил её военврач, придерживая рукой, – обожди малость, не трогай её. Она, похоже, знает, что делает.

Агния, не обращая ни на кого внимания, глубоко вздохнула, и положила свои ладошки на лоб умершего парня. Закрыла глаза. И присутствующим вдруг показалось, что кожа на её лице и руках вдруг стала полупрозрачной, обозначился тонкий рисунок кровеносных сосудов. Все, замерев, смотрели на то, что разворачивалось перед их взорами. На несколько секунд кожа на её руках засветилась призрачным мягким светом, потом опять приобрела свой прежний вид, исчез рисунок капилляров под её кожей.

Простынь на груди парня стала равномерно вздыматься и опадать – он задышал, кожа на лице порозовела, он вдруг закашлялся, и открыл глаза. Комсомолка Ольга Камышина вдруг истово перекрестилась, а Лизка бросилась к раненому, доктор, механически вытирая уже сухие руки полотенцем, медленно подошёл к столу, на котором лежал Витька. Агния уже отняла руки от его головы, и стояла рядом, сглатывая, истекая липким потом, и тяжело дыша. Она выглядела как человек, только что через силу поднявший неподъёмную тяжесть… Черты лица её заострились, под глазами моментально образовались тёмные круги, руки заметно дрожали…

Доктор подошёл к ней вплотную, посмотрел на неё поверх очков и изрёк:

– М-да…… верю. Значит, барышня, вы и это тоже можете делать…

Агния кивнула, опустила руки, и пошатываясь, молча пошла к двери.

– Это что же такое было, а? Николай Филлипович? – ошалело спросила Ольга.

– Ангел, – коротко ответил доктор. И тут же пояснил: – ангел во плоти. Человека с того света вытащил. Уже мёртвого. Лицезреть такое могут только единицы. Никому не говорите об увиденном. Молчок, понятно?!

Медсёстры испуганно закивали.

Пошатываясь, Агния вышла из двери и буквально упала в руки Андрея.

– Что с тобой? – всполошился он.

– Ничего, просто устала, – она обвела глазами присутствующих. Все, кроме Андрея, недоумённо смотрели на неё.

Андрей беспокойно и вопросительно смотрел на неё, пугаясь переменам в её внешнем облике. Она ему слабо улыбнулась, и молча кивнула.

– Жив?! – не в силах поверить, переспросил он. Она, не в силах говорить, в ответ ещё раз кивнула.

– Мужики! – заорал он, – мужики! Катька! Живой твой Витька! Живо-о-ой!!!

Он подхватил Агнию на руки и закружил её от избытка чувств. Все, кто был на крыльце, грохоча сапогами, и увлекая за собой одуревшую от счастья Катерину, ринулись в медчасть.

– Ох, отпусти ты меня, Андрюшенька! – взмолилась девушка. – Сил нет, как устала.

– Нет, я тебя на руках понесу! – он, не спуская её с рук, широко зашагал по направлению к их дому. А за их спиной через пять секунд раздался отборный и виртуозный мат доктора, изгоняющего из медчасти ворвавшихся туда нежданных посетителей.

***

Уже вечером, Андрей тихонько спросил у ангела, неподвижно лежащего рядом с ним:

– Агнюш, скажи, как ты смогла это сделать?

– Кровь, Андрюшенька, кровь. Он потерял два литра крови…

– И что ты сделала?

– Я дала ему кровь, те недостающие два литра, – она тяжело вздохнула.

– Как же ты это сделала?

– Как сделала… – она снова тяжело-тяжело вздохнула, – сотворила, прямо в нём. И перезапустила сердце.

– А как ты это делаешь?! И, кроме того, ты же говорила… что бумажку, пуговицу, конфету можешь сотворить, и ничего тяжёлого, а тут… два литра крови!

– Его сердцу я просто приказала: бейся! А два литра крови… Андрюша, я ведь не из воздуха творю. Это же всё материальные вещи – я их из себя творю, из своего собственного тела. Моё тело – это донор.

– До… ккак… как… из… тела?! – он аж поперхнулся.

– А так. Просто перекачиваю материю. Закон сохранения энергии в школе на уроках физики учил? До этого ещё в 1748 году Михайло Ломоносов додумался, и она процитировала: – «сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте».

– Так выходит… выходит… ты дала ему два литра крови, и эти два килограмма ты отобрала у своего тела?! – жуткая догадка осенила Андрея.

Она молча кивнула ему в темноте, с трудом справляясь со слабостью.

– Получается, что ты… ты… саму себя отдаёшь!! Так вот почему только лёгкие вещи!!

– Слушайте, голуби, хватит уже там шептаться! – послышался из-за печки сердитый и сонный Шуркин голос, – дайте поспать уже! Никакого спокою от вас нет, ни днём, ни ночью! Хватит! Спите уже!

В другой ситуации со стороны Андрея и Агнии послышался бы взрыв хохота, но сейчас ангелу было не до смеха, а Андрею – тем более.

– Ты вот что,– он вплотную приблизил своё лицо к лицу ангела, попутно отметив про себя, что сегодня ночью оно почти не светится, – завтра утром во время завтрака ешь за двоих, понятно?! Тебе растраченную силу надо восстанавливать. А то клюёшь, как цыплёнок, вечно за тебя доедать приходиться… Договорились?!

– Ладно, я поняла. Буду пихать в себя через силу.

Через полминуты вымотавшийся маленький ангел забылся в тяжёлом сне, а Андрей никак не мог уснуть. Из-за печки уже давно раздавался храп Шурки с простуженным носом, а он всё думал и думал про то, что насколько же надо быть самоотверженной и отчаянной натурой, какое чистое и отважное сердце надо иметь, чтобы вот так, взять и отдать часть себя, чтобы спасти совершенно чужого ей человека… И на что она готова пойти ради него?

Эх, если бы он знал, на ЧТО она действительно была готова пойти ради него!

И случиться это должно было очень скоро, всего через несколько дней…