– Рашн уодка! Йес! – они радостно опрокинули ещё по пол-стакана.
Радостные улыбки уже не сходили с лиц союзников, они расстегнулись, им стало жарко, было хорошо видно, что они уже неплохо захмелели.
Коммандер поманил пальцем переводчика, и указывая пальцем на комэска, что-то спросил.
Миронов, не мигая смотрел на захмелевшего и улыбающегося американца.
– Слышь, Вась, а чего это он в меня пальцем-то тычет?
– Да вот, говорит, хочу узнать, сколько у тебя боевых вылетов?
– Так ты ему и переведи: 126 вылетов. Боевых.
– Уан хандрид твенти сикс, – перевёл Василий.
Улыбка сползла с лиц американцев. Густые чёрные брови коммандера Джонсона поползли вверх:
– Уан хандрид твенти сикс? Риали? Риали?
– Чего он бухтит-то?
– Да поверить не может.
Комэск ответить не успел – американец опять что-то спросил, ткнув уже палец в сторону переводчика. Тот быстро ему ответил.
– И чего он?
– Да, спросил, сколько у меня боевых, ну, я ответил, как есть – 48.
Американцы перекинулись между собой несколькими фразами, и Билл Джонсон опять что-то спросил.
– Ну, и чего он на этот раз хочет? – криво ухмыльнувшись, спросил комэск.
Старший лейтенант хохотнул:
– Да он спрашивает: почему вы так много воюете, когда же в отпуск поедете? Когда же вы, говорит, отдыхать будете?
Лётчики и стрелки, собравшиеся вокруг американцев, дружно грохнули, и когда смех, наконец-то стих, Миронов, утирая слёзы, махнул переводчику рукой:
– Вась, слышь, скажи этим воякам: вот когда фашистов разобьём, тогда по домам и поедем. К бабам и детишкам. Вот тогда и отдохнём! Как следует.
Глава 24. Американский бронежилет.
Через полчаса определилась судьба американского экипажа: начальство доложило наверх о происшествии и получило однозначный приказ – союзников отправить транспортом с сопровождающим и с охраной в штаб дивизии, а бомбардировщик отбуксировать на край поля, замаскировать, и ждать дальнейших распоряжений.
Американцы же, перед тем как попрощаться, подарили лётному составу полка ставшие им уже ненужными вещи: четыре бронежилета бортстрелков и три десятка комплектов НЗ, хранившихся у них в бомбардировщике.
Бронежилеты оценили по достоинству: то, что вещь для стрелка полезная, признали все без исключения, пожалели лишь о том, что 4 бронежилета – это явно мало для полка трёхэскадрильного состава. Решили так: если летит одна эскадрилья, то все четыре бронежилета одевают стрелки самолётов, замыкающих строй – на них при отражении атак истребителей ложится максимальная нагрузка, и они же – наиболее уязвимые при этих атаках. В случае вылета двух эскадрилий – бронежилеты делятся поровну, и опять же, достаются стрелкам замыкающих самолётов.
– Эх, жалко, у нас таких не делают! – сокрушался командир звена Илья Кутеев, – штука-то, в целом, не настолько сложная, чтобы не наладить производство. А ведь сколько жизней может спасти!
– А вот и неправда твоя! – запальчиво встряла в разговор Агния, – делают подобные вещи у нас, правда, мало, на всех не хватает!
И посмотрела при этом на Андрея. У него же в этот момент, вернее, секунд за пять до этого, страшно защекотало в голове. Было такое ощущение, что толпа тараканов разом рванула кто-куда, вдоль извилин, нестерпимо щекоча их своими маленькими лапками.
– Да где?! – лицо старшего лейтенанта Кутеева выражало собой крайнюю степень изумления. Уж он то, признанный знаток авиации, уж никак не мог пропустить сей значимый факт, что в Стране Советов где-то делаются бронежилеты подобные тем американским, что они сейчас держали в руках.
– Да у нас, в Ленинграде! – Андрей потряс головой – зуд и щекотание враз схлынули, бросил быстрый взгляд на Агнию, прячущую озорную улыбку (это ж надо уметь – влезть к нему в голову, пошуровать там пяток секунд, и вытащить из его памяти необходимую информацию), и пояснил: – я, когда в 39-том на завод пришёл, на Кировский, аккурат Финская война началась. Вот тогда и поступил нам запрос: возможно ли изготовить панцири для лётчиков. У нас покумекали, покумекали, решили – можно попробовать. Сталь-то броневая у нас в листах подходящей толщины в наличии была…
– Ну, и? – нетерпеливо толкнул его под локоть Колька Никишин.
– Что ну? Не получилось! Там штамп особый надо было изготавливать… Людей отвлекать. А завод тогда только-только танк СМК на испытания выкатил. И с КВ по полной программе увязли…
– Что за СМК? – Колька степенно, как и полагается старшему сержанту, раскурил папиросу.
– Да тот самый, Сергей Миронович Киров сокращённо. Двухбашенный, тяжёлый. Их на пару с КВ на Карельский перешеек с финнами воевать и отправили, – Андрею было приятно, что все внимательно его слушают – из всех присутствующих только он работал на Кировском заводе, и был посвящён в некоторые подробности по этому делу.
– А дальше? Ну, не тяни, рассказывай, что там с вашими броне-панцирями дальше-то было?
– Чего-чего… Передали заказ Ижорскому заводу. Вместе с запасом броневой стали. Вот там-то они и изготовили опытную партию этих самых панцирей. И шлемы к ним специальные делали в комплект – с налобниками, с броневыми наушниками. Специально для стрелков. Передали в войска. Там попробовали – вроде ничего, стоящая вещь.
– А дальше что? Где эти ваши панцири-то?! – Колька уже начал терять терпение.
– Где-где, в Караганде! – с досадой ответствовал Андрей Чудилин, – а дальше началась какая-то мутная история: лётчики говорят – давай, и побольше! Начальство – да зачем? Ведь и так всё хорошо! В общем, несколько раз начинали делать, потом прекращали, а потом… а потом я уж на фронте оказался. Чем окончилось всё это – не знаю.
– Хреново закончилось! – подытожил старший сержант, махнув рукой, – в ином случае мы бы все тут в этих твоих панцирях летали!
– А чего они мои-то? – вскипишнулся Андрей, – моя бы воля, так я бы их делал десятками тысяч! Раз их нет, значит – не получилось, стало быть, поважнее дела нашлись! – и, остывая, досадливо добавил: – чего тут перетирать? Дело давнее… Давайте, хоть примеряем, что ли?
Стали мерять.
Загвоздка вышла с одним из бронежилетов. Коля-егоза, как самый шебутной, первый стал их примерять, причём все по очереди. И обнаружил, что три из них одного размера, а один – совсем маленький.
– Бля! Ну что за херня! – ругался он, пытаясь застегнуть его на себе, – вот точно говорю: все эти капиталисты жмот на жмоте – три жилета сладили по уму, а на последний материала пожалели, что ли? Жульё!
– Да не тарахти ты, балаболка! – засмеялся Толик, – просто у них они, видать, как вся одёжа – по размерам. Ну там, кому поменьше, кому побольше. Этот же, видать, тот самый клоп мелкий носил, что в пузыре под брюхом враскорячку сидел. Ну, который в жопу-то раненый был, его ещё Лизка перевязывала. Он ещё орал, рашн водку требовал!
– Ага-ага! Точно! На него пиджачок шили! Вот только беда – никому из наших не лезет! – сокрушался Коля. Он держал перед собой союзнический бронежилет и задумчиво скользил взглядом по окружающим его улыбающимся лицам. Народ явно развлекался, глядя на полкового балагура. Взгляд его остановился на Агнии.
– О!!! Огонёк! А ты чего там стоишь! Как в гостях, а ну-ка! Андрюха, волоки её сюда, сейчас будем ей сарафан примерять!
Агния замахала руками:
– Да не, мужчины, вы что, не надо! Мне не надо! Да я стесняюсь! – она попыталась спрятаться за Андрея. Андрей её крепко держал, и подтолкнул вперёд со словами:
– Не робей. Сказано надо – значит надо. Вещь то хорошая, не отказывайся.
– Слущай, дэвушка! – подал голос горячий горец Жорик Горидзе, – чиво истисняться? Это же нэ раздэваться надо, а адэваться! Красивый будэш! Э!
Под громкий смех и подбадривания жилет был передан Андрею в руки, и он торжественно надел его на хрупкие девичьи плечи. Куча заботливых рук потянулась к ней, помочь подогнать жилет по её фигуре и застегнуть его на ней.
– Ты пасматри! Как красыво! Дэвушка-пэрсик! Э! – не унимался Георгий.
– А ну, повороти-ка её, Андрюха! – весело хлопотал вокруг девушки Николай, – гляди-кась – подошло! Прям, как в нём и родилась! Как будто с неё мерку снимали!
– Дэвушка-краса! – размахивал своими волосатыми ручищами Георгий, – спэрэди – красывий! Сзады – снова красывий!
– Носи, Огонёк! Это твой личный будет! – подытожил Коля Никишин, – никому не отдавай! Потому что никому и не налезет! – тут же скаламбурил он.
***
А со стороны стоявшего в отдалении американского бомбардировщика, перекрывая тарахтенье трактора, привлечённого для его буксировки, слышался затейливый мат старшего инженера полка, изредка перемежавшегося с приличными словами:
– Твою мать! ……………! Три троса уже порвали! …………! Да он, ……… один весь наш аэродром демаскирует! Твою ……….! Да и где я найду столько маскировочных сетей, чтобы этого……… Бегемота прикрыть! ……….! …………!!
Глава 25. НЗ по-американски.
– Слушайте, мужики, а с какого рожна они сели к нам на аэродром-то? Кто-нибудь знает? – раскуривая папиросу, задумчиво спросил сержант Коля Никишин.
– Так горел мотор-то, – хмыкнул Толик Веселовский.
– Да это-то понятно, что горел, я спрашиваю, какого чёрта они к нам-то попёрлись, а не в свою Америку, тьфу ты, в Англию, язви её в корень! Три-то мотора у них ещё осталось, неужто не дотянули бы?
– Так видать, сюда ближе было…
– Эва, ближе! Они ж Германию бомбить летели, а где Германия эта, и где мы?! К нам-то тоже путь не близкий!
– Да сбились они с курса, – вступил в разговор молчавший до сего момента младший лейтенант Костя Соловейчик. – Они ж говорили об этом в столовой.
– Это когда же? – поднял брови Коля.
– Да когда вы с Ильёй и Толяном вокруг ихнего самолёта круги нарезали. Вы ж только к концу разговора и подтянулись, вот всё и пропустили.
– А-а-а… жалко… – разочарованно протянул Коля, вдруг он вскинулся: – а мы зато, вот что! Мы эту ихнюю нижнюю турель всю облазили, я даже в неё залезть пробовал!
– И чё, залез?
– Не-а! Не смог! Дюже маленькая! – заразительно захохотал Николай, – стоп! Мужики! – Мгновенно переключился сержант с одной идеи на другую: – мы НЗ-то ихний пробовать будем, или как?
– Может, потом, обед же только что был?
– Ну и что?– не унимался Коля Никишин, – чего тянуть-то? А вдруг убьют, чего добру-то пропадать? Ну-ка, сбегай-ка за ложками в столовую!
– Не нукай, не запряг ещё! Тебе надо, ты и сбегай! Да и не дадут мне, – Костик не прослужил в полку и месяца, но офицерское звание позволяло послать подальше старшего сержанта, который при всяком удобном случае пытался «ветеранить».
– Салага ты, Костик! Молодой ишшо, вот и не дадут! Не знаешь ты подход к женскому полу! – Коля нашёл новый повод для шуток, – ладно, я схожу, не переломлюсь. Мне любая женщина даст! Всё, что ни попрошу! Ложки – пожалуйста! Что-нибудь ещё – тоже пожалуйста! И так всегда! – эти слова он произнёс, глубоко засунув руки в карманы галифе, и уже удаляясь раскачивающейся походкой в сторону столовой.
Те, что помоложе, весело загыгыкали, те, кто поумнее, сплюнули в сторону. Агния смущённо улыбнувшись, посмотрела на Андрея.
Веселовский сбегал за заныканной ранее коробкой с американским НЗ, и торжественно поставил её на грубо сколоченный стол, стоящий на улице.
Пока Коля бегал в столовую за ложками, совместными усилиями вскрыли коробку. В ней оказалось шесть одинаковых банок56.
– И чё за хрень? – взяв в руку одну из них, озадаченно спросил Илья, – тушёнка, что ли?
– Ну-ка! Дай-ка сюда! – Толик потянулся к коробке, взял серебристую банку и стал читать, нахмурив брови: – так, тут по американски… Э…. у эс арму фиелд ратион типу эс.
– Слюшай, э! Ты здэс самый граматный, э? – только что подошедший «на огонёк» старший лейтенант Горидзе отнял у него банку, – нэ умеешь, нэ читай! Лучше кушай!
– Чё не умею-то? Я всё уже прочитал!
– Так, молодцы! Без меня не открывать! – Коля примчался, стуча ложками друг об друга, – на держи! Держи! Это тебе! Это тебе! Огонёк, держи ложку!
Раздав ложки, он, радостно потирая руки, окинул взором шесть банок:
– Ну, как, все сразу, или по одной? У кого нож? Давайте сюда!
Илья молча взял банку, отколупнул ногтем на боку банки жестяной лепесток, вставил в него ключик, который выпал из коробки вместе с банками, и потихоньку вращая его, стал аккуратно открывать первую банку.
– Дикарь ты, Колька! У них тут всё уже предусмотрено, – Толик стоял, засунув руки в карманы, и внимательно наблюдал за процессом открывания, – так-так, тихохонько, – он наклонился к столу.– гля, уже потекло! О-па!
Илья отложил снятую крышку в сторонку, поставил банку на стол:
– Шамайте!
Несколько ложек потянулись к банке, полминуты слышалось только сопение дегустаторов. Наконец, ложки заскребли по донышку, и Коля, облизывая свою ложку, изрёк:
– Чёт я не распробовал…. Мясо, что ли? Давай, ещё открывай!
– В общем, всё понятно: вроде тушёнки, но только с картошкой,– подтвердил Толик, – Илья, давай вторую!
Точно таким же макаром была открыта вторая, а за ней и третья банки. Их содержимое если и отличалось от первой, то не сильно: во второй было мясо с фасолью, в третьей – с овощами.
– Ну, ничего так, – подытожил Коля-егоза, облизывая ложку, – ну что, теперь эти? – он схватил одну из оставшихся трёх банок, и шустро отвинтил ключиком полоску жести по её окружности. Из неё он вытряхнул на стол пять круглых, маленьких бисквитов, похожих на галеты, плоскую жестяную коробочку, квадратный тёмный пакетик неприглядного вида и три белых маленьких кирпичика, завёрнутых в белые бумажки с надписями по-английски.
Бисквитиков было всего три, поэтому, чтобы всем хватило, Андрей по-хозяйски разломил каждый из них на несколько небольших кусочков. Попробовали. Колян взял в руки один из белых кирпичиков.
– До-ми-но, – хмуря брови, прочитал он на обёртке, – Ишь ты! Домино, – Коля развернул бумажку, куснул, – Ха, братцы! Так это ж сахар! Рафинад! А причём здесь домино? Они что, рафинадом в домино играют? Во, зажрались, буржуи!
В тёмном пакетике оказался шоколад, а из плоской коробочки при её открытии посыпался мелкий тёмно-коричневый порошок.
Неугомонный Николай потянулся рукой к содержимому коробочки:
– О! Ну-ка, дай-ка! Какава, что ли? – захватил щепотку порошка, лизнул. – Тьфу, гадость! Ё-моё! Горькая-то какая!
– Дурень ты! Кофе это, вот что! – от души загоготал Костик, – тут даже на борту банки написано, во, читай! – он сунул банку Кольке под нос.
– Да убери ты гадость эту! – стал отворачиваться Коля, – как её жрать-то?
– Да не жрут это, а заваривают! Деревня! – потешались уже и Толик с Ильёй, – в чашку порошок засыпал, кипятком залил, сахар, вон этот, бросил, и сиди себе, кофе потягивай!
– Хм, кофий! Я ж говорю – зажрались! Буржуи! Открывай остальные!
Пятая и шестая банки оказались такими же, как и четвёртая – в них был тот же набор круглых галет, сахара, кофе и шоколада.
– Лоосе… вилес…бискуит…компани… чикаго, – прочитал по слогам Коля, вертя банку, – короче, бисквитная компания из Чикаго, вот. Вроде как десерт, – он сгреб в кучу шоколадки, остальные шесть бисквитиков и кусочки рафинада, и придвинул к Агнии, – это тебе, Огонёк. Презент от нашей эскадрильи.
– Да зачем? Куда мне столько? – девушка стала отпихиваться от презента.
– Бери-бери! – Коля был настойчив, – у нас от сладкого зубы заболят. А тебе полезно.
Илья похлопал себя по животу:
– Ну, и? Какие будут мнения?
Со всех сторон послышалось:
– Вкусно!
– Ничего!
– Побольше бы такого!
– Андрюха. Ты-то чего молчишь?
– Да-а, это конечно-же, не наш борщ с мясом, или там рассольник, – сказал Андрей, – но для НЗ очень даже ничего! Я бы даже сказал – лучшего и не пожелаешь!
– Ещё бы! – подтвердил Толик, – смотри-ка: тут на три раза поесть. Три банки: завтрак, обед и ужин. Да ещё и три банки десерта. И это, заметь! – сух.пай на один день. Для одного человека! Нам такое и не снилось! Кучеряво живут!
– Слюшай! Будэшь смэятся, они гаварят – мы эта не кушаем! Нэ вкусна, гаварят! – возмущённо воскликнул Жорик Горидзе, – Канстантин гаварыт, сам слышал, как они там в сталовай так гаварылы!
– Почему не кушают? – удивилась Агния, – вроде же вкусно…
– Что серьёзно, так и говорят? – взоры Андрея, Ильи, Толика и Агнии уставились на Костю, – ты же там тоже был? Ну, в столовой, когда этих американцев кормили?
– Так и есть, – кивнул Константин, – ругались, мол, не нравится им эта дрянь, её у них даже пехота не особо жалует. Забирайте, мол, себе все эти коробки, нам, пилотам, говорит, эти армейские пайки не положены, это говорит, для наземных частей пайки, у нас в авиации, говорит, особый рацион, но интендант на аэродроме ворюга, вот нам в самолёт эту гадость и напихали.
– Хорошенькие дела! Я же говорю – зажрались капиталисты! Ладно мы – летуны, нас по высшей норме кормят, – Коля распалялся всё больше и больше, – а пехота наша? Как её кормят? Да нашей пехоте такую жрачку – чего ж так не воевать-то? С тушёночкой, бисквитиками, да шоколадом? Уже б, небось, в Берлине были бы!
– Да ладно, в Берлине! Не заливай!
– Я заливаю? – Коля даже обиделся, – да тебе, Толян, похоже, мозги вообще отшибло! Ты здесь на фронтовых лётных харчах вон какую ряшку уже за четыре месяца-то наел! А вспомни, как мы с тобой в школе воздушных стрелков на одной каше да капусте сидели? Забыл? А как потом в запасном полку? Всё время жрать хотелось! А как в вагоне трое суток ехали, вообще не жрамши? Помнишь, как мы вчетвером мороженную поросячью ногу украли и сырой её, там же, на морозе, и сгрызли! Подзабыл?! Ты там тоже был, между прочим!
– Ну, был…. – Веселовский неохотно подтвердил неприглядный факт из своей биографии, – хорошо, что не сцапали нас тогда, а то бы не сюда, а в штрафбат попали бы….
– Во-во! Я и говорю! И так везде, – Никишин никак не мог успокоиться, – и в тылу особенно – всё для фронта, всё для победы! Да и на фронте не очень разгуляешься насчёт жратвы. А эти, вон, – он в сердцах пнул одну из пустых банок ногой, – не нравится им, понимаешь ли! Невкусно им, мля! Жалко, что союзнички эти сраные уже уехали, я бы им сказал пару ласковых! А мы ещё удивляемся – чегой-то они второй фронт всё никак не открывают, а?
– Ну и пачиму? – поднял густые брови Георгий.
– Да и потому! Чего не понятно-то? – Коля обвёл всех глазами, – нутро у них гнилое – вот почему!
– Ну, ничего, небось и сами, без таких союзничков, справимся! Вобьём эту мразь фашистскую в землю по самые уши! – уверенно, как само собой разумеющееся, сказал Андрей.
– Ладно, раздухарились, чудо-богатыри! – Илья посмотрел в сторону КП, – вон, вроде что-то сдвинулось…. Пошли-ка узнаем.
– Да и погода вроде как налаживается, – Толик посмотрел вверх.
Небо, действительно, стало понемногу очищаться от низкой облачности, в редких пока ещё разрывах облачности стали появляться кусочки ясного, голубого неба. А на западе появилась уже целая полоска чистого, освещённого солнцем небосклона.
– Через два часа закат, – глядя на тусклое, ноябрьское солнышко, сказал Андрей, – может, сегодня ещё и слетаем, как думаете?
– Твоё дело – телячье. Иди к Филлипычу и моли его, чтобы он тебе назавтра индульгенцию выписал. Даст добро – завтра и полетишь. А сегодня и без тебя справимся как-нибудь. Отдыхай пока! – Илья Кутеев ободряюще хлопнул Чудилина по плечу рукой.
Что-либо вразумительное сказать в ответ Андрей так и не успел – Толик, глянув в сторону КП, воскликнул:
– О! А вон и начальство к нам идёт. Щас чего-нибудь скажет.
Судя по тому, какой походкой к ним шёл командир эскадрильи, было понятно, что ничего срочного в его новостях не будет. Пока он неспешно приближался к их группке, Коля успел ввернуть умный, как ему казалось, вопрос:
– А индульгенция – это как, справка такая, что ли?
– А… это… ну да, вроде того, – Илья рассеянно оглянулся на сержанта, – это в средние века было, в Европе. Отпущение грехов. За деньги, кажется…
– Это как же за деньги? – начал было Колька, – это значит, набезобразничал, нашкодил, а потом….
Договорить он не успел: Слава Миронов подошёл к ним вплотную, и все взгляды вперились в него.
– Значит так: сейчас летит первая эскадрилья, – начал он, – мы сидим, отдыхаем. Думаю, что и без нас справятся.
– А мы? – хором спросили несколько голосов.
– А мы… – он посмотрел направо, потом налево, и недоумённо спросил: – так, я не понял – где все остальные?
– А чёрт их знает! – ответил за всех Илья, – мы слышали, они там, – он кивнул головой в сторону землянки, которую называли «зал ожидания» – в домино резались. Да вон, они и сейчас там – слышишь, как орут!
– А вы-то здесь, чего на ветру толчётесь? И чем это от вас пахнет? Что-то жрали, что ли?
– Так мы, это, НЗ американский пробовали! – Коля сделал невинное лицо, потом, узрев, как сдвинулись командирские брови, он поспешно сказал: – командир, да ты плохого про нас не подумай! Мы ж только одну коробку уработали! Там же ещё пять коробок осталось, это то, что нашей эскадрилье досталось при делёжке. На всех хватит! Мы же просто вроде как продегустировали! Чуточку! Ежели хочешь попробовать, щас вторую коробку расколупаем!
– Так и что насчёт нас? – вернул разговор в нужное русло старший лейтенант Илья Кутеев.
– А! Мы… – вспомнил комэск утерянную был нить разговора, – для нас особое задание, – он сделал паузу, – Так, Колян, ты ещё здесь? Бегом в землянку, всех наших сюда!
Коля сорвался, побежал к землянке.
Меньше чем через минуту весь лётный состав эскадрильи собрался кружком вокруг комэска.
– На завтра, с утра, метео даёт погоду. Идём бомбить переправу – задача номер один, – он обвёл взглядом два десятка серьёзных лиц, – там дальше посмотрим. Может, ещё что-то подкинут. Сейчас, пока есть время, ещё раз проверить матчасть. Относится ко всем, – он посмотрел на младшего лейтенанта Константина Соловейчика: – если у тебя ещё раз мотор после взлёта забарахлит – пеняй на себя!
– Да я, товарищ командир… у меня там прокладка на топливном шланге двигателя встала косо, и частично перекрыла подачу топлива! Сначала вроде бензин шёл, потом её давлением затянуло…
– Вот и разберитесь с механиком! Сам лично проконтролируй, понял?! Помнишь, что было с Сергеем Берестовским?! А-а-а, да! – он махнул рукой, – ты не можешь помнить, это ещё до твоего прихода в полк было, летом… Короче: неплохой пилот из-за такой же херни в бензопроводе под трибунал угодил, понял?! А виноват был техник.
– Ра…..здяй – это не ругательство. Это – армейский термин, – тихонько сказал на ухо Андрею Коля.
– Вот я и говорю ещё раз: проверь всё лично! – сверля молодого пилота глазами, отчеканил капитан.
Он ещё раз обвёл всех взглядом и подытожил:
– Кто полетит, решу позже. Всё, все свободны.