Глава 22. Тяжело в учении – легко в бою.
Задетый за живое словами Толика Веселовского, Андрей решил серьёзно заняться её тренировками. То, что она доказала, что у неё хороший глазомер и твёрдая рука – это было ещё полдела. Дураку было понятно, что уметь стрелять из пистолета – это ещё пока не значит, что ты хороший воздушный стрелок. Пистолет и мощный крупнокалиберный пулемёт – немного разные вещи.
Предстояло научить её многим тонкостям её новой профессии: как правильно целиться из пулемёта, как брать правильное упреждение, как определять момент открытия стрельбы, как правильно определять дистанцию открытия огня, устранение неполадок в работе пулемёта, вопросы взаимодействия с лётчиком. Этим они и занялись, когда пришли к своему самолёту.
– Так, теперь слушай, – обратился он к девушке, когда они подходили к стоянке, – я… – он посмотрел ей в лицо и остановился, запнувшись. Она смотрела на него совершенно озорными глазами, улыбаясь, и прикусив краешек губы.
– Ты… – он опять запнулся, сглотнул, – ты, вот что…. – вздохнул, смутился вконец, – слушай, ну зачем ты так на меня смотришь, а?!
– Как смотрю? – а озорная улыбка не сходит с лица.
– Ну, так… я на тебя посмотрел, и забыл, что хотел тебе сказать! Понимаешь?!
– Хорошо, – она согнала улыбку с лица, и с серьёзным выражением лица спросила:
– Так лучше?
– Не знаю…. Прямо наваждение какое-то: как на тебя посмотрю, так обо всё забываю.
– Ладно, пойдём уж, забывчивый ты мой! Про пулемёт ты мне хотел рассказывать…
И она широким шагом пошла к самолёту.
Маслорадиатор уже стоял на месте, и Шурка с одним из техников их звена возилась, налаживая работу его бронезаслонок.
– Ого! Уже пришли! А я думала, вы надолго! – она выпрямилась, вытирая руки тряпкой. – Ну, как успехи?
– Ты не поверишь, – радостно выпалил Андрей, – она Коляна перестреляла, представляешь?!
– Да ладно! Лучше его в полку никто не стреляет! Разыгрываешь?!
– Да какое там! Все видели. Никто и не ожидал. Она же пистолет до того в руках ни разу не держала!
Александра недоверчиво переводила взгляд с командира на девушку, потом всё же спросила:
– Агнюш, что, так и было, что ли?
Она в ответ пожала плечами:
– Да я сама не поняла, как это у меня получается.
Она смущённо улыбнулась. Потом поспешно поправилась:
– Сначала-то у меня как-то не очень получалось. Но Андрюша показал, как надо пистолет правильно держать, – она обернулась и опять подарила ему свою озорную улыбку, – и всё наладилось!
Последующие полтора часа они плотно занялись учёбой.
Андрей сразу взял быка за рога: найдя подходящую полуметровую дощечку от снарядного ящика, прибил к ней парой гроздей крест-накрест обломок черенка от лопаты, покрутил в руках сей загадочный предмет, критически осмотрел его, пробормотав под нос: «хвоста не хватает», пошёл дальше дербанить снарядный ящик на дощечки. Через 10 минут работы в руках у него был грубый и корявый макет, отдалённо напоминающий модель самолёта. Тем не менее, в этом наглядном пособии был фюзеляж, было крыло, и было хвостовое оперение.
– Было бы время, сделал бы покрасившее, ну да для наших задач и так сойдёт, – подытожил он, вертя в руках сделанный макет. Последние несколько минут Агния, сидя на пустых ящиках, с интересом наблюдала за его действиями.
– Так, садись к пулемёту!
Она тут же вскочила, залезла на крыло, затем ловко забралась в кабину стрелка. Лейтенант встал на крыло, заглянул к ней в кабину, самолично убедился в отсутствии патронов в рукаве подачи, передёрнул ручку перезарядки, и спрыгнул с крыла. На удивлённый взгляд девушки ответил:
– Это чтобы ты мне в лоб не стрельнула случайно, пока я тебе буду показывать.
– Вот смотри, – начал он, держа в руке свой примитивный макетик самолёта, – это – фриц. Я сейчас буду ходить вокруг тебя, имитируя атаки истребителя, а ты в меня целься, поняла?
Девушка кивнула. Он отошёл за хвост штурмовика, встал за ним метрах в трёх.
– Поехали. Смотри – самый простой способ атаковать нас у немца такой: зайти нам в хвост. В этом случае ему не надо брать никаких поправок, подошёл метров на 200, и жахнул. Двести метров – дистанция открытия огня, с большего расстояния стреляют редко – не попадёшь. Двести метров это примерно вот так самолёт выглядит, – он, прищурив глаз, прикинул линейный размеры макетика, и отошёл метров на пять за хвост. Вот! Вот таким ты будешь видеть атакующий истребитель, когда он подойдёт к нам на 200 метров. Запомнила?
Девушка понятливо кивнула.
– А ещё лучше ему метров на сто подойти, вот так будет выглядеть на этой дистанции – он подошёл вплотную к килю самолёта, выставив вперёд руку с макетиком, тогда нам с тобой точно кирдык. Но немец, не дурак, он так делать не будет – потому, что ты в этой ситуации его постоянно держишь под прицелом.
– А как он будет делать? – девушка пытливо глядела на него через прицел пулемёта.
– А так: он будет стараться выйти в мёртвую зону, к примеру, под хвост. Смотри, примерно так! – Андрей, стоя за хвостом, плавно опустил модельку самолёта за стабилизатор, который находился в полуметре над землёй. Ты его видишь?
– Уже нет!
– Вот! А он тебя видит, и подбирается к нам под брюхо, а стрелять ты по нему не можешь, и через несколько секунд, когда сблизится, он откроет огонь.
– И что делать в таком случае?
– А на этот случай у нас есть связь. Как только немец нырнул под хвост, сразу кричи мне: фриц под хвостом! Поняла?
– Поняла. А что дальше?
– Как что? Я сманеврирую, и постараюсь сделать так, чтобы ты его снова увидела.
– А как ты сманеврируешь?
– Ну, если запас скорости есть, то задеру нос, и фриц снова окажется над стабилизатором. Тут ты не зевай – лупи в него! У тебя на это не более 2-х секунд. Он же тоже не дурак – если видит, что опять оказался в зоне обстрела, то тут же попытается шарахнуться в сторону, да и я, задрав нос, не могу так долго лететь – скорость то падает! 3…4 секунды, и нос снова опускать придётся. Такая фигура горкой называется.
– Поня-я-ятно… – протянула девушка задумчиво.
Потом встрепенулась:
– А если запаса скорости у тебя нет, что тогда?
– А вот тут интереснее. Если скорости нет, но есть высота, то услышав про то, что немец под хвостом, я стану в вираж, то есть накренюсь, и начну разворачиваться вправо или влево, и фриц при этом неизбежно опять попадёт в зону твоего обстрела: он окажется или здесь, – Андрей плавно вынес модельку над правой половиной стабилизатора, или здесь, – он переместился с моделькой в руках на несколько шагов влево, – в зависимости от того, в какую сторону я буду виражить. И у тебя опять только пара секунд, не более, чтобы его достать. Поняла?
– Ага. А если… – она наморщила лоб, – а если нет ни высоты, ни скорости, тогда как ты будешь поступать?
– А тогда… тогда я буду к земле прижиматься, чтобы он снизу никак не подлез.
– Так это поэтому вся наша эскадрилья на отходе к земле прижималась?
– Именно. На бреющем и уходим. И из зоны зениток быстрее выходишь, и вражеским истребителям не даёшь снизу зайти.
– Ну, хорошо, это я поняла. Так значит, если мы летим низко, то они нас и атаковать не будут?
– Ещё как будут! У них на эти наши хитрожопости другие методы имеются. К примеру, смотри! – Андрей встал строго за килем с самолётиком в руках. Ты его вроде бы видишь, но только кончики крыльев, и то стрелять не будешь – ты опасаешься прострелить себе свой собственный киль. А такое, кстати, в пылу боя случается!
– И что тогда?
– Тоже самое: кричишь мне – фриц за килем! Я вильну рулём направления и самолёт мотнёт вправо или влево, и немец окажется вот здесь, или вот здесь, – он переместил модельку немного вправо, а потом немного влево от киля. И опять же. Не зевай, – мочи его, гада, как только он тебе открылся! Понятно?
– Более-менее.
– Теперь далее. Среди немчуры попадаются и особо одарённые, я таких встречал. Эти прямо в лоб не прут. Они по дуге заходят, иногда со скольжением. Смотри, вот так, лейтенант отошёл за хвост метров на 10, и пошёл обратно, имитируя моделькой полёт змейкой, – он остановился, и крикнул: – А ты чего на меня смотришь? Ты целься давай!
Девушка встрепенулась, и прильнула к прицелу пулемёта, ворочая его на турели:
– Так? Правильно?
– А вот и нет. Я же вижу, как ты целишься. Ты целишься прямо в него, он постучал ногтем в модельку самолёта. А надо не в него!
– А куда же надо?! – удивлению девушки не было предела.
– Прямо в него надо целиться, если он заходит сзади, прямо на тебя. А тут он летит по дуге, сбоку, и целиться надо немного перед ним – это называется брать упреждение. Примерно вот сюда, – он показал пальцем точку перед носом модельки. Потому, что он двигается, и пока пуля долетит до него, он из этой точки уже тю-тю! И пули твои просвистят у него за хвостом, поняла?
– Ну, примерно.
– Хм.. примерно…. Хорошо, будем уточнять.
Следующие пять минут он рассказывал ей про величину упреждения, про зависимость этой величины от дистанции стрельбы, от скорости цели, и от угла встречи пули с целью.
– Ну, схватываешь?
Девушка аж вспотела от усердия.
– Да. Более-менее. Давай, потренируй меня ещё!
– Добро!
Он десятки раз имитировал на неё заходы, перемещаясь за хостом самолёта. И зорко следил за тем, куда она направляла ствол пулемёта.
Сзади послышались шаги…
– Ого! Гляди-ка сь цирк шапито! – услышал он за спиной Колин голос. Обернулся – к ним подходил комэск со своим стрелком.
– Товарищ командир эскадрильи! Отрабатываем взаимодействие стрелка и пилота в бою! – отрапортовал Чудилин.
Взял модельку в руки, Слава Миронов похвалил Андрея:
– Молоток! Правильно делаешь! Понял, Колян, как надо опыт передавать? А то ты молодым всё на руках объясняешь! А лейтенант видишь, самолётик хоть и примитивный, да сделал! Всё показательнее, чем ты своими корявками показываешь!
– Да ей, командир, это и не требуется! Вон, меня сегодня перестреляла с пистолета! А божится, что до этого пистолета ни разу в руках не держала! Способная, аж жуть! Тебе, Огонёк, в цирке фокусником выступать надо. Вот у меня есть знакомый директор цирка… – начал он, – когда война кончится, я тебя….
– Ладно, пойдём, директор цирка! – не мешай людям заниматься боевой учёбой, – Слава Миронов увлек за собой не в меру разговорчивого старшего сержанта.
Андрей присел на крыло:
– Может, отдохнём, а то ты умаялась, я смотрю?
– Ничего я и не умаялась! Давай дальше! Мне интересно!
– Ладно, продолжим, – Андрей утёр пот со лба. – значит, так, следующее: момент открытия стрельбы. Может так получиться, что ты почти всё расстреляла, и патронов совсем мало осталось. В этом случае надо бить наверняка. Ловить в этом случае немца на подходе, пока он виражит – только зря расстрелять остатки боезапаса. Как ни крути, а вероятность подстрелить его в этот момент не очень высокая. Надо дождаться момента, когда уж точно не промахнёшься, тогда и лупить.
– А как этот момент определить?
– А так: вот он виражит, по дуге к тебе идёт, ты ждёшь, он сближается, ты ждёшь – пока он вихляется, ему стрелять неудобно, мы у него в прицеле тоже туда-сюда мотаемся. А вот как только он вихляться перестал, замер – это он выцеливает. Вот тут ты ему прямо в лобешник врезать и должна! Ни секунды не медли! Как только замер – сразу ему очередь в лоб!
При этих словах Андрей рубанул рукой, и продолжил:
– Но это если уж совсем боезапас на исходе. А пока его много, старайся ещё на подходе, когда до него ещё метров 300…400, короткими очередями в его сторону посылочки посылать – глядишь, и собьёшь ему настрой. Они фрицы, расчётливые, риск не любят, – Андрей усмехнулся, – а когда трасса рядом с тобой проходит – оно на нервы ой, как влияет! А нервы они свои берегут, стараются только так воевать, чтобы наверняка сбить, и чтобы себе проблем поменьше. Понятно?
– Ага, – она внимательно слушала, мотая на ус, ловя каждое его слово…
– Фу-у, устал… – он снова вытер пот со лба. Несмотря на довольно промозглую погоду, он весь употел, бегая вокруг хвоста своего самолёта. Агния же, наоборот, сидя в кабине почти без движения, изрядно замёрзла, что и заметил Андрей:
– Слушай, да ты совсем задубела! А ну-ка, иди сюда! – он вытащил её из кабины и на руках спустил на землю. Зажал её ладошки между своих и стал их греть теплом своего тела.
– Так как, урок закончен? Или как? – она выжидающе смотрела на него снизу вверх.
– Ну, как сказать… Много чего ещё можно об этом говорить.
– Так говори!
– Ты же совсем замёрзла уже! Ладно, в двух словах: в первую очередь ты должна быть моими глазами сзади. Я назад ничего не вижу, да и вбок тоже не очень. Ты же верти головой на 360 градусов. И обо всём мне докладывай, не молчи. И особенно, в опасных ситуациях. От того, насколько ты мне точно и вовремя об этом сообщишь, от этого зависит, успею ли я правильно среагировать на опасность, или нет.
– Так что же, я – только твои глаза, и всё? – с упрёком спросил Ангел, – А всё то, что ты мне сейчас говорил, обучал стрелять, целиться, это что, не так важно? – она обиженно хлопала глазами.
Он взял её ладонями за холодные щёки, наклонился к ней, увидев её лицо близко-близко, и произнёс:
– Всё важно. Я на тебя надеюсь, как на самого себя. Даже больше.
И поцеловал её в губы. Она не сопротивлялась.
– Эй, голуби, хватит ворковать! – весело, но с явными завистливыми нотками в голосе прокричала Шурка, выглянув из передней кабины, где она возилась уже добрых полчаса, – уже в рельсу брямкнули, на обед пора, что, не слышали, небось?
– Ладно, пошли, – счастливо засмеялась Агния, – а то я действительно замёрзла!
– Идите, идите, я сейчас! – Александра сидела в кабине пилота и согнувшись, что-то там прикручивала.
– Нет, мы без тебя не пойдём! – Агния настырно полезла на крыло, – давай помогу!
– Да чем ты мне поможешь?
– Ну, подержать там, или ещё чего!
– Ну, держи, вот здесь гаечку… так, а вот теперь эту…. Вот… держи, держи! Сейчас я болтик завинчу…
– А что это ты тут ставишь-то?
– Сюрприз. Но Андрею понравится.
– Девки, вы чего там химичите-то? – заинтригованный их перешёптыванием Андрей потерял терпение и тоже полез на крыло. Перегнулся через Агнию, пытаясь заглянуть в кабину, она тут же оттолкнула его попой:
– Подожди! Сюрприз!
– Э, э! Фокусницы, вы это дело кончайте! – забеспокоился лейтенант, – вы щас там накрутите, чего не положено! А ну-ка…
Но в этот момент Шурка, наконец, разогнулась, и с довольным видом посмотрела на командира:
– Та-ра-ра-рам! Сюрприз! Приходи кума любоваться!
Агния, тоже улыбаясь, сдвинулась в сторону…
Андрей заглянул в кабину и поначалу ничего не заметил.
– Ну и чего? Где ваш сюрприз?
– Как чего? Вот здесь! Смотри! – Шурка потянулась рукой и щёлкнула туда-обратно только что прикрученным нештатным тумблером. Тумблер был прихвачен двумя хомутами к рукоятке нормального газа, чуть повыше рукоятки высотного корректора.
– Это чтобы тебе по рации гутарить легше было, понял, нет? – Александра пытливо смотрела ему в глаза, – это я просто запараллелила вот с этим тумблером, что на микротелефонном щитке, смотри! Удобственно!
– Хм, а и правда… удобнее, – хмыкнул Андрей, оценивая Шуркину рационализацию.
– Ещё бы! Вот смотри! Как было-то? – Она уселась в чашку сиденья пилота, – летишь ты такой, летишь, левая рука на газе, правой рулишь, а если надо что-то по рации сказать, то газ приходиться бросать, чтобы левой рукой ручку управления перехватить, а правой ты начинаешь здесь шуровать: то приём, то передача…. Усекаешь? – Шурку прямо распирало от желания доказать командиру важность внесённых ею изменений.
– Да усекаю, усекаю! – рассмеялся Андрей.
– Так вот! Это в спокойной обстановке легко делать, а в бою? Газом-то работать как будешь? Третьей руки у тебя нету!
– Да понял я, понял! Молодец! Но вот инженер полка эту твою закаряку как увидит, или электрики, такой шум может подняться!
– Да не подымет! – с самодовольным видом отпарировала Шурка, – эту штуку у нас уже месяц, как на всех самолётах поставили. Почти. Это Сашка Синицын, техник Жорика придумал, а Кондратич, как увидел, так сразу его поддержал, мол, стоящее дело. Доложили Никанорычу, показали. Ну он и распорядился, чтоб на всех машинах так сделали. Вот. А на этой не успели… – Александра вздохнула, перевела дух, – а потом, когда её нам отдали, то тоже времени-то в первый день не было, возились мы все вместе с этими…. дырками, – она посмотрела на командира, – а вот теперь, пока вы тут с деревянным самолётиком тренировались, я и успела. Вот.
– Спасибо тебе, родная, – Андрей обнял Шурку и поцеловал её в чумазый лоб, и обернувшись, бросил смущённый взгляд на Агнию.
Она, весело смеясь, замахала руками:
– Да можно, можно! Целуй! Я ничуточки не ревную! Целуй, заслужила!
На Александру было приятно смотреть: она радостно улыбалась, вся раскраснелась, глаза её блестели: её всю прямо-таки распирало от похвалы командира.
Глава 23. Летающая крепость.
За обедом Коля весь извертелся, нахваливая Агнию. Поворачиваясь то туда, то сюда, он спешил поведать всем сидящим за соседними столами, про то, как его перестреляла сидящая напротив него девушка-стрелок. Не забывая при этом вворачивать то тут, то там про свою роль в этом деле.
– Моя школа! – гордо пояснял он.
В конце концов, его командир, сидящий рядом, прервав этот поток, хлопнул его по спине, и сказал:
– Колян, хорош трещать, у тебя борщ уже простыл!
– А, да! – спохватился балагур Коля, и принялся стучать ложкой по тарелке, прихлёбывая борщ и нахваливая: – от это я понимаю! Вот это борщ! Не то, что в пехоте, правильно я говорю, товарищ сержант? – это уже обращаясь к сидящей напротив него девушке.
– А что в пехоте? – вежливо спросила Агния.
– Ха! Там супчик не чета нашему! – принялся объяснять словоохотливый старший сержант, – нет, оно конечно, иногда, ежели повар хороший, то и борщ наваристый, а иногда и совсем наоборот!
– Это как?
– А так: глянешь в котелок, а там крупинка за крупинкой бегает с дубинкой! – и увидев удивлённо расширенные глаза девушки, Коля весело заржал над своей шуткой.
– Вроде как погода улучшается, – как бы между делом, вытирая губы, сказал командир эскадрильи, – может, и дадут добро. Тогда полетим.
– И то хорошо, – обрадовался Андрей, который рвался в бой, чтобы загладить свой вчерашний конфуз с эффектным плюхом в болото.
– Тебе-то что волноваться? – отозвался с соседнего столика Илья, – тебя же Филлипыч вроде отстранил от полётов? У тебя же вроде контузия была?
– Так временно же отстранил! И контузия уже всё: тю-тю! Да и вообще…
– Ты вот что, друг ситный, – рассудительно прервал его сидящий рядом комэск, – не кипишуй. На твой век хватит. Филлипыч даст добро, тогда и полетишь. Завтра. А сегодня – отдыхай. Да и самолёт у тебя вроде ещё в ремонте. Так, нет?
Андрей ответить не успел – послышался низкий, медленно нарастающий гул. Завыла сирена воздушной тревоги, тявкнула зенитка. Все рванулись из столовой на улицу.
Картина, которую увидели выскочившие из столовой, была необычной и впечатляющей: перемахнул кромку леса, и чуть не задев верхушки сосен своими огромными, распластанными крыльями, на посадку величественно и солидно заходил огромный четырёхмоторный самолёт. Из четырёх моторов работали только три, один из винтов не вращался, и из-под капота этого мотора тянулась струя жирного дыма. Здоровенный бомбардировщик грузно плюхнулся на полосу, скозлил, подпрыгнув на пару метров, снова скозлил, от рывка немного помахивая крыльями, и пробежав несколько сот метров, остановился метрах в двухстах от КП. На грязно-буро-зелёном боку красовалась огромная белая звезда в синем круге.
– Союзники! – сказал кто-то в толпе, и все рванули к нежданному гостю. Первые, самые быстрые бегуны ещё не успели добежать до американского бомбардировщика, а сзади, от леса, уже рванула в его сторону пожарная машина.
Когда народ рванулся из столовой, Андрей невольно притормозил, опасаясь за своего стрелка: при её хрупкой комплекции Агнию могли просто задавить в толпе. А так как толпа почти исключительно состояла из здоровых, плечистых парней, то он бережно обхватил её за плечи, и подождал, пока основная масса схлынет и можно будет спокойно выйти. И поэтому, когда они, наконец, выбрались не улицу, и добрались до самолёта союзников, они пропустили некоторые детали.
Подъехавшая пожарная машина уже вовсю тушила коптящий двигатель, американцы уже вылезли из своей махины, и с ними уже общалось оперативно подъехавшее на виллисе начальство в лице командира полка, начальника штаба, политработника и особиста. Быть переводчиком вызвался старший лейтенант Орлов, командир звена из первой эскадрильи, как оказалось, неплохо знавший английский.
Вытащили двух раненых американцев, тут же повезли их на виллисе в медчасть. Переговоры были быстро закончены, и союзники в сопровождении начальства устало проследовали в направлении столовой.
– Жрать повели, – авторитетно заявил Коля, вывинтившись из толпы, – оголодали сердешные, не шибко, видать, их там капиталисты кормят.
– Ладно, трепаться-то! Нормально их там кормят. Тебе лишь бы языком почесать! – Миша Никитенко был не прочь подколоть Колю-егозу, как его иногда называли за его неугомонный характер.
– Я треплюсь? Я? Да я прям рядом с ними сейчас стоял, пока начальство и ними через Ваську переговоры вело. Жрать, спрашивают, нам здесь дадут? – кипятился сержант Никишин, в речи которого причудливо перемешивались правда и вымысел, – а то, говорят, кишка кишке бьёт по башке, третьи сутки, грит, летим, всё никак до Америки своей обратно долететь не можем!
– Да ты думай, когда пули-то отливаешь! – Миша скептически скривился, – третьи сутки! Ну ты и загнул! Это сколько ж бензина надо! Да и летают они не с Америки, а с Англии! Газеты читать надо, грамотей!
– Ха, а Англия твоя, что, близко, что ли? – не сдавался Коля, – чай, тоже неблизкий свет!
– Глобус купи, географ! – старший лейтенант Никитенко нахлобучил ему на нос шлемофон.
– Ладно, профессор, тебя не переспоришь! – Коля ничуть не обиделся, – пойдём технику союзников смотреть! Чего они там ещё напридумывали?
Но посмотреть толком самолёт им не дали – у самолёта уже стояла вооружённая охрана, и внутрь никого не пускала. Правда, к наружному осмотру это не относилось – здесь можно было ходить и трогать всё, что угодно.
– Да-а-а-а! Это чего же только не напридумывают эти капиталисты, лишь бы второй фронт не открывать! – изумлённо воскликнул Коля, подобравшись под брюхо самолёта и заглядывая в щель между створками бомболюка.
– А чего там? – с любопытством спросил Андрей, подходя к нему.
– А ты загляни, загляни! – Коля, как смог, оттянул в сторону створку, немного раздвинув щель для удобства осмотра – видал, какой бомбоотсек! Да тут слона можно запихнуть!
Стоящие рядом Толик Веселовский и Миша Никитенко тоже заглянули в нутро бомбоотсека.
– Ну, большой, понятное дело, – пожал плечами Толик, – а причём здесь второй фронт?
– А при том! – со знанием дела ответствовал Коля-егоза, – вот нагрузят они сюда тонн десять, и летят на Берлин. Сыпанули, и обратно! Потом снова! И так по кругу – каждый день. Пока фрицы пощады не запросят!
– Да не запросят они пощады, – Толик стоял, засунув руки в карманы, и скептически ухмылялся.
– То-то и оно, что не запросят! – горячился Коля, – но зато какая отмазка хорошая! Мол, что вы от нас хотите? Мы и так воюем! Вон сколько бомб фрицам на башку сыпем? Что вам ещё от нас надо?
– Ну, может, и так, – согласился Веселовский, – а вот насчёт 10 тонн это ты маханул – не подымет.
– Чё не подымет-то? Почему не подымет? Да ты на него посмотри! Такая махина! – не сдавался Николай.
– 1800 кило у него нормальная нагрузка. Четыре тыщи фунтов по-ихнему, или четыре 1000-фунтовые бомбы, это по нашему 454 кило, ну, почти полутонка, или восемь 500-фунтовок, – спокойно сказал Илья, стоявший чуть поотдаль от их компании, но услышав бурное обсуждение, решил присоединиться к разговору.
– Тю-ю-ю-! – присвиснул Коля, – а чего так мало-то? Что, совсем каши не едят? Мы то вон, на одном моторе, да с бронёй, и то по 600 кило таскаем, а тут…
– Нормально. Зато у него дальность не чета нашей. Несколько тысяч километров. Вот так, – охотно пояснил подкованный в данной тематике Илья, и добавил: – а если на короткое расстояние, то, понятное дело, можно сюда и побольше подвесить, тонны три-четыре, а то и побольше.
– Хе… – почесал в затылке Коля, – всё-то ты знаешь… ну, а вот как, к примеру, э….э….О!!! – он радостно хлопнул по дюралевому борту бомбардировщика, – а ну ка, скажи нам, как этот бомбёр американский называется!
– Б-17, «Летающая крепость», – пожал плечами старший лейтенант Кутеев, – тоже мне, авиатор! Стыдно не знать.
– Да знаю я! Я тебя проверял… – Коля не обиделся, а просто переключил своё внимание на другую деталь бомбардировщика: подошёл к пузырю нижней шарообразной турели и пнул её ногой.
– Глянь-ка! Сюда что, карликов сажают? Точно, карликов! – он заглянул в откинутый лючок в задней части турели. Попробовал влезть: засунул ноги, весь скрючился, не смог, и матерясь, выпал обратно. Встал, отряхивая с задницы и рукавов снег.
– Издеваются капиталисты над пролетариатом!
– А причём здесь пролетариат? – спросил Андрей.
– А что, думаешь, капиталисты сами сюда полезут? Не-е-ет! Они ж все, как один, толстые! Вот поэтому они стрелков из пролетариата ихнего и набирают! А так как кормёжка-то у них скудная, то и пролетарии у них худые, у росточком не вышли, – он подумал, и добавил: – не все, конечно, а некоторые. Вот этих сюда и сажают! – победно завершил он.
С убийственной логикой Коли спорить было трудно. У него на всё находилась своя, мужицкая правда.
– А вот у нашего Пе-8 защита нижней полусферы грамотнее организована, – изрёк Илья, у которого внезапно обнаружились довольно обширные познания в тяжёлой бомбардировочной авиации, – помнишь, Миш, мы в июле новую матчасть перегоняли с завода?
– Ну, помню. Две недели ещё тогда на заводском аэродроме сидели – ждали, пока они бронекорпуса у своих Илов размагнитят. Они заготовки вроде как краном с электромагнитным захватом перегружали. Вот и сталь и намагнитили. У них ещё из-за этого магнитный компас на всех Илах с этой партии чёрте куда показывал.
– Во-во! Потом дядька-инженер откуда-то приехал, намотали по его совету какую-то хрень типа трансформатора, и им, как утюгом, корпуса гладили, размагничивали.55
– И пока вы всей толпой на дядьку этого многомудрого с утюгом пялились, я по аэродрому гулял. Так вот, стоял там Пе-8 наш, ну, который дальний и высотный. Кстати, он и побольше этой крепости буржуйской будет, ага, – Илья критически окинул взором американский бомбардировщик, – так вот, эту байду, – он пнул сапогом круглый нижний блистер, – ему лепить не стали, а сделали грамотно: продлили вот эти внутренние мотогондолы, куда шасси убираются, – он хлопнул рукой по американскому металлу, – аж досюда, до посадочных щитков. И сделали нормальные две кабинки для стрелков. Обтекаемые и удобные – не надо скрючившись сидеть! Они так и называются – шассийные огневые установки. И в каждой – по одному УБТ. Сила!
– Вот это по-пролетарски! Знай наших! – ввернул Коля.
Но Илью Кутеева понесло: ему надо было выговориться:
– А наш УБТ – не чета этому огрызку американскому, – он пнул кончиком сапога по одному из стволов, торчащих из нижней турели, – он хоть, этот браунинг американский, и крупнокалиберный, те же 12,7мм, но супротив нашего УБТ хиловат будет.
– Так само-собой, капиталисты-то, они о чём в первую очередь думают? – поддакнул Коля, – о деньгах они думают, о капиталах своих. Главное – подороже продать! А уж как там получилось: хорошо ли, плохо ли, дело десятое!
– Ладно, айда в столовую, там буржуи наши уже отобедали, может, что интересное рассказывают, а мы здесь прохлаждаемся! – вся компания согласилась с Колей и потянулась в столовую.
В столовой было интересно: американцы, подзаправившись русским борщом на первое, и жареной рыбой с овощами на второе, немного воспряли духом, и через переводчика в лице ст. лейтенанта Василия Орлова общались со всеми желающими. Со всех сторон слышалось: «Вась, Вась. А спроси-ка у них вот чего…» и далее следовал очередной вопрос. Старший лейтенант Орлов, уже довольно сильно устал, но ещё пока держался. Основной вопрос, который вертелся у большинства на языке, был таким: «когда вы, американцы, откроете второй фронт?»
Командир летающей крепости, молчаливый, хмурый здоровяк, больше отмалчивался, налегая на жареную рыбу, но штурман, шустрый, чернявый балаболка, оказался не в пример разговорчивым, но даже он, услышав вопрос про второй фронт, недоумённо пожал плечами, и что-то виновато пробурлил в ответ.
– Вась, ну, чё, чё он сказал-то? – понеслось со всех сторон.
– Да не в курсе он! – перевёл Орлов, – не знаю, говорит. Мы, говорит, пилоты, наше дело летать, а открывать второй фронт – это дело политиков.
– А ты им переведи, что гнилые у них политики! Переведи, переведи!
– Мужики, да не буду я им этого говорить, обидятся ещё!
– А вот пусть ответят!
– Да не буду я это у них спрашивать!
Разгорелся нешуточный спор, наконец, ситуация несколько разрядилась с новым поступившим предложением, исходящим от командира второй эскадрильи.
– Э! хорош орать! – перекрыл гул в столовой Слава Миронов, – хрен с ним, со вторым фронтом. Чего к ним пристали? Они в этих делах всё равно не бум-бум! Они ж летуны, такие, как мы. Им надо чего попроще, чтоб понятнее было. Вот ты скажи, – он повернулся к командиру крепости, – как тебя, Билл, вроде?
– О, йес! – расплылся в улыбке хмурый до сего момента американец, – Билл! Коммандер Джонсон!
– Вот скажи, коммандер Билл, сколько у тебя боевых вылетов?
Старший лейтенант быстро перевёл.
– О! – радостно включился в диалог американец. Потом выпустил довольно длинную и радостную тираду. Все сосредоточенно прослушали его ответ, и когда он закончил, все синхронно повернулись к Василию Орлову:
– Ну, чего он ответил-то?
– Говорит, этот вылет у него был последний, радуется, что жив остался! Говорит, этот вылет у него двадцать пятый. У них, говорит, так положено – двадцать пять боевых вылетов, и – домой, в Америку. Радуется короче, теперь, говорит, в отпуск поеду, жену увижу, детей у него, говорит, двое.
Американец полез куда-то во внутренний карман, извлёк оттуда бумажник, развернул его и вытащил две фотокарточки и со словами:
– Май вайф, энд май чайлд! – стал совать карточки Миронову.
– Жена, говорит, детишки, – исправно перевёл Орлов.
– Да уж это-то мы поняли, – комэск посмотрел карточки, – красивая!
– Бьютифул! – перевёл американцу старший лейтенант.
– О, йес, йес, май вайф! – радостно закивал Билл Джонсон.
Американцы, сначала чувствовали себя немного скованно, но после принятия «на грудь» 100 грамм, им видимо, похорошело, они попросили добавки, и им налили ещё.