По обе стороны моста

Мы умели долго и увлеченно разговаривать на разные темы, даже если выбирали соус к нашей пицце в магазине. Иногда проговаривали целую ночь, не замечая времени. Катя была всегда рядом, даже если сидела у себя дома. Мы даже целовались под дождем. Понимаете? Это не делают ненужные друг другу люди. Да и не так, чтобы на насколько секунд, я утопал в ней, а Катя во мне. Танцевали по лужам и не боялись показаться безумцами. Ох, сколько эмоций было, когда мы возвращались обратно домой, укутывались в одеяло и пили горячий кофе. Что-то несравнимое. Я мог прийти к ней, когда мне плохо или просто грустно, но лишь мысленно. Она, наконец, приняла меня таким, какой я есть. Переживала, плакала, оставалась со мной все время. Наконец я понял, с кем должен провести всю свою оставшуюся жизнь. Но нет. Ничего не может так хорошо закончиться. Такого в мире, видимо, не бывает.

Мне пришло предложение с работой. Поездка в Австралию. В тот момент я был бесконечно счастлив. Наконец меня заметили, и я нашел себе работу, хотя и далеко от дома. Первым, кто услышал об этой новости, была, конечно же, Катя. Мы были у меня в квартире, и, когда я чуть ли не скакал от радости по всей кухне, она казалась какой-то потерянной. Я этого поначалу даже и не заметил, продолжая быть столь же счастливым. А ее душа разрывалась. Она не понимала, что ей теперь делать, что сказать и как себя чувствовать. Как только это заметил, я застыл в недоумении и посмотрел прямо на нее. Мне показалось, что она почувствовала себя сразу брошенной, никому не нужной, словно я ее забыл. Но все оказалось хуже. От новости, что она может поехать со мной, она расплакалась. Она говорила, что просто не может. Ни выдержать разлуку, ни полететь со мной. А когда спрашивал почему, молча отворачивалась. Я подошел к ней, опустился на колени, неловко взял за руки и посмотрел пристально в глаза. В заплаканные, серо-голубые глаза. То, что она не могла сказать, я почувствовал. Но так и не смог понять. Почему она не может улететь из города? Что ее тут держит? Все стало еще сложнее. Мы сидели в полной тишине. Пока я ее не разрушил, сказав, что еще могу остаться. Что еще есть столько времени подумать и потом еще несколько раз передумать.

Настало время, когда душа разрывалась на две части. Передо мной встал один из сложнейших выборов, пойти за своей мечтой или за своей любовью. Однако с каждым днем мне начало казаться, что Катя отдаляется, холодеет ко мне. Прогулки стали недолгими, свидания – невеселыми. Где-то за неделю до моего возможного отъезда все вдруг прошло. Ко мне пришла прежняя Катя. Она вновь могла со мной бесконечно долго говорить ни о чем, вновь подолгу гулять и разглядывать лунный отблеск на небольших пушистых облачках. Как будто вся ее боль перешла в неловкую нежность, ту, с которой все началось. Но маленькое пятнышко обиды, недоверия в наших отношениях разрасталось.

И вот мы стоим посреди торгового центра, я вижу, как льются слезы, и не в состоянии ничего изменить. Вокруг играет музыка. Любопытные люди рассматривают нас. Шуршат пакеты в моих руках. Но я ничего не слышу. В моей голове полная тишина. И лишь изредка голос и вздохи Кати нарушают ее. Как будто я мог слышать только ее. И я слушал. Новый парень, разбитые чувства и лживые надежды на счастье со мной. Ощущение, что в тебя воткнули сотни иголок. Понимание, что ты сделал правильный выбор, обычно радует. Со мной такого не было. Смотрю на Катю, одетую в платье цвета вишни, в котором она выглядела всегда шикарно, с волосами, заплетенными в две косы, хочу что-то сказать, но комок в горле мешает. Я тону. Иду на дно, мне все тяжелее дышать. Легкие заполняются водой. Еще немного – и упаду замертво.

Два человека, когда-то любящих, смотрят друг на друга, а сказать ничего не могут. Молчат. А ведь меня предупреждали. Костя все сказал.

Ну не мог я просто взять и оставить ее здесь с кучей тяжелых пакетов. Не знаю, что было у нее в голове, на даже после этого разговора, она согласилась. Шли к выходу и молчали. Она вытерла слезы платком, который достала из пакета, но все равно глаза были-то заплаканные. Я помог ей вытащить все сумки из автобуса и зашел обратно. Катя медленно уходит от остановки, бросая свой последний взгляд на меня. Я уже не мог ничего исправить. Двери закрылись, автобус двинулся с места.

На что я собственно надеялся? То, что она действительно улетит со мной или будет ждать тут так долго, как только сможет? Нет, я не мог о таком даже подумать. Наверное, поэтому так мне и надо. За то, что хотел чего-то большего. Вообще зря подошел к ней в тот день, довольствоваться бы своим одиночеством. Ведь я понимал, что может так все закончиться. И, наверное, нужно это, наконец, принять. Проще забыть все, что между нами было, чем чувствовать страдания и боль.

Наблюдая, как гуляют молодые пары или семьи, я завидовал и думал: « Зачем все это? Может, не надо было ее бросать? Кому я теперь нужен, разве только родителям… Вот именно, что никому… Но больше ничего не исправить.»

И вот сейчас я кое-что понял. Я думал, что не смогу ее забыть. Ведь я воспринимал Катю тем самым человеком, которого находят один раз в жизни. Но теперь остается лишь забыть ее нежные чувства, искреннюю улыбку, наши дорогие прогулки. Я и вправду считал, что эта любовь не закончится никогда. Она меня мучала, разрывала на части, душила и грызла. Я винил себя и только себя. Это была моя ошибка, которую теперь не исправить. Это моя вина. С этим ничего не поделать. К сожалению, рано или поздно все имеет способность заканчиваться. Любовь, боль, грусть, радость. Абсолютно все. Я больше ничего не чувствую к ней. Лишь тоску и слабое тепло от воспоминаний. Передо мной всплывали кадры, в которых она все еще со мной. Как и прежде. Но все, что я чувствовал когда-то к ней, прошло. Долго и больно, настолько, что словами не передать. Но это все прошло. Я хотел, чтобы она была счастлива со мной, но я точно не её судьба. Теперь это понятно. А ведь когда-то я наглядеться на нее не мог…

Даже так, мне никогда не забыть этот счастливый период в моей жизни. Я отдал ему все свое время, всю свою душу и просто так стереть эти моменты не смогу. Чувства радости смешались с горечью ее слез. Мой мир был перевернут с ног на голову несколько раз за короткое время. Хорошо ли это? Я не знаю…

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Тот вечер Катя провела у себя дома. В небольшой квартирке, в которой всегда было уютно, пахло арахисом и пирогами, но жаль, что я этого не знал. Она лежала на кровати, даже не раздевшись, а ведь прошел весь день. Лицо уткнула в подушку, мокрую от слез. Рядом ходил черный кот, изредка мяукая, как будто пытаясь успокоить ее. Прыгал, кувыркался, лишь бы Катя улыбнулась. Но он ничем не мог помочь.

В нее вселилась ненависть. Но не ко мне за то, что покинул. Даже не к моей работе за то, что разделила нас. Только к себе. Она ненавидела себя, наверное, больше чем кого-либо. И все лишь потому, что промолчала. Хотя я и думал, что знаю Катю хорошо, в ней таилось еще множество тайн, которые она не раскрывала никому. Может быть, боялась. Привыкла держать себя в страхе, ожидая неопределенной опасности или катастрофы. Только почему? Почему она не могла сказать, что ее родители умерли в этом городе? Их сбила машина, оба погибли на месте, а водителя, который, возможно, был пьян, так и не нашли. Почему она не сказала, что их могилы здесь, и она каждую неделю приходит на городское кладбище с цветами и плачет? Именно поэтому, иногда я не понимал причину ее слез.

Всем своим друзьям она рассказывала, что ее родители живут в другом городе. Когда я расспрашивал, ответ был тем же. Она никогда не впускала меня в свой дом, ведь там слишком много фотографий, где они еще все вместе. Какую силу она имела, чтобы так скрывать свою трагедию… С самой гибели родителей она всем врала, а всю боль держала в себе. И сейчас Катя ненавидела себя именно из-за этого. Потому что не смогла ничего сказать любящему ее человеку, которому доверяла все.

В день, когда она узнала о моем отъезде, Катя поняла, что перед ней встанет слишком сложный выбор. Рассказать все и надеяться, что я ее не брошу из-за обмана, или, промолчав, уйти навсегда?

Но я же не бросил бы ее. Никогда бы не отпустил, узнав правду о родителях. Жаль, что она никогда не узнает, что я бы не улетел от нее. Я бы никогда ее не оставил одну. Нашел бы другую работу. Любую, главное, быть рядом с ней. Но мне была нужна причина. Должно было быть что-то, что заставило бы меня остаться тут, возможно, навсегда. Не мог же я переступить через гордость и остаться с девушкой, которая сказала, что у нее кто-то появился.

Жаль, что даже про это она соврала. Черт знает, что творилось у нее в душе тогда. Она была разбита, и те слова вырвались неосознанно. Кате показалось, что я должен почувствовать боль, которую сейчас причинил ей. И у нее это получилось. Само собой. Необдуманно. Мои слова сломали Катю. Может быть, после этого, она никому никогда не поверит. Больше не сможет потянуться к другому человеку. Не сможет снова полюбить… Ничто ее не потревожит, ничьи чувства не растопят ее сердце.

Катя просто возненавидела себя. За все. За секундную ненависть, за ложь, за недосказанность. И чем больше она себя ненавидела, тем сильнее отдалялась от мира всего, в котором она видела только злую боль. Все ей напоминало обо мне, об ее былых чувствах. Пройдет мимо моего дома, на минуту задумается: «А может быть, приехал?», – вздыхает, отворачивается и уходит, а на глазах – горькие слезы. В один день она поняла, что я был самым близким человеком, она только мне одному доверилась, и просто так бросить меня не может. Она хотела мне написать, выговориться, лишь бы не держать все это в себе. Диалог со мной уже начат, но что-то ей мешает. Слова не идут, пальцы не бегают по клавиатуре. Прошел день, второй, третий и ничего. Возможно, она и вправду стала той, кого не пробьют ничьи чувства. Или она уже не любит меня, забыла, гуляет с другим. Или же все еще любит…

Я знал точно одно. Катя так и осталась для меня большой неразгаданной тайной.

VII

-Надеюсь, она сейчас с кем-то, кто не поступит, как я. С кем-то, кто отвечает на все ее сообщения и никогда не позволит уснуть с мыслью, что она лишняя. И точно ее не покинет. А я пока поживу с двумя ранами в груди, которые вряд ли вообще заживут. И сделать с этим я ничего не смогу.

За окном проходят люди, не отвлекаясь ни на что. Их ничто не тревожит. Целый мир проходит перед глазами, а они его не замечают. Хотя вот несколько подростков выделяются. Один из них с гитарой. Но, скорее всего, через некоторое время все изменится. И они попадут под власть повседневного, где все пролетает. Минута за минутой и секунда за секундой. Все разнообразное превращается во что-то обычное. Мир радости в мир равнодушия.

Я допил свой кофе, оплатил и вышел. Может быть, Катя для меня все еще что-то значит? Ведь я ее не забыл. Вспоминал. Не знаю. Я уже мало что понимаю. Вновь эти серые дома, которые и различаются только маленькими магазинчиками. Так я дошел до центра, очень страшного места. Здесь произошло множество аварий со смертельным исходом. Здесь я впервые увидел гибель людей.

Мне тогда было лет 15. Ничем не примечательный день, я вышел погулять один. Знаете, когда утомился и дома сидеть не хочется, да и вообще разговаривать с кем-то тоже. Ты просто выходишь на улицу подышать свежим воздухом, пройтись. Так случилось и со мной. Шел дождь, все небо было покрыто одной огромной темно-серой тучей. Иногда ударяла молния под очень громкий грохот грома, такие картины рисуют фильмы ужасов. Моя ветровка почти не пропускала влагу. Зонтик брать было бессмысленно, ведь я люблю дождь. Гулять в такой день, перепрыгивая через лужи, когда в ботинках вода хлюпает и по твоей спине бьет град капель, это похоже на состояние счастья.

Так я перескакивал лужи до самого центра нашего города. Это площадь, вокруг которой росло много деревьев. В самой середине стоял огромный дуб, на ветках которого на цепях висели квадратные металлические со стеклянным вырезом по бокам фонарики, освещающие все вокруг. Но сейчас их свет ничем не мог помочь из-за проливного дождя. Вокруг дуба проложен широкий тротуар, где всегда собирается много людей. Этот дуб был не обычным. От него как будто веяло магией. На его фоне любили фотографироваться, а ночью сюда прилетали светлячки. Это делало его и вправду волшебным. Дальше – дорога в несколько полос, по которой, то и дело, ездили машины. Их иногда останавливали светофоры, но машины всегда спешили. Центр находился среди домов, и из них иногда открывался прекрасный вид. Но сейчас из окон домов ничего не было видно. Лишь бесконечный дождь. Во всем виноват дождь. Несмотря на то, что улица и дышала как-то по-другому, по-новому, свежее, что-то было не так… Я продвигался по правой стороне, как-то не смотря по сторонам. Даже не заметил, что пошел по центру. Моя голова была слишком сильно забита проблемами. Машинально запрыгнул на бордюр и пошел, пытаясь не терять равновесия. Обувь почти промокла, да и сам я, но уже не чувствовалось. Все шло не просто хорошо, а замечательно.

Вдруг громкий звук резкого удара. Поворачиваю голову налево, а там… там… На дороге лежат мужчина и женщина, откинутые друг от друга на пару метров. По моей спине пробежала дрожь, сердце стучало и стучало в моей грудной клетке, которая то расширялась, то сжималась. Я все еще не мог сдвинуться с места, а к ним подбежало несколько человек. Все внимание окружающих было приковано к ним. Однако, самое главное – машина, успела сразу уехать, и я ее даже не заметил. Словно ее никогда и не было. Все произошло слишком быстро, на дороге не осталось даже следов от шин.

Резко очнувшись от шока, я подошел к толпе людей и медленно начал проталкиваться вглубь. Со стороны я только и слышал, что говорили:

–Он был точно пьян! Видели, как он ехал?– мужчина средних лет напротив меня, одетый в черное пальто и невысокий цилиндр. Так сейчас не ходят, поэтому он сразу привлек мое внимание.

–Ага, он даже по бордюру около дерева проехался,– толпа вокруг согласилась. И повисла минутная тишина.

–Так его самого никто не видел?– спросил женский голос позади. Мне как-то неловко было оборачиваться, чтобы увидеть, кто это сказал.

–Им нужна помощь! Может, вызовите кого-нибудь?– наконец-то догадался мужчина.

–Да, да, сейчас,– и сразу несколько людей начали набирать номера по телефону.

Все только и говорили о том, что это был мужчина, да еще и пьяный. Может быть, это просто догадки. Но никто не заметил ни номера, ни марки машины. Лишь одно было явным – на мокрой дороге лежат два трупа. Мужчина и женщина.

Как только я прошел через людей, сначала увидел женщину, ей было около 30. Полноватая, одетая в синее, словно полупрозрачный лед платье, короткие сапоги черного цвета. Лицо застыло в страхе. Все побелело, даже губы, когда-то накрашенные малиновой помадой. Глаза открыты, они неестественного цвета, я никогда такие не видел. Серебро и сапфир, плавно переходящий друг в друга. Перетекающие цвета из одного в другой. Из маленького заостренного, носа текла темная, как вино, кровь. Дождь бил ей прямо в лицо. Эти капли были словно слезы. Ее сумка лежала примерно в метре. Она была закрыта, и, казалось, что в любую минуту любой человек из толпы может выбежать и забрать ее. Но все стояли на своих местах, почти не двигаясь, ждали чего-то. У женщины были неестественно вывернуты ноги. Наверное, были многочисленные переломы. Вокруг тел начала проступать кровь, смываемая водой. Это выглядело очень жутко.

Я протолкнулся еще дальше, чтобы взглянуть на мужчину. Не знаю, зачем это мне надо было и почему я все еще здесь находился. Но казалось, что это очень важно, словно они мне знакомы, будто я их где-то видел и знал. Меня тянуло мое же сердце. Но взглянув на мужчину, я понял, что это не так. Я их никогда и нигде не видел. Взрослый мужчина, лет сорока, лежал с открытым переломом руки. Вид тот еще. Кость выглядывала из серого, словно кожа слона, пиджака, покрывая его кровью. По бледному лицу стекали капли и заплывали под шиворот белой рубашки. Рыжие волосы уже давно смешались с грязью и кровью, текущей из затылка. Оба темно-синих глаза были раскрыты. Правая нога была сломана. Его голова была повернута к женщине, возможно, это его последнее действие перед смертью.

Не мог я тут долго стоять. Тем не менее, меня почему-то потянуло к незнакомым людям? Почему я теперь сильно за них переживаю и сочувствую их родственникам? Я бы хотел предотвратить эту аварию. Крикнуть, чтобы они стояли на месте. Но они бы послушали меня? Вряд ли… Да и не успели бы понять, что-либо. Или мог же подбежать и оттолкнуть их? Сразу двоих. И не важно, умер бы я или нет. Главное, что, скорее всего, они бы остались жить. Я бы сделал то, чего хотел. Но уже не могу. Время не вернуть. Мужчина-убийца на машине уже уехал, и его вряд ли кто поймает.

Я дошел до дома, зашел в свою квартиру и долгое время ничего не мог делать. Сидел на кровати и смотрел в одну точку. Ко мне подходили родители, пытались расспросить. «Илья? Что с тобой? Расскажи… Сынок?». Но я не отвечал. Не мог ответить. Передо мной стояла картина: двое погибших людей лежат в крови. В моем горле застрял комок, не дающий даже вдохнуть. Но через некоторое время я не выдержал. Разрыдался. В этот момент рядом со мной сидела мать, и я просто упал к ней на плечо со слезами. От нее пахло лилиями и цитрусом. Мне этот запах всегда нравился, но даже он не мог меня успокоить. Слезы текли и текли, и черно-красный в цветах халат быстро промок. Она ничуть не удивилась и просто обняла меня. Так мы сидели почти весь вечер, пока я, запинаясь и всхлипывая, все не рассказал. Она молча выслушала, только обняла еще крепче.

Нет, конечно, нельзя это место строго назвать мрачным. Из всего, что здесь произошло, я сразу вспоминаю лишь этот момент. А ведь здесь часто проходят праздники. Иногда выступают уличные музыканты, вокруг которых собирается толпа. И все эти люди поют песни вместе. Что может быть прекраснее и уютнее? Через это место проходят парады. Красочные такие. Новый год иногда празднуют тоже здесь, ведь тут большое, открытое пространство и дерево, почти заменяющее елку.

Странно, что я помню преимущественно драматичные моменты. Не сказать, что счастливых было меньше, даже больше. Но почему, когда люди в печали, то они видят лишь плохое? Как и я. Зачем я убиваю сам себя? Добиваю? Может быть, это сделает меня счастливым. Надо просто, чтобы закончились все эти эмоции. А если этого не случится? Вдруг все станет еще хуже.

Я дошел до одного из мостов в нашем городе. С него открывается отличный вид. Город в разрезе, канал, над которым висит мост. Что-то прекрасное в этом есть. Вода, иногда покрывающаяся прозрачной пленкой в виде льда, соединяет две части города. Каменная укладка из серо-бирюзового кирпича, словно волны. По бокам лежат большие плиты из гранита, а на них стоят металлические ограждения с изображением заката. Через каждые четыре метра в ограждении стоят колонны с висящими на них небольшими прямоугольными фонариками, они похожи на старые автоматы с телефонами.

Ступив на первую плиту, я ощутил что-то неприятное. Здесь всегда ходило много народа, но сейчас никого нет. Неужели этот мост закрыт и мне не стоит идти дальше? Да нет. Ничего рядом не написано. Лишь дома с табличками улиц и номерами. Кое-где знаки движения. Но ничего запрещающего нет. Я прошел еще немного и тут заметил. На другой стороне стоял Костя. Мы оба не двигались и смотрели друг другу в глаза. Я заметил слезы на его лице, но ничего не мог с этим поделать. Не мог поверить, что это он. Даже шага сделать не удавалось. Может быть, крикнуть? Я открываю рот, но не могу издать ни звука. Тишина. Я. Костя. Мы стоим по обе стороны моста. Лишь наблюдаем.

В этот самый момент Костя начинает двигаться. Он одет в черный костюм, белую рубашку с не застёгнутой верхней пуговицей. На нем нет обуви. Костя пошел на середину моста, остановился и взглянул на меня. На его шее темно-синие, почти фиолетовые синяки от веревки. По его лицу текут слезы, а черные волосы медленно развеваются на ветру. Он вновь поворачивает голову в сторону реки, неспешно ступает босыми ногами, словно это причиняет ему жуткую боль, подходит к ограждению справа от меня и торопливо залезает на него. Я пытаюсь выкрикнуть его имя, выдавить из себя хоть какое-то слово. Он прыгнул.

Ко мне вернулся контроль над телом. Я подбежал к тому месту, на котором Костя стоял еще несколько секунд назад, взглянул в воду. А там… Никого не было. Лишь несильное течение, омывающее огромные каменные колонны, держащие мост. Я постоял еще несколько секунд в надежде, что сейчас он всплывет. Вот-вот появится его тело, я вызову кого-нибудь на помощь. Но нет. Я же видел, как он умер. В моих мыслях возник образ еще висящего на веревке Кости, и по спине пробежала дрожь. На что я вообще надеюсь? Что он несколько часов назад воскрес и пошел именно сюда? Нет, нет…

Я обернулся и увидел, что весь мост забит людьми. Тут даже протолкнуться сложно, не то, чтобы бегать. Но что со мной происходит? Скорее всего, это мысли не дают мне покоя. В небе стояло холодное солнце, вокруг которого толпились ледяные облака. Словно ничего не изменилось с самого утра. Вокруг пахло рыбой, хотя в реке ее не могло быть. Пробираясь сквозь толпу, я пошел туда, куда планировал еще с самого утра. К своим родителям.

Прошагав еще около получаса, я прибыл на место. Блекло-розовый дом с небольшими вставками белого, в девять этажей, стоял прямо передо мной. Я подошел к домофону и позвонил, только не в свою квартиру. Мне кажется, что если я сейчас услышу чей-то родительский голос, то что-то во мне замкнет. Это не увидеть их глаза, они меня не обнимут, не поддержат взглядом. Это лишь звуки, которые изредка могут что-то сделать. Конечно, не с первого раза, но мне открыли дверь. Я зашел в подъезд, поднялся на их этаж и встал напротив двери. «А вдруг это не их дверь?»– испугался я. Но я точно помнил, что это она. Я потянулся к звонку и задумался: «А что я скажу?». Немного постояв в таком положении и не придумав ничего, решил просто говорить, что придет в голову. Я нажал на кнопку звонка.

Я еще чуток постоял перед дверью с кислым, опущенным вниз лицом, как услышал звуки шагов. Послышался звук открывающегося замка, и темно-коричневая дверь отворилась. Передо мной стояла мама. По ней было видно, что она только встала. Еще не расчесанные, русые до плеч волосы, были растрепаны. Сонные зеленые глаза рассеяно смотрели на меня. Лицо ее медленно стало оживать, глаза засияли, заулыбались. Маленький заостренный носик чуть приподнялся. Она стояла в своем старом черно-красном халате, усыпанном разнообразными цветами, и в серых пушистых тапочках. При ее виде мне стало только хуже. Я вновь вспомнил Костю. Ту пару, сбитую машиной. Мой взгляд помутнел, ноги и руки задрожали. Мне бы забыть все это немедленно, бесследно. Но этому не бывать.

В конце коридора, слева, в двери горит свет. Скорее всего, там умывается мой отец. Справа – арка в зал. Как помню, там всегда уютно. Но что сейчас, не знаю. Прямо за маминой спиной была кухня. Стоял стол, покрытый очень яркой скатертью, вокруг него несколько металлических с мягкими, желтыми сиденьями стулья. Я заметил на столе красную чашку, от которой еще исходил пар. Обычно вход на кухню был завешен прозрачными шторами, но сейчас их не было. Я снова взглянул на мать.

–Илья прилетел!– она резко, чуть ли не подпрыгнула, подошла ко мне и обняла. Я кисло улыбнулся, хоть и улыбкой это назвать сложно, но она этого не заметила.– Коль, выходи, Илья прилетел!– крикнула она, обернувшись назад, зовя моего отца.– Ну что! Рассказывай! Все говори, все показывай. Что видел? Как работа?– мама будто проснулась, заметив мой взгляд, мои уставшие глаза. Это был тот самый момент. Меня трясло.– Илюша! Что случилось?

Она потянула меня в квартиру и, когда я зашел, закрыла дверь. Я не ступил еще шагу, не стал снимать обувь. Я ничего не делал, просто стоял. Моя мать стояла напротив меня. Она была чуть ли не на две головы ниже меня, и я видел эти глаза. Словно она что-то знает, понимает. Я скинул обувь и пошел на кухню, место, которое, как казалось, было ближе всего. Присел на стул и вновь осмотрел ее. Обои были все те же любимые, много апельсинов, будто летящих вниз. Ох, как же мне это напоминает мое детство.

–Лена, ты что-то сказала?– приглушенно послышалось из ванной.

В этот момент из ванной вышел мой отец, отпустивший бороду и усы. Я вновь увидел его серые глаза, его большой нос, мокрые, но все те же черные волосы. Даже одежда была на нем знакомая, как и много лет назад. Папа редко носил тапочки, и сейчас он был без них. Он очень удивился, увидев меня, но пытался не подать виду. А глаза и хитрая улыбка его выдавали. Он сразу почувствовал мое состояние, быстро подошел и сел рядом. Папа хотел что-то сказать, но открыв рот, не выдавил ни звука. Я и не предполагал, что все будет именно так. Я словно подросток. Тот мальчик, который впервые увидел чью-то смерть. Меня бросало от той пары к Косте и обратно. Их тела не давали мне покоя. Голова на все кричала – нет, и мотала меня по мыслям. Сердце молчало, ему явно не хорошо.

Ко мне подсела мама. Ее улыбка уже давно ушла, а на лице появился страх. Тут я, наконец, понял, что нужно что-то сказать:

–Костя… Он… Его больше нет с нами.