Смешно и грустно. Сборник рассказов

* * *

Многодетная мать Шапочки, (которую тоже звали Красной за её коммунистические убеждения и вечно красную пропитую рожу) как обычно, всю ночь шила, а утром пошла на базар продавать свои шапки. Непреодолимая жажда выпить и закусить заставляла её работать, не щадя живота! У неё выпал на редкость удачный день: во-первых, она распродала всё и получила несколько заказов, а во-вторых, у одного торговца в мясном ряду нашла очень дешёвую и при этом замечательную, жирную баранью тушку. Торговец уверял, что это редкий уссурийский безрогий баран, что сегодня первый пробный завоз и поэтому скидки. При более пристальном рассмотрении оказалось, что баран не только безрогий, но ещё и беззубый. Впрочем, эта странность ничуть не смутила женщину. На радостях она купила всю тушку целиком, припёрла домой и принялась готовить, предвкушая настоящий пир. Более того, она пригласила в гости самых близких и самых дорогих друзей – дровосеков, которые, усевшись за дубовый стол, поведали душещипательную, захватывающую историю о том, как героически сражались они с огромным серым волком, спасая её маленькую, её последнюю дочку. Аромат жареного мяса расплывался по всей округе. С нетерпением сглатывая слюни, первый дровосек откупорил бутылку вина и процесс пошёл. После первого же тоста наши храбрые герои расчувствовались и со слезами на глазах, перебивая друг друга, начали говорить о том, как им жаль маленьких девочек, как жаль, что сегодня на этом празднике жизни нет ни одной Красной Шапочки, что у них такой пир, а кости от мяса грызть некому!

– Что-то жестковата баранина – сказал первый дровосек.

– Зато жирная – ответил другой.

– Вкуснятина! – воскликнул третий и проглотил, не жуя.

– Ну, вздрогнули – сказала мама Красной Шапочки.

– Что-то живот пучит – сказал первый дровосек.

– Что-то печень побаливает – сказал второй дровосек.

– А вкуснятина обратно просится – добавил третий.

– Ну, вздрогнули – сказала мать Красной Шапочки.

– Ой, как плохо… – простонал первый дровосек.

– Помогите! – закричал второй.

– А… – только и успел выдавить третий.

– Ну, вздрогнули – сказала мать Красной Шапочки. Порывшись рукой в салате, она засунула в рот пучок капусты, обвела захмелевшим взором всех присутствующих и первый раз за вечер сказала что-то внятное:

– Слабаки, а ещё дровосеки! Вы только посмотрите на них – после третьей рюмки уже все мордами в салате лежат.

И, налив ещё вина, добавила:

– Ах, как обмельчал народ…

И вот тут она потянулась к мясу.

* * *

К этому времени девочка всё ещё не смогла добраться до бабушки. Её несло весь день!

Краски леса потускнели. Что-то сильно изменилось в этом гармоничном царстве. Ах, да – запах. От поднимающихся паров даже безмозглый дятел потерял сознание, совёнок выпал из гнезда и тут же сдох. Звери начали срочную эвакуацию. Старый лось в ужасе сбежал в деревню к людям. «Мне, – говорит, – легче лечь под топор, чем терпеть такие пытки!». Медведь завалил берлогу камнем и попытался залечь в спячку на 3 месяца раньше срока, а бедный крот даже под землёй не нашёл убежища от ядовитого следа, оставленного Красной Шапочкой – пропиталась почва. Когда едкий смрад достиг опушки леса и проник в домик бабушки, то последняя изголодавшаяся мышь повесилась на верёвочке, что болталась над дверью. Дверь, разумеется, открылась. Да что там мышь, если даже сама старушка, выпучив глаза, вскочила с постели с резвостью чемпиона по лёгкой атлетике, вскочила первый раз за 15 лет и тут же закрылась в погребе.

Сама же Красная Шапочка надышалась до полного безобразия! Как оказалось, от этого безобразия можно словить такой кайф, с которым никакие глюциногенные грибочки даже близко не сравнятся! С диким смехом и радугой в глазах она продолжала ползти на четвереньках к опушке леса.

К счастью вечером началась гроза. Вода и свежий ветер сделали своё благое дело, а маленькая худенькая девочка добралась, наконец, до бабкиной избы. Красной шапочки на голове её не было. Она использовала её почти сразу, потому что бумажки в лесу найти не удалось. Зато сохранился красивый и пушистый волчий хвост, который в конец обессилившая путешественница, с гордостью вручила своей бабушке. Подарок бабушка приняла, но признать внучку без родовой шапочки не захотела; однако, выслушав, и узрев, кому обязана своим чудесным исцелением, смилостивилась.

И стали вместе они жить-поживать да лес от волков охранять. Вскоре о страшных укусах девочки прознали по всей округе до самого синего моря (и даже дальше), а потому ни один вредитель не решался осквернить лес своим присутствием. В деревнях стали складывать сказки о лютой Бабе-Яге, что живёт в избе на опушке леса, а по ту сторону моря появились первые легенды о вампирах и оборотнях.

Что же до дома в селе, то освободившуюся жилплощадь очень быстро заняли и об отравленных дровосеках и матери Шапочки сразу забыли. И поделом: нечего такими персонажами сказки портить.

Деликатность

Аптечный запах крепче водки. Его не спутаешь ни с чем. Даже больницы пахнут иначе. В той атмосфере слишком много боли и вопящей тоски. А здесь попеременно скучают глухая отстранённость и яркий азарт надежды. Пёстрые упаковки, холодные витрины и деловитые фармацевты, которые знают всё, даже если эти знания приходят в момент продаж. Торговать здоровьем – дело не шуточное. Это вам не в носу пальцем дырки прокручивать. Здесь нужен особый подход: деликатность и большое человеколюбие.

Правда, деликатность у нас всё чаще путают с деликатесом, а человеколюбие считают психическим заболеванием, но это ничего.

Так вот, аптечный запах – непроницаемый бетонный монолит, в который я ткнулся всем телом, как только отворил дверь. Приятный звон колокольчиков, висящих над самой дверью, оповестил о моём приходе. Вхожу, становлюсь в очередь. Передо мной только одна молодая девушка. Стеснительно переминаясь с ноги на ногу, она, почти шёпотом, спрашивает у фармацевта:

– Скажите, пожалуйста, у Вас есть что-нибудь от геморроя?

– Конечно, – отвечает фармацевт, – Есть мазь: 35 рублей.

Она роется под прилавком и, видимо, не найдя того, что нужно, кричит на другой конец аптеки:

– Валя! Где у нас мазь от геморроя?!

– В холодильнике! – отвечает невидимая моему взору Валя. Снова зазвенели колокольчики, и кто-то занял очередь уже за мной.

– Принеси!

Девушка начала краснеть и снова зашептала (в отражении витрины я видел её зардевшиеся щёки):

– Скажите, а эта мазь точно поможет?

Фармацевт:

– Конечно поможет – по 35 рублей-то! Какая не помогает, та вон… по 34. Не верите, у мужчины спросите. Он в прошлый раз брал.

И показывает на человека, стоящего за мной.

– Ну, – думаю, – если снова пришёл, значит, точно не помогла. Хороша-ая-яя-я!

Но девушка спрашивать не стала, а только покраснела ещё сильнее. А очередь между тем росла. Колокольчики почти не замолкали, впуская всё новых и новых посетителей. Но фармацевт на этот факт внимания не обратила, а наоборот, увидев некоторую нерешительность покупательницы, принялась усердно рекламировать товар (думала, что рекламирует):

– Ой, а запах какой замечательный – аромат по всей квартире! Можно даже вместо освежителя воздуха использовать. Есть ароматы дыни, яблока и мультифруктовый.

– А вкус? – не удержался я.

– А вот зря смеётесь, молодой человек, – парировала фармацевт, – у меня двое маленьких детей. Каждый день возвращаюсь с работы, а они тут же подбегают, ручонки тянут, кричат: «Мама-мама, где наша мазь?!». Они у меня не то что сникерсов, колбасы не просят, а эту штуку целыми днями могут сосать из тюбика!

– И нам не надо ни шоколада, ни мармелада… – я еле сдерживал смех.

– Да что вы из меня дурочку делаете? – возмутилась фармацевт, – Вон, у мужчины спросите… Ведь, вкусная же?

Мужчина утвердительно кивнул головой и довольно улыбнулся.

– Простите, – сказал я ему, – но, если в инструкции написано, что мазь применяется ректально, то вы явно что-то перепутали.

– Что забрало, что поддувало – никакой разницы, – ответил он, – главное, результат.

С другого конца аптеки крикнули, что есть мочи:

– Кому мазь от геморроя?!

– Давай сюда! – крикнула фармацевт в ответ, – Тут девушке совсем плохо – покраснела вся! (верный признак, ага)

Девушка уже и не знает, куда ей деться, в душе, наверное, проклиная себя за то, что пришла именно в эту аптеку. Краска залила уже всё её лицо и даже уши. А очередь, между тем, растёт. Колокольчики надрывно и бестолково возмущаются.

Какой-то старикашка с трясущимися руками, услышав обрывок разговора, тоже решил внести свою лепту:

– Меня, когда енто беспокоить, я завсягда клизьму делаю…

Фармацевт, всё ещё не желая отпускать свою несчастную жертву, говорит:

– Если мазь всё-таки не поможет…

– Как, – думаю, – после всего этого позора, она может ещё и не помочь?!

– На случай, если мазь всё-таки не поможет, возьмите свечи. Свечи классные! Вон, мужчина знает.

А очередь всё растёт, и уже целиком набитая, как консервная банка, комната сверлит глазами девушку. Всё тот же старикашка продолжал лекцию о том, что «…клизьма только в перьвый раз неприятна, а когда привыкнешь, можно даже самогонку добавлять. Уж от неё польза завсягда есть, и изо рта не пахнет».

А фармацевт опять кричит:

– Валя! А где у нас лежат свечи от геморроя?!

– Тоже в холодильнике!

Фармацевт посмотрела на покупательницу, которая еле сдерживала слёзы, и сочувствующе спросила:

– Плохо, да? Первый раз что ли?

– Первый, – ответила девушка. Она бросила деньги на прилавок, сгребла покупки в охапку и, не дожидаясь сдачи, выбежала из аптеки.

– Бедняжка, – вздохнула фармацевт, – видно, совсем нестерпимо стало.

– Такое я бы тоже не вытерпел, – съязвил я.

Она перевела на меня сразу же потяжелевший взгляд и спросила металлически холодным голосом:

– Что вам?

– Всё, что нужно, я уже получил, – ответил я и развернулся к выходу. Уже от двери я крикнул ей, перебивая надоедливые колокольчики:

– Спасибо!

II. Пишу, как пишу или о том, о чём…

Эпиграф

«Огромный торт, утыканный свечами

Засох от горя, да и я иссяк.

С соседями я выпил и с друзьями

Для музы предназначенный коньяк»

(В. Высоцкий)

Меня часто спрашивают:

– Как ты пишешь?

Рассказываю. Решил я написать в газету заметку о нашем городе. Нахлынуло на меня что-то такое, от чего вдруг романтическим и благоговейно-идиллическим стало казаться всё вокруг. И ведь есть о чём писать! И вот иду я по городу, а сам размышляю над будущим очерком.

Шикарные клубистые облака плывут неспешно по ярко-голубому небу, пленяя воображение множеством различных образов.

– Первым делом, – думаю, – нужно природу похвалить: выразить восхищение полноводной чистой речкой, а в реальности, грязно-зелёной лужей; полюбоваться обрубками лип и насладиться трелями птиц:

– Чирик-чирик…

– Кар-кар…

– Мяу!

И не забыть про этих…, ну, зелёных…, пение которых заглушает не только птиц, но даже музыку из Парка Культуры. Ну, эти:

– Ква-ква-ква…

Вспомнил, лягушки жабовые.

Стоит, пожалуй, описать, как птички пёрышки щиплют…, т.е. это… расчёсывают…, ну, клюют, короче, себя в шерсть. И ещё благоустройство города всегда большое впечатление оказывает на читателя: скамеечки там всякие, асфальтирование дороги, открытие памятников… Кстати «о птичках», памятник студенту сделали, я так понимаю, как мемориал в память о безвременно ушедшем от нас типе человека-студента. Дескать, были люди в наше время, а вы все… балаклавы…, т.е. эти…, как их… бакалавры. По той же логике осталось разве что памятник интеллигенту поставить.

Ещё одним важным атрибутом красочного описания является передача запахов. С помощью ароматизации текста у каждого читателя можно вызвать неповторимый своеобразный оттенок восприятия, связанный с его прошлым. Например, запах свежеиспеченного хлеба у меня всегда ассоциируется с детством. Бабушка тащит меня за руку, потому что я не успеваю за ней на остановку, где уже началась посадка на автобус, а хлебопекарня рядом так сладко манит к себе, что слюнки текут до подбородка. А уж если мы всё-таки забегаем туда и покупаем две тёплых буханки ржаного хлеба с ароматной хрустящей корочкой, то будьте уверены, до дома эти корочки не доживут. Никаких сладостей не надо, мороженого даже не предлагайте, дайте только обгрызть хлеб со всех сторон – это же настоящее лакомство! Но это в прошлом. Вдыхаю через нос настоящее…

А в центре города-то говнецом попахивает! Слушайте, ну, когда под нашими носами перестанут шнырять КАМАЗы с отходами переработки свёклы? Это же немыслим… Пардон ребята, сейчас июль, значит до уборки свёклы ещё далеко. Нам ещё только предстоит познакомиться с этим великолепным, незабываемым ароматом отжима. Но чем же тогда…? А-а-а, так это биосортиры благоухают утончённо! Однажды, лично видел, как мужчина потерял сознание, вдохнув случайно этого «био». Процедура эта – что-то вроде боевого крещения, которое волей-неволей проходят все, но выживают лишь сильнейшие. Интересно, что совсем рядом продаётся сахарная вата для детей – вкусная, наверно. Я не рискнул попробовать. А может быть, специально так задумано, чтобы, выскочив пулей из «био», сразу зажевать и занюхать ватой. Зато от всех в парке пахнет одинаково.

А кроме того нужно чётко и однозначно формулировать свою мысль, иначе будет, как с моим знакомым, когда тот пришёл в супермаркет и сказал консультанту:

– Мне нужна столовая утварь.

Обычная фраза, казалось бы. А услышал в ответ:

– Сам дерьмо! Столовыми не торгуем.

Просто у консультанта было плохое настроение, и он подумал, что это к нему так обратились не вежливо: у-у, тварь.

Вообще, смысл написанного должен быть понятным, доступным широкой массе читателей и при этом создавал хорошее настроение, не отступая от реалистичности. Испоганить-то настроение любой дурак может, а ты попробуй подними!

Вижу, как маленький мальчик тычет в нос бродячей собаке стаканчиком с мягким мороженным и думаю:

– Бедное животное: собаку накормило, а само осталось без вкусного!

Ну, нет, так я ничего не придумаю. Мысли блуждают из стороны в сторону, как носки по комнате. Нужно место найти подходящее, где атмосфера и внешний вид будут соответствовать созданию определённого позитивного настроения. Куда же пойти? В Парк Победы, точно.

В Парке Победы, где танки и пушки давно стали постоянными экспонатами и любимыми игрушками для маленьких детей и пьяненьких… детей, в беседке в тени ветвей деревьев я и принялся сочинять (дубль два так сказать).

– С чего начать? – думаю, – С того, что вижу: карьер, ёлки, газон, бычок, беседка, бутылки, гитара, презерватив. Романтика.

Помню, однажды, захожу в аптеку, а там молодой парень лет двадцати семи говорит фармацевту:

– Дайте мне самый дешёвый презерватив и выпишите товарный чек.

– Один? – удивлённо спрашивает женщина.

– Один… и товарный чек, – и без тени смущения добавляет, – мне перед начальством отчитываться.

Нет, понятно, что он будет использован не по назначению. Может быть, конкурс какой-нибудь на корпоративе или ещё что. Но мысль выражена неоднозначно.

Интересно, прижились ли ёлки? Спиленные под корень несколько лет назад, они таким образом подверглись репрессиям в виде пересадки из Парка Петрова в Парк Победы. Но даже вкопанные по самые сучки, почему-то никак не хотели пускать корни, сохли да к тому же ещё и упасть норовили.

– Странно, – думали зеленхозники, – наверное, климат здешний им не подходит или навозу нема.

Поливали их, удобряли (не зеленхозников, а ёлки, хотя и первых, пожалуй, стоило бы), песочком вокруг посыпали…, осталось разве что зелёной краской из аэрозоля побрызгать. Но вот прошло всего несколько суровых лет, и стоят они – великаны – зелены и пушисты, растянутые во весь рост, как по приговору суда, на металлических тросах поддержки по соседству с мелколистыми кустарниками, на крутом обрывистом берегу, спуск по которому ведёт к карьеру, и прикрывают своими пушистыми игольчатыми лапами кирпичные стены гаражей, вплотную прижавшихся к обрыву.

Ни куда-нибудь, а именно под эти прекрасные ели табунами бредут подвыпившие архаровцы и… архаровки безинтелектного вида, дабы совершить процесс облегчения, ставшего просто-таки безотлагательно жизненно-необходимым под воздействием многолитрового давления пива через желудок на мочевой пузырь. Ибо, как известно, при чрезмерном воздержании, пиво всё через тот же мочевой пузырь ударяет в мозг и иногда выносит его напрочь, если последний обнаруживается. В подобных случаях у вынесенной сущности наблюдаются вполне понятные и естественные по своей нелепости реакции, возникают адекватные вопросы, типа:

– А почему это у меня одна нога правая, а другая противоположная?

И ответы соответствующие находятся:

– Если передняя ещё не та, то предыдущая – она уж конечно!

Карьер. А-а, карьер! Пляж-то оборудовали неплохо: кабинки, песок, буйки, лягушатники. Но мусор, как плавал, так и плавает; а народ, как тонул, так и тонет. И правильно делает, что тонет, нечего тут свои порядки устанавливать.

Тьфу, опять меня занесло.

– Ну, ладно, – думаю, – не получается, так и не надо. Напишу хотя бы несколько красивых строк в качестве эпиграфа к новой повести. Нужно же отразить ту прелесть, которая царит внутри меня. И желательно поумнее.

– Поумнее, чем что? – спросил кто-то внутри меня, – Поумнее, чем обычно или, чем вообще?

– А это ещё кто?

– Вот ещё одна «умная» фраза. Догадайся с трёх попыток. Как ты можешь претендовать на умные мысли, ты же хохмач? Максимум выдашь что-то вроде: сладкой жутью подзатыльник растекается по телу.

– Надо запомнить, – отметил я и парировал, – А тебе слабо?

– Да запросто.

– Ну.

– Что, ну?

– Давай, высказывай мысли.

– Ага, хитрец, а ты потом за свои их выдашь.

– Всенепременно. Значит, не можешь?

– Я-то?

– Ты-то, ты-то, хе-хе.

– Ну, держись! Записывай:

Дыхание города.

Город шумел. Жизнь шумела в нём. Шум и жизнь неслись по артериям каменного великана, заставляя пульсировать всё его неповоротливое тело. Пространство, раскалённое летним солнцем, опустило на людей свою мягкую, но душную ладонь, хватающей за горло каждого, осмелившегося вдохнуть жару полной грудью…

– А на собак не опустило? – осведомился я.

– И на собак, и на кошек, и даже на тараканов, – запальчиво ответил Кто-то.

– Схватив за горло, ладонь начинала душить со словами: «Молилась ли ты на ночь…, морррда?!», – не успокоился я.

– Не перебивай:

Временами в воздухе то там, то тут появлялось прозрачное дрожание, знакомое, пожалуй, каждому, кто хоть однажды наблюдал за пламенем Вечного Огня.

– Жар струится, – говорили прохожие, заметив это странное дыхание огромного живого организма по имени Город.

– От асфальта парИт, – добавляли другие и спешили укрыться…»

– Ещё бывает, что где-то канализацию прорвало, – перебил я, – и над люком смрадный парок поднимается.

– Лишь живительные брызги воды от фонтанов раскрашивают небо палитрой радуги, а настроение – восторгом неописуемым!

Кто-то не хотел сдаваться, но и я «не лыком шит». Я снова прервал его:

– Ещё бы, у нас ни одного фонтана нет, в который шампуни не налили бы или стирального порошка не насыпали. Такая палитра получается!!! Зато БОМЖам стирать очень удобно…

– Знаешь что – пошёл ты…, – наконец, не выдержал Кто-то.

– Я же говорил, что слабо.

Я ждал продолжения диалога, но Кто-то упорно молчал.

– Эй, – позвал я, – где ты там? Я же ещё ничего не написал. Ну, скажи что-нибудь…, хоть пару строчек, ну, пожалуйста! Мне что, перед самим собой на колени вставать что ли?!

Уговоры не действовали.

– Муза, му-за…, – звал я, – вернее этот… ну, я же мужского рода: Музык, Музык…!

Я позвал ещё несколько раз, но в ответ не услышал больше ни слова. Вот так всегда: выпендрился, собственное вдохновение обидел, все строчки по амбициям расплескал, а в результате даже без эпиграфа остался. Пойду, выпью чая с пирожным, может быть, Музык подобреет и ещё что-нибудь наплетёт…, т.е. это наковыряет… ну, короче, я меня понял.

Пустословие, или давай напишем пьесу!

Действующие лица:

Валерий Иванович, Денис Сергеевич.

На днях встретил я своего старого друга, такого же страстного любителя почесать языком, как и я.

– Валерий Иванович! – воскликнул я радостно.

– Денис Сергеевич! – ответил он и распахнул объятия.

Мы крепко обнялись.

– Живёшь ещё бессовестно? – спросил я.

– Наглость конечно, но живу, – с улыбкой ответил он.

– Наглость – второе счастье, мне ли не знать.

– А вот и не второе…. Первое счастье – это я, второе счастье – это… не ты, а уж третье – наглость.

Я рассмеялся, а потом спросил:

– Ну как ты живёшь, дружище, тысячу лет не виделись?

– Это ты меня тысячу лет не видел, а я тебя… – он замялся, считая, – тысячу один с половиною.

– Неправда твоя. Полгода я тебе по ночам снился.

– М-м, то-то у меня по утрам пелёнки мокрые были.

– Понимаю, мою физиономию не каждый вынести может. А если серьёзно?

– Если серьёзно, то я полгода, как на лёгкий труд перешёл. Может, встречал в газетах объявления такого типа: «Пишу стихи под фонограмму. С предложениями обращаться по имени отчеству»? Так это я. Ещё слоганы разные придумываю для рекламы. «Рано встанешь – плохо кончишь!»

– Это что, про половые отношения?

– Зачем про половые? Это для фрилансеров и прочих надомников. Одна сетевая компания заказала. Типа, зачем ходить на изнурительную работу каждый день, если можно делать деньги, не выходя из квартиры…

– А-а, понимаю. Раньше говорили: «…как сопля в полёте», а теперь уважительно: «фрилансер»!

– А сам-то ты где трудишься?

– О-о-о! Я, друг, теперь передовые технологии продвигаю. Распространяю универсальные беспроводные отражатели мембранного типа – презервативы. Так что оба мы с тобой… мня-мня… молодцы!

Валерий Иванович почесал затылок:

– Знаешь, честно говоря, я решил, что пора выбиваться в люди из этих…, и знаешь, что я придумал? Я решил написать сценарий для спектакля.

– Сценарий для спектакля? Пьесу, что ли? – не понял я.

– Да, точно – пьесу. Всё время это слово забываю. Хочу, так сказать, в высокую литературу углубиться. Давай присядем где-нибудь, и я тебе что-то покажу.

Мы зашли в ближайшее кафе, заказали по чашке кофе, сели рядом, что бы было удобнее и, когда официант удалился, мой друг с гордостью выложил на стол исписанные вручную листы бумаги из папки.

– Вот, почитай.

Я начал внимательно читать и через минуту понял, что волосы мои вдруг непроизвольно зашевелились, а глаза начали как-то выпучиваться от ужаса и даже заслезились, особенно правый:

– Так. Та-аак. Что это?

– Где что?

– Да всё вот это: «Недоносок, сукин сын, чё те от меня надо?»?

– А-а-а-а. Это трагедия.

Глядя на его серьёзное донельзя выражение лица, я вдруг неожиданно для самого себя рассмеялся. Валера насупился, покраснел и начал пыхтеть:

– Дай сюда. Отдай, говорю.

– Да погоди ты. Понимаешь, так пьесы не пишут. Нужно всё то же самое изложить красиво. Понимаешь, КРАСИВО, и лучше не в нашем времени. Например «Недоносок, сукин сын, чё те от меня надо?» запишем так:

О, ты непрошенное чадо,

Что в мир явилось по нужде!

Ты – порожденье козней Ада,

Зачем ты приползло к Звезде?!

– Ух ты, здорово у тебя получается! А давай вместе писать?

– Давай. Читаю дальше: «Ты подлец. Я тебя щас урою!» Пиши:

Скорби, потомок флорентийский

О горькой участи своей!

Презренный червь, ты пал так низко…

– Что я лицо тебе набью!

– Нет, не так:

Презренный червь, ты пал так низко,

Что не достоин и червей!

И вообще, ты знаешь, прежде чем начинать писать, нужно освоить основные приёмы, языковые обороты…

Валерий Иванович (перебивая):

– Не хватало ещё, что б я обороты языка во рту считал, делать мне нечего!

Я сделал вид, что не заметил его выпада и продолжил:

– …выразительные средства речи и. т. д.

– Можно подумать, ты это всё знаешь?

– Я-то, конечно, нет… знаю. И вообще, кто из нас писатель? Ты.

– Я?… Мы.

– Умеешь ты подмазываться! Сейчас я за умными книжками схожу.

Пауза.

– Ты что, дурак? – искренне удивился Валерий Иванович.

– Нет, я-то умный. Ты – дурак, тебе учебники нужны.

– Погоди, погоди…, – совершенно не обиделся он, – мы писатели какие?

– Какие? – спрашиваю.

– Современные. К чему нам бабушкины способы, ещё вспомни правила стихосложения. Главное – это красочные жизненные примеры и неистощимая творческая энергия!

– Ты прав, что-то в этом есть. С чего начнём?

– Ну, хотя бы с паронимов.

– С чего?!

– Паронимы – это слова, похожие по написанию, но…

Мой друг многозначительно поднял указательный палец вверх.

– Что, «но»?

– А вот дальше после этого «но» начинается настоящая жизнь. Пример:

Одеть Машу – это по-джентльменски;

Раздеть Машу – гораздо увлекательней;

А надеть Машу – это уже пошло, но зато очень приятно!

А всё вместе это паронимы.

– Как интересно-то! Давай теперь я попробую. Что там ещё в русском языке?

– М-м-м. Родственные слова. Валяй, только жизненно.

– Составлю предложение: Висят висюльки, веселея, в весенней выси и свистят. Пожалуйста, все слова – родственники.

– Молодец!!!

Меня переполнило чувство гордости, и я продолжил:

– Или такое: Вася Восе квасит мосю!

…и засмеялся

– «Мося» не подходит, – Валерий Иванович ехидно оборвал мой смех.

– Ещё как подходит. Этимологию учи. «Мося» по-английски – face (лицо). Фейс→Вася→Вося.

– Неа, критики не пропустят.

– Тогда ты ссылку дай на сайт в интернете www.durack.com и на словарь этого… Изжёгова. И всё. Антонимы – всё, что наоборот, напротив по…

Валерий Иванович (перебивая):

– Ааа, как в песне: «Эти глаза напротив…»

– Ха-ха-ха!

– Что смеёшься?

– Ха-ха-ха! А ещё говорят, что современные песни глупые! Ты только представь – это же просто фильм ужасов: один глаз напротив другого. Вперились друг в друга через переносицу и огнём горят! Калейдоскопом…

– Да, жутковато. Страшные какие-то они – эти антонимы. Ну их… Что там дальше…, а синонимы (не путать с псевдОнимами).

– Синонимы – это антонимы, только наоборот.

– Как, опять наоборот? – не понял он.

– Да нет. Антонимы – это когда наоборот друг другу, а синонимы – это наоборот вообще, т.е. наоборот, относительно антонимов.

– Ты сам-то понял, что сказал?

– Не очень, – признался я, – Ну…, это, когда слова разные, но похожи. Вот мы с тобой похожи?

– Нет.

– Как нет? Ладно, включаем неистощимую творческую энергию. Мы люди? Люди. На собаку же мы не похожи.

– Как посмотреть…

– Не похожи, я сказал! Т.е. в общих чертах мы с тобой одинаковые, а, если ближе посмотреть, то увидим, что я умный, а ты… шутка. Мы увидим, что я мальчик, а ты – девочка.

– Кто я? Ну ты, потомок флорентийский…

У Валеры лицо налилось кровью. Я поспешил его успокоить, как можно более добродушно:

– Просто представь, что ты – девочка. Так надо.

– Если надо, тогда ладно.

– Тогда выходит, что мы с тобой – синонимы, а кошка с собакой – антонимы, потому что противоположны.

Валера снова почесал затылок и протянул задумчиво:

– Да-а, чувствую, без стакана не разберёмся!

– Кофе тут какой-то противный, – тут же подхватил я, – к тому же я допил. Может, по пиву?

– Давай. Официант!

Мой друг сделал жест рукой, и тут же появился молодой парень с натянутой на лицо вежливостью, причём натянутой так сильно, что я вполне искренне опасался, как бы его лицо не лопнуло!

Валерий Иванович:

– Принесите пиво самое дешёвое. Два. Но что б хорошее… и орешков.

– А кофе оставь, – вставил я, уловив намерение парня убрать чашки.

Уже с кружкой пива в руке Валера продолжил:

– Что-то не сходится в твоей версии. Давай наоборот: ты человек и я человек, а по внешности разные, значит, как люди мы с тобой кто? Cинонимы.

– Точно, а как мальчик с девочкой – противоположны, т.е. антонимы.

– Вот теперь всё понятно и всё правильно. Мальчик – девочка, девочка – мальчик.

– С пивом-то всегда легче думается. А что, если объединить синоним с антонимом физически?

При этих словах я обнял его за плечи по-дружески (как я думал) и тут же поймал на себе любопытные взгляды посетителей кафе и персонала.

– Тогда получится тоже, что и всегда: все тела притягиваются и…и стремятся к гармонии.

– Выводим формулу: синоним+антоним=любовь! Стоит запатентовать, как думаешь?

– Я думаю, что мы слишком заигрались, – парировал он, высвобождаясь, – так и до ЗАГСа недалеко.

– Ну и что? Зато пьеса какая получается: он, ещё один он, равенство полов и метаморфоза сознания под психическим воздействием социальной среды! А?

– Да, но алименты-то платить тебе придётся. Я же девочка, а ты вроде как мальчик.

К нам снова подскочил официант, поставил на стол ещё пива и собрал пустые кружки. Я невольно обратил внимание на то, что его лицо всё-таки не выдержало, и из-под треснувшей вежливости слишком явно сквозила надменная брезгливость.

– Кофе оставь, – сказал я ему и снова переключился на мысли о творчестве.

– Да ладно, Валер, что ты надулся?

– Да ничего. Просто к моему тексту всё это не имеет никакого отношения. У меня там нет никаких антонимов. У меня герои, подвиги, приключения…

– Мордобой, мат, секс…

– Так, всё, отдавай мои рукописи, я пошёл. Не синоним ты мне более!

– Да не обижайся ты, я же для дела стараюсь. Лучше пей пиво. А, если у тебя там герои, то нужно писать пьесу времён античности. Только в первую очередь нецензурные слова заменим на более корректные: ратоборец, плотепожиратель, пасынок Гренделя ит. д. Понятно?

– Понятно.

– И ещё запомни вот что: в основе античной трагедии лежит страсть. От воспламенения божественной страсти разгораются неистовые страсти, которые ничем не острастИть! Сначала страсть как интересно, потом страсть как страстно, а в конце страсть как страшно!

– Омонимы.

– И ещё море пафоса. Богов боготворят и восхваляют. Королей обожествляют, а потом боготворят и восхваляют. Героев коронуют, обожествляют, боготворят, восхваляют, убивают, воспевают! Поэтов, которые всё это придумали восхваляют, воспевают, отпевают! И поэтому их никто не знает.

– Родственные слова. Да, нужно ещё отрицательных персонажей придумать, чудовищ, злых духов…

– Это вопрос. А что, если скрестить уже известных античных персонажей? Тогда у нас получатся свои, но в тоже время древние, античные.

– Например…, м-м-м-м. А если Гренделя скрестить с Химерой?

– Хрендель какой-то получается.

– Не какой-то, а какая-то. Это она – Хрендель.

– Лучше давай соединим Геракла с драконом Фафниром. Получается…

– Гарнир.

– Какой гарнир, ты что жрать сюда пришёл? Получается… Фафнакл. Итак, нашего героя будут звать Фафнакл.

– Надо ещё родословную ему придумать. У них всегда так делается.

– А что придумывать? Так и напишем чистую правду, дескать, Фафнакл стал незапланированным результатом четырнадцатого подвига Геракла – его отца. Теперь антипод. Кто там: Посейдон, Аид, Венера, Зевс? Кого оплодотворять будем?

– Всех! Всех, кого только вспомним. Немезида, Апполон, Сфинкс, Ясон, Минотавр…

– Стоп. Стоп! Пошёл, пошёл сюжет: Ясон спускается в лабиринт к Минотавру, возвращается один и никто не знает, что они там делали. Через год на острове Крит появляется новое страшное чудовище, ещё кровожаднее прежнего и имя ему Ясотавр! Он предстаёт перед царём Миносом и заявляет претензии на трон, т.к. является его внуком.