4
В иллюминаторе дрожали зеленые пятна леса, мелькали квадраты жилых кварталов, извивались змеи шоссейных дорог. Большая тень, отбрасываемая вертолетом, быстро двигалась по полям. Хлопотов освободил пристяжной ремень и перегнулся через подлокотник кресла, его тошнило горькой жидкостью, потому что настоящая, густая рвота в нем давно иссякла.
– Там же пакеты есть, мне же мыть за вами, сволочи! ― взмолился пилот.
– Кончились твои пакеты, ― рявкнул в ответ Рейган, ― и вообще, разговаривай-ка с директором департамента повежливей! А то он пожалуется на твое поведение господину Охальнику, и тот уволит тебя. Будешь фермерские поля на кукурузнике ядохимикатами поливать, летун хренов!
– Ты бы, гуманоид недоделанный, помолчал лучше, ― встрял Быков. ― Летчики подчиняются в первую очередь мне как начальнику службы безопасности. Если я ему прикажу, он тебя скинет в болото или не заберет с точки. Тогда-то ты увидишь своих братьев-пришельцев в их истинном, животном обличье. Посмотрим, как ты запоешь, когда они тебя рвать будут.
Рейган показал Быкову средний палец.
Рвотные позывы утихли, чему Хлопотов был несказанно рад. Он не вмешивался в ругань компаньонов и листал текст предстоящего выступления.
– А ты сам-то видел их в животном обличье, умник? ― не унимался Рейган. ― Ты знаешь, какими гуманоиды были на своих планетах до того, как освоились, переняли ваши привычки? А, Быков? Случалось тебе видеть, как очередная партия гуманоидов впервые ступает на Землю, ты же, вроде, на космодроме служил?
– Нет, не приходилось. Я служил в полку охраны космодрома. Наши казармы в тридцати километрах от стартовых площадок. Мы патрулировали периметр, караулы и дозоры выставляли. А сами ракеты обслуживали другие части. У солдат из этих технических батальонов доступ секретности выше ― им рассказывать о службе запрещено, за границу ездить нельзя.
– Вы от террористов, что ли, ракеты охраняли?
– Вообще, да, но мне только журналисты да фотографы попадались. А когда космодром строился, то и беглые гуманоиды из стройотрядов.
– И что с ними делали, если ловили? ― Рейган был готов к новой перепалке.
– С журналистами оперуполномоченный из госбезопасности беседовал, могли уголовное дело возбудить. Я в детали не вникал, мое дело ― пресечь нарушение! Бывало, идешь с группой, впереди автоматчики, я замыкающий, и вдруг ― шорох в кустах. Мы натренированные были, сразу в цепь выстраивались и гнали, как зайца. Бывало, несколько километров бежишь, пока завалишь.
– Ты лично стрелял? Убивал таких, как я?! ― не унимался Рейган.
Хлопотов не вмешивался в перебранку, вчерашний разговор с Рейганом не шел из головы.
Сразу после оперативного совещания Охальник посвятил Хлопотова в детальный план по борьбе с Аматидисом. Надежде он поручил главный удар: встречи с членами правительства. Жена должна была дискредитировать в глазах министров грека как управленца и стратега. Самому Хлопотову отводилась роль поскромнее: отвлекающие маневры на строительных объектах магната. Понимая, что одному не справиться, Виктор решил взять в помощники верного товарища ― Рейгана. Но втягивать в задание гуманоида, не рассказав ему все секреты СРО-проекта было, во-первых, подло, во-вторых, опасно, ведь Рейган мог сам обо всем догадаться в ходе операции. Бывший деповской слесарь был только с виду добряк, но узнав изнанку космической программы, мог и дров наломать.
Хлопотов позвал друга в бар и долго ходил вокруг да около, напоминая Рейгану нестыковки в учебнике истории и расспрашивая о подробностях службы на орбитальной станции. Но гуманоид сделался вдруг замкнутым и неразговорчивым. Более того, он предложил закончить посиделки на второй паре пива, что было для него не характерно. Тогда Хлопотов выпалил все без обиняков:
– Господин Охальник доверяет нам ответственное задание, но подробности я могу рассказать тебе только после того, как ты подпишешь это, ― и положил на стол бланк подписки.
– Первая форма совсекретности? ― Рейган сразу повеселел и, не читая, поставил кривую каракулю на последнем листе. ― Я такую уже подписывал, еще в армии. Сколько лет прошло, а я до сих пор не разглашаю, так что будь спокоен, Витек, не подведу.
«Он все знал», ― Хлопотов не сразу пришел в себя, а Рейган увлеченно рассказывал подробности своей службы. Оказалось, что там творились дела похлеще, чем в морском отряде.
Хлопотов еще не свыкся с мыслью о многолетней осведомленности Рейгана, и поэтому его спор с Быковым казался ему абсурдным донельзя:
– Да у нас некоторые семьи чище тебя живут, ― доказывал Рейган превосходство своей расы, ― вон мы с Витей в одном цеху работали и после смены в душе мылись. И вода, черная, с грязью, что с меня, что с него, ― одинаковая стекала. Все говорят про нас, что пришельцы серые, а на самом деле у нас кожа бледней вашей. Это потому, что предки наши солнца не видели. А серые у нас только лицо и ладони. Это от грязной работы.
– Ты особо-то не распаляйся. Ты не меня должен агитировать, а вон ― их! ― Быков ткнул пальцем в стекло иллюминатора, в сторону, где по его соображениям, должен был находиться строительный городок.
«Рейган, Быков и я ― все мы служили в ракетных войсках, тогда к чему вся эта комедия? ― недоумевал Хлопотов. ― А может быть, это такой психотерапевтический ритуал, чтобы не спятить в этой системе СРО-координат?»
– Да пошел козе в трещину! На «вы» меня будешь называть с сегодняшнего дня. Понял? ― закончил свой монолог Рейган, прекрасно зная, что этого не произойдет.
Быков велел Рейгану встать и стал дергать за детали его снаряжения. Потом вынул пистолет из кобуры и заткнул его за пояс десантнику.
– Я своих братьев убивать не буду, ― буркнул тот.
– Конечно, не будешь, какой дурак гуманоиду боевое оружие доверит? Пистолет стреляет резиновыми пулями. Это на случай, если тебя твои братья на точке сбора в кольцо зажмут. Ну, все. Пошел.
Вертолет снизился и завис над полем. Хлопотов увидел, как Рейган спустился по тросу и спрыгнул на землю. Он удивлялся, как этот пожилой гуманоид выделывает такие каскадерские фокусы, и со страхом подумал о своем задании.
Еще около часа кружили над городом. Вертолет пролетел над Троице-Сергиевой лаврой. В раннем детстве, когда Хлопотов страдал сильнейшим диатезом, мать возила его сюда молиться. Мама в платке выглядела красивой, но немного строгой. Она говорила: «Нужно верить, Витя, мы ведь православные люди, а не гуманоиды какие-нибудь, значит, Бог поможет нам, и заживут твои болячки». Сверху Хлопотов видел храм впервые. Он показался ему совсем другим: маленькая золотая маковка, а вокруг четыре синеньких. «Похоже на наколку, ― Виктор вспомнил одного детдомовского матроса, у которого на запястье была выбита точка, а вокруг еще четыре. «Один в четырех стенах», ― пояснил тогда парень значение татуировки.
Хлопотов смотрел на мирное передвижение человечков за стенами лавры, на перронную толкотню и рыночную возню. Хотелось спуститься к этим людям-муравьям и раствориться, а Охальник с Аматидисом пусть сами разбираются, кто из них капитан российского космоса. Однако Быков дышит в спину, да и потом, куда идти, как жить, чем заниматься?
– Пора садиться, наверное, ваш гуманоид уже дохромал до стройгородка, ― Быков выдал Хлопотову четырехствольный пистолет с резиновыми пулями и взвел свой боевой Макаров.
– Если понадобится нас от них отбивать, ты справишься, Быков?
– Разберемся.
Хлопотов и Быков сбежали по трапу на площадку. Охрана палаточного городка, как оказалось, состояла из тех же запаршивевших гуманоидов, что копали котлован. Странная экономия для империи Аматидиса, наверное, такое же мелкое воровство процветает и в цехах Охальника. «Когда им интересоваться такими мелочами, как быт рабочих, если один только и делает, что лепит декоративных истуканов, а другой резвится с моей женой?» ― думал Хлопотов и быстро шел в центр лагеря.
Под ногами хрустела побитая изморозью трава, холодный воздух щипал гортань и остужал волнение. Быков технично и не без удовольствия расшвыривал охранников-гуманоидов. Постепенно площадку окружила толпа строителей.
– Меня зовут Виктор Хлопотов. Смотрите, ― он передал одному из гуманоидов серую книжицу, ― это моя трудовая. Читайте первую запись. Вот ты, в кепке, читай!
– Рабочий вагоноремонтной бригады ― депо Москва-Сортировочная, ― гуманоид подмигнул Хлопотову.
«Рейган, это же Рейган! Как он вовремя и к месту появился. Ай да молодец, и куртку сварочную с эмблемой «Космостроя» уже где-то стянуть успел», ― ликовал Хлопотов:
– Поняли? Я деповской! Так же пахал, так же узлы из меня вязали и жилы тянули, как из вас на этой стройке. Но я человек! А теперь дальше читай!
– Служба в рядах российской армии, ― ответил Рейган, почесываясь.
– Это пропускай, вас не призывают.
– Менеджер, старший менеджер, директор департамента регионального развития…
– Поняли? Я такой же, как вы. Так же начинал. Но я поднялся, я ― руководитель, вон мой персональный вертолет с мигалкой, а этот бык ― мой охранник.
– Ты провокатор! Нас предупреждали! ― ляпнул кто-то из толпы.
– Это ты провокатор! Кто тебя предупреждал? Расскажи, интересно, ― нашелся Рейган. ― Ребята! ― крикнул он гуманоидам. ― Вот кто стучит на нас в администрацию! Держи его, хватай!
По толпе пошел неодобрительный гул, и спорщик поспешил исчезнуть.
– Мы представляем общественное движение за всеобщее равенство. Читали про нас в Интернете?
– Нам тут смартфоны не выдают.
– Тогда читайте! ― Хлопотов сделал знак Быкову, и тот начал раздавать пришельцам распечатки сетевых новостей. ― Тут про вашего начальничка независимая пресса пишет. Любопытно. Очень любопытно. Пишет, что российские олигархические круги, цитирую: «Вступив в преступный сговор с божествами-отступниками, задумали свержение Зевса с Олимпа. Первый удар они нанесли по компании «Космострой», подкупив главу Сергиево-Посадского района с целью приостановления строительства пусковых установок для подмосковного межгалактического узла».
– Аматидис тут говорит, что все под контролем, ― нашелся еще один сомневающийся среди гуманоидов.
– Конечно, это же великий Аматидис! Он и всегда держит руку на пульсе, только что-то тут у вас не чувствуется его хозяйская забота. Баланду на кострах варите?
– У нас кухня.
– Мылись когда последний раз, вшей завели уже? Больных много? Медосмотр когда проходили?
– Тебе какое дело, чего ты тут рыскаешь? Санитарный контроль хочешь на нас навести? ― из толпы вылез здоровенный пришелец в бригадирской каске и двинулся на Хлопотова.
– Дураки, все районные службы про вас знают. А проверки они только поначалу устраивали, чтобы припугнуть ваших хозяев и денег у них выманить. Никому вы здесь не нужны. Для людей вы биоматериал. Вами затыкают социальные дыры. Если даже вы все до одного передохнете, то через два дня новых привезут. А мне от вас ничего не нужно. Просто жалко. Чисто по-человечески. Эмоция у людей такая есть ― сострадание называется!
– Благодетель нашелся, ― бригадир гуманоидов оценивающие поглядывал на Быкова, будто сравнивая свою и его комплекцию.
– Я просто хочу, чтобы вы поняли, никто кроме вас самих проблему с электричеством и отоплением не решит.
– Что мы можем-то?
– Я смог, значит, и вы сможете! Каждый имеет только то, что заслуживает.
– Мы ж не люди, чтобы бастовать! Мы работать откажемся, других привезут. Сам же говорил.
– Вы должны понять, что для империи вы сделали важное дело. Вы освободили людей от многовекового рабства. С древних времен все государства держались на насилии, на угнетении человека человеком. Ваши отцы, первые переселенцы, дали возможность людям забыть физический труд. Тех немногих, вроде меня, которые работали на производстве, общество считает гуманоидами. Потому что современному россиянину непривычна и чужда ситуация, когда человек долбит ломом лед или копает землю. Зачем? Дело человека, гражданина империи ― интеллектуальный труд, руководство персоналом, частный бизнес и саморазвитие! Для остального есть вы ― пришельцы. Вас пустили в школы не из благородства и идеалов просвещения. Просто сегодня труд механизирован, он требует особых знаний и навыков. Вы своим присутствием на Земле сняли острый социальный вопрос ― вы спасли империю от революции. Вы спасли Россию от распада. Вы выполняете важнейшую общественную миссию и не заслуживаете такого отношения со стороны людей! Боритесь за социальные права, участвуйте в политической жизни, добивайтесь представительства в парламенте. Или вам нравится быть углем в топке империи?
– Парни, да он же гуманоид, только он не из нашей туманности! Посмотрите, какая морда у него серая, ― крикнул бригадир и медленно пошел на Хлопотова.
Виктор попятился и оглянулся на Быкова, тот и не думал его спасать.
– Точно, это провокатор. Он свою бригаду хочет господину Аматидису вместо нас предложить. Расценки сбивает, сука! ― бригадир был совсем близко.
– Поналетели хрен знает откуда, скоро для первых поселенцев совсем работы не останется, ― гуманоиды стали обступать Хлопотова, ― что, серомазый, очканул? Ща, мы тебя враз от митингов отучим и вертолету лопасти погнем.
Хлопотов уже заподозрил Быкова в предательстве, но тот не подкачал. Три хлопка, и бригадир повалился с ног, за ним еще двое. Все гуманоиды катались по земле и визжали, как собаки, ошпаренные кипятком.
– Ребята, ― кричал кто-то в толпе, ― Витя, Быков, ребята, меня не забудьте!
Это был Рейган, его били. К счастью, в стройгородке работали поселенцы не только первой волны. Они, вооруженные арматурой и кувалдами, клином врезались в свару, полагая, что избивают их земляков. Гуманоиды занялись друг другом, благодаря чему агитационный десант был эвакуирован в полном составе.
5
Весь день Антигона со служанкой колдовала над вечерним нарядом. Выйдя в трапезную залу, она сразу почувствовала, что отец оценил поступок: из современной одежды на ней были только белье и колготки, все остальное заменила пурпурная ткань, изящно задрапированная, прихваченная под грудью пояском и брошью на левом плече. «Эта дева достойна фамилии Аматидис», ― говаривал в таких случаях отец, но при госте сдержался.
Молодого, однако, уже страдающего ожирением человека, которого прочили в Антигоне в женихи, архаический наряд не поразил. «Ну и хорошо, ― думала она, ― вечером жирдяй закинется экстези, закажет в клубе приватный танец стриптизерши и увидит все, что скрыто. А в этом доме чтут благонравие. Наконец-то папочкина этика сыграла против его же планов. Так вселенная наказывает самонадеянных упрямцев».
Отец не раз выставлял Антигону на смотрины перед мерзкими отпрысками высокопоставленных людей, но впервые она решила не выкидывать «номеров». Ведь сейчас он не требовал послушания, а просил о помощи. К тому же, она решила размягчить сердце родителя, чтобы выпросить кое-что для себя. Это «кое что», вернее, «кое-кто» занимали все ее мысли вот уже несколько недель, так что она не замечала печального настроения отца и тревожной обстановки во дворце.
– Моя дочь ― Антигона, ― отец обнял ее, ― красоту от гречанки, родившей ее, переняла. Ну а это ― Федул. И родитель его ― прокуратор российский Никифор Ефграфыч, с ним, мы дружим давно, как ты знаешь. Да, дочь?
Антигона послушно кивнула, хотя впервые слышала об этой дружбе.
– Не российский, ― уточнил Федул, ― а только по центральному федеральному округу.
– Как папа? ― участливо поинтересовался отец. ― В порядке ль здоровье его? Давно, к сожаленью, не видел сего досточтимого мужа.
– Я тоже, ― не очень-то учтиво ответил Федул.
– Наверное, работы много. Пришельцев банды юг заполонили, и махинации на миллиарды вершатся в космоса оффшорах.
– Наверное, ― Федул и не думал подыгрывать, еще бы, прокурор был нужен отцу, а не наоборот.
Возлегший на диван Федул приложился к вину и разрумянился. Но ему не шло, похоже было скорее на болезненную реакцию печени, чем на здоровый цвет лица. Антигона же покорно села на колени возле отцовского кресла и, останавливая служанок, подавала ему то графин, то салфетку, то ломоть овсяной лепешки. Гостя обслуживали сразу две пришелицы, одна подносила блюда, вторая еле успевала выносить объедки. Досталось работы и гуманоиду с опахалом ― прокурорское чадо обильно потело.
– Мясо есть вредно, ― заметила Антигона, когда Федул впился зубами в бараний зад.
– Зевс ягнят ел и нам велел, ― отец постарался исправить неловкость.
После трапезы пришлось отдохнуть ― Федул переел.
– О дети, сюрприз вам обоим я тут приготовил, ― Аматидис хлопнул в ладоши,― пройдемте же в ложу, фруктовым десертом мы там насладимся. А слух наш и души представим актерам театра.
Антигона проворно взяла отца под руку, чтобы ей не пришлось находиться вблизи Федула, выбирая кресло, она постаралась не сесть между ними, чтобы не делить с прокурорским сыном подлокотник.
На сцену вышло левое полухорие и слезливо пожурило несчастную героиню драмы, которая непослушанием заслужила небесную кару. Все это подавалось под какой-то слезливый народный мотив. Правое полухорие ответило громким и патетичным прославлением богов, положенным на музыку Александрова. «Еще бы, раз в пьесе написано «гимн», какая еще может быть музыка? Что ж, пока бездарно, но терпимо, прямых наездов на меня нет», ― Антигона потягивала через трубочку теплое молоко с имбирем. Началось действие:
Муза, скажи мне о них ― своенравных элиты детишках.
Семя порочное спорить посмело с отцами, за это
Зевсом наказаны были жестоко сей драмы герои.
Станут их судьбы примером достойным жесткости бога,
Что восседает на троне Олимпа и правит всем миром!
Все роли исполняли домашние артисты отца. Когда-то эти актеры, как они любят выражаться, служили в московском репертуарном театре. Из вечера в вечер они надевали пыльные платья и повторяли заученные еще в школе-студии монологи из классических пьес. Но однажды глава министерства культуры и массовых коммуникаций ― единственный член правительства, которого позволял себе критиковать отец, ― назначил худруком театра известного модерниста. Новый режиссер требовал от растерянной трупы невозможного ― эксперимента. Те писали и жаловались куда могли, но отозвался на их мольбы только Макарий Аматидис. Отец предоставил им полный пансион и гарантировал надбавку к пенсии, а в ответ требовал постановки поучительных пьес для дочери.
Антигона спокойно относилась к пожилым комедиантам, даже симпатизировала пьющему звукорежиссеру, научившему ее нескольким сложным рифам на электрогитаре, но люто ненавидела штатного драматурга. Еще в детстве он напугал ее трагедией про девочку, которая ломала игрушки и кидалась хлебом, за что была брошена в Аид, где ее съели титаны. Тогда Антигона плакала навзрыд, но уже в тринадцать лет жестоко отомстила обидчику. На подготовку возмездия ушли все ее карманные деньги, за которые гуманоиды, оценившие юмор молодой хозяйки, согласились провести в душевую кабину писателя гибкий шланг со скотного двора. Когда тот, облитый бычьей мочой, пришел жаловаться, отец, как, и положено греческому рабовладельцу и русскому барину, покатывался со смеху. С тех пор Антигона неоднократно срывала спектакли, а лысый трагик вкладывал в пьесы все больше желчи. В этот раз он начал с того, что прошелся сатирой по взглядам героини на питание:
Все началось из-за ереси дикой, что есть запрещает
Пищу мясную, но секс беспорядочный благом считает,
Споря с отцом, голоданьем себя иссушила та дева.
Быстро иссохли мозги без белков у девицы-подростка.
Двойками стал наполняться дневник электронный. О Боги!
Стыдно товарищи петь нам об этом, но демоса ради
Музу неволим, от зла оградить чтоб детей всех богемных.
Антигона подмигнула гостю, мол, это про нас с тобой. Отец, похоже, тоже был доволен отсутствием провокаций с ее стороны. Все шло по плану, действо продолжалось:
Как-то она занялась виртуальным грехом в Интернете.
Грудь и вагину она теребила пред камеры глазом.
Голую деву пришелец увидел, устроил с ней встречу в офф-лайне.
Власти должны запретить отношения дев и пришельцев,
Чтобы в слезах не склонялись отцы над телами дочурок,
Что гуманоиды мяли и лаской своей оскверняли.
Антигона дрожала от бешенства. Ей стало ясно, что ее переписка с «Просветленным ковбоем» отслеживается службой безопасности, более того, отец ознакомил с ней этого гадкого сочинителя, и теперь ее личная жизнь стала предметом сплетен для дворни. К счастью, гнев был настолько силен, что парализовал тело, и она не полезла за кулисы, чтобы заколоть сказителя реквизитной рапирой.
Отец заметил смятение Антигоны и демонстративно обратился к чуть было не захрапевшему гостю:
– Федул, находишь постановку ты достойной?
– Это, типа, рэп?
– Это, типа, ретро, ― прохрипела Антигона.
Актеры, услышав разговоры в зале, стали активней привлекать к себе внимание. Хоровой плач сменяли гимны, героиня катилась по наклонной и пускалась во все тяжкие:
Деве казалось: любовник один ― маловато для счастья,
Кайфа двойного она захотела, а то и тройного.
Оргий межрасовых стала она героиней, о, ужас!
Много кто пробовал плод, что обещан был мужу.
Стать им положено было чиновника сыну, который
Знал, Интернетом владея, о подвигах девы интимных.
Брак не случился по этой причине, и папу девицы,
Кремль отлучил, тут и стало беднеть все семейство.
Следующая сцена прояснила внутреннюю мотивацию драматурга:
Быт дорожал, и уволить пришлось всех актеров театра,
Что ситуацию эту предвидели, но не сумели
Девы характер спасти из порочного ада.
Финальная песнь резюмировала идею всей пьесы, красочно изображая печальную участь героини:
Зевс недостойных карает, наслав на них бедность навечно.
Спать с мужиками пришлось не бесплатно, и секс разлюбила
Дева, но поздно, ведь гнев Громовержца не знает пощады!
Ждет сутенер-гуманоид ― панели властитель, ― и дева,
Року покорна, идет ублажать нечестивых пришельцев.
Знайте же дети, что этику древних не зря почитает
Каждый, кто хочет, чтоб дети не знали нужды и мучений.
Слушайте старших и тело блюдите до свадьбы сохранным.
Наконец, драматическое безобразие прекратилось.
Отец сдержано, но все же поаплодировал артистам, те кланялись с таким жаром, будто в зале сидел Чехов, а не Аматидис.
– Сегодня полуфинал евролиги, ― заторопился Федул. Отец пожал его бледную ладонь, Антигона сделала рукой «пока-пока».
Они остались вдвоем в парадном холле.
– Папа, почему в приличных семьях, как ты их называешь, рождаются такие некрасивые дети, как Федул?
– Мне тоже не по нраву юноша сей, в неге жизнь живущий. Но, дочь, прикрытие его отца мне так необходимо. Спасибо, что держалась ты достойно.
– Отец, у меня есть парень, можно он придет к нам в дом?
– Гуманоид никогда не возляжет со мной за обедом.
– Посмотри, какой он симпатичный, ― Антигона подсветила экран телефона, ― его Юрой зовут, в честь Гагарина. Ты же любишь Гагарина, ну пожалуйста!
– Нет, дочь.
– Мама бы разрешила.
– Та женщина носила плод за деньги. Гречанки в кризис делали сие нередко. Все, что она тебе дала, ― то твой красивый носик грецкий, на этом кончены ее заслуги в воспитанье. Все блага, мудрость, высшее образованье ― ты от меня берешь, довольно уж об этом!
– Мы просто вместе занимаемся духовным развитием. Я не могу без друзей. Просто поужинаем, пообщаемся. Что еще может произойти в окружении твоих греческих борцов?
– Дагестанских.
– Что?
– В борьбе основу заложили греки. Но нет давно побед у них в олимпиадах. Кавказ теперь нам заменяет Спарту. Как знать, быть может, роскошь тоже их разложит, и на коврах их победят пришельцы. В правительствах заменят нас пришельцы, тогда хлебнут все люди много горя!
– Видишь, ты не исключаешь равенства между расами галактики. Значит, внутренне ты согласен на Юрин визит. Правда?
– Нет.
– Спасибо, папочка, я знаю, что ты добрый в душе.
– Я не дал обещанья. Ослышалась ты.
– Ура! Завтра же приглашу его, обещаю вести себя хорошо, ― Антигона повисла на крепкой шее отца. Ее тоже обучали удушающим приемам, гены Аматидисов дали ей крепкие руки, так что сбросить ее было непросто, к тому же она щекотала носом в папином ухе, и тот нескоро, но все же сдался.