7
Загорелый официант в короткой драпировке, подчеркивающей мускулатуру, принес напитки.
– Спасибо, ― Хлопотова была раздражена. Это состояние возникало всегда наедине с Охальником. Злоба душила ее всякий раз, когда президент «Космопрома» отпускал свои шуточки, развивал теории, планировал акции. Когда-то все было по-другому, но это было давно, еще до замужества. Теперь же каждый жест, мимическое движение, тембр голоса этого человека поднимали в ней волну бешенства, подавлять которую с годами становилось все трудней.
– Зачем мы сюда пришли, разве это не «вражеское» заведение? ― Хлопотова разглядывала скульптуры обнаженных и физически развитых героев, которые поддерживали потолок. ― Хотя контраст здешней обстановки и твоего технократического декора даже интересен.
– Наш оппонент силен, коварен и забавен, ― Охальник восхищенно разглядывал фрески. ― Я порой затрудняюсь даже с определением градуса сумасшествия Аматидиса. Посмотри на этих гипсовых бедолаг, ― Охальник кивнул на изваяние, поддерживающее свод: голая античная скульптура с еле прикрытыми гениталиями упиралась плечами в небо, напичканное звездолетами и искусственными спутниками.
– Особенно забавно смотрятся на них космические шлемофоны с открытыми забралами.
– Неужели он не чувствует, как комично это сочетание архаики и современности? Кстати, публика не жалует ночной клуб Аматидиса и, чтобы поддержать заведение на плаву, он заставляет работников здесь обедать и справлять торжества.
– Административный ресурс ― самый популярный метод хозяйствования в стране победившего СРО. Я хорошо учила историю экономики, так было и при советах, и во время реформ, и в ходе колонизации. Так будет всегда.
– Душа моя, в широте твоих познаний по прикладным специальностям я не сомневаюсь. Расскажи лучше, как успехи на новом поприще? Мне сообщили, что у тебя есть академические задолженности.
– Контролируешь? ― Хлопотова любила учиться, но принудительное изучение культурологии ее раздражало. Интереса к предмету не было, поэтому учение не давалось.
– Конечно, я же оплачиваю обучение.
– Я не сдала античную литературу и историю древнего мира. Это мой первый в жизни хвост, ― Хлопотова вспомнила несговорчивых преподавателей: мать и дочь, жгучие брюнетки, увешанные дешевыми, но, нужно отдать должное, оригинально подобранными украшениями. Надежда предлагала им денег, но обе профессорши в ответ демонстрировали гуманитарное презрение. ― Стервозные тетки хотят, чтобы я прочла все скучные книги на свете.
– За чем же дело стало, моя маленькая двоечница? ― Охальник поймал то настроение, которое приводило Хлопотову в тихое бешенство.
– А тома документов по работе кто за меня будет изучать? И потом, обе женщины явно невменяемые, застряли в древности, как твой Аматидис. Студенты их зовут Сцилла и Харибда. И вообще, знаешь что, Иван, вот где у меня твои чудачества!
– Солнце, побереги свой темперамент для постели. Напомню, ты уже год, как исполнительный директор, а эта должность предполагает особое состояние духа. Если наш главный конкурент грек, мы с тобой должны знать историю и культуру его исторической родины лучше его самого.
Хлопотова сжала челюсти и выравнивала дыхание, силясь не вспылить. Охальник продолжал:
– Эти античные космонавты не просто дурь. Помни, Аматидис ― не рядовой коммерсант, строительство для него открывает возможности утыкать российские поля гигантскими бетонными истуканами. Он думает, что творит, а не просто строит. Если бы ты успевала по предметам, то поняла бы: у греков он взял не художественные методы, не философские наработки, а первобытную архаику. Он, как говорят чиновники из Минкульта, «формирует образ сильной России». Это для твоих преподавателей Греция ― колыбель культуры, мир, где впервые задумались о принципах бытия. Наш Макарий Леонидович из античной древности слепил гражданскую позицию ― это крайняя степень консерватизма. В этом он по-своему оригинален, объясняю чем…
Хлопотова демонстративно схватилась за голову. Охальнику принесли морепродукты, он взял инструменты и продолжил:
– Наши государственники ― сплошь защитники старины и идеологи седобородых устоев. Причем мракобесие не мешает им с удовольствием покупать новейшие гаджеты. Аматидис ― не исключение. Но идея вернуть общество в спокойное и надежное прошлое исторически любима нашей властью, потому что в былинные времена холопы были послушней. По этой схеме предыдущая хунта попыталась выехать из кризиса. Но они осмелились отмотать историю всего на пару тысяч лет. Их опорой стала христианская мораль. Проверенный метод не сработал, служители культа потеряли «власть над умами», или над душами, как они любили выражаться. Аматидис же со своим загорелым мужеством и родоплеменной добродетелью оказался тогда как раз кстати. Его радикальные посылы, вопреки здравому смыслу, стали милы народу. Воистину любовь ― механизм алогичный.
Хлопотовой удалось успокоиться, она пропустила мимо ушей монолог Охальника и мысленно составила рабочий план на завтрашний день. Но как только она оторвала взгляд от статуй, вид жующего устрицы начальника вернул ее в прежнее состояние. Он разламывал раковины моллюсков и вылизывал содержимое. Рот и подбородок его лоснились от устричного соуса. Хлопотова не могла больше есть.
– Ладно, не обижайся, ― Охальник отбросил иронический тон, ― я нисколько не сомневаюсь, что ты, наконец, проникнешься античным духом и устранишь задолженности. Давай лучше поиграем, смотри ― парень за стойкой. Как думаешь, кто он?
«Когда-нибудь я задушу тебя во время твоих игр»,― подумала Хлопотова, но послушно повернулась и увидела молодого худощавого парня, который явно был не пилотом, не космонавтом и уж никак не коммерсантом. К тому же лицо его было несколько темней, чем это бывает у людей.
– Скорее всего, он студент, ― предположила она, ― хотя немного смахивает на гуманоида.
– Я думаю, он кого-то ждет.
– Как большинство посетителей клубов, он наверняка ищет партнершу для секса.
– Ну, зая, куда подевался твой аналитический талант? Во-первых, еще рано, ночным клубом это заведение становится после десяти. Пока что ― это просто ресторан. К тому же, ты забыла, кто здесь хозяин. Разве допустит наш приверженец эллинской добродетели устраивать здесь сексуальную ярмарку. Нет, тут царит дух благочестия. Стоп. Внимание, к нему кое-кто подсел. Не оборачивайся, достань лучше зеркальце, не нужно, чтобы охрана поняла, что мы их разглядываем.
Хлопотова пожала плечами и исполнила просьбу Охальника. Одежда девушки выдавала в ней принадлежность к какой-то молодежной субкультуре, в их разновидностях Хлопотова не разбиралась. Зато она разбиралась в отношениях, и, судя по всему, молодые люди находились в той нежной стадии, когда уже образовалось притяжение, но каждый пока старается его не показывать. Парень непринужденно болтал и, поскольку жестикулировал он несколько развязано, Хлопотова сделала вывод, что его легкость напускная.
– Коварный соблазнитель в начале карьеры, ― улыбался Охальник.
– Похоже, он влюблен. Ты не знал, что у людей так бывает?
– У тебя с мужем так?
– Козел ты, Иван.
– Тяжело ему с ней будет, ― Охальник и не думал реагировать на оскорбление. ― Она не курит, не пьет, придерживается вегетарианской диеты.
– Откуда ты знаешь?
– Это дочь Аматидиса ― Антигона, правда, «ВКонтакте» она зарегистрирована как Анна.
– Так вот зачем мы здесь.
– Интересно же, чем живут наши космостроевские друзья. Смотри, им принесли травяной чай и клубнику. Как мило.
В это время началась концертная программа. Ведущий объявил хоровое состязание, и на сцену вывалили нескладные мужчины с оголенными торсами и стесняющиеся женщины, завернутые в простыни старинных одежд. Конферансье представил их сотрудниками сметного отдела «Космостроя». Коллектив запел, и Хлопотова поняла, что вокальными способностями не обладал ни один из выступающих. По залу поползли смешки.
Вдруг девушка, которую, по словам Охальника, звали Антигоной, выбежала на сцену и остановила действо. Публика оживилась. Девушка на мгновение скрылась за кулисами и вышла обратно с электрогитарой наперевес. На лицах сметчиков отобразилась надежда на спасение. Антигона сыграла вступительное соло, оглянулась на хор и запела. То, что она делала, было не гимном, который пытались изобразить строители, а лирической композицией о древнем народе, жившем в согласии с природой и не знавшем насилия. Оркестр подхватил мелодию и резво подыгрывал дочке хозяина. Хор мычал, и их «м-м-м» походило на бэк-вокал. После финального аккорда раздались аплодисменты, Хлопотовой тоже понравилось, она уже давно сидела вполоборота и в упор разглядывала солистку.
– Она находится в идейной оппозиции к папе, ― комментировал Охальник, ― греки ей представляются зверями, работорговцами и агрессорами. Она увлечена Индией и Тибетом, но пока без фанатизма, по-детски. Я читал ее посты ― там такая каша из хипповства, буддизма и учения Кришны, что черт ногу сломит. Как бы на этом сыграть?
Хлопотова не слушала начальника, она разглядывала молодую парочку. Парень, как только Антигона присела за столик, поцеловал ее ладонь, как видно в знак признания ее таланта. Но девушка почему-то отдернула руку и испуганно оглянулась. К столику уже спешили атлеты в борцовских трико. Парень попробовал ретироваться, но был мгновенно скручен и сопровожден на воздух. Антигона по-детски капризно оттолкнула тарелку с клубникой.
– Как тебе порядочки? ― улыбался Охальник. ― А ты еще меня критикуешь, а если разобраться, разве я козел?
– Прости, ― Хлопотова увидела в фойе знакомое лицо, грузный мужчина направлялся к их столику.
Охальник перехватил взгляд Надежды и оглянулся:
– А, Быков, здорово. Присаживайся. Наделал ты шуму в Заветах Ильича, мне уже из полиции звонили.
– Да ладно, там же пришельцы.
– Извините, Надежда Евгеньевна, ― Охальник подмигнул Хлопотовой, ― нам с начальником службы охраны надо посекретничать.
– Всего доброго, ― Хлопотова вытерла губы салфеткой и медленно пересекла ресторанный зал, однако в фойе она направилась не к гардеробу, а взбежала по лестнице на балкон ресторанной вип-зоны.
Охранник элитного зала преградил дорогу, но при помощи наличных Хлопотовой удалось выбрать место, откуда просматривался столик Охальника и Быкова. Надежда долго настраивала антенну диктофона, возилась с эквалайзером, убирала посторонние шумы, наконец, устройство распознало требуемые голоса и начало записывать. Надежда проверила звук, все было идеально, она лишь волновалась, что пропустила самое важное.
8
Аматидис закончил набросок, пододвинул к мольберту столик, взял пассатижи и стал откусывать ими разные по длине отрезки проволоки. Хлопотов не на шутку испугался.
– Скажи-ка лучше мне, ничтожный, как научился ты мошенничать и воровать? Как стал подобным ты Охальнику, хозяину всех недостойных?
Хлопотов сглотнул слюну, пожал плечами и решил увести разговор в сторону от Охальника, чтобы дело подольше не доходило до использования проволоки:
– Воровству в России никого учить не надо ― лисий нюх у нас от предков. То есть от героев, как вы их называете. Все тащили. Вагонный участок трещал по швам ― шла реорганизация. Директора делили рельсы и шпалы, корпуса и вагоны. Каждый тогда украл свой кусок ― даже гуманоиды. Да! Человекообразные сдавали на лом алюминиевые детали. Один я, стиснув зубы, топтал объездную дорогу и вагонные тупики. Я верил: диплом откроет мне дверь в нормальную жизнь!
– Глаголишь ты, что гуманоиды на путь недобрых дел тебя подвигли?
– Вообще-то гуманоиды уже тогда были отработанным материалом, пеплом империи, шлаком космической колонизации. Их мозги могли обработать одну схему: украл ― продал ― пропил. Нет. Воровство ― дело человечье! Тут нужен интеллект, фантазия и маневр! Но оказалось, что бывают исключения.
– Инопланетный друг Линкольн сподобил?
– Рейган. Он все придумал и провернул, но я тоже активно поучаствовал. Я, так сказать, провел маркетинговое исследование. Все несли с производства: кладовщицы ― шурупы и гайки, маляры ― краску и лак, слесари ― алюминий и медь, столяры ― доску и брус. И только никому не нужные листы стекла преспокойно стояли в ячейках!
– Как так? Стекло ― товар достойный!
– Размер неходовой. Окно вагона шире и ниже обычного квартирного проема. Такое стекло никуда не приспособишь, никому не продашь. Никто не мог сбыть эти стекла. Но у Рейгана был талант на случайные деньги. Первым делом он переговорил со снабженцами ― нам нужны были целые, неразрезанные стекольные листы. Их резали на специальной складской машине.
– А что ж кладовщики не преуспели сами? Зачем прибегли к помощи рабов инопланетных?
– Аппарат автоматически резал лист на две половины. Что ж им, подпольную мастерскую на складе открывать, стекольщиков нанимать, чтоб стекло резали по размеру заказчика? Хлопотно и погореть можно. А так они в двойном прибытке. Во-первых: Рейган им процент от каждого проданного ящика пообещал. Во-вторых: резочная машина простаивает, следовательно, машинное масло, которое в резец подается, можно сбывать налево.
Первый клиент был фермер из области. Мы дали взятку мастеру цеха, чтобы тот меня на резку стекла поставил. Теперь всю смену я проводил, согнувшись над стекольным столом. Тепло, сухо, в ушах плеер. Вжик стеклорезом ― стекло в ячейку, вжик ― в сторону. И так двенадцать часов подряд. Спина, конечно, затекала, но на кону были деньги. Нормальные деньги, а не подачка на бедность гуманоидам. За неделю я нарезал крестьянину стекла на несколько теплиц. Он приехал на крытом грузовичке, и мы его до верха загрузили.
– И ты был рад деньгам, неправедным трудом добытым?
– Еще бы! Фермер рассчитался с Рейганом, а тот мне сразу полпачки отдал. Я как в карман ее сунул, так у меня все запело внутри! Думал: «Оденусь прилично, потом закачусь в ночной клуб, закажу марочного коньяку для какой-нибудь девочки. И вот тогда! Ха-ха! Тогда-то я, наконец, получу то самое, в чем мне отказала Надежда».
– Измучил ты меня своим рассказом, до низменных соитий больно ты охоч!
– А вы вспомните себя в восемнадцать лет. Вам что, не знакомо это мучение от непрекращающейся эрекции? Или уже тогда все ваши мысли были устремлены в космос?
– Будь осторожен, ведь за дерзость могу я вырвать твой язык!
Хлопотов извинился и продолжил:
– Сразу после погрузки решили обмыть первое дело. Я предлагал столичные заведения, о которых слышал от сокурсников, но Рейган отмел все мои варианты. Он презирал клубных девиц и прочих «студенток», говорил, что на них можно все деньги спустить, так ничего и не получив взамен. Рейган, как человек семейный, предпочитал профессионалок. А я наотрез отказался ехать к проституткам, и мы остановили свой выбор на ночном кафе для проводников. Кормили там по-домашнему, музыка играла тихо, кроме нас сидела всего одна компания.
Рейган предлагал тосты за меня. Он особо ценил во мне то, что я работяга. Среди людей, говорил он, трудно найти хороших исполнителей: все хотят командовать, а вот, чтоб так, по-товарищески, по-партнерски, обстряпать дельце с нашим братом гуманоидом. Нет, «человеки» выше этого. Я не отставал и пил за организаторский талант Рейгана.
Вдруг за соседним столиком произошла ссора. Единственная женщина в компании стала кричать и обзывать всех мужчин козлами и сквалыгами. Проводники сначала успокаивали ее, а потом предложили ей проспаться и ушли.
Тогда Рейган встал и сказал, что ему нельзя больше пить, иначе его не пустят на порог. Он тянул меня за собой, но я наотрез отказался ехать. Рейган посмотрел на мою избранницу: «Вообще-то проводницы ― классные бабы! Хорошо идут под водку и стук колес! Только все они пришелицы, как и я. Ты как насчет этого?» Но я уже тогда был без предрассудков.
– Правильно, ― поддержал он меня, ― в постели наши гуманоидные самки может даже получше ваших. По всей галактике таких умелых не сыщешь, а в темноте их от женщин и не отличишь! Если не даст, где ночевать будешь?
– В сторожку пойду, к беспалому, мне не впервой.
Рейган уехал, а я подсел к даме. Она плакала. Я утер ей слезу тыльной стороной ладони. Она была раздражена:
– Ты что, мальчик, руки тянешь? Иди домой ― мама заволнуется, ― огрызнулась она, но ладонь не оттолкнула. И даже вспомнила, что я вставлял в ее рабочем купе стекло.
– Ну как, ветра северные в окно не задувают? ― начал я приступ.
– Не задувают, а надувают. Да только не ветра и не в окно! Эти козлы, представляешь, недоплатили мне. Я больше всех пива и водки продала. А они: «Начальник поезда процент увеличил». Врут ― между собой мои деньги поделили. Что я им сделаю, слабая женщина? А если б ревизоры застукали, никто бы не заступился.
Проводница была хороша, хоть и в возрасте. Года на три всего постарше меня нынешнего. Конечно, тогда казалось, что старовата, но было в ней что-то. Кожа почти светлая, от родителей-гуманоидов ей досталась только фигурка кряжистая. Ей даже шло ― бедра восьмерку выписывали при ходьбе.
Мы целовались под фонарем. Как только я выпускал ее голову из рук, она начинала трещать про то, какие подлые мужики в ее поездной бригаде. Потом она захотела еще выпить, и я купил ей коктейль в ночной палатке. Я боялся, чтобы не перепила, но она даже не шаталась на каблучках своих форменных туфель. Как и все гуманоиды, она была сильна и вынослива.
Было по-настоящему здорово! Мы шли с ней вдоль тупика в кромешной тьме. Вокруг никого не было. Она держала меня под руку и терлась об меня бедром. Мне даже не верилось, что сейчас в вагоне передо мной разденется настоящая, живая женщина.
Я запрыгнул на ступеньку, разобрался с замком, открыл фартук откидной площадки и подал ей руку. Она легко взбежала по ступенькам, и, целуясь, мы ввалились в ее купе. Дальше я был сам виноват ― замучил ее долгими прелюдиями.
Она ворчала, а я все трогал ее и трогал. Словно хотел запомнить, как это бывает, зная, что следующий раз случится не скоро. И, конечно же, я был наказан за свою медлительность ― вагон неожиданно дернулся. Это к нам подцепился локомотив и укатил наш вагон в колесные мастерские. Когда маневры закончились, моя пришелица уже крепко спала.
– Средь неудачников, пожалуй, ты ― король! ― расхохотался Аматидис, но Хлопотов не прервал рассказ:
– Она растянулась на всю полку. Рядом с ней мне не было места. Ничего не оставалось, как сесть на соседнее сиденье и смотреть на ее тело. Но в темноте ничего не было видно, и тогда я открыл штору. Наконец-то мне повезло! Мощный деповской фонарь болтался прямо напротив нашего окна. Моя пришелица поморщилась от света. В неоновых лучах стало заметно ее инопланетное происхождение. Лунное свечение ее кожи невероятно возбудило меня. Я разрядился ей на лицо. Она сквозь сон недовольно промычала, утерлась и перевернулась на бок. Я укрыл ее. Мне было бы приятней, если бы она не спала, и все прошло бы по полной программе. Но так тоже было ничего. Я был доволен. Я принял правила и был вознагражден.
– О правилах каких ведешь ты разговор? Смешон ты мне до глубины души.
– Все просто: хочешь любви ― гни спину! Работай и покупай! После той ночи я стал старательно пополнять свой арсенал. Как герой компьютерной игры я поднимал каждый артефакт: «аптечки», «патроны», «магию». Здесь все шло в ход: остроты из фильмов, цитаты из книг, афоризмы знаменитостей. Я хорошо «прокачал» своего героя. Он был скромно, но со вкусом одет, не без эрудиции, но и не интеллектуал, с юмором, но не клоун. Хорош, в общем. Но один неправильный штрих в моем образе перечеркивал все достоинства: через каждые два дня я по-прежнему заступал на смену с гуманоидами. Это как если бы сталкер из постъядерного симулятора стал бы вдруг гномом-рудокопом или герой военной «стрелялки» превратился бы в веселого фермера. Я нарушал законы жанра этой игры, поэтому так и не удостоился любви.
– А как же бизнес ваш? Гермес ― мошенников и плутов покровитель ― по-прежнему благоволил?
– Затея со стеклами принесла нам несколько удачных заказов, но вскоре об этом пронюхало начальство. Сменный мастер снова поставил меня на ремонт вагонов. Мои ладони опять обросли мозолями. Поры кожи до того забились вагонной пылью, что я стал смахивать на пришельца. Имидж успешного любовника так и не был достроен. Теперь, одетый в модные тряпки, я выглядел даже комично, как гуманоид в клубном пиджаке.
9
Охальник расплатился, и они вместе с Быковым отправились к гардеробу. Хлопотова остановила запись и свернула антенну.
Ресторан Аматидиса располагался в высотном здании, которое, как все новостройки, было оборудовано взлетно-посадочной площадкой. Хлопотова думала, как ей выбираться. Открыв органайзер, она удостоверилась, что дороги в пробках. «Такси исключается, но и корпоративный вертолет вызывать рискованно, ― думала она, ― если Охальник запросит график полетов, выяснится, что я улетела позже него и Быкова. Лучше не рисковать».
Надежда шла к метро по узкой улице в плотной толпе. К турникету она пробилась не сразу, завсегдатаи подземки ловко ее оттесняли. Когда она сунула кредитку в прорезь валидатора, выяснилось, что устройство не распознает золотые карты. «Черт, надо было сразу сообразить, что вип-клиентам не включают метро в пакет услуг», ― Хлопотовой пришлось лезть против напирающей людской массы. Лица гуманоидов были полны злобы и решимости, казалось, еще чуть-чуть, и ее повалят. Тогда беда ― растопчут насмерть. «Помогите!» ― отчаянно прокричала Надежда.
Послышались матерные окрики и глухие хлопки ― это к Хлопотовой пробивался полицейский, ловко орудующий резиновой плеткой. «В стороны, разойдись, прочь, мутанты, ― прорычал патрульный и схватил Надежду за локоть. ― Как вы здесь оказались?»
– Вертолет сломался, а карточку турникет не распознает.
– С ума сошли, сейчас пришельцы с работы на окраины ломятся, разве можно так рисковать человеку? ― полицейский подвел Хлопотову к турникету, подал знак дежурному, и тот отключил ток от створок. Надежда прошмыгнула в переход, оглянулась на полицейского и снова смешалась с пришельцами. В вагоне ее плотно облепила бригада гуманоидов-здоровяков. Укладка потеряла объем, одна прядь зацепилась о щетину гуманоида, в нос били пары алкоголя. Рабочие пользовались ситуацией и трогали исполнительного директора «Космопрома» где хотели. Хлопотова робко оглядывалась, другие женщины находились в таком же положении, но все они были пришелицами. Несколько раз Хлопотова пыталась выйти, но входящие заталкивали ее обратно в вагон. Переходя на свою ветку, Надежда потеряла каблук и почувствовала, как расходятся стежки на платье. Путь от станции метро был неблизким, пришлось объезжать пробки на мото-такси. Лихой байкер заставил Хлопотову поволноваться, но все же доставил до дома живой. Теперь можно было спокойно сидеть с бокалом коньяка перед монитором компьютера.
Почтовый ящик был забит спамом, Надежда удалила рекламу, анкеты интернет-альфонсов, но набор любовных гаданий все же открыла.
«Узнайте себя» ― предлагал первый тест. Оказалось, что свой внутренний мир она может определить по форме груди. Хлоптова покрутила сосок и выяснила, что обладательницы схожих с ней форм были выдержанными женщинами с нордическим характером и острым умом, но душа их закрыта от окружающих. Все это не было для Надежды открытием, но она все же прошла вторую часть теста, чтобы посмотреть, какой совет ей даст интернет-психолог.
«Мир мужчин жесток и эгоистичен. Ты не из тех, кто готов принять их мнимое превосходство и добиваться успеха, притворяясь глупой и покорной. Ты можешь быть нежной и мягкой в постели, но ты забыла, как это бывает, потому что секс для тебя давно превратился в битву. Единственный выход, думаешь ты, ― перестроить окружающую действительность под себя. Но будь осторожна, многие сильные женщины сломались на этом пути, потеряв красоту и молодость. Так и не использовав их, они оказались на обочине бизнеса, политики и культуры. Продвигайся за счет мужчин, как это делали светские львицы при дворах королей Европы, и тогда ты реализуешь свои амбиции. Помни, ты живешь в стране, где чрезвычайно популярна фаллоцентрическая идеология. Удачи тебе во всем!» ― итог теста не понравился Хлопотовой, и она закрыла сайт: «Иди ты сам на свой фаллос, гештальт-онанист».
Надежда снова безрезультатно попробовала дозвониться мужу: «Витя, неужели ты действительно во что-то вляпался?» Не волнение и не жалость, а скорее тоска охватила ее. Надежда вошла в комнату мужа, его стол был пуст, сразу видно, что за ним никто никогда не работал.
В столе лежал семейный фотоальбом Хлопотовых. Надежда посмотрела на свекра, которого никогда не видела живым, и на свекровь, которая недавно умерла. Потом она улыбнулась маленькому Хлопотову в подгузнике. Пролистнула фотографии юности, где он чокался рюмками с Рейганом и другими пришельцами. Последние фото были плохого качества, снятые любительским аппаратом. На них Хлопотов был в морской форме с нашивками космических войск. «Моряк ― с печки бряк! Витя, если бы все мужики были такими, как ты, насколько легче мне было бы оставаться самой собой. Так нет, вы же все в «Охальники» да «Аматидисы» норовите выбиться!» Дальше следовал ненавистный Хлопотовой свадебный раздел. «Что, радуешься, еще не знаешь, что тебя ждет?!» ― Надежда зло глядела на довольного мужа, рядом с ним стояла она сама в платье невесты и оскалившийся Охальник с лентой свидетеля. «А ты все ржешь, и рот, как всегда, лоснится», ― глядя на босса, Хлопотова начинала задыхаться, ей вспомнилось, как он принудил ее к участию в групповой оргии. Это длилось непостижимо долго, ее тело обследовали руки партнеров по бизнесу, но сам Охальник к ней не прикоснулся, он копошился между ног у жен магнатов. Иногда он отвлекался, поднимал голову, подмигивал и улыбался Надежде влажным ртом. От воспоминаний взгляд ее помутнел.
Хлопотова захлопнула альбом и вернулась к компьютеру, свежая аудиозапись ждала расшифровки. Сначала Быков оправдывался за неудачное вскрытие хлопотовской квартиры. «Хлопотов, конечно, и не подумает возмутиться этим наглым взломом», ― Надежда промотала вперед и стала набирать текст разговора, обозначив Охальника и Быкова первыми буквами фамилий:
О: Думаешь, Юра не справится? Почему, я видел, как он ей руку целовал. Да и тот факт, что она согласилась с ним встретиться, отлично характеризует пацана.
Б: Он не пацан, он ― гуманоид.
О: Быков, ты ― шовинист. Это может помешать работе. Ты теперь не особист на космодроме, автомат, кулаки и сторожевые овчарки в нашей работе не нужны. Имея дело с людьми, ты должен оценивать их профессиональный потенциал.
Б: По-вашему, он ― профессионал? Студент-второкурсник, сопляк, он и в армии-то не был. С оружием обращаться не умеет. Как можно доверять ему такое ответственное задание?
О: На собеседовании он сказал, что научился пользоваться винтовкой по инструкции в Интернете. Звучит забавно, если учитывать, на кого мы замахнулись. Но его решительность мне импонирует. Твои так называемые «спецы» отказались разрабатывать нашего античного друга.
Б: Они профессионалы и понимают, что сложность операции заключается в невозможности отхода. Какие бы деньги ни были на кону, валяться продырявленным стрелами греческих атлетов никому не хочется.
О: А Юра об этом не думает.
Б: Потому что дурак.
О: Потому что у него есть цель. Не случайно он на переговорах четко определился с суммой. Какая цель ― нам знать не обязательно, для нас важно, что она ему дороже жизни. К тому же помимо «отхода» не менее важен «подход», и тут, согласись, он молодец. Мало того, что вычислил слабое место Аматидиса, но и кадрит дочку очень технично. Я читал их переписку, парень строит из себя изотерического гуру. Тут ему и гуманоидная внешность на руку ― врет об индийских корнях. Папаша ей устроил прекрасную атмосферу для развития юношеских комплексов, она не уверена в себе, и сейчас ей нужен парень для самоутверждения. И не просто парень, а полная противоположность отца, потому что в ее пробуждающейся сексуальности чувствуется крепкая примесь дочернего бунта. Я лишь боюсь, что Юра расколется, перепутает термин или запнется на индийском имени.
Б: А я боюсь, что он промахнется. В тире он изрешетил потолок и стены, но в мишень попал один раз, и то случайно, когда перезаряжал. Хорошо, хоть не убился.
О: Потренируй его.
Б: Бесполезно, он не чувствует цевье. Они сейчас все такие. Я еще когда служил, заметил, что каждый новый набор призывников все хуже и хуже. Последний призыв вообще был такой, будто им матку вместо яиц пересадили. От жратвы отказывались, питаться только в буфет ходили. Один солдат поносом мается, другому, видите ли, вода не та ― рожа прыщами исходит. С полной выкладкой стоять не могут, не то что кросс бежать. Зато штаны ушивать и фотографироваться ― это они мастера. Не успеешь гаджеты отобрать, им уже родители новые присылают. В морду дашь ― на утро весь Интернет в курсе. Бабье, а не воины.
О: Аматидис своих борцов нашел из кого набрать. Так что ты мне эти сказки про гендерную деградацию брось. Просто армию давно пора гуманоидами комплектовать, и наш Юрик эту мысль красноречиво доказывает. Пусть он из семьи пришельцев, пусть не имеет навыков боя, зато дух, как у вас говорят, боевой. Научи его, чему успеешь, я чувствую, что он скоро сократит дистанцию. Антигона созрела. Ха-ха-ха-ха!
Хлопотова сняла наушники. Понимая, что противостояние космических корпораций перешло в активную стадию, она подумала о муже. «Витя, где ты, бедный?» Ей вспомнилось лицо мужа, моргающее, беспокойное, всегда взволнованное и неуверенное. Надежда понимала, что в предстоящей игре Хлопотов ― самая уязвимая фигура. «Зачем ты влез в «Космопром», что толку от работы в корпорации, если добираться до нее приходится в толпе с гуманоидами, а СРО-шники не подкидывают тебе даже жалких бонусов? На что ты надеялся, дурачок?»