– Есть, все есть, – ответил Борька.
– Ну и славно. Сразу скажу, людей у нас мало, а работы много. Поэтому тебе тоже поработать со всеми придется. А вот выделить отдельно никого не смогу, москвич. Да и вообще времени ни на что нет. Ладно, мужики, поздно уже, можете идти. Завтра в шесть всем быть здесь, – сказал председатель.
Мужики ушли.
– А почему, если государственная, то значит ничейная? – спросил Боря.– Потому что в 2010-м году был принят закон, который истребил все лесничество в России и передал угодья в частные руки.
– И к чему это привело?
– А ты разве не видишь? Леса горят пуще прежнего! Все тушат и тушат. Новости почитай. Каждую весну горят и будут гореть. Но это все мелочи. Главное, что частники и арендаторы забирают самое ценное, а после себя оставляют, как получится. Лес рубят – продают за границу. Зверя бьют – мех за границу. Рыбу – за границу. И везде так. И куда, скажи, армии лесников деваться, кто здесь родился, вырос, который в пятом поколении лесник, охотник, рыбак? Так и приходится устраиваться к кому-нибудь батрачить. Всё к этим же собственникам и идут. Прислуживают на базах, клиентам в пояс кланяются. Хорошо, если егерем, а-то ведь и банщиком могут поставить или белье стирать.
– А ваша база тоже частная?
– У нас не совсем база в том понимании, в котором ты привык, может быть, видеть в рекламных газетках. Мы, можно сказать, остались колхозом. Ученые приезжают, путешественники. Ну, охотники, рыбаки, само собой, но не от них кормимся. Словом, долго объяснять да и ни к чему это. Сложная схема взаиморасчетов. Живем как-то и ладно.
– А куда завтра поедем? – спросил Боря.
– На Совиное болото, там топко, но, может, проберетесь, – ответил председатель.
– Значит, вы не поедете?
– С радостью бы, да куда там, – он махнул рукой на окно, через которое можно было наблюдать стройку новых домов.
Борька чуть помедлил, потом спросил:
– Вы все же не могли бы мне более подробно рассказать, как и что завтра будет происходить?
Николай Николаевич поднял на него глаза, потом прищурился по своему обыкновению и сказал:
– Ах да, ты же москвич, – он улыбнулся. – Сказать бы мне все на чистоту, но лучше сам завтра все увидишь. Мужики расскажут по дороге. Но если покороче, то есть у нас один заказ, можно сказать, государственный. Не каждый год он происходит, но в этом году то ли встреча, то ли симпозиум у них, – он поднял палец вверх. – Словом, застолье. Вот и надо постараться. А про гуся завтра утром поговорим.
– Вы лично знали Льва Ивановича? – опять спросил Борька. Ему все же хотелось побольше узнать об этом председателе.
– Лично? – председатель опять прищурил глаза с улыбкой. – Да если бы не он, не было бы этой базы. Поэтому только из уважения к нему я и согласился тебя принять. Уж не знаю, что там за важность такая у вас, что за гуся тебе надо отыскать, но, если Иваныч просил, значит нужно помочь.
– Спасибо вам большое! – сказал Борька.
– Спасибо потом скажешь, если все у тебя получится.
Затем Николай Николаевич внимательно посмотрел Борьке в лицо и спросил:
– Ну-ка, скажи, кого ты мне напоминаешь? Вот смотрю и не могу вспомнить. Как фамилия твоя?
– Сыроедов.
– А отца как звать?
– Сергеем.
Председатель немного подумал, потом отрицательно качнул головой. Его с улицы кто-то позвал, и он ушел. Борька так ничего толком и не понял о завтрашнем дне.
Его поместили в одном из уютных гостевых домиков, хоть он и предпринял слабую попытку противиться, сказав, что переночует в машине. Но получил ответ, что "так не принято, с нас не убудет". И в душе с радостью принял приглашение. Потом был сытный ужин вместе со строителями. Борька сильно устал к вечеру и поев, тут же улегся спать. Подъем завтра в пять.
Шесть утра во время полярных дней очень условны, главное следить за часами, по солнцу мало, что понятно. Но северные люди к этому привычные, потому у конторы уже собрались мужики. Человек десять. Некоторые приехали на мотоциклах с непременным атрибутом: коляской. Почти все были одеты в камуфлированную одежду, на ногах болотные, обычные резиновые или кирзовые сапоги. Борька тоже оделся подобно им. Возле барака уже стояли два УАЗика: буханка и бортовой с увеличенной кабиной. Борька увидел в кузове бортового небольшой вездеход-болотоход. Окно в комнату председателя было открыто. Сам председатель смотрел через него на прибывшую команду и курил.
– Заходите! – крикнул он, и мужики повалили внутрь, побросав недокуренные сигареты. Пошел с ними и Борька.
Как нельзя кстати пригодились стулья. Мужики расселись. Боря зашел последний и по привычке закрыл дверь.
– Нет, не закрывай! – бросил ему Николай Николаевич, – Сейчас духота настанет, вон вас сколько. Садись-ка вот сюда, – указал он на место рядом с его столом. – Знакомьтесь, мужики: Борис, приехал из Москвы. Серега, возьмешь его с собой. Пару дней поработаете вместе, – обратился председатель к одному из седых мужиков, – Поставишь с Михалычем. А где он, кстати?
– Шурка приехал к нему, – буркнул седой, как лунь, Серега.
– Этого еще не хватало, – нахмурился председатель. – Ну и где он? Придет хоть?
– Михалыча ты знаешь, не подведет, заберем по пути. А вот Шурка… – седой махнул рукой. – А пес его знает. От него что угодно жди.
– Шурку не бери! – приказал Николай Николаевич. И уже всем: – Остальные знаете, что делать. Как обычно.
Что именно делать остальным, Борька так и не услышал. Впрочем, что ему лично делать, он тоже не узнал.
Толпа выдвинулась на улицу, по пути закуривая и громко разговаривая. Борька вышел за ними, ища глазами Серегу, которого отличала снежно-белая шапка волос и такие же брови. Для себя он еще не понял, как к нему обращаться. Ну не Серегой же звать человека, кто вдвое старше!
На выходе мужики расступились, пропуская кого-то. Борька тоже посторонился. Мимо него стремительно пронеслась девушка в легком летнем платьице. Ярким лучиком она влетела в задымленный коридор и, словно свежестью, рассекла тяжелый воздух. Наверное, так оно и было на самом деле, потому что Борькин нос почувствовал едва уловимый запах цветов. Почти каждый обернулся посмотреть на нее. Не исключением был и Боря. Но ему поворачиваться не пришлось: девушка его заметила и на миг остановилась, заинтересованная незнакомым лицом.
– Привет, – легко с улыбкой сказала она.
– Привет, – также легко ответил Борька. Но продолжения не последовало, девушка вбежала в комнату к председателю, из которой только что все вышли.
"Что это она со мной поздоровалась? Мы же не знакомы", – подумал растерявшийся Борька. Настроение у него заметно улучшилось, но в то же время он немного засмущался, что девушка поздоровалась только с ним. Впрочем, может быть, с другими она уже здоровалась сегодня, а его просто с кем-то спутала: вон здесь сколько мужиков. Тем не менее, он почувствовал скрытую вину перед другими молодыми лесниками, но несомненно ему было приятно, пусть даже это была случайная ошибочная встреча. Борька внутренне улыбнулся и пошел дальше к выходу. У самой двери его ждал седой Серега. Борька обрадовался: как хорошо, что тот уже ждет его, самое время спросить, как к нему обращаться, но передумал это делать. Серега злобно смотрел на Борьку. Но длилось это лишь один миг. После этого он вышел на улицу. Борьке ничего не оставалось, как последовать за ним. "Может быть, в коридоре просто было темно и мне показалось?" – постарался он как-нибудь объяснить такое внезапное поведение человека, которого он увидел впервые в жизни и даже не успел обмолвится ни словом. Настроение ухудшилось.
Мужики расселись по УАЗикам. Вещи уже давно были уложены, поэтому процедура не отняла много времени. Машины тронулись и скрылись среди деревьев.
У открытого окна стояли председатель Николай Николаевич, а рядом с ним та стремительная девушка, которая так неожиданно повстречалась в коридоре.
– Брось думать, дочка, – сказал председатель, глядя вслед уезжающим машинам. – Не твоего он поля ягода.
Девушка стояла с легкой улыбкой и о чем-то думала.
Машины остановились у крайнего дома поселка. Где-то залаяла собака. Из дома вышел крупный бородатый мужчина. Это и был Михалыч. Он махнул водителю бортового УАЗика, и тот подкатил машину к открытым воротам. Михалыч вместе с каким-то парнем, вышедшим одновременно с ним, закинули в кузов две пластиковых лодки с плоским дном. Затем покидали туда же свои рюкзаки, а сами сели в "буханку".
– Трогай, – крикнул водителю парень, изображая кривую ухмылку на лице, и быстро забегал глазами по салону, рассматривая всех мужиков. Его хаотичный взгляд зацепился и замер на Борьке. Он смотрел долго, пристально, не мигая, сузив глаза.
"Чего вылупился?" – чуть было не вырвалось у Борьки, но он благоразумно промолчал. Странно, за собой он такого раньше не замечал, а сейчас прям захотелось сказать, а ещё лучше съездить чем-нибудь тяжелым по наглому пареньку. Борька постарался изобразить самое простецкое и невинное лицо.
– А ты кто? – с вызовом спросил паренёк.
Борька, сообразив, что за него никто отвечать не намерен, выдержав паузу ответил:
– Борис.
Борька, конечно же, не ждал в ответ услышать имени своего неприятного собеседника, что, собственно, и произошло.
– Да мне плевать, – с напускной безразличностью сказал наглец и намеренно плюхнулся на скамейку рядом с Борькой, больно задев его плечом.
– Шурка, угомонись, – сказал кто-то, и паренек вроде как успокоился.
Для Михалыча народ сам потеснился, освобождая место.
Всю дорогу Шурка пытался на кочках то ткнуть локтем, то, как бы невзначай, навалиться всем телом. И каждый раз он поворачивался к Борьке лицом со своей противной ухмылкой и с извиняющимся выражением, мол дорога такая, я тут ни причем.
"Ну, почему нельзя без этого? Все же было так хорошо и обязательно кто-нибудь найдется, кто все пытается испортить", – подумал Борька, с досадой поглядывая на других мужиков, безмолвно ища у них поддержки или защиты. Но, казалось, никто не замечал Шуркиных выкрутасов. Борька же понимал ради какого дела он здесь находится и не собирался ни с кем ссориться или иным образом накалять отношения. Он терпел. Кроме того, неизвестно к чему эта ситуация может привести. Судя по глазам, паренек еще тот забияка, наверное, и двинуть может. А вот Борька в своей жизни ни разу не дрался, если не считать удары по отцовской груше, но на деле применять это никогда не приходилось. Впрочем, Боря и сам понимал, что в реальной ситуации все бывает совершенно иначе, ни как в спортзале, ни как на ринге, ни, тем более, в кино.
Наконец-то машины остановились, и мужики стали выходить. Шурка дождался, когда Борька встанет, затем, уже пропустив, вдруг вскочил перед ним, не дав сделать шагу и вышел из машины первым. Боря снова подавил желание поддать ногой аккурат посередине спины.
Мужики дружно сгрузили вездеход, вытащили лодки и рюкзаки. Боре было совершенно непонятно, зачем нужны лодки посреди перелесков и густо заросших болот, он предполагал, что их повезут куда-то дальше, на озера. Но лодки так и остались лежать на земле, а борта у кузова УАЗика закрыли. Больше половины мужиков, покурив, опять запрыгнули по машинам и уехали. Остались четверо: седой Сергей, Борька, Михалыч и Шурка. "Председатель что-то говорил, чтобы меня назначить к Михалычу", – вспомнил Борька и в душе обрадовался. С Шуркой, понятное дело, идти никак нельзя, а седой Сергей наградил его в коридоре конторы недобрым взглядом, что также не придало Борьке энтузиазма оставаться с ним. Михалыч пока себя никак не проявил. Седой перекинулся парой фраз с Михалычем и буркнул Борьке:
– Со мной пойдешь.
Борька хотел уж было напомнить наказ председателя Николая Николаевича, но Серега вдруг добавил:
– У Николаича свои фантазии, а нам в полях виднее кого, с кем и куда. План с нас же будет драть, вот пусть там у себя в конторе и распоряжается, – следующие слова адресовались непосредственно Борьке: – Всё для тебя сделали, уж и ты поработай.
– А что нужно делать? – спросил он недоумевающе.
– За мной корзинку будешь носить, остальное – не твоя забота.
Борька обиделся, что ему ничего не доверяют, всё что-то секретничают, скрывают. Какой смысл, если он уже вот-вот и так всё увидит? Ну, хорошо, он согласен и на такое, но почему Серега так ничего и не спросил про гуся, которого собирались искать? Борьку это насторожило и задело. Вот уже все расходятся: Михалыч стаскивает лодку на зыбкий болотный мох, Шурка за ним. Седой накинул на плечи рюкзак и расчехлил большую корзину с заплечными лямками.
– Подождите! – привлек он внимание Сереги. – А разве Николай Николаевич не сказал, что я вам должен про гуся рассказать?
– Про какого еще гуся? Ха-ха! – захохотал Шурка, – Ну-ка, ну-ка, расскажи, посмеемся вместе! – и захохотал еще громче.
– Пошли, не трать время впустую, по дороге наболтаешься, – сказал седой и, оставив корзину, пошел по едва заметной тропинке через перелески.
Борька был возмущен. Он сунул руку в карман, нащупал Пеликена, сильно сжал его до боли в кулаке. Тем временем Шурка уже сел в лодку и, объезжая кочки, отчалил от берега, отталкиваясь шестом. Всё же болото не было трясинным, затягивающим, скорее это было сильно заболоченное озеро. К Боре подошел Михалыч. Он был выше Борьки на голову и на столько же шире. Лицо полностью пряталось за густой бородой. Михалыч произнес очень низким басом:
– Ну, что там у тебя?
Ровный голос немного успокоил Борьку. Он разжал Пеликена и произнес:
– Я ищу гуменника. Он где-то здесь. Это очень важно для меня, от этого зависит жизнь моего друга. Если встретите какого-нибудь особенного, не похожего на других, дайте знать. Очень нужно.
Михалыч коротко кивнул и пошел к своей лодке.
***
Оставив гусей высиживать яйца, я усиленно занялся собой. Мне наскучило бесцельно бродить по окрестностям, я уже хорошо ознакомился с местностью и захотелось забраться куда-нибудь подальше, тем более, что забот у меня никаких не было, кроме тренировок, чтобы поскорее подняться на крыло. Пищи для гусиного желудка вокруг вдоволь, что снимало полностью какие-либо проблемы. Для ночевки я выбирал островки, поэтому спал крепко. Больше всего опасался лис, но при таких мерах осторожности никто до меня не мог добраться бесшумно. И я уходил всё дальше и дальше от мест гнездования своей стаи. Впрочем, подобных мест было множество, и окружающий пейзаж не отличался разнообразием. Часто на пути попадались сидящие на гнездах гусыни, а важные гусаки давали понять, что лучше бы я шёл своей дорогой. Я не собирался им мешать и удалялся дальше. Я сам не понимал, чего ищу, я просто уходил и уходил их этих мест. Здесь я чужой, я не нужен никому со своими человеческими проблемами. Да и не планировал я остаться навсегда в личине гуся. Подсознательно я искал людей. И я их нашёл.
Медленно пробираясь через болото, два крепких парня тащили широкие пластиковые лодки плоскодонки. Их потертые камуфляжи не первой свежести уже были порядком испачканы в грязи. Но парней это нисколько не смущало, напротив, они специально заходили в места менее пролазные. Там, где не могли пройти, садились в лодки и скользили по воде, отталкиваясь шестом или вёслами. Они что-то искали. Но что можно искать на болоте в это время? Ягода поспеет в следующем месяце, охота закрыта. У них не было никакого оружия, если не считать двух больших мачете, которыми они рассекали осоку и мелкие кустики, расчищая дорогу. А в лодках лежали обычные корзины. Причем у каждого было по две корзины.
Я вытянул шею и смотрел на них во все глаза. Всего-то чуть больше месяца я не видел людей, но так по ним соскучился, что даже и не думал прятаться. Встреча была настолько неожиданной, что я даже забыл в каком обличии нахожусь и не раздумывая поплыл к ним. Первый, что был чуть пошустрее, тут же увидел меня и крикнул другому:
– Гляди! Вон он! К нам плывёт. Он что, людей никогда не видел? Совсем не боится.
– Ну, а я тебе что говорил? – пробасил второй. – Тут они сидят, ищи лучше.
– Дай-ка я этому растяпе башку сверну. Столько нас полазить заставил. С утра уже маемся. – сказал шустрый и направился ко мне, подманивая вытянутой рукой.
– Да на кой он тебе? Стухнет же! – сказал басовитый и добавил: – Ты даром время не трать, ищи лучше.
Но шустрый только отмахнулся и продолжал приближаться.
Услышав человеческую речь, я чуть не прослезился. Я не знал, осталась ли у меня способность различать голоса людей. И когда я явно смог различить все слова, я даже не смог воспринять о чём, собственно, они говорят. Я выбрался из воды и радостно раскрыв крылья побежал навстречу шустрому пареньку. А паренёк, вначале оторопев, остановился, помедлил немного, затем вытащил мачете.
– Михалыч, на ловца и зверь бежит! – крикнул шустрый своему спутнику не оборачиваясь.
При этих словах он начал отводить руку в сторону. Сталь блеснула на солнце и отрезвила меня. Внезапно смысл всего происходящего дошёл до мозга. Я мгновенно остановился. Шустрый допустил ошибку: стоило ему рубануть, как моя глупая гусиная голова отделилась бы от шеи, но он вместо этого опять стал меня подманивать. Я ждать не стал, мигом развернулся и подрапал назад в воду, побежал по воде, взмахивая крыльями. Силы и умения разом вернулись, я взлетел. Обернувшись, я видел, как шустрый запоздало прыгнул и ударил своим тесаком по земле, но было поздно, меня уже на этом месте не было. Я сделал полукруг, осматривая незваных гостей. Шустрый потрясал своим оружием и грозился в мою сторону, изрядно извалявшись в грязи после неудачного нападения. А басовитый Михалыч зычно хохотал над ним.
Нет, не таких людей я искал! С этой мыслью, я прямиком полетел к своему заболоченному озеру, где моя стая широко расселилась и спокойно ждёт большого прибавления в своих семействах.
***
Борька накинул на плечи объемную плетеную корзину размером с половину телевизора советских времен, но только вдвое выше, и решил, что свой рюкзак потом можно будет надеть спереди, а пока пусть полежит в корзине, и поспешил за седым. Тропинка постепенно исчезла, а вместе с ней исчез и перелесок. Даже редкие березки стали попадаться все меньше. Зато появилось много воды под ногами. Мох проваливался, и из него выступала жидкость. Седой не произнес ни слова. Борька тоже не хотел первым заговаривать, но налаживать отношения как-то нужно. Кроме того, тот злой взгляд тоже не к добру. А у него сейчас задача найти хоть какую-то зацепку в поисках Васьки, чтобы поездка не оказалась пустой. Молчанием ничего не добьёшься, нужно действовать.
– Скажите, а почему мы пошли не вместе с… – Борька задумался, подбирая слова, – с другой парой? Они на лодках, могли бы вместе же.
Седой ничего не ответил. Может, не услышал, хотя в это сложно поверить, а может, просто проигнорировал. Борька выждал паузу и продолжил, при этом стараясь так строить выражения, чтобы избегать называть седого по одному лишь имени. Он себя корил, что не спросил тогда у председателя отчества Сереги, сейчас было бы намного проще. Впрочем, чего тут бояться? Ну не полезет же он в драку, за то, что Борька называет его просто по имени, в конце концов скажет, как нужно. И Борька пошел в атаку:
– Сергей, нам еще долго идти? Никого же нет, может я способен на что-то большее, чем только таскать вашу корзинку?
Седой остановился на мгновение, видимо, раздумывая отвечать или нет. Решил, что не стоит и двинулся дальше. Борька коротко выдохнул через нос от досады и молча последовал за ним.
Борька был по жизни достаточно замкнутым человеком, но сейчас чувствовал, что останавливаться нельзя, пусть даже будет конфликт, пусть седой хоть как-то проявит себя, но нужно во что бы то ни стало добиться его ответной реакции. И через несколько минут он пошел ва-банк:
– Сергей, перестаньте уже меня игнорировать! Я вам в носильщики не нанимался. Хотите – носите свою корзинку сами, а лично я здесь совершенно по-другому, но по очень важному вопросу. И если вам все равно до моих дел, то мне в такой же степени безразличны ваши, и выполнять какие-то там планы я не собираюсь.
Борька снял с плеч корзину, поставил на кочку и достал из нее свой тощий рюкзачок. Он прикинул в голове различные варианты развития дальнейших событий и решил, что самое лучшее – это вывести человека из равновесия. В любом случае Борьку сегодня уже почти вывели из него, почему бы не переложить часть настроения на другого. И он добавил:
– Отведите меня обратно к председателю. Дальше я не пойду.
Это заявление Седой уже никак не мог оставить без внимания. Он обернулся, и Борька увидел все тот же необъяснимый злой взгляд, который он видел в коридоре конторы. Было неприятно и чуть жутковато. Седой сплюнул себе под ноги, подошел к корзине, скинул в нее рюкзак, взвалил на плечи и выдавил сквозь зубы:
– А ты такой же… как и твой отец.
"Вот те на! – пронеслось в Борькиной голове. – С чего это он вдруг упомянул моего отца, причем явно сдержал какое-то колкое словечко?" Борька выпрямил спину, сразу став заметно выше седого и медленно произнес:
– Что вам не понравилось во мне и причем тут мой отец? Меня вы видите вообще впервые.
Седой остановился. Он снова скинул с плеч корзину на кочку, повернулся к Боре набычившись и сверкнув недобрым взглядом. Борька на всякий случай расставил ноги пошире и повернулся чуть боком: мало ли придется отбиваться от ни с того ни с сего разбушевавшегося старика. Кто знает, что у него на уме! Седой хмыкнул, отвернулся и пошел едва приметной тропой прочь от Борьки.
Борька смотрел ему вслед и не знал, что делать. Хотелось плюнуть на всё, развернуться и убежать подальше от всей этой суеты, от этих людей, от ситуации, возникшей на пустом месте и никак не разрешенной и, тем более, совершенно непонятной. И посоветоваться не с кем. Был бы здесь председатель, может хоть как-то разрулил, назначил бы к другому или же приказал Седому не чудить. Но председателя рядом не было. Не было вообще никого. Только Седой, шаги которого пока еще были слышны, да приставучая мошкара, мешающая сосредоточиться и подумать, взвесить возможные решения и оценить их последствия. Борька заходил взад-вперед на более-менее сухом пятачке, отмахиваясь от надоедливых насекомых и зло ругаясь. Чего он хотел добиться, вызвав на конфликт Седого? Он знал чего: выяснить странное его поведение. Так и надо было спросить, еще там, у конторы, а не сейчас. Сейчас он, Борька, ничего из себя не представляет: нет ни машины, ни проводника, ни возможности с кем-либо связаться. Машины уехали и приедут не скоро. Ну, допустим, выйдет он на дорогу, дождется машину, приедет назад. А дальше что? Что он узнает о Ваське? Пойдет к председателю жаловаться, какой он молодец, а все плохие? Хорош он будет в глазах Николая Николаевича, да и вообще, кого угодно. Лев Иванович с отцом устроили ему встречу с руководством лесничества, даже в поля отправили, можно сказать, дали шанс. А он что из этого сделал? Всё испортил! Стыдно! Но с другой стороны пойти к Седому, значит проявить малодушие. Борькино самолюбие на такое не согласится.
– Катись оно всё к чёрту! – в сердцах вырвалось у Борьки. Он скинул рюкзак на кочку и уселся на него. Мошки вились вокруг, впивались в непривыкшее тело. Борька вскочил, засунул руку в карман и стал снова ходить взад-вперед. Рука нащупала Пеликена. Борька достал его из кармана и разжал ладонь, глядя на фигурку. На мгновение остановился, хмыкнул и сказал:
– А, плевать! Будь, что будет! – подхватил рюкзак и пошел догонять седого Серегу.
Седой сидел на камне и, казалось, ждал появления Борьки, потому что по выражению, отразившемся на его лице, Борька прочитал: мол, долго тебя ждать пришлось. Седой подхватил свой рюкзак, встал и пошел дальше. Корзина осталась стоять. Борька сообразил, бросил свои вещи на дно корзины, нацепил ее на плечи и молча отправился за седым, при этом раздумывая над поведением Седого и совершенно не зная, как себя дальше вести. И он решил пока вообще повременить с выяснением отношений.
Редкие кустарники пропали вовсе. Вода под ногами хлюпать перестала, вместо нее появились камни. То тут, то там встречались большие валуны, которые иногда приходилось обходить, петляя между другими такими же громадинами. Серега вел на вершину сопки. Оба они уже изрядно устали и всё чаще Седой останавливался перевести дыхание. Борьке уже осточертела эта корзина, болтающаяся за спиной, но надо отдать должное ее изготовителю, ременное крепление было выполнено очень умело, ничего не натирало и не мешало, просто он уже устал.
Наконец, они достигли вершины. Седой снял свой рюкзак, тяжело дыша уселся на камень, достал флягу и жадно отпил. Борька скинул корзину, достал свою бутылку с водой и тоже сделал пару глотков. Оба молчали. Седой махнул рукой, приглашая сесть рядом. Борька чуть помедлил, но в итоге решил, что лучше сесть, хотя и не имел никакого желания этого делать.
– Думал перегорело, оказалось – нет, – сказал Седой, когда дыхание его почти успокоилось. Борька замер в ожидании продолжения. Серега не заставил долго ждать: – Ты на вид хоть и хлюпик, а такой же живчик оказался. В отца, – последнее слово он произнес с едва заметной, тщательно скрываемой ненавистью, но Борька все же смог это уловить.
Седой посмотрел вдаль. Борька проследил за его взглядом. Перед ними лежал Кольский полуостров. Разноцветный мох, покрывающий плотным ковром камни возле самых ног, спускался дальше и уже у подножия переходил в лиственные перелески и в еловые леса. Всюду виднелись голубые чаши озер, зажатые гранитными массивами. Седой развернулся в другую сторону.
– Там, – указал он рукой вперед, – там Совиное болото.
Борька повернул голову по направлению его руки и увидел огромное плато, покрытое рыжей травой. Траву разделяли во многих местах, словно заплатами, заболоченные лужи с множеством островков высокой травы. Болото было очень большим. С высоты сопки оно просматривалось до самого горизонта. Так вот значит о каком болоте шли разговоры в конторе. А на карте оно выглядит совершенно иначе, не так грандиозно.
– Слышал о нем? – вдруг спросил Седой.
– О ком? – не понял Борька.
– О болоте, – с нотками раздражения пояснил Седой.
– В конторе Николай Николаевич показывал на карте.
– Эээх! – укоризненно махнул рукой Седой. – Отец у тебя как был молчуном, так им и остался.
Боря мысленно согласился с Серегой. Отец почти ничего не рассказывал о своем прошлом.
Седой долго молчал. Что-то лежало тяжелым грузом у него на сердце, это чувствовалось. Наконец, он заговорил:
– Вон там это случилось, – он указал рукой куда-то в сторону Совиного болота. – Я и твой отец. Больше никого. Прокладывали тропу через болото. Искали короткий путь для будущей гати, будь она проклята! Я оступился и ударился головой о камень. Был еще в сознании, но оказался в воде по пояс. Сотрясение у меня произошло, слабое, но всё же было. Постарался выбраться, а не могу, силы покидают, в глазах потемнело и всё… Больше ничего не помню. Пришел в себя только когда уже дома лежал на кровати. Врач приезжал, сказал в больницу надо везти. Но я отказался, да и мать моя не хотела, сказала доктору, что присмотрит. Но я отказался ехать в больницу не из-за матери. Зачем ей лишняя забота, хозяйство на себе держать да еще и меня обхаживать? – Седой судорожно вздохнул, утер выступивший пот со лба и продолжил: – Студенты к нам на базу тогда приезжали со всего Союза. Практиковались: кто в геологии, кто в лесном хозяйстве, по-разному… Летом очень много приезжали, а разместить их негде. Вот тогда из сельсовета и решили, что каждый, у кого есть свободные комнаты в доме, должен разместить студента, а то и двух. Будто солдат расквартированных. Мы к себе в дом никого не брали. Отец с матерью жили в своей комнате, я – в своей. Но тут захожу в контору, а там сидит девчушка, славная такая. И с председателем о чем-то разговаривает. Запал я на нее сразу же. Зашел и онемел. Смотрю, как дурак, и ничего сказать не могу. А председатель меня увидел и говорит, мол не возьмешь ли к себе на постой? Опоздала она с Москвы уехать со всеми, а мест уже и нет. Молодой я был, сразу решил, что хоть в сарае лягу, а случай не упущу, освобожу свою комнату, пусть в ней размещается. Родители согласились, конечно же. Стала она у нас жить. У них, у девчат, какие-то свои были интересы, они с нами не пересекались на работах. И всё у нас наладилось с ней. Почти каждый вечер на лавочке перед домом засиживались. А какие тут вечера, сам знаешь. Одно название. Светло как днем. Женюсь, решил я. Во что бы то ни стало женюсь! А потом… – Седой посмотрел на Борьку. – Потом вытащил он меня с болота на дорогу, волокуши сделал из чего уж не знаю. Сутки тащил. Тощий, как ты был. Как только смог? Потом на дороге ягодников встретил. Может и не так все было, он не рассказывал много. Это мне уже потом поведали, а я и не спрашивал. Не до того мне было, – Серега помолчал.
Молчал и Борька. Отец никогда не упоминал даже намеком эту историю. Он всегда был скромный, не любил казаться героем и не любил других, кто себя выставляет таковым.
– А я его возненавидел, – продолжил Седой. – Всем своим существом возненавидел от волос до пят. Мне бы быть благодарным, а я не мог ничего с собой поделать. Его я винил во всем. Даже в том, что сам тогда оступился в болоте. Потому что именно он принес меня ко мне в дом. И всё кончилось для меня! – Седой досадливо махнул рукой. – Стал он приходить навещать почти каждый день, – он презрительно хмыкнул. – Будто о здоровье пекся моем. На самом деле ему плевать было на меня. Не ко мне он приходил, а к ней.
– Как ее звали? – спросил Боря, хотя ответ он уже знал.
Седой посмотрел на него, усмехнулся и ответил, глядя в глаза:
– Хельга.
Следующие полчаса прошли в относительном перемирии. Доев свои бутерброды, Седой встал и, глядя на Совиное болото, произнес:
– Пойдем по краю. Конечно, вряд ли найдем, но в болото соваться не будем.
– А что мы ищем? Может, все же скажете?
Седой скривился. Но все же ответил вопросом:
– А сам как думаешь? Ты же умный, ученый же, наверняка. А?
Борька пропустил мимо ушей любые намеки на оскорбления. Ему было достаточно, что седой Серега заговорил. Это намного легче, чем переносить тяжелое молчание. В ответ, конечно же, чесалось на языке нечто обидное лично в адрес Сереги и в адрес конторы в целом. Но он решил, что не его дело, чем занимается эта лесная база, а с Серегой пока нужно поддерживать хоть какие-то отношения. По крайней мере видно, что сейчас эти отношения уже не тупиковые.
– А что мне особо думать? – ответил Боря. – У меня давно есть пара вариантов, – на этом месте Борька умолчал, что про варианты ему рассказал Лев Иванович, но зачем же раскрывать все карты сразу какому-то седому мужику. – Один вариант законный, другой – незаконный.