‒ Ты сдурел совсем? ‒ в бешенстве перебил Никита. ‒ Не нужна будет? Не ты ли мне полдня твердил про то, что человечность – это милосердие и сострадание? Так вот, Егорыч, я человек, а там в яме сидит единственное живое существо, которое я видел на всей моей памяти, и я не дам ему помереть, пока ты свои анализы будешь делать! Открывай, говорю!
‒ Не могу сказать, что одобряю твоё решение, но подчиняюсь. Зато ты, наконец, понял, что значит быть человеком…
Дверь Убежища с металлическим скрежетом открылась, и Никита сделал шаг навстречу тусклому свету внешнего мира.
***
В просторном помещении было достаточно темно. Единственным источником света служили несколько экранов, на которых транслировались изображения с камер видеонаблюдения. На одном из них человек в скафандре выходил из дверей шлюза.
Сидевший перед экранами мужчина в серой униформе обратился к стоящему у него за спиной немолодому коллеге:
‒ Семён Егорович, он выходит.
‒ Да я вижу, Андрей, вижу. Никита был нашим последним вариантом, но он тоже провалился. Кто бы мог подумать ‒ год, почти целый год, ‒ разочарованно покачал головой Семён Егорович. ‒ Выключай!
Андрей коснулся клавиш, и человек на экране сделал ещё пару шагов и упал.
‒ Когда они уже поймут, что никакие моральные вопросы не могут быть важнее человеческой жизни, тем более собственной, ‒ грустно продолжил учёный и вздохнул. ‒ Центр дал нам три года на подготовку к колонизации, срок уже почти вышел, а у нас до сих пор нет идеального кандидата. Отпишись в группу вербовки, Никиту пусть забирают на реабилитацию, а нам пришлют ещё пятерых добровольцев. Продолжаем работу.