‒ Мы уже это обсуждали ведь. Во-первых, по всем расчётам воздух должен был уже очиститься, во-вторых, твой организм уже не мог больше оставаться в стазисе, еще несколько лет и ты бы просто не проснулся. Я, можно сказать, тебе жизнь спас, а ты всё обижаешься, как студент на военкома.

‒ Ладно, проехали тему, ‒ махнул рукой «студент». ‒ Совершенно точно сработал датчик у Восточного шлюза. Сейчас завтракаем и едем туда, посмотрим, что и как. На кабинке минут за двадцать доберемся. Что ты там говорил у нас за тема сегодня, понятие человечности?

***

Транспортная шахта прорезала скалу, как длинная трещина. Никита знал, где-то там в глубине за стеной и двухметровым слоем камня находились большие залы различного назначения – склады провианта, технические помещения, искусственные сады, теплицы и все остальное, что необходимо для поддержания жизнедеятельности Укрытия. Знал он и то, что много лет назад люди построили всё это в ожидании ужасного катаклизма, способного уничтожить все живое на поверхности. Однако, чего Никита не знал, так самого важного – почему в стазисной комнате из двенадцати капсул была занята только одна, из которой он и пробудился почти год назад. За это время молодой человек не раз пытался вспомнить, кто он и как вообще оказался в Укрытии десятки лет назад, но, увы, память поддавалась только с того момента, как он открыл глаза в стазисной капсуле. Впрочем, сейчас Никиту этот вопрос не занимал. Он нёсся сквозь подземную темноту в кабинке, похожей на горизонтальный лифт, и вёл жаркий спор по теме важного урока философии.

‒ Вот ты сам себе противоречишь, Семён Егорыч!

‒ Да в чем я себе противоречу? ‒ возмущенно донеслось из маленького динамика в углу кабинки. ‒ Человечный равно гуманный, милосердный, добрый! Ты мне сам не далее, как час назад сказал «будь человеком» надеясь на то, что я сжалюсь и отключу мешающий тебе сигнал.

‒ Да, но при этом именно человек сотворил всё то дерьмо, которое сейчас происходит на поверхности и по сути убил всё живое. Разве это гуманно? Или милосердно? ‒ Никита покачал головой. ‒ Нет, хоть как мне объясняй, но человечность больше не может приравниваться к доброте и жалости, по крайней мере в буквальном, а не философском смысле.

‒ Это идиоматическое выражение, мы ведь проходили с тобой это буквально пару недель назад.

‒ Всё равно, мне это не понять. Человек творит зло, но при этом быть человечным – значит быть добрым. Что-то твой Кант и прочие философы перемудрили.

‒ Я бы с тобой поспорил ещё, но придется вернуться к этой теме позже, потому что мы приехали.

Восточный шлюз находился в большом и сильно вытянутом зале. Освещение работало только возле невысоких стальных ворот, а дальняя часть зала тонула в темноте. На воротах красовалась цифра 2.

‒ Так, ну вот приехали мы, а что дальше-то? Смотри, сигнал продолжает идти, хоть я и отключил звук, ‒ Никита поднял планшет в руке. ‒ За этими воротами определённо двигается что-то живое. Пусть даже ты говоришь, что это невозможно.

‒ Я не говорю, что это прям невозможно, это маловероятно, ‒ голос Егорыча звучал с механическим хрипом, возможно динамик над воротами был неисправен. ‒ По расчетам строителей атмосфера снаружи должна уже пару лет, как быть в норме, однако внешние газоанализаторы, пока не накрылись, еще пять лет назад показали, что те, мягко говоря, ошиблись в расчётах и процесс очищения слегка затянется.