Эхо войны

Кивнув охранникам, я прошел внутрь и окунулся в полумрак большого здания, пропитанный самыми разнообразными запахами и гудящий голосами. Вот она настоящая толкучка. Сердце города. Длинные ряды прилавков заполненные различным товаром. Глаза разбегаются. Тут продавалось и покупалось все, о чем можно только мечтать. Лежащий во внутреннем кармане сверток с деньгами приятно грел сердце, а руки так и чесались поскорей их потратить. В голове жалобно заныл голосок, сетующий на уже разваливающиеся боты, рваные джинсы, а про брезентовую куртку и говорить нечего – заплаты ставить негде. Другой голосок сварливо напомнил, что надо думать о следующей зиме, когда охотиться невозможно, а кушать хочется все так же и даже чуть больше.

В этом случае внутренний голос был прав. В прошлом году дела шли неважно и минувшую зиму, я пережил с трудом. Не то чтобы умирал с голоду, но и не жировал. Да и зима на редкость холодная, снежная и долгая оказалась. Хорошо, что успел запастись саксаулом и углем, почти не экономил на обогреве.

Тут меня толкнули, и я выпал из воспоминаний, обнаружив, что стою посреди прохода, а вокруг меня течет людской поток. Мысленно выругав и себя и внутренний голос, развернулся и потопал в противоположную сторону. Туда, откуда тянуло запахом жареного мяса. Решительно прошел мимо небольшой закусочной с несколькими грязными столиками напротив раздаточного окошка. Почти бегом миновал мясные прилавки, где роились сотни жирных зеленых мух, слетевшихся на запах прикрытого грязными тряпками мяса. Добравшись до конца прохода свернул в сторону и остановился перед небольшим металлическим столиком, за коим восседал мой старый знакомый Мурат. Что характерно, он в буквальном смысле слова сидел на деньгах – в роли кресла выступал здоровенный металлический ящик с товаром и деньгами.

Увидев меня Мурат неподдельно обрадовался и, всплеснув руками, затараторил:

– Ай-ай-ай! Какой гость пожаловал! Ай, Битум-джим! Совсем забыл про старика!

– Здрасте – поприветствовал я старого турка – Мурат происходил из ташкентских турков, что осели в Узбекистане еще в шестидесятых годах прошлого века и потихоньку расползлись по всей стране, смешавшись с коренными жителями – Как ваши дела, Мурат-бей?

– Твоими молитвами, дорогой, твоими молитвами! Ну, чем порадуешь старика? Есть чего? – жадно спросил Мурат, изредка покупавший ненужные мне самому находки – причудливой формы стеклянные и пластиковые бутылочки с пахучими молотыми травами, приправами и прочие подобные штуки. Сам я в еде особой привередливостью не страдал – была бы соль и ладно. Ну, перец иногда.

– Сегодня ничего нет – огорчено развел я руками – Я покупать пришел, а не продавать.

– Покупать? – брови Мурата удивленно взлетели вверх – Вай-вай, мир перевернулся! Чтобы Битум-джим решил потратиться! Пусть будет благословен Аллах, пославший тебя ко мне!

– Кхм – смущенно откашлялся я и неуверенно спросил – Мурат-бей, а кофе есть?

– Конечно есть, дорогой! Для тебя все что угодно есть! Тебе какой?

– Тот, что я у вас в прошлый раз брал – напомнил я – Порошковый, растворимый. Ну, что подешевле.

– Есть, как не быть. Самый ходовой товар, не залеживается – закивал продавец – Сколько возьмешь?

– А почем он сейчас?

– Цена та же, Битум-джим – за чайную ложку с горкой, беру не меньше десятки «паханскими». Но тебе за девять уступлю, по старой дружбе.

– А может и до восьми скинете, по старой дружбе-то? – попытался я поторговаться.

– Дружба дружбой, а зарабатывать все же надо – философски ответил Мурат, потирая ладони – Девять!

– Ладно – сдался я – Возьму по девять.

– Сколько берешь? – осведомился турок, вставая с ящика и приоткрывая крышку.

– Три… нет, пять ложек! – решился я, наощупь доставая из свертка купюры.

– Вай-вай, никак разбогател?

– Да где там – вздохнул я, ложа на стол стопку замызганных бумажек – Ушана сегодня завалил, да продал на мясо.

– Понятно – кивнул Мурат, проворно пересыпая бурый порошок из мутной стеклянной банки в целлофановый пакетик.

– Мурат-бей! В вашей ложке горкой и не пахнет! – поспешно завопил я – Добавьте чуток! Имейте совесть!

Ворча себе под нос, старый турок неохотно добавил в пакет еще несколько крупинок кофе и решительно закрутил крышку банки.

– Вот! Пять ложек с горкой! – мне в ладонь впихнули свернутый пакетик, деньги бесследно исчезли со стола, крышка ящика со стуком опустилась и заскрипела под весом усевшегося хозяина.

Бережно спрятав крошечный пакетик с драгоценным кофе в нагрудный карман, я попрощался с потерявшим ко мне интерес Муратом и направил стопы к внутреннему двору ТЦ. Там, среди многочисленных прилавков, складов и палаток, находились Мастерские принадлежавшие хозяину торгового центра Бессадулину. А главным там поставлен дядя Андрей. После Тимофеича он был вторым человеком, кому я мог доверить пару секретов, не боясь, что на следующий день об этом узнает весь город до последнего мута. А мне срочно требовалось посоветоваться и выговориться.

Ох, попал ты Битум, ох, попал в самое пекло.

Змеей-стрелкой проскользнув через внутренний двор, я проворно завилял между плотно стоящих сарайчиков, будочек и палаток, направляясь в дальний угол, где мелькали всполохи электро-сварки. Завернул за угол и вышел на обширную бетонную площадку, обычно пустующую. Но не в этот раз. Сейчас немалую часть площадки заняла туша огромного металлического монстра, поразившего меня до глубины души. Да, в недавнем разговоре хозяин шашлычной упомянул об армейском грузовике, на коем явились чужаки, но если эта штука когда-то и была грузовиком, то довольно давно и до того как над ним поработали очень умелые руки.

В нашем городке машин не то чтобы много, но редкостью они точно не были. Большей частью это переоборудованные автобусные развалюхи ПАЗ, ЛАЗ, несколько ушатаных ЗИЛов и неповоротливых КрАЗов водовозов. С визгом и истошным криком «Вай дод шайтан!» от проезжающих машин мы не отпрыгивали. Лично я дважды удостоился чести прокатиться в кузове грузовика, когда с бригадой охотников ездил за сайгачьим мясом и заслуженно гордился сим немалым достижением. Опять же у меня в берлоге лежала целая стопка бережно сохраняемых журналов – по ним в свое время Тимофеич учил меня читать и я успел достаточно насмотреться на многочисленные фото блестящих автомашин довоенной эпохи.

Но подобную машину я видел впервые. Она внушала страх и уважение одним своим видом и больше всего походила на готовящегося к прыжку огромного варана. Приземистая, с шестью мощными широкими колесами. Кузов обшит металлическими пластинами, ветровое стекло забрано броневым листом с двумя узкими смотровыми щелями. Чуть позади кабины виднеется хищное дуло крупнокалиберного пулемета. Фары забраны железной мелкоячеистой сеткой. Но сильнее всего меня поразил бампер – изогнутые дугой стальные трубы, утыканные многочисленными шипами. Издали казалось, что неведомое чудовище оскалило клыкастую пасть. Пятнистая песчаная окраска только усугубляла схожесть с огромной пустынной тварью.

– Видок тот еще, да? – понимающе произнес подошедший охранник – Будто ящер здоровенный, мать его!

– Ага – машинально кивнул я – Тоже так подумал – как есть ящер.

– Вот и вали отсюда, пока я тебя этой твари не скормил! – рыкнул охранник, сменяя тон на лениво-угрожающий.

– А? – не въехал я сразу.

– Свалил отсюда, говорю! – рассерженно рыкнул черноволосый крепыш, опуская руку на кобуру с огнестрелом – Ну?! Сегодня мастерские на заказ закрыты. Если есть дело – приходи через пару дней, не раньше.

– Понял, командир, все понял – торопливо ответил я и, отступив на шаг назад, в примиряющем жесте поднял раскрытые ладони – Чего злишься-то? Я же просто смотрю.

– Да вы задолбали уже своими погляделками и оханьями! А если пропадет неровен час чего, то в ответе я окажусь!

– Нет проблем. Надо уйти – я уйду. Лишних неприятностей мне не надо.

– Вот и иди себе – успокаиваясь, фыркнул охранник, к моему облегчению убирая руку от оружия.

Кто знает этого мужика. Вдруг пальнет в живот? Такого ранения я боялся больше всего. Хотя нет, не пальнет – за впустую потраченный патрон Бессадулин по головке не погладит. Но вот кулаком в морду сунуть – за милое дело. А оно мне надо?

Сдав на несколько шагов назад, я выждал пару минут и, вновь окликнул отошедшего охранника:

– Уважаемый. Я вообще-то в мастерские шел к Андрей Палычу.

– Сказано же, что нельзя туда – лениво процедил сквозь зубы мужик – Приходи через пару деньков, когда весь шухер уляжется.

Высказавшись, он отвернулся и уставился на стену, показывая, что разговор окончен.

Вот ведь невезуха! А я так надеялся поговорить с Палычем!

Вздохнув, я понуро зашагал прочь. Если мастерские загружены работой, то Палыч все равно не сможет выкроить для меня время – старший мастер как-никак. Зайду через пару деньков, а пока, раз уж пришел на толкучку, прошвырнусь по прилавкам и чем-нибудь перекушу. Хоть я и намеревался пообедать в шашлычной, но после разговора с Саидом позабыл обо всем. Ушел голодным и в близком к паническому страху состоянии. А сейчас меня немного отпустило, и желудок тотчас напомнил о себе недовольным урчанием.

Выбор я остановил на одной из бесконечной череды закусочных, и устало плюхнулся на протертое кресло, некогда бывшее водительским сиденьем. В качестве стола выступала приплющенная крыша от той же машины, срезанная вместе с боковыми стойками, превратившимися в ножки.

Выглядывающему из раздаточного окна хозяину я показал два пальца. Понятливо кивнув, он засуетился у тандыра, раздувая притухшие угли. Помощник в небрежно накинутом поверх куртки замызганном фартуке скрылся за столом и когда появился вновь, держал в руках подозрительно выглядевший кус белесого мяса.

– Ящерица? – негромко осведомился я, демонстративно принюхиваясь.

– Агама – ответил помощник, ловко отрезая от куска два солидных ломтя мяса – Вчера купили. Почти свежак. Молодая совсем – килограмма в четыре весом не больше. Мягонькая.

– Ну да – фыркнул я, не скрывая недоверия – Прожарьте хорошенько и специй не жалейте. Особенно жгучего перца.

– Сделаем – скупо кивнул повар, щуря заслезившиеся от дыма глаза – Будет тебе самый настоящий тандыр-кебаб, дорогой. Пальчики оближешь! Что пить будешь?

– А что есть? – осведомился я.

– Айран есть – начал загибать он пальцы – Самогончик есть, вино абрикосовое и яблочное – сам делал! Есть настойка крепкая с грибочками – стаканчик примешь, и жизнь сразу легче покажется.

– Настойки точно не надо. Самогон теплый, да? – предположил я и, дождавшись утвердительного кивка, принял решение – Тогда стакан айрана и пару полуторалитровых баклажек вина. Абрикосового. В айран соли побольше бухни.

Про хлеб и овощи я спрашивать не стал. Они может и есть, но стоят столько, что никаких денег не хватит. Если и гулять, то в меру. Хватит с меня мяса и вина. Уже праздник, учитывая, что моя обычная еда состоит из слегка солоноватого вяленого мяса, мутной артезианской воды и скудной подножной растительности.

Как у каждого здешнего жителя, у меня в мозгу всегда жило воспоминание о суровой снежной зиме, что длилась пять, а то и шесть невыносимо долгих месяцев. Зимой нельзя охотиться – хладнокровные рептилии и большая часть теплокровных забирались в глубокие норы и впадали в спячку до весны. Остальные животные уходили в более теплые и богатые кормом места, мигрируя на сотни километров. Людям оставалось рассчитывать только на заблаговременно сделанные запасы еды, экономить на каждом волоконце мяса и молится, чтобы провизии хватило до весны. Особенно тяжело приходилось таким как я – одиночкам. В стае всегда легче выжить – особенно женщинам, старикам, детям и ущербным.

В одном из полуразрушенных микрорайонов существовала настоящая коммуна из инвалидов и стариков, выживающих совместными усилиями. Кто покрепче – копался в каменных завалах, беспомощные инвалиды торговали найденными вещами на толкучке, остальные старательно возделывали крохотные огородики, выращивая неприхотливую к поливу зелень. И ничего – выживали. Жили хоть и не богато, но от голода не умирали. Тем более что Пахан и Бессадулин показали в этом вопросе редкое единодушие, взяв стариков под защиту, объявив их неприкасаемыми и пообещав жестоко расправиться с любым, кто рискнет их обидеть.

– Держи, дорогой. Приятного аппетита – помощник повара плюхнул на стол треснутую пластиковую тарелку с мясом присыпанным щепотью мелко-мелко нарубленного укропа. Рядышком поставил две полуторалитровые пластиковые баклажки с вином и стакан с мутно-белым айраном. Каких либо столовых приборов не прилагалось. Нож у каждого свой, да и ложка всегда имелась. Поваренок небрежно обмахнул грязной тряпкой столешницу и замер в шаге от меня, с недвусмысленным выражением на лице.

– Сколько? – буркнул я, нащупывая сверток с деньгами.

– Девять паханскими или двенадцать талонов за все – ответил повар, высунув голову из кухонного окна.

– Десять талонами в самый раз будет – твердо произнес я, протягивая деньги помощнику – Ты меня никак за неместного принял? Я цены знаю.

– Хорошо, дорогой – со скрипом согласился повар, вновь скрываясь на кухне. Там же исчез помощник, и я остался один на один с тарелкой жареного мяса и бутылкой сладко-кислого вина. Вот он праздник….

Вытащив нож, отрезал смачный кусок и, целиком запихав его в рот, с наслаждением заработал челюстями, заливая горло мясным соком. Хорошо! Мясо оказалось на удивление вкусным, в меру острым и хорошо прожаренным со всех сторон. Если и вино будет столь же хорошим, то сегодня жизнь точно удалась.

– Приятного аппетита, Битум-джан! – послышался тонкий заискивающий голосок.

Недовольно оторвавшись от обеда, я поднял голову и увидел Саху Сказочника – местный бродяжка, неотлучно крутящийся на толкучке и здесь же живущий. Изборожденное глубокими морщинами лицо, редкие седые волосы выбивающиеся из под засаленной кепки и бесформенное одеяние усеянное разноцветными заплатками. Я знал Саху всю жизнь и за прошедшие годы его облик ничуть не изменился. Разве что на одежке добавилось заплат, и появилась суковатая палка трость. Никто не знал, сколько ему лет, какой он национальности. Саха свободно разговаривал на русском, узбекском, казахском и по слухам даже китайском языках. Причем без малейшего акцента. Знал уйму историй, сказок, всегда обладал какой-либо информацией и был готов поделиться ею за небольшую подачку.

Подойти к столу Саха не решился и лишь жадно поглядывал на мясо и вино. Особенно на баклажку с вином – бродяга никогда не отказывался от выпивки. Как про него с непривычной теплотой в голосе говаривал Тимофеич – тот еще алкаш, советской закалки. Тимофеич же порой покупал и наливал Сахе сто, а то и двести грамм самогона. Для разогрева души – смеялся он.

– Спасибо – сухо кивнул я Сахе и вновь склонился над тарелкой, показывая, что не намерен продолжать беседу.

– Слухами базар полнится, слухами базар живет – пропел Саха, не двигаясь с места – Кто-то продает, иной покупает, третий на руку нечист. Угости старика пиалой винца и услышишь поучительную историю, добавь к вину толику мяса, чтобы поддержать угасающие силы рассказчика и узнаешь немало интересного.

– Я не торговец, Саха – пробурчал я, пережевывая очередной кусок мяса – Неинтересно. Иди своей дорогой.

– Чертова дюжина чужаков появилась на горизонте и с размаху нырнула в наш омут, изрядно замутив прозрачную воду и пробудив спящих щук – торопливо выпалил Саха, и следующий кусок мяса завис в воздухе, не добравшись до моего рта.

– Чужаки? – медленно переспросил я – Знаешь, что о них?

– Слухи словно вода – просачиваются сквозь каждую щель и если редкие капли упадут на плодородную почву, то росток знания не замедлит проклюнуться и вырасти в стройное дерево мудрости и всеведения,… но чтобы росток не зачах, а рот рассказчика не пересох, их надо обильно полить из кувшина твоей щедрости, друг мой Битум-джан. И вот тогда…

– Саха! Говори нормально! – рыкнул я, не выдержав потока бреда.

– Тринадцать чужаков прибыли в город – совсем другим голосом поведал бродяга, делая небольшой шажок вперед – На большом армейском грузовике. Если угостишь куском мяса и глотком вина – расскажу остальное. Что скажешь? Не слишком большая цена за горячую информацию?

– Горячую? – хмыкнул я – Саха, очнись. Про чужаков уже весь город знает. А грузовик я и сам видел, знаю и про огнестрелы.

– Рано утром была перестрелка – осторожно добавил Саха, с надеждой поглядывая на меня подслеповатыми глазками – Сильно стреляли. Ребятня несколько пригоршней гильз насобирала,… опередили меня, гаденыши пронырливые, обогнали старика немощного…

– Вот сейчас чуток теплом потянуло – сказал я и указал на рваное сиденье напротив – Садись.

Обрадованный Саха поспешил плюхнуться на предложенное место, потянулся было грязными пальцами к мясу, но я быстро пресек поползновения, отодвинув тарелку в сторону.

– Ну-ну – я укоризненно покачал головой – Так дела не делаются. Сначала убеди меня, что твои россказни стоят куска мяса и пару стаканов вина.

– А не обманешь? А? – пытливо уставился на меня Саха, сглатывая набежавшую слюну. Потрескавшиеся губы смыкались и размыкались, напомнив мне о морщинистой черепашьей пасти. Столь же беззубой и столь же пересохшей.

– Сегодня ты второй, кто меня об этом спрашивает – усмехнулся я, неспешно отрезая небольшой ломтик мяса – Ты говорил о перестрелке?

– Да-да, о перестрелке – пробормотал бродяга, не отрывая жадного взора от моих мерно работающих челюстей – Знатно постреляли.

– Продолжай – поощрил я рассказчика.

– Ладно – решился Саха – Слушай. За трилистниками, что в окраинном бывшем новом микрорайоне, пришлые чужаки схлестнулись с кем-то из наших. С кем конкретно неясно, но поговаривают, что это были люди Пахана. Мол, обозлился он, что Бессадулин за его спиной договорился с чужаками. Чем закончилась стрельба, никто толком не знает, а кто знает, тот молчит. Одно известно точно – пришлых было тринадцать, а осталась только дюжина. Один исчез. Как под землю провалился. Бойцы Бессадулина весь город перетрясли, в каждый подвал заглянули, но так чужака и не нашли. Только следы крови на песке.

– Перестрелка была в бывшем новом микрорайоне? В том, что с тремя домами трилистниками? Уверен? – удивленно переспросил я.

Было чему удивиться – я наткнулся на труп во втором районе, а это считай другой конец города. Городок у нас маленький, но и здоровому человеку понадобится самое малое пару часов, чтобы преодолеть такое расстояние, через все руины и завалы. Прямого пути не существовало – только в обход и только если знаешь местность. Заплутать не заплутаешь конечно, но время потеряешь будь здоров. Ну ладно – час. За час можно успеть, если знаешь дорогу, как пять пальцев. Если здоров и не истекаешь кровью. Как мог тяжелораненый чужой человек преодолеть путь в два с лишним километра через руины обрушившихся зданий и песчаные барханы? Он должен был умереть не преодолев и треть дороги.

– Ты точно уверен, Саха?

– Уверен, Битум-джан – довольно закивал плешивый Саха, проворно подтаскивая к себе тарелку с под остывшим мясом – А что?

– Да нет, ничего – внешне безразлично хмыкнул я – Просто странно это все. Что они в том районе потеряли? Там же один хлам…. Но не мое то дело. Про чужаков понятно, что еще интересного поведаешь? – спросил я, сделав вид, что собираюсь забрать у плешивого информатора мясо.

– Еще? Битум, побойся Аллаха Милосердного! – возопил Саха, вцепившись в тарелку обеими руками – И так все как на духу рассказал!

– С чего бы мне это бояться гнева Аллаха? – с недоумением спросил я – Да я прямо как истинный правоверный живу – скармливаю с трудом заработанное мясо всяким обманщикам! Мясо отдай!

– Стой, Битум! Стой! Слушай! Пахан пообещал награду за пропавшего чужака – живого или мертвого. Солидный куш пообещал! Немного ни мало огнестрел «Макаров» и пять патронов к нему! Или другими товаром одарит – чего пожелаешь, то и получишь! Слово дал!

– Прям-таки сам Пахан слово дал? – не поверил я.

– Клянусь! – торжественно зачавкал Саха, едва не подавившись плохо прожеванным мясом – Вот счастье кому-то подвалит! А?

– Это точно – поторопился я согласиться – Настоящий огнестрел! Да еще и с патронами!

«Тоже мне счастье!» – мысленно фыркнул я, вспоминая о содержимом пузатого рюкзака, что спрятан в укромном месте моей берлоги – «Там один только камуфляж на «Макаров» обменять можно!»

– Эх,… я бы дурью взял! – с глубоким вздохом признался плешивый и вознамерился цапнуть баклажку с вином – От бы я закинулся дней на недельку!

– Э-э! Ты не балуй! Хватит с тебя и мяса! – буркнул я, отодвигая пластиковые бутыли подальше от загребущих ручонок Сахи.

– Битум! Братан, душа горит!

– Пожары водой и песком тушить надо! – остался я непреклонным – Это ж вино! Ты его, что воду выхлебаешь и не заметишь! Слушай! Хочешь я тебе паханских грамм так на сто пятьдесят водочки отслюнявлю? А?

– На триста грамм! – поспешно выпалил Сяха и с подозрением спросил – А что делать надо?

– Да там и делать ничего не надо – успокоил я рыночного бродяжку – Делов-то как раз на двести грамм.

– Двести пятьдесят водочки и сделаю все в лучшем виде, ты же меня знаешь! Давай бабки!

– Угу – согласился я – Тебя хорошо знаю. Поэтому сначала дело, а потом уже бабки и водочка.

– Так чего делать-то надо?

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что нас никто не слышит, я наклонился поближе к немытому уху Сахи и вполголоса начал его инструктировать. Заняло все не больше трех минут – благо дело и правда простое – Все понял? – уточнил я, доставая из кармана черный целлофановый пакет и пряча в него вино.

– А ежели он-таки пальнет? – с опаской осведомился Саха, печальным взглядом провожая емкости с вином – Ведь может, гнида такая! В ногу аль в задницу как шмальнет из пистоля!

– Не шмальнет! У них каждый патрон на счету – отмахнулся я – Станет он на тебя патроны тратить! Тебя ж вся толкучка знает! Самое главное – бежать не вздумай и все обойдется. Понял? Не беги!

– Да понял я, понял – пробурчал Саха – Может грамм сто сейчас опрокинуть, а? Для храбрости!

– Нет уж – фыркнул я, вставая и обращаясь к выглядывающему из раздаточного окна повару – Уважаемый! Ты говорил, что самогон есть?

– Есть, дорогой! Такой самогон не у каждого найдешь! Прозрачный как слеза моей мамы! Крепкий как кулак моего отца, жгучий как…

– Ладно, ладно, верю – поспешно замахал я руками и достал из внутреннего кармана несколько купюр – Возьми, здесь на двести пятьдесят грамм. Нальешь вот ему – я указал на скромно переминающегося Саху – Он прибежит минут так через десять и ты сразу ему налей. Лады?

– Сделаем! – кивнул хозяин, проворно пряча деньги – Двести пятьдесят самогончику.

– Лучше настоечки! Которая с грибами! – робко прошелестел у меня над ухом голосок Сахи – И дороже-то на копеечку, а такая душевная вещь! Такая душевная вещь!

– Черт с тобой – со скрипом согласился я и дал чайханщику еще одну бумажку – Двести пятьдесят настойки с грибами. Ну, пошли, приманка! Готовь задницу к операции с кодовым названием «Пинок отвлеченья»!

План сработал на все сто.

Мающийся на солнцепеке охранник и без того был на грани кипения – в прямом и в переносном смысле – а тут еще вонючий бродяга Саха вконец оборзел! Выбежал, скотина из-за угла сарая и не глядя по сторонам, с оханьями и покряхтываниями стянул штаны, сверкнув голым задом, опустился на корточки у стены и в экстазе закатил глаза. Я наблюдал за представлением из укрытия, спрятавшись за уткнувшейся в землю ржавой кабиной КАМАЗа. Но и для меня – придумавшего все действо злодея – было полной неожиданностью ощутить появившийся в воздух неприятный запах.

Господи… вот же дебил, а!

– Ох! Что ж ты сожрал-то такое? – еле слышно прошептал, прикрывая нос – Идиот! Зачем по-настоящему гадить-то? Сделал бы вид…. Ой, дурак… смерти ищет…

Тут-то до опешившего от такой наглости охранника дошло, что это не привидевшийся ему глюк и что на самом деле, в трех шагах от него испражняются, пачкая чисто выметенный бетон…

– Ур-род! Че творишь? – раненым медведем взревел мужик, хлопая ладонью по торчащей из кобуры рукояти пистолета – Я тебя сейчас эту кучу сожрать заставлю!

Услышав окрик, Саха вздрогнул и, мастерски состряпав на лице гримасу удивления, напряженным голосом выдавил:

– О-о-ох, привет начал-льника! О-ох! Слюшай, бумашка нету, а? Савсем немношко, а?

От ярости потеряв дар речи, охранник зашипел как пробитая штыком автомобильная шина и с удвоенной силой задергал рукоять застрявшего в кобуре пистолета – с моей позиции мне было прекрасно видно, что удерживающий оружие ремешок застегнут. И, похоже, только поэтому вконец ополоумевший рыночный бродяга еще оставался в живых.

– Беги, дурак, беги! – занервничал я, смотря на искаженное лицо разъяренного мужика – Беги, Саха! Пристрелит же!

Будто услышав мои слова, Саха стер с лица заискивающую улыбочку и явно пытаясь выправить ситуацию, заблеял:

– Ай, дарагой! Зачем так нервничать, да? Я и без бумашка справлюсь!

– Молись, коз-зел! Щас я тебя убивать буду – зловеще пообещал охранник, к моему несказанному облегчению убирая руку с кобуры и сжимая ладонь в увесистый кулак.

По достоинству оценив внушительный размер кулака, Саха за долю секунды подтянул рваные штаны, вжал плешивую голову в плечи и, что есть сил, рванул к выходу из внутреннего двора, под аккомпанемент заполошных криков охранника:

– С-стой! Стой гнида! Куда рванул?! – куда менее агрессивным голосом завопил сторож металлического монстра, рискнувший удалиться от поста не больше чем на десяток шагов – Ладно! Не трону! Мамой клянусь! Только кучу свою убери! Са-а-аха! Я же найду тебя на базаре! На куски порву!

К тому времени я благополучно оказался за спиной надрывающегося мужика и галопом промчался к заветной двери мастерской. К счастью дверь оказалась не заперта. Влетев внутрь, я мгновенно метнулся в сторону от косяка и прижался спиной к стене. Все. Получилось.

Теперь можно уже не дергаться – мастерские ТЦ знамениты на весь город, равно как и главный мастер дядя Андрей, к чьему мнению прислушивался сам Бессадулин. Впрочем, «дядей» называл его только я, да и то, когда рядом не было посторонних ушей, а на людях величал, как положено, по имени отчеству – Андрей Палыч, со всем уважением так сказать. А иначе никак. Он главный мастер, а я охотник с окраин.

Переведя дыхание, я отлип от стены и, не обращая на удивленно выпученные глаза мальчишки подметальщика, осведомился:

– Андрей Палыч у себя?

– У себя – несколько заторможено кивнул паренек – А…

– А я к нему – буркнул я, с досадой оглядывая порванную штанину джинсов – зацепился за моток колючей проволоки, что лежал у двери – Провожать не надо, дорогу знаю.

Дядя Андрей и правда оказался у себя – в небольшом кабинете, часто служившем и спальней – в углу стоит накрытая серым верблюжьим одеялом раскладушка. Дверь была открыта нараспашку, но я остановился на пороге и пару раз стукнул костяшками пальцев по дверному косяку. Услышав стук, Палыч недовольно вскинул голову от бумаг и хотел было рявкнуть, но увидел меня и расплылся в доброй улыбке.

– Битум! Давай, заходи бродяга! Чего в дверях стоишь как неродной?

– Здравствуйте, дядя Андрей – поздоровался я и шагнул вперед.

Мы не виделись месяца два, но Палыч совсем не изменился – уже сильно немолодой, но еще крепкий и широкоплечий мужик с изборожденным морщинами лицом и твердым подбородком. Бицепсами похвалиться он не мог, но запястья поражали толщиной. Рабочий человек.

Крепко пожав руку, Палыч хлопнул меня по плечу и прогудел:

– Рад тебя видеть! – и тут же попенял – А видимся нечасто! Совсем старика забыл!

– Дел невпроворот, дядя Андрей – сокрушенно развел я руками – Сами же знаете – весна. Я каждый день в пустыне пропадаю – грибы собираю, капусту заячью, луковицы тюльпанов и подснежников.

– Понимаю – кивнул Палыч – Да ты садись, в ногах правды нет. Сейчас чайник велю принести, чайку похлебаем.

– Я сегодня разбогател нежданно – скромно признался я, выкладывая на стол пакетик с порошковым кофе – Ушана завалил в трех шагах от города. Видать от весны ошалел ящер и забрел куда не след. Вот, купил чуток кофе.

– Кофе! – словно ужаленный подскочил Палыч – Что ж ты молчишь! Мишка! Ми-ш-шка! Куда запропастился?!

Видя такой энтузиазм, я только хмыкнул – Палыч обожал кофе. Тащился и перся от него как тащится наркоман от порции дурман-травы. Кофе черный, кофе с молоком, кофе с солью и перцем…. дядя Андрей знал уйму рецептов, всегда выискивал новые и бережно записывал их в отдельную тетрадку. Собирал разноцветные кофейные банки с этикетками, где красовались названия давно канувших в лету компаний. Будь его воля, он пил бы кофе беспрестанно, да только стоило оно недешево и поэтому применить рецепты на практике удавалось нечасто – как-никак у Палыча семья. Жена и две дочки на выданье. Тут уже не до кофе, хотя получал он как главный мастер немало, да и прочие льготы регулярно капали – бесплатная вода, бесплатная квартира в семиэтажке через дорогу от ТЦ в охраняемой зоне…, но все же денег не хватало.

– Здесь я, Андрей Палыч! – доложился виденный мною парнишка подметальщик, поспешно залетая в кабинет.

– Тащи кипяток, сахар! И молока – ту баклажку, что Фируза Молочница сегодня утром принесла. Да живее! Одна нога здесь, другая тут!

– Лечу! – кивнул Мишка и как испарился, умчавшись выполнять поручения.

– Ну-ка, ну-ка – Палыч проворно подхватил пакетик, осторожно раскрыл, с наслаждением принюхался – М-м-м… Пеле.

– Что пеле? – не понял я – Плохой что ли?

– Да нет! – досадливо отмахнулся Палыч, – Марка такая довоенная была. В каждом магазине эти банки стояли шеренгами, пирамидами. Самое дешевое, дешевле, чем тот же Нескафе Классик или Голд. Эх,… были же времена! И что я дурак не запасся кофейком тогда? Эх…

– Так кто ж знал-то? – логично возразил я – Мне Тимофеич говорил, что вообще ни единого намека не было.

– Это точно – кивнул дядя Андрей – Никто ни сном, ни духом. Аккурат в полтретьего дня сирены завыли, менты забегали как ошпаренные, а затем и зарево вспыхнуло – урановую шахту накрыло. Счастье что ракета с курса сбилась и в стороне упала – шахту самым краем зацепило, а нас и не задело считай. Никто ничего не знает, все орут, бабки с иконами на улицы выползли, мужики по магазинам полезли – все с полок сметали. Мародерствовали… да… страшные времена были,… за вшивый коробок спичек убивали…

– Принес, Андрей Палыч! – звонкий голосок прервал воспоминания старика и Палыч этому словно бы и обрадовался.

– Вот и хорошо! Ставь сюда! Да! Если кто спрашивать будет – занят я! Ясно?

– Ясно! – бодро отрапортовал Мишка, замялся и все же решился спросить – А если дядька Мурат придет? Что лепешками и пирожками на разнос торгует?