Сова Мещерская

Еще одно чудо – рыжее

К чести юной ориентировщицы, она сумела вернуться почти на то же место, откуда начинала свой поход в дебри. Забрав первоначально чуть левее, Саша отыскала глазами гигантскую ель на берегу, служившую ей маяком, а потом легко нашла и свою лужайку под липой. Липа – такое дерево, которое не часто встретишь в наших лесах. А эта липа была огромная – видимо, очень старая – и давала густую тень. Саше почему-то она очень понравилась.

Беготня по лесу и по болоту утомила девочку. Поэтому, оказавшись на знакомом месте, она почувствовала себя почти что «дома». И поступила, как усталый путник, вернувшийся из дальних странствий, а именно улеглась на траве под деревом и мгновенно уснула. Проснувшись, когда солнце начинало клониться к закату, и еще не открывая глаз, Саша услышала тихий разговор. Первой мыслью было, что вернулся Антон, и ее наконец нашли. Но, прислушавшись, тут же сообразила, что никакой это не Антон.

– Как же нам поступить с ней? – спрашивал первый, каркающий голос.

– Не волнуйся, Фирмос, я прослежу… – ответствовал второй. – Лети, поставь в известность Фиву. Хотя, наверное, она уже знает…

Этот второй был мягким и, пожалуй, приятным.

– Надо же, чтобы именно сейчас… – с досадой произнёс первый.

«Ну вот, снова начинается… – мысленно вздохнула Саша. – Интересно, опять невидимки?»

Она чуть приоткрыла глаза. И на этот раз сквозь прикрытые ресницы разглядела говорившего. Но легче ей от этого не стало. Ибо первым собеседником был… ворон. Да-да. Самая настоящая птица – черная, громадная, с блестящими крыльями. Он сидел на ветке дерева над «спящей». И это его, по-видимому, называли Фирмос.

«А Фива – это, наверное, его жена-ворона», – хихикнула про себя Саша.

Скосив глаза в сторону второго собеседника, девочка увидела очень крупного рыжего лиса, внимательно рассматривавшего ее саму. Заметив, что она проснулась, лис слегка наклонил голову, что могло сойти за вежливый поклон.

Ну, знаете!.. Говорящий ворон – это еще туда-сюда, случается такое. Но говорящий лис?! Это, пожалуй, слишком… Хотя что это она? Ведь решила же уже – ничему здесь не удивляться. Видно, место такое – не простое.

«А какое?» – тут же задала она себе вопрос.

И сама себе ответила:

«А вот такое. Заколдованное. Здесь все может быть. И точка».

Поняв, что притворяться спящей уже бесполезно, Саша приняла сидячее положение и улыбнулась лису:

– Привет! А тебя как зовут? Его – Фирмос, как я поняла… – она мотнула головой в сторону дерева, где сидел ворон.

Но посмотрев туда, увидела, что ветка уже пуста – лишь чуть качается. Птица исчезла, как по волшебству, и совершенно бесшумно. Лис, правда, никуда не делся. Он сидел и смотрел на Александру в крайнем изумлении – рот его чуть приоткрылся, уши стояли торчком.

«Можно подумать, что говорящие девочки – это как раз чудо чудное, а вот говорящие лисы – так это что ж, это на каждом шагу, как грязи…» – поехидничала про себя Саша.

Но, похоже, лис именно так и думал. Наконец, он «отмер». Встал, с достоинством поклонился и произнес:

– Руфин-Рекс… А ты кто и зачем сюда забралась?

– Я – Александра, но можно Саша, так короче и так все меня зовут. Мы пришли с Антоном за земляникой – он сказал, ее здесь много, и крупная… Потом сам куда-то делся, а я не знаю, куда идти, заблудилась…

– Пришли за чем? Ах да, Фрагария… Правда, есть немного… Только ему-то это откуда знать? Не припомню, был ли он здесь когда-то… Во всяком случае, ничего не собирал. Уж мне ль не знать…

– А ты разве знаешь Антона? – изумилась Саша.

– Полагаю, это тот мальчик, что покинул Остров около пяти часов назад. Я его видел.

– Покинул?!

Лис задумался, щуря глаза в пространство, и сказал раздумчиво:

– Можно предположить, он тебя хотел зачем-то попугать и оставить одну в лесу. А Фрагария – это приманка, предлог.

– Фрагария?.. – с недоумением переспросила Саша, глядя на лиса.

– Это то растение с красными ягодами и мелкими белыми цветами, что ты назвала земляникой – так оно зовется издревле.

– Фрагария… – тихо повторила девочка. – Звучит красиво… Пожалуй, лучше, чем зем-ля-ника… Но земляника – привычнее и, кажется… вкуснее.

– Так это то, что тебе нужно? Что ж, в этом я могу помочь. Идем…

Лис встал, повел своим роскошным хвостом с белой кисточкой на конце и неторопливо потрусил вдоль опушки. Александра следовала за ним по пятам, боясь отстать хоть на шаг и волнуясь, как бы он не исчез, как все здесь – внезапно.

Очень скоро они пришли на полузаросшую кустами поляну, покрытую высокой травой. Руфин-Рекс остановился под большой березой, кивнул девочке и растянулся в тени.

– А где же земляника? – робко спросила Саша, оглядываясь.

– В траве… – улыбнулся лис.

Саша опустилась на колени и раздвинула стебли. О-о! Таких великолепных ягод ей еще нигде видеть не доводилось – крупные, спелые, они краснели на фоне листьев, и их было много. Каждый маленький кустик, сгибаясь под непосильной тяжестью, словно протягивал ей по нескольку земляничин, говоря: «Вот наши дары. Посмотри, как они хороши! Это все тебе».

И Александра принялась собирать ягоды. В самом деле – разве не за этим она сюда пришла? Увлекшись, она и не заметила, как очутилась на дальнем конце полянки. Солнце спускалось, длинные тени ложились на траву. Подняв голову, Саша залюбовалась опушкой леса, залитой мягким золотым светом, и вдруг… Не чудится ли ей?.. Замерев, девочка всматривалась в освещённые вечерним солнцем кусты. Там, в отдалении, среди зелени мелькала высокая фигура. Сомнений не было. Человек!

Но что-то мешало ей подать голос и позвать на помощь. Скорее, хотелось спрятаться и стать совсем незаметной. Может быть, дело было в его странном облике? Саша отметила, что одет он очень чудно: в жаркий день – в длинном пальто и высокой шапке. Ах да! Одежда-то будто старинная – это, кажется, называлось кафтан. А за спиною – ружьё, с раструбом. Тоже, похоже – древнее…

Господи, ружьё!.. Ружьё – значит, охотник! А там, под березой, лежит ничего не подозревающий Руфин! Стоит этому дядьке заметить лиса – и всё, конец!!! Охотники – они же все на один склад, что современные, что древние. Какое им дело, что это, может, совершенно уникальный говорящий лис! Им бы только палить! Разбираться никто не будет… Да если б и не говорящий… Все равно Саша постаралась бы изо всех сил спасти зверя.

«Хорошо, что он с той стороны – в нашу сторону солнце его, должно быть, слепит. Надо срочно предупредить Руфина. Только без резких движений…» – лихорадочно соображала девочка.

Не спуская глаз с мерно шагавшей фигуры, она медленно-медленно опустилась в высокую траву и поползла назад – туда, где остался лис.

Слава Богу, он лежал на прежнем месте и, казалось, дремал. Саша приблизилась почти вплотную и зашептала ему прямо в ухо:

– Руфин! Руфин, проснись! Там в лесу охотник! Беги! Спасайся!..

Лис открыл глаза и поднял голову. Мимоходом взглянув на дальний край леса, где маячил вдали тёмный силуэт, он перевёл глаза на девочку. Но во взгляде его не было и тени испуга, а сквозило лишь изумление. И относилось оно, казалось, вовсе не к опасному охотнику, а к сидевшей перед ним Александре, взволнованно повторявшей:

– Ты разве не понимаешь? Он же убьёт тебя! Беги!

– Кто? Архелий? Нет, это дневной страж острова – он не опасен для нас… Но ты… Ты пыталась… спасти меня?

Лис не отрываясь смотрел на Сашу и затем произнёс проникновенно:

– Благодарю тебя…

– За что? – смутилась та. – Раз опасности не было…

– Но ты не могла об этом знать. А значит, можно считать, спасла. Я в долгу перед тобой и готов быть твоим проводником… и другом, если хочешь.

– О, конечно, хочу! – обрадовалась Саша. – И ты расскажешь мне про это странное место?

– Что смогу…

– И поможешь выбраться отсюда?

– Постараюсь.

– Ну вот… Это так здорово! Знаешь, с тобой мне ничего не страшно. Хотя я и сама здесь перестала бояться… Почти.

От заката до сумерек

– Ты уже закончила собирать ягоды? – спросил Руфин-Рекс. – Кажется, там еще немало осталось.

– Закончила, – со вздохом ответила Саша. – Надо же и лесным зверям что-то оставить. К тому же ими всё равно до конца не насытишься. Если б чего посущественней… Да это ладно. Мне очень интересно всё про Остров узнать. Расскажи, а?

Девочка растянулась на траве возле лиса, готовая слушать в оба уха и смотреть в оба глаза.

– А что именно тебе хотелось бы узнать?

– Ну… Кто тут живёт и почему ты умеешь говорить?

– Живут лесные звери и существа… А говорить умеют многие… Почти все. Но не все умеют слышать. Ты вот можешь. Даже удивительно…

Лис покачал головой, глядя на Александру.

– Скажи, ты всегда понимала животных?

– Нет, конечно. Это только тут, на Острове, я всё время что-то слышу. То за спиной кто-то шепчется, то вы с вороном разговариваете. Я вообще сначала подумала, не с ума ли я сошла.

– Ещё удивительнее… – лис сощурил глаза. – Знаешь, нам с тобой надо навестить Фиву. Она самая мудрая. И она поймет, почему так получилось. И вообще – что и как.

– Фива – это ворона? – спросила Саша, вспомнив разговор при пробуждении.

– Что ты! Фива – это Сова. Она самая умная и справедливая судья на свете. И она может узнать про всё. Даже скрытое и потаённое.

– Сова?! И она тоже умеет говорить?

Лис хмыкнул:

– Это самое малое из того, что умеет Фива.

– Ну что ж, пойдём к сове, – воскликнула Саша, вскакивая на ноги.

Но лис отрицательно помахал хвостом.

– На аудиенцию можно прийти, только когда солнце сядет. Часа через полтора. Так что время у нас ещё есть.

И Саша снова опустилась на траву.

– Ты говорил, тот человек, Архелий… что он страж, да? А кого и как он охраняет?

– Охраняет Остров от непрошенных вторжений. Он страж внешний и несёт службу днем. А ночью его сменяет другой – Астерий, что видит в темноте лучше, чем при солнце. Только они… э-э… не совсем человеки…

– Люди, – поправила Саша лиса. – А кто?

– Нет, именно Человеки. Вдумайся сама. Люди – это когда их настолько много, что не отличишь каждого отдельного – как трава в поле, как общее понятие. А вот когда это те, кто что-то знает, решает и может, то – человеки, если несколько. Ты же не скажешь про отдельную личность – один людь… Смешно, правда? Так что, когда видишь именно Личности, то – Чело-веки. И, по сути, каждое Чело векует отпущенный ему век сам. Но человеки смертны. А Астерий и Архелий ходят по земле уже не один век. Они скорее сущности… в человеческом облике.

Саша с уважением посмотрела на лиса-философа.

– Руфин, скажи, откуда ты всё это знаешь? Ты же не сам всё это придумал, ведь так?

– На самом деле всё известно – что было, есть и даже, предположительно, варианты того, что будет потом. Вокруг Земли существует такое… – лис замялся, подыскивая понятные девочке слова. – Ну облако… информации. Там всё записано. Надо только уметь читать.

Человеки почему-то пользуются более грубой материей для получения знаний. Например, большими библиотеками. Но там всё равно лишь малая толика… Даже в самом полном собрании томов. А простой способ они утратили…

Руфин-Рекс грустно покачал головой и прошептал:

– Боже, Боже, неужели мне это предстоит?

– Что предстоит? – с участием спросила Александра, которой непонятно с чего вдруг стало жаль печального лиса.

– Об этом поговорим позже. Может быть… – Руфин тряхнул головой, словно сбрасывая набежавшее облачко. – А сейчас я хотел рассказать тебе о важном событии, что грядёт совсем скоро.

– Что-то случится?! – всполошилась Саша. – Что-то плохое?

– Напротив. Замечательное. Это Великий Праздник Вершины Лета. На Острове это главное событие – и торжество, и таинство… К нему готовятся все, и загодя. Ведь мы, – лис приосанился, – избранный Остров старых знаний и традиций, хранители…

– Кр-ра!..

Саша даже подскочила от неожиданности.

На низкую ветку над её головой с оглушительным хлопаньем крыльев плюхнулся давешний ворон, Фирмос.

«Исчез-то совсем тихо, – с досадой подумала девочка, – и откуда его принесло?» Ей было обидно, что Руфина прервали на самом интересном месте.

– А вот вы где! – забалаболил прилетевший. – А я-то думаю, и куда это Руфин-Рекс запропастился? И гостью увёл…

Глаз ворона вроде исподволь, но цепко останавливался на Александре.

– А к Фиве я слетал, слета-ал… И ведь носу не высунет, а как все – гда – в курсе… м-да-а…

Ворон чуть приподнял сложенные крылья, и от этого показалось, что птица как бы пожимает плечами. А на Сашу напал неожиданный приступ неудержимого смеха – какой он всё-таки забавный, этот Фирмос! И какой у него обескураженный вид! Ха-ха-ха!.. Ой-ё-ёй!..

Отсмеявшись, и вытирая выступившие слёзы, она сочла нужным всё ж извиниться перед вороном за своё внезапное веселье:

– Вы уж простите меня! Сама не знаю, что это на меня нашло.

– Ничего, бывает, – ответствовал тот, уже благожелательно взглядывая на девочку. – Веселье – не грех… А вы, я смотрю, уже подружились с моим приятелем. Да, Рекс?

– Все в порядке, Фирмос, – кивнул лис, до сих пор хранивший вежливое молчание. – Мы придем к Фиве ко времени. Поговорим.

– А это правильно! Пр-ра-авильно… – зарокотал ворон. – А я уж по делам, по делам… Еще столько всего успеть… Кр-рах!

Он сорвался с ветки и мигом исчез за кронами.

Саша провожала его взглядом, возвращаясь мыслями к беседе, прерванной появлением птицы. Над лесом висело белое облако – кучерявое, как взбитая перина. И девочке вдруг показалось, что оно всё покрыто диковинными письменами, повествующими о судьбах Мира. Только разглядеть их никак не получалось. Сморгнув, она повернулась к лису:

– Руфин, расскажи мне про ваш праздник. Как он проходит и кто накрывает на стол?

Лис посмотрел на девочку и чуть лукаво усмехнулся в усы:

– Ты хочешь узнать про торжество или ты просто хочешь есть? Это вещи совершенно разные. Потому что еда не предусмотрена не только во время ритуального хоровода, но и вообще всякий приём пищи для участвующих прекращается как минимум с утра, предшествующего праздничной ночи, а то и раньше. Иначе они не смогут парить.

– Не смогут что?.. Это праздник для птиц?

– Почему же только для птиц. Вовсе нет. Для всех… допущенных.

– Допущенных? – заволновалась Саша. – А меня туда пустят? Это кто решает?

– Для тебя это может решить только Фива. А тех, кто здесь живёт, специально приглашать не надо. Это само собою разумеется.

Голод же твой, хоть частично, я постараюсь утолить, – продолжал лис, – только не сейчас. Пока тебе придётся потерпеть.

– А сам праздник когда? Ты сказал, ночью?

– Конечно, ночью. Только не этой, а следующей. Так что впереди ещё целый день. Знаешь, – лис задумчиво изучал кончик собственного хвоста, – наверное, лучше завтра ты постепенно всё узнаешь – это будет правильнее. Если, конечно…

– Что если?

– Надеюсь, всё будет хорошо. Пора…

Солнце скрылось за деревьями. Дневной свет начал уступать место сумеркам.

Лис решительно встал, потянулся и направился вглубь леса, где вечерний полумрак, казалось, сгущался на глазах. Александра следовала за ним безо всякого опасения – ночь в лесу уже не пугала её. И, примеряя свой шаг к неспешной плавной походке лиса, болтала на ходу:

– Руфин, ты, наверное, любишь ночь больше, чем день?

– Почему ты так решила?

– Ну, ведь лисы же по ночам охотятся…

– А кто тебе сказал, что охота – это любимое моё занятие? Конечно, мне приходится это делать, чтобы жить. Но азарта я не испытываю.

– А я, пожалуй, больше всего вечер люблю, когда солнышко садится – вот как сейчас.

– Я тоже… – лис на ходу искоса глянул на Сашу. – А мне казалось, человеки не очень-то любят сумерки…

– Почему?

– Ну… сумерки – это такое особое состояние суток, когда умирает день и приходит ночь. Для души, которая созерцает эту смерть дня, происходит… м-м… репетиция, или иллюстрация – опыт того, как это будет когда-то.

Вот только что предметы, пусть слабо освещённые, но имели свои чёткие очертания… Постепенно размываются их границы, и сами они как бы меняют сущность, становясь почти нереальными. Их уже надо угадывать, домысливать.

И сама мысль замедляется, становится осторожной и вдумчивой. Устремлена она больше внутрь, чем наружу, замыкаясь и отгораживаясь от наступающей тьмы. Репетиция смерти. Каждый день. Это тяжело для души, и человек старается заглушить, стереть этот миг окончательного перехода дня в ночь. Он зажигает светильники загодя, чтобы не видеть, не ощущать и – не думать.

И только те, кто не боятся, кто принимают неизбежность ухода, зная, что завтра будет новый день, даже если это «завтра» наступит не сразу, не мигом, но обязательно, неизбежно будет, если они сами этого захотят – те любят сумерки. Это время смелых.

Речь Руфина текла, как песня. И Александра не заметила, как они очутились в таком густом лесу, что продираться меж деревьями и кустами можно было только вслед за лисом, который следовал по каким-то только ему заметным приметам, да и то с трудом, так как девочка была всё ж гораздо выше ростом, чем лис. А на её уровне ветви смыкались так плотно, будто старались преградить ей путь к заветному месту.

Трудности пути усиливались ещё и тем, что «лисья тропа» стала как будто взбираться вверх. Когда Саша окончательно выдохлась и ей хотелось только одного – сесть и передохнуть хоть немного, деревья неожиданно расступились, открыв вход в узкую глубокую расщелину. Вверху блеснул клин глубокого вечернего неба. А на его фоне резко выделялись тёмные силуэты громадных птиц, похожих на орлов, сидевших по краям.

– Кто это, Руфин? – шепнула Саша, невольно останавливаясь.

Лис не ответил, но поднял морду вверх и пристально глядел на птиц. Саше показалось, что тот ведёт с ними безмолвную беседу. При этом в воздухе ощущалось такое напряжение, будто пришедшие стояли под линией высоковольтных проводов. И вдруг – напряжение спало, всё как-то расслабилось.

«Похоже, Руфин с ними договорился, чтобы нас пропустили», – подумала Саша. И в ту же минуту лис произнёс:

– Мы можем идти. Стражи поняли, что мы не несём зла…

Но, сделав несколько шагов и взглянув себе под ноги, Саша вновь резко остановилась – сердце её сжалось от страха. Даже в сумеречном свете она разглядела, что земля будто шевелится под ногами – там кишмя кишели змеи.

Лис тоже остановился. Поднял морду вверх и неожиданно… запел. Напев его, странный, заунывный, разносился в вечернем воздухе завораживающе – так, что всё замирало кругом. И Александра тоже застыла на месте, не в силах оторвать глаз от лиса. Тот, не переставая петь, легонько кивнул в сторону ущелья. Саша поняла и тихонько пошла, тщательно выбирая место, куда поставить ногу. Впрочем, к её облегчению, «серпентарий» вскоре закончился, и еле заметная тропинка привела визитеров ко входу в пещеру. Вход этот был скрыт от нескромного взгляда разросшимися здесь кустами боярышника. Впрочем, «нескромных взглядов» здешние обитатели могли не опасаться – вряд ли кто-то забрался бы сюда случайно.

Глянув в тёмный вход, Саша пожалела:

«Эх, жаль, фонарика нет! Руфину хорошо – он в темноте, небось, как кошка, видит».

Но оказалось, что фонарик здесь был без надобности – откуда-то сверху, сквозь прорехи в своде в пещеру пробивался свет – очень слабый, но достаточный, чтобы, попривыкнув, видеть то, что было внутри. А может быть, зрение её вдруг обострилось до чрезвычайности. Во всяком случае, подслеповатой девочка себя не ощущала вовсе.

«А помещеньице-то немаленькое!» – с удивлением констатировала Саша. Она озиралась с большим любопытством, стараясь разглядеть в этом неверном освещении всё, что только возможно.

Свод пещеры тонул в темноте, как и дальний её конец, откуда слышался звук мерно шлепающих капель.

«Ой, и вода есть!» – обрадовалась Саша, для которой после испытанной жажды это «кап-кап» звучало успокоительно и было равнозначно самой прекрасной музыке – природной.

Воздух тоже был свежим и приятным – в букете запахов сплетались и смолистый запах сосны, и прелой листвы, и ещё какой-то слабый аромат, распознать который Саша не могла.

Она обратилась было к Руфину, чтобы поделиться с ним впечатлениями от этого необычного места и задать с десяток вопросов, вертевшихся на кончике её языка, но… Руфин смотрел вглубь пещеры – внимательно, настороженно, и в то же время почтительно. Проследив за его взглядом, Саша рассмотрела огромное дерево, основание которого находилось в пещере, а крона возвышалась где-то далеко вверху, пробившись из подземелья к свету.

«Наверное, ему не один век», – с уважением подумала Саша, разглядывая дерево. И в этот момент она увидела, что на нижней ветке исполинского дерева сидит… не менее исполинских размеров птица. Сова.