Тайное письмо

Глава шестая

Ферма Ферзехоф, декабрь 1939 года

Каждый год в первую субботу декабря Кете делала рождественский венок. На кухонном столе лежали зеленые ветки, наполнявшие комнату своим ароматом. Она сорвала сосновые ветки и ветви омелы, собрала с кустов живой изгороди поздние ягоды и украсила всем этим основу из соломы, сделанную в форме кольца. Бархатные и льняные ленты, которые использовали каждый год, а затем аккуратно сворачивали и убирали, с трудом умещались в маленькой овальной коробке. Четыре новые красные свечи тоже ждали, когда их воткнут в венок. Одну из свечей должны были зажечь на следующий день – в первое воскресенье декабря, вторую – через неделю и так далее, до наступления сочельника.

Магда в форме «Юных дев» вошла в кухню со двора. В тот день у них была специальная встреча с представителями гитлерюгенда: они обсуждали празднование зимнего солнцестояния, которое хотел организовать в деревне их лидер.

– Я рада, что ты вернулась, – сказала Кете, вплетая омелу между колючих сосновых веток. – Не хочешь помочь мне с венком?

Магда всегда любила рождественские приготовления: мать и дочь стали вместе плести венки с тех пор, как Магда подросла настолько, что смогла придавать форму упругим и колючим веткам.

– Нет, – ответила Магда, направляясь к лестнице.

– Магда! – крикнула ей вслед мать. – Что-то случилось?

– Я просто устала.

Магда бегом поднялась по лестнице, ворвалась в свою комнату и рухнула на кровать. Кете последовала за ней и остановилась в дверях со встревоженным видом.

– Магда? Liebling… расскажи мне, в чем дело?

– Я ненавижу все это! – воскликнула Магда. – Ненавижу «Юных дев» и всех девчонок! Ненавижу фрейлейн Мюллер. Ненавижу и не хочу больше в этом участвовать. Пожалуйста, скажи, что я могу остаться дома, мамочка!

Кете вошла в комнату, села рядом с дочерью и обняла ее.

– Ах, моя малышка… Они тебя обижают?

– Нет, дело не в этом, – с нетерпением в голосе ответила Магда. – Они меня недолюбливают, но мне все равно – я тоже их не люблю. Я просто не хочу больше туда ходить. Они все изменили… даже Рождество!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Кете.

– Мы даже не можем больше называть этот праздник Рождеством. Теперь он называется Йоль. Фрейлейн Мюллер сказала, что за столетия до того, как стали праздновать Рождество, мы отмечали день зимнего солнцестояния. И теперь мы тоже должны его праздновать – вся наша арийская семья. Собираться вокруг костра, рассказывать друг другу истории о мужестве.

– А что в этом плохого? – удивилась Кете.

– Нам не разрешается упоминать имя нашего Спасителя – Иисуса Христа. Теперь единственный наш спаситель – фюрер. Ты можешь себе это представить?

Кете с грустью покачала головой.

– И не будет больше никакого Вайнахтсмана^[2]. Теперь подарки нам будет приносить О́дин – ужасный старик в белых одеяниях.

– Но… – сказала Кете, – неужели это так важно?

– Да, это важно! Разве ты не понимаешь? Все изменилось. Мы даже не можем больше украшать нашу елку звездами, потому что они являются символами коммунизма или и того хуже – напоминают Звезду Давида. Мы должны были вы́резать свастики и раскрасить их золотой краской.

– По-моему, это даже мило, – заметила Кете. – А где твои?

– Я повесила их на кусты, пока шла домой.

– Ох, Магда…

– Нам не позволяют даже петь рождественские гимны. В них меняют слова, превращая их… как это называется? В пропаганду… Да, верно, в пропаганду партии.

– Я уверена, что это неправда…

– Фрейлейн Мюллер говорит, что мы должны развести в деревне костер и пойти к нему петь песни.

– Но что же в этом плохого? – мягко спросила Кете. – Петь песни, даже необязательно рождественские, – это же так весело!

– Нет, мамочка! Сегодня мы репетировали их: они ужасны! – Магда зарыдала.

Мать прижала ее еще крепче.

– Магда, – спокойно сказала она, – мне жаль, что тебе это не нравится, но ты должна пойти туда. В противном случае это будет не очень хорошо выглядеть.

Кете слышала истории о семье, которая не пускала своего сына на встречи гитлерюгенда. Недавно отца этого семейства отправили в трудовой лагерь.

Магда посмотрела на мать:

– Я думала, ты понимаешь…

– Понимаю, – сказала Кете. – Но у нас будут неприятности, если ты туда не пойдешь. Запомни: ты можешь петь песни и размахивать флажками, но тебе необязательно… – она пыталась подобрать нужные слова, – необязательно верить в это.

Магда заглянула в голубые глаза матери:

– Значит, я должна притвориться? Лгать?

– Можно и так сказать, – ответила Кете. – Знаю, Магда, это тяжело. Но мы живем в опасное время. А теперь спускайся вниз и помоги мне закончить венок. Ведь ничего не изменилось, все осталось как прежде! Они не смогут забрать это у нас. А потом можем что-нибудь приготовить. Например, печенье с корицей. Что скажешь?

– Нет, мамочка, – ответила Магда. – Прости, но у меня нет настроения.

Праздник у костра устроили в следующее воскресенье. Ночью накануне шел сильный снег, и всю деревню укутало снежным покрывалом.

Зимняя погода принесла послабления в отношении обязательной формы: молодым людям и девушкам разрешили носить зимние пальто, ботинки и шапки. Девушки выглядели очаровательно в меховых шапках и варежках. Мехом были оторочены и их ботинки, и воротники пальто. Даже парни казались уже не такими воинственными в кроличьих шапках и ярких разноцветных шарфах. Наблюдая за своими сверстниками, Магда признавала, что теперь даже Отто в своем красном шарфе, связанном его матерью, был похож на обычного мальчишку, а не на того агрессивного хулигана, который, по рассказам Кете, оскорблял доктора Кальмана и его семью. Глядя на этого розовощекого юношу в шерстяном шарфе и меховой шапке, трудно было поверить в то, что он мог быть жестоким.

Весь день мальчишки из гитлерюгенда собирали хворост для костра в окружавшем деревню лесу. Они складывали его в центре площади, пока «Юные девы» накрывали столы, на которых лежали черно-красные скатерти, украшенные свастиками. Раскладывая на столах домашние пироги и печенья, Магда подумала, что это больше напоминает встречу национал-социалистов, чем празднование Рождества. Из традиционных рождественских атрибутов была только ель, которую срубили за несколько дней до этого в лесу и установили на краю площади. Несмотря на то что на ее заснеженных ветках висели блестящие свастики, Магда была вынуждена признать, что выглядело это красиво. С наступлением сумерек жители деревни собрались на площади, и члены гитлерюгенда обошли их всех с банками для сбора пожертвований в фонд «Зимняя помощь»: национал-социалистическая партия создала его, чтобы помогать бедным арийцам.

Прежде чем парни и девушки начали петь националистические песни, Эрике и Отто как молодежным лидерам вручили свечки, чтобы они зажгли огни на рождественском дереве.

– Вот, это тебе, – сказала Эрика Магде, протягивая ей одну из свечей. – Давай зажжем их вместе?

Магда понимала, что это был дружеский жест, и, хотя этим вечером ей все казалось ужасным, она не могла подавить в себе легкое чувство гордости из-за того, что именно ее выбрали для этого ритуала. Было что-то невероятно радостное в мерцающих во мраке свечах. Магда и Эрика зажигали свечи на елке внизу, а Отто стоял на деревянной лестнице и зажигал их наверху.

Слезая, он нечаянно толкнул Магду.

– Прости, – сказал он, краснея. – Я тебя не заметил.

Его вежливость насторожила Магду. Это было так странно. У нее просто в голове не укладывалось, как этот тихий и скромный мальчик мог говорить такие гадости ее подруге Лотте.

После праздника девочки убрали со столов, а мальчики затушили угли в костре.

– Можно я провожу тебя домой? – спросил Отто, когда они привели все в порядок.

– Тебе совсем не обязательно это делать, – сказала Магда.

Она боялась, что он попытается поцеловать ее.

– Но я все равно хочу тебя проводить… – продолжал настаивать Отто.

– Я пойду с вами, – с энтузиазмом заявила Эрика. – Я живу рядом.

Впервые Магда обрадовалась вмешательству Эрики. Отто был явно недоволен, но с неохотой согласился, и трое молодых людей пошли через лес на окраину деревни. Высокие ели отбрасывали в лунном свете зловещие тени, и Магда с облегчением вздохнула, когда они наконец оказались на поле, ведущем к ферме.

Как всегда, находясь в компании представителей молодежного движения, Магда была молчалива. Зато Эрика без умолку трещала о том, какой прекрасной была церемония, как она гордится фюрером и «Юными девами» и какие вкусные пироги она испекла. Магда слушала ее молча и только улыбалась.

– Это так чудесно, что жители деревни поддержали нас, когда мы пели, правда, Магда? – спросила Эрика.

– Да, – равнодушно ответила та.

– Кажется, Магде не очень понравился вечер, – проницательно заметил Отто.

– Почему же? Понравился, – возразила Магда, пытаясь изобразить энтузиазм в голосе. – Я люблю Рождес… то есть Йоль. И елка была очень красивая.

– А что насчет песен? – спросил Отто. – Ты пела тихо. Такое ощущение, что они тебе не по душе.

– Какие глупости ты говоришь, – сказала она, бросив на него недовольный взгляд, и пошла вперед, оставляя глубокие следы на снегу.

– Мой дом вон там! – крикнула она Отто и Эрике. – Дальше я сама дойду. Отто, не хочешь проводить Эрику?

– И ты даже не угостишь меня чем-нибудь горячим, – спросил он разочарованно, – перед тем как я вернусь домой?

– Я могу тебя угостить, – живо вмешалась Эрика.

Магда ускорила шаг. У ворот фермы она обернулась и помахала им рукой.

– До скорого! – крикнула она и побежала по тропинке, но, не добежав до дома, спряталась за молочной фермой, откуда открывался отличный вид на дорогу. Магда заметила, что Эрика взяла Отто под руку и смотрела на него с нескрываемым восхищением.

– Бедная Эрика, – пробормотала Магда и поспешила поскорее укрыться в доме.

Глава седьмая

Кесуик, декабрь 1939 года

Девочки из школы Имоджен занимались в здании местной общеобразовательной школы, и мальчики проходили обучение вместе с ними. Это было не очень удобно, и сотрудникам школы приходилось все тщательно планировать и составлять хитроумное расписание занятий. Девочки и мальчики учились в отдельных классах, но как только звенел звонок, оповещавший о том, что сорокаминутный урок завершился, коридоры наполнялись учениками и ученицами, которые шеренгами шли мимо друг друга на следующий урок, и даже самые внимательные учителя не могли помешать их общению. На этих «перекрестках» передавались записки, назначались свидания и неизменно завязывались отношения. Имоджен была хорошенькой и живой девочкой, и многие мальчишки обращали на нее внимание, поэтому она часто получала записки от поклонников во время встреч в коридоре. В конце концов она решила принимать эти предложения и встречалась с мальчиками в кафе в городе. Иногда Имоджен даже позволяла кому-нибудь из них сопровождать ее во время еженедельного похода в кино, который устраивался по воскресеньям в кинотеатре «Альгамбра», хотя и не соглашалась на их предложения уединиться на заднем ряду или за колоннами.

К ее разочарованию, высокий светловолосый парень, которого они с Хелен встретили на Латригге, пока что не входил в число ее поклонников. Время от времени она видела его около школы. Иногда они переглядывались, и он улыбался ей, но Имоджен его улыбка казалась циничной, как будто он подтрунивал над ней. И если она замечала, что он направляется в ее сторону, то предпочитала уйти в противоположном направлении.

Близился конец семестра, и Имоджен с Джой с нетерпением ждали, когда они смогут поехать домой на Рождество.

– Давай встретимся в городе после школы, – предложила Имоджен. – Я хочу купить небольшой подарок для Латимеров.

– А я ничего не буду покупать для моей ужасной хозяйки, – с грустью сказала Джой. – Она только и делает, что жалуется. И я уверена: она приняла меня только для того, чтобы получать от правительства деньги. Она почти не покупает еды, и я вечно хожу голодная.

– Ох, бедная Джой, – сказала Имоджен. – Как жаль, что тебя не поселили вместе со мной у Латимеров вместо Хелен. Она милая, но подругами мы не станем.

– А она не захочет со мной поменяться? – с надеждой в голосе спросила Джой.

– Сомневаюсь, – ответила Имоджен. – Все знают, какая ужасная у тебя хозяйка.

– Но это так несправедливо, – возмутилась Джой. – Ведь ты моя лучшая подруга, а не она.

– Знаю, – с сочувствием сказала Имоджен. – Может, на следующий год удастся что-то изменить.

– Ой, я так надеюсь, – горячо поддержала ее Джой.

– А сейчас мне нужно найти что-нибудь симпатичное для миссис Л. Она немного грустит, потому что не знает, приедут ли ее сыновья домой на Рождество.

– Что ты собираешься ей купить?

– Пока не знаю, – ответила Имоджен.

Они остановились около маленького магазина подарков, где продавались сувениры из Озёрного края.

– Давай зайдем сюда? – предложила Джой.

Пока девочки бродили по магазину подарков, Имоджен почувствовала, что кто-то следит за ней. Обернувшись, она заметила высокого светловолосого парня, который улыбался ей через витрину магазина, расположенного в здании в георгианском стиле. Покраснев, Имоджен отвернулась и схватила Джой за руку.

– Он там, на улице, – прошептала она.

– Кто? – шепотом спросила Джой.

– Тот светловолосый парень, о котором я тебе рассказывала. Он еще следил за нами с Хелен, пока мы были на горе. Этот мальчик вечно смеется надо мной, неужели ты забыла?

– А, так это он! Тот, который тебе не нравится, – вспомнила Джой.

– Именно. Мне кажется, он такой зазнайка, – с важным видом заявила Имоджен, после чего взяла Джой за руку и повела ее вглубь магазина. Там она взяла снежный шар и потрясла его: белые «снежинки» стали падать на крошечный макет деревни на берегу озера.

Неожиданно парень материализовался рядом с ними.

– Привет еще раз, – сказал он с ехидной улыбкой.

– А, привет, – пренебрежительно ответила Имоджен.

– Это ты недавно принимала солнечные ванны?

– О чем он вообще говорит? – спросила Джой, удивленно уставившись на подругу.

– Да ни о чем особенном, – отмахнулась Имоджен, краснея. – Он просто дурачок. Пойдем, Джой… нам пора.

Имоджен уверенным шагом вышла из магазина, потянув за собой подругу. Когда они свернули по направлению к главной улице, она заметила, что светловолосый парень идет за ними следом.

– Может, хватит нас преследовать? Иначе я кому-нибудь пожалуюсь!

Парень улыбнулся:

– Я просто гуляю по городу, как и вы. Это свободная страна.

– А тебе обязательно гулять… рядом с нами?

Парень остановился и подождал, пока расстояние между ними увеличится. Но его шаги были шире, чем у девочек, и очень быстро он опять догнал их. Вскоре они вышли на главную улицу с ее многочисленными магазинчиками. Прямо перед ними оказалось здание ратуши с величественной башней с часами, а вдали виднелись горы. Парень похлопал Имоджен по плечу:

– Хочешь молочного коктейля? Тут за углом есть молочный бар, его открыли пару лет назад.

Имоджен понимала, что ей следует отказаться: она проучит его, если просто пойдет вместе с Джой в другую сторону. Но Имоджен никогда еще не бывала в молочном баре – в Ньюкасле их просто не было.

– Ладно, – согласилась она, – но чур платишь ты!

– Хорошо. Только я не буду платить за твою подругу, – заявил парень, указывая на Джой.

– Замечательно, – сказала Джой. – Ладно, мне все равно пора: я еще не сделала это гадостное домашнее задание по математике! До завтра, Джинни…

В молочном баре на главной улице было полно девчонок и мальчишек из окрестных школ. Светловолосый нашел для них свободное место у окна.

– Что будете заказывать? – спросила официантка, покусывая свой карандаш.

Имоджен изучала меню, не зная, что заказать.

– Шоколадный молочный коктейль, пожалуйста, – пришел ей на помощь парень.

– Мне то же самое, – сказала Имоджен. – Так… как тебя зовут?

– Меня? Дуги. То есть Дуглас.

– Ты шотландец? Я тоже… ну, по крайней мере, мои родители.

– Да, наверное. Мой отец из Эдинбурга. Он учитель.

– Ого… в нашей школе?

Дуги кивнул.

– А как его фамилия?

– Хендерсон, – ответил Дуги.

Официантка принесла молочные коктейли, и Имоджен попробовала свой через трубочку, наслаждаясь его бархатистой сладостью.

– М-м-м, – протянула она. – Вкусно! Ах да, мистер Хендерсон. Ну конечно! Он у нас не преподает, но я видела его в коридоре, и он показался мне приятным. Моя бабушка носила фамилию Хендерсон до того, как вышла замуж за дедушку. Может быть, они родственники? Имоджен улыбнулась и немного расслабилась, подумав о том, что между ней и Дуги может быть отдаленное родство.

– Может быть. Но, знаешь, это очень распространенная фамилия в Шотландии.

На некоторое время между ними повисло неловкое молчание, прерываемое лишь бульканьем их молочных коктейлей.

– Сколько тебе лет? – спросил наконец Дуги.

– Пятнадцать… почти шестнадцать. В следующем году я пойду в шестой класс. А тебе?

– Семнадцать. Я тебя на год старше. Когда я окончу школу, пойду служить в армию.

– Бедняга, – сказала Имоджен. – Все молодые люди знают, что их призовут на службу. Наверное, это так тревожно. Мне тоже нужно будет чем-нибудь заняться после школы. Хотя не исключено, что к тому времени все закончится… Как ты думаешь?

– Сомневаюсь… – сказал Дуги, убирая с лица светлую челку. Его кожа была гладкой и чистой, и Имоджен заметила, что у него яркие глаза цвета незабудок.

– А что ты будешь делать? – спросил он. – Пойдешь в армию?

– Нет, вряд ли. Сомневаюсь. Если честно, я пока об этом не думала. Может, поступлю в «Рены»^[3]? Мне нравится их форма. – Неожиданно Имоджен поняла, как легкомысленно звучат ее слова.

– Ты симпатичная, – сказал Дуги, краснея.

Когда они выходили из молочного бара, начался дождь.

– Мне пора домой, – сказала Имоджен, поднимая воротник своего пальто. – Наша хозяйка не любит, когда мы поздно возвращаемся.

– Я провожу тебя.

– Не стоит.

– Я все равно провожу тебя… вдруг ты заблудишься.

– Ты такой нахал, – сказала Имоджен со смехом. Она заправила свои темные волосы за уши со смущенным видом. – Не волнуйся, я без проблем смогу найти дорогу домой.

Позже у ворот сада она даже пожалела о том, что он не может остаться с ней подольше.

– Можешь зайти, если хочешь.

– Нет, – сказал Дуги, глядя на дом. Миссис Латимер наблюдала за ними из окна наверху. – Боюсь, ей это не понравится, – добавил он, кивая в сторону окна на втором этаже. – Но все равно спасибо.

– Тебе спасибо… за коктейль.

– Мы можем еще раз увидеться? – спросил Дуги, когда Имоджен открыла ворота.

– Почему бы и нет? – ответила Имоджен, поворачиваясь к нему и пытаясь себе представить, каким бы мог быть поцелуй с ним. Они стояли и смотрели друг на друга, прекрасно осознавая, что миссис Латимер наблюдает за ними из своей спальни.

– Ну все… пока, – сказала Имоджен.

Подойдя к двери, она обернулась, чтобы помахать рукой, но увидела, что Дуги уже ушел. К своему удивлению, Имоджен испытала разочарование.

Близилось Рождество, и в школе готовились к завершению семестра, рождественским службам и школьным вечерам. Имоджен и Дуги выкраивали время, чтобы выпить вместе чай после школы или украдкой пообщаться в коридоре. Однажды, в самом конце семестра, когда Имоджен выходила из школы вместе с Джой, она увидела, что Дуги ждет ее у ворот.

– Ну, я пошла, – тихонько сказала Джой. – Увидимся завтра. Кстати, в какое время твой папа приедет за нами?

– В час дня. Мы подвезем тебя…

Джой с неохотой пошла прочь, из ее ранца на плечах торчала клюшка для игры в лякросс. Дуги предложил понести ранец Имоджен.

– Спасибо, – поблагодарила она, взяв его за свободную руку.

– Так ты… завтра уезжаешь?

– Да. Отец заберет нас обеих.

– Так странно, что тебя забирают обратно в Ньюкасл… что они считают это безопасным.

– Да, знаю. Но главное – чтобы наша школа оставалась здесь. А если мы погибнем на каникулах, это не так уж и важно, – рассмеялась Имоджен, пытаясь разрядить обстановку.

– Не говори так! – воскликнул Дуги и схватил ее за обе руки. – Никогда так не говори!

– Я же просто пошутила, – нежно сказала Имоджен. – Уверена, что ничего подобного не случится. Мои родители были в Ньюкасле все это время, и они целы и невредимы. Странно, что мы здесь находимся.

Некоторое время они шли молча.

– Может, выпьем по чашке чая? – спросил Дуги, когда они проходили мимо маленького чайного магазина в центре города.

– Нет, я не могу, – ответила Имоджен. – Сегодня вечером мне нужно собрать вещи и упаковать пару подарков.

Остальную часть пути до дома Латимеров они снова шли молча, но это была приятная тишина. У ворот Дуги отдал Имоджен ее ранец и стал рыться в кармане пиджака своей школьной формы.

– У меня есть кое-что для тебя.

– Ой, это так мило, – покраснела Имоджен. – А я для тебя ничего не приготовила. Прости.

– Ничего страшного… разверни его.

Подарок был завернут в яркую зелено-красную бумагу. Внутри был снежный шар, который она видела в магазине в тот день, когда он отвел ее в молочный бар.

– Ой, Дуги, это так мило! Спасибо!

– Я помню, как ты трясла его, и подумал, что он тебе понравился.

– Так и есть. – Она потянулась к нему и слегка поцеловала в щеку. – Ты такой славный. Надеюсь, ты хорошо встретишь Рождество.

– И ты тоже, – сказал он.

– Ну что ж…

– Да… ты лучше иди.

– Конечно, – согласилась Имоджен, глядя на дом.

Мистер Латимер наблюдал за ними из окна гостиной.

– Кто это был? – спросил он, когда они с Имоджен встретились в прихожей.

– Просто знакомый мальчик, – ответила она.

– Приятный молодой человек, – улыбнулся мистер Латимер.

– Правда? Да, он очень милый. Он хороший, но… он мне просто друг.

– Тебе виднее, – сказал мистер Латимер.

* * *

На следующий день, едва успев собрать вещи, Имоджен услышала, как «Уолсли» отца затормозил перед домом Латимеров. Она сбежала по лестнице вниз, чтобы встретить его.

– Папа! – крикнула она и обняла отца за шею, едва тот вышел из автомобиля. – Так здорово, что ты приехал! Я так рада, что ты смог раздобыть достаточно бензина.

– Да, это было непросто, но все же я смог сюда добраться. А теперь не хочу сильно задерживаться – мы должны вернуться до наступления темноты, а путь через Пеннинские горы неблизкий.

– Конечно, папочка. Не надо так переживать. – Имоджен взяла его за руки, и они направились к дому. – Я обещала Джой подвезти ее… Надеюсь, ты не возражаешь?

– Конечно, нет, – ответил он. – А что насчет Хелен?

– Не надо. Завтра за ней приедет мама.

Пока отец складывал ее вещи в багажник, Имоджен попрощалась с мистером и миссис Латимер.

– Надеюсь, вы хорошо встретите Рождество, – сказала она, вытаскивая маленький изящный сверток из кармана пальто и вручая его миссис Латимер. – Я купила вам небольшой сувенир.

– Ах… тебе не нужно было этого делать. Я открою твой подарок на Рождество, договорились?

Мистер Латимер заметил разочарование на лице Имоджен и слегка толкнул жену локтем:

– Открой сейчас, дорогая.

Внутри свертка из светло-розовой оберточной бумаги лежал маленький синий флакон с хрустальной пробкой.

– Надеюсь, вам понравится, – сказала Имоджен. – Они называются Soir de Paris^[4].

Миссис Латимер вытащила пробку и вылила пару капель себе на запястье.

– Какая прелесть, – тихо проговорила она, поднося запястье к носу. – Soir de Paris – звучит так романтично!

И тут глаза миссис Латимер наполнились слезами.

– Простите, – пробормотала Имоджен, – я не хотела…

– Что же, – вмешался отец, – нам пора ехать. Спасибо вам огромное за то, что присматривали за Имоджен.

– Не за что, – ответил мистер Латимер, – она не доставила нам хлопот.

Джой села в машину в приподнятом расположении духа.

– Я так рада, что уезжаю от этой ужасной женщины! – выдохнула она, утопая в кожаном сиденье.

– Бедняжка Джой, – начала объяснять отцу Имоджен, – попала в самую ужасную семью. Мать семейства только и делала, что плакала о своих четырех старших сыновьях, которые ушли на фронт, и совсем не обращала внимания на четырех младших детей. А еще в доме было совсем мало еды, правда, Джой?

Та мрачно кивнула.

– Мне бы так хотелось помочь ей переехать в другой дом! – с мольбой в голосе сказала Имоджен.

– Но мы сейчас ничего не можем сделать, – ответил отец с водительского сиденья. – А теперь, девочки, устраивайтесь поудобнее и наслаждайтесь поездкой.

В Ньюкасле все были заняты приготовлением к Рождеству. В доме Митчеллов витали запахи корицы и мускатного ореха. Когда Имоджен с отцом вошли в прихожую, из кухни появилась мать, в фартуке и с руками в муке.

– Милая моя девочка! – воскликнула она, обнимая Имоджен. – Я так по тебе соскучилась!

– Я тоже по тебе скучала, – сказала Имоджен и расплакалась от радости, что она наконец-то дома. – Так вкусно пахнет, – добавила она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Я сейчас как раз пеку рождественские пироги на случай, если кто-нибудь неожиданно заявится в гости. Нас пугают, что с нового года введут продуктовые карточки, поэтому я решила наготовить всего самого вкусного, пока есть такая возможность.

– Вы уже нарядили елку? – спросила Имоджен, осматривая прихожую.

– Нет, – ответила мать. – Я сказала папе, что мы подождем, пока ты вернешься домой. Знаю, как тебе нравится ее украшать. Она стоит в кадке в саду за домом.

Предшествующие Рождеству дни Имоджен провела в атмосфере беззаботности и много помогала матери на кухне. Роуз учила ее, как делать сладкую выпечку и готовить мясной пирог. Этот пирог потом завернули в вощеную бумагу и поставили на мраморную доску в кладовке рядом с большим гусем, которого Роуз купила на Рождество. Несмотря на войну, большинство людей не хотели лишать себя праздника. Роуз и Джо (так звали отца Имоджен) пригласили членов своих семей, чтобы отпраздновать Рождество вместе. В сочельник должны были приехать два брата Роуз и привезти с собой ватагу из полудюжины ребятишек. Имоджен была единственным ребенком в семье и обожала своих кузенов, поэтому считала дни до начала праздников.

– Мы должны сходить за покупками, – сказала однажды утром за завтраком Роуз. – Ты так сильно выросла, что тебе, похоже, совершенно нечего носить. Думаю, мы пойдем в «Фенуикс».

– Правда, мамочка? Ты уверена? Было бы замечательно!

В магазине они выбрали новую юбку, две блузки, белье и темно-зеленое шерстяное платье. Ничего подобного Имоджен еще не носила: платье облегало фигуру и было очень взрослым – по крайней мере, ей так казалось.

– Можешь надеть его на вечер у Макмастерсов, – предложила мать.

– Они будут устраивать вечер? – спросила Имоджен.

– Да, за день до сочельника. Думаю, все их сыновья будут там.

Роуз обернулась и заметила, что на лице Имоджен появился легкий румянец.

В Кесуике Имоджен почти не думала о Фредди. Она убедила себя, что по сравнению с девчонками из университета выглядела для него еще ребенком, поэтому выбросила его из головы и сосредоточилась на уроках и свиданиях с Дуги. Но теперь, когда Имоджен стояла рядом с матерью в универмаге «Фенуикс», она отчетливо поняла, что красивый жизнерадостный Фредди привлекал ее как никогда прежде.

В день, когда был назначен праздничный прием, обещали снег, и в комнате Имоджен, несмотря на то что отец разжег камин, было холодно. Имоджен любовалась своим отражением в напольном зеркале с рамой из темного дуба. Она пришла к выводу, что новое зеленое платье было восхитительным, но ее подстриженные до плеч волосы свисали по обе стороны от лица в форме сердечка и придавали ей детский вид. Имоджен вспомнила, как в журнале увидела фотографию Риты Хейворт, волосы которой были соблазнительно заколоты на макушке, поэтому она села за туалетный столик и заколола волосы точно так же. Намазав губы красной помадой, она подумала о том, как отреагирует Фредди, когда увидит ее. Удастся ли ей очаровать его? Возможно, они весь вечер будут разговаривать друг с другом, вспоминая о том, как играли в теннис, а на следующий день он пригласит ее на романтическую рождественскую прогулку…

– Имоджен, – послышался снизу голос матери, положивший конец ее романтическим фантазиям, – нам пора.

– Уже иду! – крикнула она в ответ.

Последний раз посмотрев на себя в зеркало, Имоджен быстро сбежала вниз по лестнице: ее зеленые глаза сверкали, а изумрудное платье подчеркивало все достоинства стройной фигуры.

Когда Митчеллы вошли в дом, вечер был уже в самом разгаре. Они оставили пальто на длинном диване в прихожей и проследовали в гостиную, где было полно гостей из соседних домов. Они пили херес, а в воздухе висел дым от сигар и сигарет, которые курили мужчины. Пока родители обменивались приветствиями с друзьями, Имоджен с надеждой осматривала зал в поисках Фредди. В руках у нее был бокал «дюбонне» с содовой – это был единственный напиток, который позволил ей выпить отец. Она обрадовалась, когда Филипп Макмастерс, старший брат Фредди, тронул ее за плечо.

– Здравствуй, малышка, – поприветствовал он ее.

Имоджен не могла сказать, что ей понравилось такое обращение. Она понимала, что Филипп не хотел ее обидеть, но, услышав такое, почувствовала себя ребенком, а ведь сегодня в новом, облегающем фигуру платье она изо всех сил старалась выглядеть как можно элегантнее и взрослее.

– Здравствуй, Филипп. Как поживаешь? Ты чудесно выглядишь в военной форме.

– Спасибо, – сказал он с самоуверенным видом. – Ты тоже хорошо выглядишь… Мне кажется, или ты подросла?

Имоджен зарделась: слова Филиппа одновременно и польстили ей, и вызвали легкое раздражение.

– Ты приехал домой в отпуск? – спросила она, отчаянно стараясь вести разговор по-взрослому.

– Да, всего на несколько дней… В новом году меня ждет новое назначение.

– Что-нибудь интересное?

– Мне нельзя об этом говорить.

Имоджен вертела в пальцах бокал, обдумывая, что ей сказать дальше.

– А Фредди здесь?

– Нет, – прозвучал ответ. – Он сегодня уехал по делам в университетский полк.

Заметив разочарование на лице Имоджен, Филипп добавил:

– Ты надеялась увидеться с ним?

– О… ну, знаешь, – сказала она равнодушным тоном, – мы просто давно с ним не виделись. Я думала, может, мы поиграем в теннис.

Учитывая, что, по прогнозам, скоро должен был пойти снег, ее последняя ремарка казалась абсурдной.

– А, да, теннис, – снисходительно улыбнулся Филипп. – Кажется, у вас тогда был легендарный матч. Фредди признался мне, что ты обыграла его с разгромным счетом.

– Правда? Так и сказал? Все было не так, просто я играла чуть лучше него.

– Ты молодец, – сказал Филипп и рассмеялся. – Сказать ему, что ты по нему скучаешь?

– О, не стоит, – ответила Имоджен, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно беззаботнее. – Думаю, я увижусь с ним в следующий раз.

Уже ночью, лежа в постели в своей детской пижаме, она с тоской вспоминала Фредди Макмастерса, его взлохмаченные темные волосы и ясные серые глаза.

Когда после каникул они вернулись в школу, Имоджен рассказала Джой о своей безответной любви.