Мась. Зациклилась на обращении. Так меня Размик называл с детства, сетуя, что имя грубое, не подходит. Сокращал, оставляя середину. И некоторые переняли эту привычку. Видимо, и Гарик тоже, будучи когда-то близок с братом.
– Возможно, – отвечаю, неуловимо пожав плечами.
Перед нами появляется два меню, листаю содержимое и осознаю, как же голодна… У меня сейчас только два желания – поесть и поспать. Как вписать в этот плотный график сногсшибательного самца напротив?..
– Ты всё еще любишь рыбу или изменила вкусам? – дерзкая насмешка и вопрос с подвохом заставляют меня вскинуть брови.
– Ты помнишь, что я люблю рыбу?
– Почему тебя это удивляет?
– Это? – из меня вырывается истерический хохоток. – Это? Меня удивляет всё, абсолютно всё, что происходит…с тобой.
Аванесов делает знак официанту и диктует заказ. Решил за нас двоих, опираясь на мои предпочтения в прошлом. Отпускает парня, а следом подходит другой – кладет вазу с уже погруженным в неё букетом роз. Красных. Говорят, признак страсти.
– Нравится?
– Красиво, – любуюсь цветами, – умеешь.
– Да уж, – посмеивается. – Как твоя работа? До сих пор не могу переварить, что самая умная девушка моего окружения подалась в…кондитеры. У тебя несколько дипломов, голова работает на ура – дай Бог хотя бы половину извилин другим. Почему?..
– Я делаю то, что приносит мне удовольствие. А не то, что надо.
– Ты увиливаешь. Разве нельзя делать с удовольствием то, что надо?
– А это ты тоже умеешь?
– Даже не представляешь, как.
Теперь мы смеемся оба.
Кельнер сервирует стол и наливает вино. Потом мы еще минут пятнадцать ждем свой заказ, в течение которых я расспрашиваю о его нахождении здесь. Слушаю с интересом рассказ о тех самых геологоразведочных направлениях. К ним добавляются геофизические и геохимические. Никогда не думала, что об изучении недр и воспроизводстве минерально-сырьевой базы можно рассказывать с таким энтузиазмом. Узнаю о том, что предприятие занимается не только добычей нефти и попутного газа, но и добычей и обогащением угля, антрацита. И, естественно, производством нефтепродуктов. В итоге я насчитала восемнадцать видов деятельности по ОКВЭД5. Впечатляет. А если учесть, что это повествование ведется низким голосом и грамотной речью, которая льётся музыкой для ушей, то можно отметить, что впечатляет вдвойне. Гарик в своей стихии. У него глаза горят, веет животным магнетизмом. И весь вид – я хозяин жизни.
Подают блюда, пробуем, отмечаю, что вполне достойно. Я успела забыть вкус изысканности. Аванесов снова пытается расспросить меня о семье, о нынешней обыденности, но я ограничиваюсь односложными ответами и пытаюсь закрыть тему.
– Потанцуем? – предлагает неожиданно.
Первой мыслью было отказаться. Потому что я уставшая, сытая, на каблуках и самое главное – безумно желающая спать. Пара глотков алкоголя тоже внесли свою лепту. Но представляю перекошенное лицо Лены, если расскажу, что по вышеперечисленным причинам упустила танец с шикарным мужчиной, и только от этого мне хочется взбодриться и всё же совершить данный подвиг.
Играет легкая джазовая композиция. В заведении не очень людно – рабочий день, а танцпол и вовсе пуст. Он подает мне руку, я её принимаю. А дальше начинается волшебство. Кружим какое-то время молча. Чувствую мощные вибрации, исходящие от него. Сильный, властный, требовательный. Его воспитали истинным наследником.
– Помнишь, как это было на свадьбе Рафа?
Польщена тем, что Гарик не забыл единственный наш танец на свадьбе его родного брата. Боже, для меня руки Аванесова на талии стали целым событием! Мне тогда было лет двадцать. Как я потом думала о нем украдкой… И пусть это было лишь данью приличиям, потому что Размик пригласил их родную сестру, а Гарик, в свою очередь, меня, и мы все вырисовывали узоры, глядя друг на друга и хихикая. Юность.
– Помню. Веселое было время. А спустя пару лет вы перестали общаться.
Мужчина вдруг резко отстраняет меня, вытягивает руку, держащую мою ладонь, и вертит, заставляя юлить вокруг собственной оси. Со смехом падаю ему на грудь, ощущая, как рябь застилает глаза от слабости. Воспользовавшись этим, Гарик прижимает к себе вплотную, ускоряя мое сердцебиение.
– А ты до сих пор не знаешь, почему мы с твоим братом перестали общаться?
Тихий голос обволакивает меня, будто соблазнительным шипением змея-искусителя, которому, впрочем, я начинаю поддаваться.
– Почему? – переспрашиваю завороженно и поднимаю глаза, встречаясь с его таинственными карими.
– Он понял, что ты мне небезразлична. И совсем этому не обрадовался.
– Чт-то? Что-что?
Моя реакция забавляет Аванесова, который немедля наклоняется и нежно касается щекой моей щеки. Мурашки проносятся по телу. Наверное, я всё же пьяна, но мне хочется продлить этот момент. Боже мой, я нравилась ему?! Тому красивому мальчику, которого считала недосягаемым, а себя – слишком недостойной его?..
– А почему ты не говорил мне? – срываюсь на шепот от переизбытка эмоций.
– Кодекс чести. Обещал держаться подальше в память о дружбе. Потому как мы с ним…скажем, после озвученных нелицеприятных вещей в адрес каждого братство уже было невозможно.
– Из-за меня?! – ужасаюсь и отстраняюсь, теряя тепло мужской кожи, пахнущей одеколоном. – Вы перестали общаться из-за меня?..
– Нет, Мась. Мы перестали общаться из-за неуемной гордости, не позволившей признать ошибки и попросить прощения. Это всё уже прошло и не вернуть… Зато мы здесь и сейчас…
И снова я чувствую, как его влечет ко мне. Теперь я понимаю. Именно влечет ко мне. И это взаимно.
Но когда проворная ладонь пытается спуститься ниже поясницы, я почти брыкаюсь и в полудреме от наслаждения его близостью выдаю с придыханием:
– Ты торопишься, Гарик. Пожалуйста, не надо.
Тяжелый разочарованный вздох, и пальцы занимают исходное положение. А я улыбаюсь. Ловлю восхищение в глубине его взора.
– Я тебе сказал, какая ты потрясающая? С ума схожу, как хочется тебя поцеловать.
По позвоночнику проносится нещадный разряд. Где-то в животе скапливаются сгустки трепета. Какая-то новая, переливающаяся нежная мелодия просыпается во всем теле.
Один взмах ресниц. Затуманенный взгляд.
И вдруг натыкаюсь на что-то смутно знакомое. Не сразу признаю в этом абстрактном видении васильковые глаза.
Глаза, которые могут принадлежать лишь одному человеку.
Глава 17
Любуюсь кошачьими глазами, по-особенному мерцающими после бокала коньяка. Яна поистине настоящая красавица. Редкий сорт женщин, которые прекрасны в любом возрасте, а с годами становятся только лучше. И в глубине взгляда всегда содержится нечто такое, что притягивает, но остается для тебя недосягаемым. На неё смотришь и влюбляешься заново. При этом нервы щекочет важная деталь – с такой сложно. Изо дня в день – даже сложнее. Потому что она становится мудрее, выдержаннее и выносливее. Словом, дает тебе право выбора – хочешь, можешь остаться, а хочешь – катись на все четыре стороны. Плакать не станет.
Всё между нами непросто. Да, страсть не угасает, на физическом уровне мы – идеальные компоненты, но этого не достаточно для полной эйфории. Странный брак на расстоянии, два упрямца, нежелающих менять уклад жизни в угоду кому-то. Мне близок мятежный дух столицы, я люблю свой быт, многочасовые полеты и бескрайнее небо. И был бы рад, если бы Яна разделила со мной каждый миг свободы. Но у неё своя свобода, воспетая великими русскими поэтами и писателями. Ей нравится размеренность и простота данной местности, люди без гонора, растворяющиеся в моменте здесь и сейчас, отдающие дань счастливым мгновениям с детьми, чистому воздуху и незатейливости существования.
Мне это не подходит, хотя я уважаю её выбор. Ощущение, что мы движемся в тупик, но возникает мысль: и что? Мало ли, сколько неординарных в мире пар. Мы будем одной из них…
– За тебя, за твою уникальность во всём! С днем рождения!
Чокаемся и пьем на брудершафт, скрепляя тост поверхностным горячим поцелуем. Для которого я тянусь к ней, подаваясь вперед корпусом. Когда отрываемся друг от друга, не спешу садиться и зависаю на пару секунд, улыбаясь жене.
Мы находимся далеко от входа в глубине зала ближе к пустующей сцене. Но когда дверь открывается, впуская новых посетителей, почему-то поворачиваю голову. На секунду застываю. Конечно, узнаю её сразу. Затем медленно оседаю. Алина в компании какого-то типа, смахивающего на итальянского мафиози, располагается за столиком у окна, и у меня отличный обзор на это место. Зато самого из-за расположения колонн практически не видно.
Непривычно лицезреть девушку при параде. Пока Яна возится с мясом в тарелке, позволяю себе изучить ту внимательнее. Волосы собраны в высокий хвост, открывая шею и изгиб плеч, на лице эффектный, но сдержанный макияж, очень подходящий ей. Тело облачено в облегающее вечернее платье, и изумрудный цвет поразительно сочетается с оттенком её карамельной кожи. Неплохо, в общем. Обычная среднестатистическая ухоженная женщина с ладным телом, имеющим изгибы и формы в нужных точках.
Почему-то чувствую облегчение. Осознаю внезапно, что до этого подозревал, будто из-за меня…у неё могла возникнуть психологическая травма, в силу которой Алина не допускает к себе мужчин. Мне казалось, у неё совершенно нет личной жизни. Хорошо, что я ошибся.
Усмехаюсь, отпивая воды.
Дал очередную осечку. Эта девушка никак не вписывается в стандарты. Нельзя её присобачить к каким-то стереотипам и закономерностям. Сильная и выносливая, преодолевает трудности в одиночку, оставаясь при этом неизменно невозмутимой.
Часто те же качества, что восхищают в ней, выводят меня из себя. Проскальзывает догадка, будто она и вовсе неживое существо, лишенное импульсивности и настоящих эмоций. Моя противоположность.
Взгляд то и дело отползает в сторону гармоничной пары. Алина орудует ножом и вилкой, как настоящая королева. И осанка у неё соответствующая. Если вдуматься, это не должно удивлять. Она же выросла в достатке, её семья считалась интеллигентной и образцовой. В таких, наверное, этикет впитывается с молоком матери.
Стоило только подумать о родственниках девушки, в груди моментально неприятно закололо, а пульс скаканул с такой резкостью, что в ушах зазвенело.
Бл*дь, до сих пор не могу не реагировать.
– Мне кажется, я малость перебрала, – признается Яна, хихикая и возвращая к реальности.
Пытаюсь отмахнуться от налета прошлого, сосредоточившись на имениннице. Какого черта я творю! Сегодня у неё день рождения, нельзя портить вечер неизменно гадкими вещами типа мыслей о косвенных убийцах Сони.
– Это чревато последствиями, – вздергивает бровь в многообещающем жесте, – но только после десерта! Хочу сладкое!
Смеюсь, упиваясь её раскованностью и готовностью пуститься во все тяжкие. Да, Яна обожает эксперименты и новые ощущения. Отвлекаю её разговорами, пока ждем. Чуть позже приносят торт, и счастливая жена задувает свечи, после чего откусывает краешек и блаженно облизывает испачкавшиеся губы кончиком языка. Моё тело реагирует острыми импульсами. Будь мы дома, немедля опробовал бы её такую прямо на столе. В паху предвкушающе ноет.
– Нам два кофе, пожалуйста, – прошу подоспевшего официанта, который убирает всю лишнюю мишуру.
Этой ночью спать никто не будет. И глаза Яны светятся той же мыслью.
Случайно цепляю боковым зрением тени в середине зала. Оказывается, Алина танцует со своим ухажером. Он кружит её медленно, в процессе о чем-то говоря. У неё на лице отражаются невероятные эмоции, видно, что тема очень душещипательная. Мужчина в какой-то момент перестает наматывать круги и останавливается, прижимая её к себе и просто раскачиваясь. Она доверительно утыкается в его плечо, при этом – каждое движение пропитано достоинством. В них сквозит скромность. Женственность. Какой-то элемент, присущий девицам прошлых лет, веков. Когда смотреть в глаза тому, кто нравится, считалось постыдным. Сейчас так тоже делают, когда хотят завести самца своей невинностью.
Раздражение разливается по венам неожиданной горячей волной. Морщусь и намереваюсь отвернуться.
Но вдруг она слегка поднимает голову и ловит мой взгляд. Будто поймала с поличным. Несколько секунд фокусируется, после чего её брови ползут вверх от удивления. Скованно отстраняется от кавалера, что-то растерянно говорит ему, вынуждая повернуться в мою сторону, затем они оба движутся к нам.
– Добрый вечер, – приветствует безмятежным голосом.
– О, привет! – Яна приподнимается.
Мужская половина скупо кивает друг другу.
Алина одаривает её легким поцелуем в щеку и искренне произносит:
– Еще раз с днем рождения! Всех благ!
– Спасибо! В том числе и за подарок, мне очень понравилось. Присядете? Мы как раз торт пробуем.
– Нет, спасибо. Мы…уже уходим домой. Это – Гарик, а это – Яна и Дмитрий.
Как молнией шандарахнуло. Дмитрий. Яна и Дмитрий. Так, чисто знакомые.
Я, бл*дь, отец твоей дочери, дорогая! Какой на х*й…Дмитрий?..
Почему-то раньше никогда не замечал, как она ко мне обращается. Оказывается, Алина до сих пор и не называла меня по имени. С ума сойти! Это открытие является настоящим потрясением, отчего я продолжаю мрачно молчать.
Мафиози Гарик присоединяется к поздравлениям, а потом моя жена восторженно произносит:
– Вот это совпадение! Вы тоже выбрали этот ресторан…
– Ничего удивительного, в этой дыре он считается самым престижным. Хотя не тянет на такое звание, – скептически отвечает мужчина, раздражая меня ещё больше своим надменным превосходством.
– Да, наверное, так и есть, – сглаживает сказанное Алина, – это популярное заведение, которое славится среди взрослого населения. Не будем мешать. Ещё раз поздравляю.
После чего они тепло прощаются и возвращаются за свой стол.
Я понимаю и принимаю, что между мной и Алей есть дистанция. Но только сейчас осознаю, что она уходит куда-то за переделы вселенной. И это жутко бесит. Мы воспитываем дочь! Зачем эта напускная холодность и безразличие? Мне казалось, вполне возможно мирно сосуществовать. А не делано отстраненно размечать грандиозные границы.
Да что с ней не так?!
– Конченый сноб.
Яна прыскает со смеху и издевательски выгибает бровь:
– Правда? Никого не напоминает? Дырой этот город называешь и ты, причем почти год, как начал приезжать. Или тебе можно, а, товарищ пилот?
– Какой еще подарок? – выдыхаю с опозданием, игнорируя весьма верное замечание.
– Алина прислала с курьером мне на работу цветы и мини-набор из дерева для сервировки. Такая прелесть! Заценишь.
– Не думал, что вы так тесно…общаетесь.
Яна отмахивается и смешно кривится.
– Если отмести предрассудки и забыть о том, что ребенка тебе родила она, а не я, – передергивает от этой фразы, которую я списываю на легкое опьянение девушки, – Алина интересный человек. Но мы не общаемся, Зотов. Точнее, вне наших общих встреч, когда присутствуешь и ты, и Мия, мы нигде больше не пересекаемся. И подарок – это красивый жест. Она молодец.
Мне становится не по себе. Не хочу больше говорить о ней. Такой…такой слишком правильной.
– Ян, поехали? У нас есть дела поважнее, чем беседы в полупустом ресторане, правда?
Дважды ей повторять не приходится. Уже через полчаса буквально вваливаемся в квартиру, начав прелюдии ещё в лифте. Коробку торта и цветы оставляем в кухне, даже не удосужившись поместить первое – в холодильник, второе – в вазу. Срываем друг с друга одежду по пути в спальню, где я намерен устроить ей настоящий марафон. За прошедшие недели разлуки уж очень соскучился по женушке.
Каждый её оргазм сопровождается надрывным криком, который я пытаюсь поймать, прижимаясь к губам голодным поцелуем. Хочу сегодня выжать её, вытр*хать всю спесь, которую обожаю в ней. Горячая, дерзкая, раскрепощенная. Балдею от такого сложного сочетания. Женщина, которая знает, чего хочет. Тело с идеальными изгибами раскачивается в такт моим движениям, когда отбойным молотком вбиваюсь в неё. Секс с Яной – всегда фейерверк. И он сопровождается укусами, царапанием, давящими на поясницу миниатюрными икрами, требующими ещё и ещё, быстрее и быстрее. Развратные и пошлые. Открытые. Не притворяющиеся тем, кем не являемся, а именно – сдержанными скромниками. Просто настоящие. На инстинктах. На грани безумия.
– Зотов, ну давай же, пожалуйста, заделай мне ребеночка, – хнычет в какой-то момент Яна, кусая мочку моего уха.
Я, конечно, довожу её до очередной разрядки. Но после этой молитвенной просьбы во мне что-то обрывается. К счастью, она так устала, что не замечает перемены моего настроя, когда я скатываюсь к краю кровати. Оборачиваюсь. Смотрю, как тяжелеют её веки, накрывает себя тонким одеялом в полудреме и удовлетворенно зевает. Только спустя несколько минут, когда понимаю, что заснула, я всё же встаю и отправляюсь в душ, смывая следы нашей близости.
Чувствую себя подонком. Оттого, что не могу дать ей это – счастье материнства. Почему так? Там, где я хотел убить зарождающийся росток, расцвело прекрасное дерево вопреки всему. Там, где я хочу посадить цветок, семя будто умирает ещё в перспективе. Может, это моё наказание? Может, кроме Мии у меня больше не будет детей? Здоровье, финансовые возможности, желание плодиться – всё есть. А толку – нет.
Выхожу из ванной и всё же помещаю многострадальный торт в холодильник, а букет – в какую-то тару, которую смог найти за неимением вазы.
Я не курю. Отец ещё в подростковом возрасте достаточно доходчиво втолковал информацию о вреде курения, предупреждая, что пилот должен быть в отменной физической форме. Это не значит, что представители профессии не курят. Просто лично у меня он тогда отбил охоту. Но сейчас чудовищно хочется закурить. Пустить сизый дым в створку приоткрытой форточки, наблюдая, как рассеивается в темноте летней ночи. Говорят, монотонные действия помогают справиться с нервным напряжением.
Стою у окна и вслушиваюсь в тишину. Почему всё чаще и чаще я чувствую мерзкое дыхание неопознанного страха у себя за спиной? Мышцы каменеют от присутствия чего-то гадкого. Было время, я гордился своими достижениями, был полностью удовлетворен жизнью, считал, что на вершине. А потом Соня умерла, и всё светлое, что во мне было, будто заколотили вместе с ней в гроб. Так себе оправдание тому, что сделал потом. Оглядываюсь на эти пять лет, испытывая противоречивые эмоции. Ведь, с одной стороны, я так и не отомстил, поняв, что просчитался, и это не даст мне успокоения. С другой же стороны, Алине я сделал больно. Эта девушка ненароком приняла на себя весь удар. И самое поразительное, что на почве этой боли взросло нечто чудесное. Мия.
Боже, это непередаваемо. Её ручки на шее, звонкий голосок, которым произносит «Папа», глазки, наполняющиеся слезами, когда мы прощаемся…
Ради дочери я стремлюсь искоренить весь мрак, распрощаться с демонами, которые, кажется, обжились и не хотят меня покидать. Быть отцом, который может научить чему-то стоящему, являться стеной и опорой, мужчиной. Каким, наверное, был мой собственный. Увы, я далек от этого идеала. Я не смог посвятить себя одной женщине и любить её всю жизнь, как он. Расставил иные приоритеты и прожигал дни красочно по меркам двадцать первого века.
Мия тянет меня к прежнему свету, но есть дно, которое держит тяжелыми стальными цепями. Что-то неуловимое витает в воздухе, будто есть шанс стать нормальным человеком, но я продолжаю игнорировать его, не осязаю это «что-то» рядом.
Бью кулаком в стену несколько раз, сатанея от внезапной злости, вызванной беспомощностью перед этим фактом. Хочу вырваться и снова падаю. Полёты, полёты, полёты. Девки, готовые расслабить, утешить, подарить наслаждение. Яна, которая принимает это как данность, всё равно ждёт и хочет от меня детей. Алина, которая никак не вписывается в общую картину, но является неотъемлемой частью.
Вздыхаю.
Может, я просто устал. Живу в этом режиме вечных дорог и перелетов уже восемь месяцев. Психика дает сбой. И это негативное состояние – первый звоночек к тому, что я так и не разобрался со своими внутренними проблемами…
Терзающие меня мысли не дали уснуть до самого утра. Стоило прикрыть веки, мелодия будильника заставила вскочить, словно приложив дубиной по башке. Собирался я тихо, чтобы не разбудить спящую Яну. У неё сегодня выходной. А я еду к родителям, знакомить их с внучкой, как и мечтал уже давно.
К девяти часам заезжаю за Алиной и Мией. Кажется, бурная ночь была не только у меня. Успеваю заметить темные круги под ее глазами прежде, чем она водружает очки на нос. Ехать нам около трех часов, такси удобное, потихоньку в пути укачивает… Дочь сидит на коленях, восторженно наблюдая за сменяющимися пейзажами. Аля говорила, что не выезжала с ней за пределы городка, поэтому такая реакция естественна. Мне кажется, я сомкнул веки всего на секунду. Но когда раскрыл их, малышка уже сопела мне в шею, крепко заснув. Блаженно зажмурился и вдохнул её запах. Погладил по золотистым косам, украшающим голову. Повернулся и поймал внимательный взгляд своей «соседки».
– Это самое правильное, что может быть, – дочь, чувствующая безопасность и надежность в руках отца.
Что-то в её голосе настораживало. Я не успел ничего сказать, Аля уже устремила взор на дорогу, откинувшись на сидение. Впечатался в профиль девушки, по коже которой скользил золотистый луч. Чертыхнулся про себя, осознав, что беззастенчиво пялюсь и могу быть разоблачен. Тоже отвернулся к своему окну.
Очнулся ближе к концу пути, осторожно растормошил Мию, одновременно расцеловывая, чтобы пробуждение было смягчено. Машина остановилась перед подъездом родного дома, я непроизвольно стрельнул глазами на балкон третьего этажа, инстинктивно ожидая, что за нами будут наблюдать. И не ошибся. Мама, приложившая ладонь к лицу от переживаний, стояла там.
Расплатившись, вытащил вещи и велел Алине идти с Мией вперед. Створки лифта раскрылась на площадке, и тут же появился отец, желающий помочь с сумками.
– Всё нормально, ты лучше, пап, внучку встречай.
Мия вышла из кабинки и с любопытством огляделась. Остановила свои глазища на стоящем перед ней деде и захлопала ресницами. Я уже успел сгрузить всё в коридор и даже обнять маму, теперь мы вдвоем с интересом наблюдали за развитием событий.
Это было…сильно.
Зотов Евгений Александрович застыл, а потом внезапно у него затрясся подбородок. Он опустился на корточки и вскинул вперед руки, которые тоже дрожали. Мия мешкала. Подняла личико к матери, вопросительно смотря на неё, а Алина ободряюще улыбнулась и подтолкнула её вперед. Когда малышка оказалась в его объятиях, отец сжал хрупкое тельце, и раздалось сдержанное всхлипывание. Устыдившись, видимо, своей сентиментальности, он неловко поднялся прямо с Мией. Но, когда она поцеловала деда в щеку, тот всё же растаял и всхлипнул ещё пару раз.
Стало очень больно. Мне. Я знал, что дочь похожа на Соню в том числе, и эта встреча вызовет неоднозначные чувства. Но всё же не предполагал, что настолько… Мать плакала рядом в дверном проёме, не отрывая от них печального взора.
– Пап, ну, проходи же, – не выдержал я.
Держа внучку, как бесценное нечто, отец оказался в квартире, а следом вошла и Алина, взирающая на эту картину с теплотой и не мешающая знакомству.
Мию передали бабушке. Точнее, та нетерпеливо вырвала её и прижала к сердцу, зарыдав в голос.
– Маленькая моя, какая же ты красивенькая, волшебная…
Я сглотнул.
Моя Умка после тысячного поцелуя немного отстранилась и взглянула той в лицо. Нахмурилась, проследив за дорожкой слез, затем протянула ладошку, стирая влагу. И стала пальчиками перебирать уже заметные морщинки в уголках глаз.
– Не надо плакать. Это же грустно.
Трогательность момента зашкаливала.
Мама рассмеялась и согласна закивала, попутно целуя маленькие пальчики.
– Миюш, это твои бабушка с дедушкой, про которых мы с папой тебе рассказывали, – начала Алина, и все, спохватившись, разом поздоровались друг с другом.
И, кстати, очень тепло обнялись. И хозяйка дома с особенной теплотой и благодарностью обняла Алю, ласково погладив по голове. Та смущенно улыбнулась.
Я же в это время повернулся и со странным смешением эмоций уставился на девушку.
Мы с папой.
Как же правильно звучит эта фраза, которую я сам тысячи раз слышал от собственной матери…
Но мысль куда-то уплыла, когда нас торопливо отправили в ванную умываться после дороги и посадили за стол. Мия сидела между новоприобретенными бабушкой и дедушкой, с аппетитом уплетая пищу. Отец возился с ней, как с писаной торбой. Я позволил себе расслабиться и выдохнуть.
– Аля, дорогая моя, я же тебя помню. Ты – сестра Дианочки, вы к нам приходили…после Сони. Как же так вышло, что вы с Димой?..
Мне показалось, Алина слегка побледнела.
– Мам, давай не будем об этом сейчас…
– Всё в порядке, – перебила меня она и твердо покачала головой, мол, я справлюсь. – Так вышло, Антонина Ивановна. Иногда и невероятные вещи случаются прямо под носом…
– Да, правда. Я, кстати, давно не видела Диану. После рождения сына она была у нас только раз. Как они поживают с мужем на новом месте?
– Я… – девушка замешкалась, растерявшись, – я…не общаюсь с семьей много лет. Ещё до рождения Мии я переехала и не поддерживаю связь.
– Как же так? – мать всплеснула руками, искренне расстроившись.
Ждал ответа, затаив дыхание. Думал, снова увильнет. Но, похоже, врать взрослой женщине Алина не хотела…
– Антонина Ивановна, Вы так радужно приняли нас сейчас, так рады видеть внучку. И вас, может, и волнует, что Мия, – стрельнула глазами в сторону дочери настороженно, удостоверившись, что та не слышит, – незаконнорождённая, а у сына есть жена, но Вы не зацикливаетесь на этом. А у меня…в нашей культуре такая свобода отношений не просто не принята, а строго осуждается и пресекается. Мой отец был категоричен. И мне пришлось уйти из дома. С тех пор я живу одна. Точнее, с дочкой.
Это звучало настолько чудовищно, что за трапезой воцарилась тишина. Я стиснул зубы, чтобы не зарычать от злости. Как, бл*дь, так? Серьезно? Её выгнали? Собственные родители? Беременную? И бросили одну?..
– Одна? Совсем? – озвучила мою мысль мама, ошарашенно приоткрыв рот.
– Ну, у меня есть друзья. И, поверьте, всё не так плохо, как кажется. Я искренне счастлива.
На этом тема была закрыта. Никто не стал развивать её, тактично промолчав. После обеда Алина помогала маме убрать и помыть посуду. Дед с внучкой спелись, им было весело, они вовсю хохотали. Я же сидел на диване и буравил стену задумчивым взглядом. Услышанное не укладывалось в голове.
Потом принесли десерт, и пока мы пили чай, Мия с готовностью отвечала на различные вопросы, и её эрудированность привела в восторг моих родителей.
– Какой одаренный малыш! Ты с ней занимаешься?
– Я старалась уделять её развитию всё своё время. И через игры она быстро усваивала информацию. Заговорила рано, да и слова почти сразу произносила четко. К трем годам уже знала три алфавита, пыталась вырисовывать буквы. Сейчас она увлекается птицами. И всё остальное изучает в детском саду. После того, как устроилась на официальную работу, времени на домашнее обучение у меня больше нет.
– А ещё она плавает, как рыбка. И очень самостоятельная. Не ребенок, а взрослый человек в маленьком теле, – добавляю с непроизвольно расползшейся улыбкой.
А ведь, правда, для своих четырех с хвостиком Мия была необычайно умна. Я поэтому и называл её Умкой. Схватывала на лету, анализировала, выдавала версии. Для меня изначально это было довольно странно, я особо тесно не общался с чужими детьми, но мне казалось, они на порядок наивнее и проще. А Мия – нет. В этом, пожалуй, она похожа на свою мать.
– Ну, что? Едем гулять в парк? – с энтузиазмом напоминает папа.
– Я только переоденусь, – мама скрывается за дверью.
– Я могу остаться здесь? – изумляет вопросом Алина.
– Почему?
– Я не хочу выходить в город. Мне неприятно.
Мы с отцом переглядываемся. Тот крайне озадачен, но пожимает плечами, мол, как хочет.
– Аль, – перехожу на шепот, наклонившись к ней, – в чём дело?
Тут же отстраняется на безопасное расстояние от меня. Давлю в себе поднявшуюся в связи с этим злость и жду ответа. Девушка неопределенно машет, покачивая головой.
– Я просто не хочу. Не хочу возвращаться в свое прошлое, на котором поставила крест.
– Это глупо, – цежу, зыркая на неё предупреждающе.
– Как скажешь. Но, если можно, я останусь здесь.
– Можно, конечно, – выдает появившаяся вдруг мама, делающая мне жесты руками, – вставай, Дим. А Алина пусть отдохнет. Поедем вчетвером.
Раздраженно вскакиваю и выхожу в коридор, спешно обуваясь. Хватаю ключи и спускаюсь по лестнице на улицу, где отключаю сигнализацию отцовской машины и усаживаюсь за руль, заводя мотор. Через минуту появляются остальные. Понимая, что в гневе меня лучше не трогать, никто не произносит ни слова. Выезжаю со двора и удаляюсь на несколько метров.
Резко даю по тормозам, включая аварийку и останавливаясь на обочине. Тяжело дышу, сжимая губы.
Сука!
Задолбала эта недосказанность…
Не могу! Крышу сносит, нутро рвёт на части. Хочу вернуться и выпотрошить из Алины правду. И если сию же секунду не добьюсь своего, сдохну от напряжения…
– Пап, сядь за руль. Я возвращаюсь.
– Дима! – кричит мне вслед мама, когда я вылетаю из салона. – Сынок, не обижай девочку!
Девочку.
П*здец. Нашла девочку. Каменная глыба. Горная недосягаемая вершина. Непробиваемая. Несравненно стойкая.
Ненавижу эти качества. Они сбивают с толку, не получается ощупать её настоящую, понять, что с ней происходит.
Это убивает! Чтоб её!
Вбегаю в квартиру и, не разуваясь, иду дальше. В комнату Сони, которую выделили Алине. Она стоит посреди помещения и смотрит на фотографию сестры на стене. Хватаю девушку за локоть и резко разворачиваю к себе так, что распущенные волосы, взметнувшись, хлещут по нам обоим.
– Тебя сослали в эту глушь, да? Не просто выгнали, а отправили туда, чтобы никто не знал о позоре семьи – беременной вне брака дочери? И имя тебе сменили, чтобы правдоподобнее было? А теперь ты не хочешь ослушаться приказа и выйти в город, в котором запретили появляться?
– Мне больно, – спокойно оповещает, пытаясь вырваться. – Тебя не касается это. Я предупреждала, чтобы ты не задавал мне вопросов.
Я просто взрываюсь.
Отталкиваю её от себя и рассматриваю, словно видя впервые. Хватаюсь за голову и выдаю потрясенно, с нескрываемой злобой и диким ревем:
– Бл*дь! Ты, вообще, живая? Способна на эмоции? Хоть что-нибудь? Какой-то робот! Всё тебе по боку. Никак не прошибить!
– Возможно.
– Я вижу! Я, сука, вижу, что нет, не живая! Ты существуешь на автопилоте?!
Алина отходит на пару шагов назад и смыкает веки. Я стою на месте и пышу огнем. Я не контролирую себя, озверел, оглушило к чертовой матери. Хочется её растрясти, чтобы сагрилась. Орала, возмущалась, плакала. Как бы гнусно это ни звучало, но именно это мне и нужно – истерика. Содрать ледяную маску, услышать, наконец, что-то на человеческом, а не межпланетной ровной частоте.