– А я обожаю сложные диагнозы, Дмитрий Евгеньевич. Правда, пока не зайду в тупик…и не пойму, что ничего не могу сделать.
Боковым зрением улавливаю движение, и это нормально, поскольку люди привычно вышли на вечернюю прогулку по живописному парку, пока ещё позволяет погода. Ненормально другое – меня вдруг бросает в жар от проплывшего мимо профиля. Словно кто-то выдернул из комфортной теплой среды и вмиг окунул в ледяную воду. Я смотрю вслед удаляющейся девушке, которая держит за руку девочку, что-то весело рассказывающую, и почему-то сжимаюсь. Сжимаюсь от внезапных ощущений. От реалистичного укола в сердце огромной острой иголкой. Странное чувство, что меня пнули по самому уязвимому.
– Дим? – голос жены вырывает из образовавшегося вакуума. – Ты чего?
– Показалось, – шепчу глухо и растерянно, очухиваясь постепенно, – скажи мне, приличные заведения тут у вас есть? Могу я пригласить супругу на вкусный дорогой ужин?
– Какая небывалая щедрость, товарищ пилот. Ну, пойдем, будем разорять тебя сегодня…
Я с радостью беру её под руку, направляясь к выходу и надеясь, что это видение окончательно растворится в процессе поглощения еды и приятного разговора.
Потому что…не может это быть она.
Не может быть таких совпадений.
Не может мой самый дикий страх материализоваться в этой дыре…
Не может же?..
* * *
Планам на Новый год не суждено было сбыться. Яне, как новому работнику, который как раз остается без напарницы, провожая коллегу в декрет, попросту не полагалось «заслуженного» отдыха. Никак. Расстроившаяся жена позвонила и сообщила эту новость спустя неделю после моего отъезда, когда я, зажегшийся идеей, уже присматривал отели у Карибского моря. Обломало, конечно, знатно. Но куда деваться? Поразмыслил и решил, что вполне способен организовать сюрприз и явиться к ней, хотя она заявила, будто не против, чтобы отправился один.
Слетать в Доминикану мы успеем и потом. Зато я давно не гостил у родителей – всё перекочевывал по день-два. Удивительно, но действительно соскучился не только по ним, но и по городу, по ребятам, по былым дням. Будет здорово побыть подольше, собраться всем, вспомнить юность…
В общем, решился. Сказал родным, что буду работать, а сам оформил отпуск с праздников вплоть до конца февраля. Впервые за столько лет с энтузиазмом покупал подарки, готовился к поездке. Представлял себя неким Дедом Морозом, которого все ждут и не ждут одновременно.
И вот, предвкушая реакцию Яны, стою у арендованный машины с огромным букетом её любимых белых роз, облокотившись о дверь, и поглядываю то на часы, то на ступени детской поликлиники, и, как мне кажется, уже вышли все, кроме неё. Рабочее время подошло к концу еще полчаса назад, я даже начал немного раздражаться.
Наконец-то!
Двери распахиваются, знакомая улыбка жены вызывает во мне ответную во все тридцать два. Прослеживаю за её взглядом, заинтересованный, кому она так радуется. Девочка лет трех-четырех в смешной шапке жестикулирует и объясняет, видимо, нечто важное. А следом, получается, шагает мама ребенка.
Мне пришлось несколько раз моргнуть. Даже головой тряхнул для пущего эффекта. Видение не исчезало.
Она.
Узнал.
Прирос к месту, полностью парализованный.
И тут Яна заметила меня, махнула рукой, что-то сказала своей собеседнице и быстро сбежала по ступенькам, кинувшись в мои объятия. Поцелуй застал врасплох. Мне показалось, прошло всего мгновение, когда он закончился. Но её уже не было.
– Дима! – моя жена действительно впечатлена, глаза светятся поярче звезд. – Какой сюрприз!
Вновь обнимает, затем забирает из рук цветы и располагается на переднем пассажирском кресле, нюхая розы. На её вопросы по дороге отвечаю односложно, всё ещё пребывая в шоке. И сам решаюсь только под конец, когда доезжаем до дома:
– А с кем ты говорила на выходе? Коллега?
– Нет, пациентка. Уникальная малышка. У неё недавно была выявлена аллергия на лесной орех. И сегодня после всех обследований и полученных результатов виделись с ней заключительно.
– Со стороны казалось, что вы с той девушкой – давние знакомые, – продолжаю как бы невзначай, заезжая во двор.
Кажется, Яна ничего подозрительного не замечает и весьма охотно отвечает:
– Алина, правда, интересный человек, и воспитание дочери говорит только о её плюсах. Но мы едва знакомы.
Я решаю заткнуться. Не стоит продолжать.
Мы поднимаемся в квартиру, ужинаем сварганенными на скорую руку закусками из деликатесов, которые я ей привез. Общаемся, делимся новостями.
Всё. Как. Обычно.
Плавно переходим в спальню, раздеваем друг друга, ласкаем, распаляя. Яна, не разрывая зрительного контакта, опускает голову к моему паху, виртуозным минетом доводя почти до исступления. Закрываю глаза. Пытаюсь отключиться, раствориться в наслаждении.
Обманываю себя.
Хочется прямо сейчас выбежать на улицу в её поисках.
Заметила ли меня? Узнала?
Как живет? Как пережила?
Потому что я – не пережил!
Яна опрокидывает моё одеревеневшее от напряжения тело на постель, вырывая из мыслей. Наблюдаю за тем, как хищно улыбается, забираясь следом на меня и осторожно опускаясь на каменную эрекцию. Вздыхает судорожно, почти шепотом, запрокинув голову. И начинает двигаться. По инерции хватаю её за талию и сам задаю темп, рождая протяжные стоны. Довожу девушку до пика быстрыми отточенными движениями. И позволяю себе кончить следом.
Всё на автомате. Чистая механика. Никаких чувств.
Кроме одного – приступа бескрайней ненависти.
К себе.
Глава 12
Остывшую сочинскую пахлаву аккуратно разрезаю на размеченные кусочки, следя за тем, чтобы все осталось цельным и без прилипших крошек. Распределяю по приготовленным коробочкам и завязываю лентой, чтобы ничего в пути не открылось, иначе подсохнет и будет таять во рту не так упоительно. За всё то время, что я занимаюсь изготовлением домашних восточных сладостей, именно сочинская пахлава с огромным количеством ореховой начинки стала фаворитом среди клиентов. И ее я готовила несколько раз в неделю. Удовольствие не из дешевых, поэтому брали маленькими порциями. Но всегда «возвращались» за добавкой в дальнейшем.
Закончив, механически вытерла большой палец, липкий от сиропа. На моей кухне всегда стерильно чисто, я тут же убираю все лишнее и отставляю в сторону заказы, которые собираюсь развезти вечером.
Мия маленьким ураганом врывается в пространство и оплетает мои ноги, уткнувшись носиком в колени.
– Мамочка, можно мне пойти к Владе? Я ей свою новую игрушку еще не показывала!..
Дочь всегда так делает, когда просит что-то, чего опасается не получить.
– Миюш, Влада болеет, к ней еще нельзя.
– А когда можно?
– Как только тетя Лена скажет, что она выздоровела.
Для ребенка это трагедия – она не видела лучшую подругу целых четыре дня! И сейчас ее глазки на мокром месте. И обязательно надо поддержать Мию в такой момент, иначе задетая струна тонкой душевной организации вызовет целую эпопею.
– Дочь, зато мы с тобой сегодня вместе поедем к покупателям.
Как же я люблю восхищенный взгляд этой малышки. Когда в нем загорается надежда, а появившийся блеск способен зажечь весь мир. Опускаюсь на корточки так, чтобы наши глаза были на одном уровне, и чмокаю ее в обе щеки.
– А теперь иди дальше смотреть про своих птиц. О ком ты мне расскажешь по пути?
– О странствующем альбатросе! – выдает с энтузиазмом и исчезает в коридоре.
Озадаченно хмурю брови. Слышала ли я о таких? Нет. Не вспоминаю ничего подобного.
Экран вспыхивает входящим звонком, и я спешу ответить:
– Привет, Зелька. Как справляешься?
– Салом! Хорманг!3 Почти заканчиваю, скоро Темир с ребятами вернется с прогулки. Когда чай будем пить с пахлавой?
Семья Умаровых – идеальный тандем. Если Гузель пыхтит над срочным заказом, потому что горят сроки, ее муж молча выводит детвору на несколько часов погулять. Понятия не имею, как ему это удается, но он действительно виртуозно справляется с четырьмя мальчишками. Отец для них – авторитет. Это матери они могут постоянно мешать: то пить хочется, то есть, то еще что-то. Драки мелкие между собой, смахивающие на петушиные бои лайт-версии, проявление непослушания. А вот с главой семейства сразу становятся шелковыми, и это притом, что Темир ни разу не повысил на них голоса. О рукоприкладстве речи не идет и вовсе.
Получившая поддержку и удовлетворенная таким раскладом подруга, видимо, подходила к финишной прямой в создании нового шедевра. Зеля шила такие умопомрачительные платья, что даже я со своей тягой к практичности зачастую загоралась желанием влезть в эти вечерние совершенства. Но всегда отнекивалась, если та просила примерить.
– Ну, смотри, мне еще эклеры украсить надо, потом поеду по адресам. Можем почаевничать до или после. Если первый вариант – меньше поболтаем.
– Э, нет уж, рахмат4! Мне охота языком почесать, трое суток молчу под рокот швейной машинки. Свихнулась.
– Договорились, постараюсь быстро вернуться и позвоню.
– Может, Ленка мелкую уложит и тоже спустится?
– Поинтересуюсь обязательно.
Наше трио – нонсенс. Мы разные настолько, насколько это возможно, в принципе. Экспрессивная Лена – жгучая брюнетка-нахалка, нежная Гузель – консервативная брюнетка-кокетка, и просто я, Алина-брюнетка. Но мы сошлись под крышей этого дома и уже несколько лет не расходимся. Ленка у нас на последнем этаже – у нее открывается прекрасный вид на город, и иногда в хорошую погоду мы ходим пить чай к ней в открытую лоджию ради раскинувшихся снизу красот. Умаровы – расположилась на первом, а я уже четыре года – на четвертом. И чаще всего именно моя светлая двушка становится точкой пересечения нашего женсовета. И стабильное наличие сладостей было этому плюсом.
Ни менталитет, ни расхожее мировоззрение и область деятельности не стали преградой на пути общения между нами тремя. Было хорошо, весело и даже познавательно. Иногда могли повздорить, но куда без этого?..
После разговора с подругой я заканчиваю оформление, расфасовывая эклеры по боксам. Конечно, основной упор сделан именно на восточных десертах, но такие классические варианты тоже присутствуют в арсенале.
– Мия, собирайся!
Мой ребенок – уникум. В свои три с половиной года она абсолютно самостоятельная личность. И одевается сама, и туалет посещает сама, и темы просматриваемых роликов выбирает сама.
Вечер протекает обыденно, за плечами праздничные дни, но уже неделю, как все официально вышли на работу. За что люблю этот городок – здесь мало суматохи, и нет ощущения, что ты потерялся в улье. Мы с дочерью прогулочным шагом возвращаемся домой, завершив доставку по четырем адресам. Она взахлеб рассказывает мне о своих странствующих альбатросах, и я ее действительно внимательно слушаю:
– …а кушают часто ночью, когда мы спим… А еще, мам, у них бывает мало птенцов, но живут они долго. А долго – это сколько?
Как всегда, эти каверзные вопросы застают врасплох. Невозможно к ним подготовиться.
– Долго – это когда устаешь ждать. И хочешь, чтобы время скорее прошло.
Детский пытливый ум впитывает информацию и генерирует новую идею:
– Как я сейчас, потому что устала ждать, когда Влада не будет болеть? Долго?
– Угу, – улыбаюсь, глядя на нее. – Очень скучаешь?
– Да! Очень!
Она так смешно кивает. Часто-часто, словно болванчик. И глаза такие грустные… Ох уж, эти ее глаза… Мия совершенно на меня не похожа. И только глаза – мои, просто еще больше.
– Ладно, малыш, давай сходим к ним. Тетя Лена сказала, Владе уже лучше. Немного поиграешь…
Мия завизжала от восторга и подпрыгнула, выплясывая немыслимые пируэты. Мы вошли в супермаркет неподалеку и купили Владе ее любимый шоколад и орешки в глазури. Сразу же поднялись на девятый этаж, и я оставила дочь в гостях у подруги, заверившей, что вскоре приведет ту обратно, когда нагрянет на условленное чаепитие.
Не успела закрыть дверь квартиры, как тут же раздалась трель звонка. Естественно, я распахнула её вновь машинально, не взглянув в глазок. Даже не знаю, чем бы мне это помогло, по сути…
Встреча с прошлым, которое я упорно удерживала под семью замками, за все эти годы так ни разу не дав себе и секунды на жалость и слезы, оказалась жестокой. Я уподобилась статуе, окаменев мгновенно. В голове – неожиданно пусто. На душе – колючий холод…
А ведь я считала, что, найдя смелость изменить своё существование, распрощавшись с прежней жизнью, вдруг выиграла в лотерею! Судьба повернулась ко мне лицом, одарив сплошной белой полосой. Мама самолично вручила мне целое состояние, я купила прекрасную квартиру, родила здоровую дочь, приобрела друзей, смогла найти свою нишу в городе, занявшись тем, что не требует наличия бумажек о навыках и умениях. Я была счастлива!
Я, черт бы его побрал, была счастлива ровно до этого момента!
Забыла о нем, списала все воспоминания за профнепригодностью куда-то в долговременную память, запечатав, как казалось, навсегда.
Как?!
Боже мой, даже отец меня не смог найти! А ведь искал – уверена.
Как же он нашел?!
Не могу поверить в реальность происходящего…
Но эта сцена немого кино прерывается вполне реальным густым мужским голосом:
– С каких пор ты стала Алиной?..
Глава 13
Дыхание перехватило, как только она открыла дверь. Оба оцепенели. Ладно, девушка – не ожидала меня видеть, но я? Почему оцепенел вдруг я?
За прошедшие три недели в голове возник миллион мыслей, были подобраны тысячи слов, но, как только мы встретились лицом к лицу, всё пошло к черту.
И даже я признал, что тон, которым был задан первый вопрос, звучит слишком грубо:
– С каких пор ты стала Алиной?
От того, как она трепыхнулась, у меня внутри всё перевернулось.
Эти глаза, которые часто приходили ко мне во снах, неужели они напротив спустя столько лет? Сколько кошмаров с их участием посетило меня? Сколько?! Я потерял счет! Что в моем воспаленном подсознании, что наяву – они смотрели так непостижимо, что мне хотелось самоуничтожиться. Моя душа не знает покоя с тех пор, как я ее…покалечил.
Бл*дь, я долбаный психопат! Но я не могу уйти!
Маскируя собственную растерянность сжатой в негодовании челюстью, хмуро вваливаюсь в квартиру и двигаюсь внутрь. П*здец – выгляжу, наверное, как дикарь-завоеватель. Бесцеремонно шествую в кухню, поскольку это ближайшее помещение, куда ведет коридор. Включаю свет и цепким взглядом подмечаю каждую деталь. Всё чисто и аккуратно, ни одного лишнего предмета на столешницах. Будто вся утварь бережно скрыта за многочисленными дверцами. Только электрический чайник.
Прохожу и опускаюсь на мягкий стул у окна, устроив локти на небольшого диаметра круглом столике.
И что дальше? Молодец, Зотов! Так держать – ни одного здравого предложения.
Только эмоции. Сука. В клочья. Наизнанку.
– Что тебе нужно?
Ох*еть! Я не знаю, куда себя деть от мандража, а у неё такой вид, будто у нас светская беседа! И ведь даже голос не дрогнул. Интересно, у всех такая реакция на собственных насильников спустя четыре года?
– Сядь.
Не шелохнулась. Только глаза прищурила слегка, пытаясь понять мотивы моего поступка.
– Сядь…Алина.
Я не знаю, чего хотел!
Возможно, она бы и села. Возможно, у нас даже состоялся бы разговор. Возможно, мы больше никогда не увиделись бы.
Если бы…
Дверь резко распахнулась, и звонкий детский голосок оповестил:
– Мама! Я же игрушку показать должна!
Сначала я зацепился за расширенные от ужаса глаза моей собеседницы. Скользнул по её лицу изучающим взглядом. Животный страх исказил черты девушки, которая тут же развернулась и ринулась к порогу. Эта стремительность обескуражила. Она загородила собой ребенка, наклонившись и что-то сказав на ухо. Сейчас была видна лишь длинная светлая косичка на левом плечике.
Но я успел! Я успел рассмотреть девочку.
Сразу стало нечем дышать. Схватился за ворот свитера и оттянул его вниз. Потом ладонь скользнула вверх и сдавила горло, болезненно потирая шею. Я встал и поплелся следом. Словно в замедленной съемке, сел на корточки и силой отодвинул от малышки мать.
Мне надо!.. Боже мой!
Мир раскололся и взорвался вдребезги.
Невозможно!
Моя крохотная копия.
Если с того дня у поликлиники и до этих пор я еще мог предполагать и верить, что Алина, сбежав от меня, все же вышла тогда замуж и счастливо поживает в браке…то сию секунду эти предположения рассеялись дымом.
Лишний раз доказывая и демонстрируя постулаты трансцендентности, выпадаю из времени и пространства, немигающим взглядом вперившись в себя же, только тридцать лет назад… Даже если и пугаю девочку странным поведением, я сейчас ничего не могу с собой поделать. Сражен наповал. Жадно вглядываюсь в этого ангела и впитываю выражение шоколадных блюдец, взирающих с неподдельным любопытством.
Понятия не имею, когда новоиспеченная Алина ретировалась и возвратилась с какой-то конструкцией в руках, но воцарившуюся тишину нарушило следующее заявление:
– Мия, я же просила тебя не ездить одной в лифте! Пойдем, я провожу тебя наверх.
– Мамочка, не сердись, я очень спешила, а тетя Лена была в ванной.
– Замечательно! Час от часу не легче! Пойдем…
– А кто этот дядя?
Да, родная. Не подвела. Задала животрепещущий вопрос.
– Никто. Дядя уходит. Только сначала отведу тебя…
Я действительно на какое-то время остаюсь один. И под таким неподъемным впечатлением, что даже и не думаю менять положения. Алина, вернувшись, застает меня на тех же корточках. Скрежет замка отрезвляет, и я вскакиваю. Во мне бушует такая буря, что я теряю контроль над дальнейшими действиями. Хватаю её за локоть и с силой дергаю на себя:
– Дядя…или папа?..
Это ничтожное прикосновение… Я не был готов к тому, что меня внезапной яркой вспышкой откинет в прошлое в её присутствии. Прямо в тот день, когда начался необратимый процесс.
Шарахнуло с чудовищной силой…
Я будто снова зверь, который потерял человечность и смотрит на свою жертву, как на кусок жалкого ничего не стоящего мяса. Орудие мести, не вызывающее сочувствия или иных нормальных эмоций.
Я ослеплен идеей стереть в порошок её брата через неё. Моя жизнь кипела только в минуты, когда мозг разрабатывал шаги в этой жуткой игре.
В чем была ошибка этой девушки, подвернувшейся под руку?
В кровном родстве.
Попав к ним домой под видом рабочего, чтобы собрать дополнительную информацию, я не ожидал, что мизерное мгновение способно будет изменить ход событий. Нацелившись на похищение Дианы, подруги Сони, по милости которой моя сестра и познакомилась с её палачом, я хотел прикоснуться к быту этой гнусной семейки, посмевшей жить припеваючи, когда как сам я изнутри разлагался уже год. Их ничего не заботило. Они готовилось к торжеству.
Плевать я хотел на девушку, появившуюся в коридоре в самый разгар нашей «экскурсии». Мазнул по ней безразличным взглядом, предполагая, кто она – видел на фотографиях раньше. Глаза большие. Рот большой. Очерченный. Нос тоже крупный, с горбинкой, из-за которой немного отяжеляется кончик. Черты мягкие, взгляд из-под аккуратных темных бровей – безмятежный. Кожа смуглая, но достаточно приятного оттенка. В общем, по мне – экзотика на любителя. Ничего особенного. Не интересует. Ни на данном этапе, ни вообще. Она перекинулась парой фраз с полноватой женщиной, и на короткую дрянную секунду умиротворение в её голосе окутало сознание. Даже пришлось тряхнуть головой и заставить себя сконцентрироваться на том, что объяснял Стас. Муть про проводку, полнейший бред, вызывающий отторжение. Но нам поверили.
Черт меня дернул после обхода дома двинуться во двор. Застыл, как вкопанный, наблюдая, как она релаксирует под солнцем, наслаждаясь напитком. И меня переклинило.
Сука! Какое у неё есть право быть счастливой, когда тело моей сестры гниет под землей?! Разве эта девка виновата меньше других? Каждый, кто знал и потакал этим отношениям – в моем понимании подлый соучастник.
Почему бы и нет?..
Пронзило свежевозникшей задумкой. Одним ударом двух зайцев. Если этому уроду раскинувшаяся на качелях с сомкнутыми веками русалка дорога так же, как мне Соня, то следует подумать о новой возможности сделать больнее. Ах, свадьба через два дня? А если забить на младшую и заняться старшей? Переиграть несколько пунктов и ко всему прочему добавить скандал?..
По венам заструилось дикое возбуждение. Оскалился и отвернулся, возвращаясь внутрь. Когда мы покинули ненавистный мне дом, Стас долго орал, выслушивая корректировки.
– Как ты себе представляешь это?! Два дня осталось! – разрывался и метался из угла в угол.
– Придумаю, что-нибудь, но уже не отступлю. Даже если сам в процессе сдохну, я это сделаю, – обещал зловеще.
Видимо, мой фанатизм его очень впечатлил. Я благодарен за всё и, поменяйся мы местами, так же помог бы, даже если бы признавал, что мой друг неправ и сошел с ума.
Это просто непостижимо. Боль утраты, приправленной темной историей, мысли о несправедливости, постигшей сестру, которую я так оберегал и не сберег, – всё обратилось в гниль, травившую меня изо дня в день. И эту гниль следовало выдавить, выпотрошить, выжечь. А я знал только один метод – месть.
Сейчас, думая об этом на трезвую голову, я понимаю, что если бы Спандарян-младший связался со мной и поговорил по-мужски, если бы я видел его среди пришедших попрощаться с Соней…всё могло быть иначе. Трус и мразь. Пришёл бы он, ага… Женился через пару-тройку месяцев, и всё. Будто моей сестры и вовсе не было в его жизни… Это добивало! Жгло синим пламенем. Как так?! Как, бл*дь, так?! Разве моя малышка заслужила, чтобы с ней обошлись подобным образом и забыли?
Боже, как я хотел, чтобы он страдал! Как хотел вгрызться ему в глотку и убить на месте! Как хотел стереть с лица земли! Но это было бы слишком легко. Мало. Мне было мало просто его смерти. Сначала – видеть, как подыхает от того, что и я – потери сестры.
И эта самая сестра…как-то неожиданно смиренно восприняла дальнейшую вакханалию. Ни одной попытки сопротивления, четкое выполнение приказов. Стоило лишь раз припугнуть вовлечением в историю еще и Дианы, так и вовсе – штиль с её стороны.
Я же, готовый к крикам и мольбам, малость опешил. Почему нет ожидаемых реакций? У неё, что, выключен инстинкт самосохранения? Хорошо, допустим, первичный шок. Он парализует. А дальше? Любая на месте этой девушки попыталась бы сбежать из торгового центра, имея такого влиятельного папашу. Я этого даже ждал. Так было бы зрелищнее. Но, когда она всё же села в заготовленную машину спустя отведенное время, окончательно убедился в том, что с ней явно что-то не так. Садистка? Наркоманка под дозой? Неужели Стас так облажал, профукав важную информацию о девице? И на кой черт мне оно надо, если действительно торчит? Слишком много возни!
Когда мы очутились в домике после длительной витиеватой и (на всякий случай) запутывающей дороги, проведенной в полном молчании и спокойствии, точка кипения во мне была достигнута. Если до этого мне казалось, что я не вижу берегов, то сейчас данное ощущение многократно усилилось. Красная пелена стала плотнее, предвкушение сдавило горло мощнейшим спазмом. Всё здравое стерлось.
Я. Не. Отступлю.
На х*й чужие жизни! Они не стоят и гроша. Мою уже пох*рили. Чем кто-то лучше Сони? Чем? Я всё спрашивал и спрашивал, будто ударяясь головой о стальные полотна.
Им всем было безразлично. Они прекрасно жили. И мне теперь тоже безразлично…
В моих ушах стояли крики.
Она молчала.
Я брал её безжалостно и жёстко, словно нацелившись убить тут же.
Она молчала.
Ни единого слова за сутки! Инопланетянка! И ведь не наркоша, это тоже понял позже. Может, какая-то сектантка? У них там особый гипноз? Пусть и выглядит внешне вполне нормальной, тогда как иначе всё объяснить?
Я не понимал! Черт возьми, не понимал! Почему она терпит?!
Блаженная!
Кровь на её бедрах утром… А ведь ночью, когда сам принимал душ, пытаясь прийти в себя, даже не заметил ничего…
Господи, ещё и девственница.
В двадцать шесть лет? Серьёзно? Это какой-то прикол?
Чем больше проходило времени, тем меньше я соображал, что творится. Изо дня в день она покорно находилась в своей вынужденной клетке. Готовила, убирала, читала – заставал её не раз за этим делом. Из ночи в ночь я насиловал её, причиняя боль – знаю. Словно одержимый, я пытался, я выуживал хоть какую-то ответную реакцию. И ноль. Ничего. Её стойкость добавляла масла в огонь. То, как девушка приняла свою участь и даже не пыталась сопротивляться, бередило какие-то жуткие волдыри на сердце – припечатывало от безбожных мук. Я действительно начал сходить с ума.
В какой-то момент перестал контролировать себя и отдавать отчет действиям. Устал терзать и её, и себя. Хотел уже поскорее покончить с этим всем. Мне не доставляло ни малейшего удовольствия тр*хать кого-то против воли, принуждать и заставлять страдать.
Но. Я. Всё. Равно. Не. Отступал.
Это что-то из серии «Вижу цель – не вижу препятствий». Многие ли обращают внимание на ступени, которые преодолевают, чтобы достигнуть конечного пункта? Не думаю. Вот и она – одна из ступеней. Мне плевать.
Три недели этой запредельной дичи. Отсутствие осознания. Адская муторная смесь, проникшая в кровь и вызывающая эти мутации – чистейший пох*изм, одержимую жажду крови, потерю всевозможных ориентиров.
Это сейчас я знаю, что весь процесс моего полнейшего отморожения – не что иное, как состояние аффекта. Но что это меняет?
Я был животным, вышедшим на охоту. Терзал свою жертву, не задумываясь о её судьбе.
А когда она сбежала… Сложно описать эмоции, творящиеся в душе. Ведь за день до этого всё же догадалась, кто я и чего хочу добиться. Да, сначала удивился смекалке – она точно не предполагала, что я брат Сони, пока не увидела редкую россыпь родинок. Но, немного остыв, прикинул, что в её случае это, скорее, закономерность, чем исключение. Уже осознал, что поймал непростую добычу. У неё какой-то свой склад ума и железобетонная способность сохранять устойчивую психику.
Не бить же, в конце концов? Я и так надругался, совершал худшее, что можно творить с молодой нетронутой девушкой, коей та и оказалась.
А она терпела. Пи*дец.
А потом оставила записку, намекая, что я не пострадаю, если одумаюсь. О, милая! Если бы ты знала, как я хотел пострадать! Легкие выжигало парами ярости, что клубились во мне, пока я колесил по местности в её поисках. Одурачила! Эта тихоня меня одурачила! Теперь желание прибить девушку стократ разрослось. Но…не вышло вернуть её обратно.
Позже вновь подсобили друзья – она дома. Добралась, сучка. А я ждал момента пару недель. И вдруг мне сообщают, что вновь исчезла, будто растворилась, укатив в Москву. Подумал, происки папаши – решил спрятать. Но, оказалось, он тоже её ищет.
У меня не было времени думать обо всём этом. Я жаждал месте сильнее, чем прежде. Сильнее и рьянее, поскольку не справился с первой частью. И в один прекрасный день просто пошел ва-банк. Осточертело чего-то ждать. Кинулся к источнику моих терзаний – этому Размику.
Поджидал на парковке у здания его офиса. Я был настолько не в себе, что собирался придушить парня голыми руками на улице и под камерами. И сделал бы это. Ладони сжались в кулаки, стоило только завидеть того вдалеке. Он был уже почти у машины, когда рядом вдруг нарисовалась беременная девушка.
Меня знатно торкнуло.
Подбежала к нему, явно тоже не ожидавшему её увидеть там, и очень возбужденно, прямо до дрожи в голосе сообщила:
– Он пошевелился! Представляешь?! Всё хорошо! А я думала…ах… Сразу помчалась к тебе, у нас нормальный живой ребенок…
И в следующую секунду резким нетерпеливым движением наложила на свой живот мужскую ладонь.
Естественно, я узнал его жену, об участи которой тоже не задумывался, когда собирался прикончить её благоверного.
Кто же предполагал, что я стану свидетелем такой…интимной…слишком интимной сцены. Что выходка девушки в порыве гормонального всплеска способна отрезвить меня спустя столько месяцев пребывания в грязных тисках лютой ненависти?..
Сокрушительная баста.
Просто развернулся и зашагал прочь. Понял, что месть моя на этом окончена. Не будет продолжения, потому что оно бессмысленно – мне не приносят удовлетворения чужие страдания, только прибавляют своих. Пелена слетела, я полыхал костром ужаса, осознавая всё, что натворил.
Не стал ненавидеть меньше, но охватил неприглядную картину со стороны: я покалечил невинного человека, погубил чью-то душу. Девушка исчезла. А я изводил себя мыслями о том, что она могла прибегнуть к суициду.
Мне снились её глаза. Редко, но отчетливо. Понимающие. Никогда не осуждали. От этого становилось жутко. Зачем ей меня оправдывать? Чем заслужил её участие? Отчего не сдала отцу с потрохами? Я ведь ждал, сука! Ждал, что они явятся ко мне. Хотел этого – схлестнуться в бойне. Мало того, что действительно сдержала слово, сделав так, чтобы никто не пострадал, ещё и сама канула в Лету, будто являясь гарантом этого обещания.
Закрываю глаза в попытке вернуть имеющиеся крупицы самообладания. Боже мой, спустя четыре года она стоит передо мной цела и невредима…
– Я думал, ты покончила с собой! – цежу зло, отрывисто, наотмашь. – А ты всё это время здесь…
Чувствую, как стремится высвободить локоть. С запозданием осознаю, что снова нападаю, будто зверь. Молниеносно распахиваю веки и разжимаю пальцы, сделав шаг назад, примирительно поднимаю ладонь.
– Алина…я хочу поговорить.
– Как я должна на это реагировать? – чертово дежавю, снова слышу умиротворение, это неописуемое спокойствие в тоне, что обескураживает меня. – Мне кажется, лучший вариант – уйти прямо сейчас.
– После того, как я увидел…свою дочь? – скалюсь предупреждающе, пребывая в шоке от произнесенного слова «дочь».
Она отшатнулась… Пронзила своим беспомощным взором, похожая на загнанного в угол волкодавом котенка.
– Давай присядем? – прошу, вкладывая в просьбу всю способность быть вежливым. – Пожалуйста.
Явно нехотя, но Алина все же вошла в кухню. Только не приблизилась к столу, а оказалась у раковины, слегка прислонившись к той и скрестив руки на груди. На лице отразилась сосредоточенность и нескрываемое желание поскорее избавиться от меня.
Разве возможно в такой ситуации собраться? За несколько минут осознать, что девушка, которую ты изнасиловал, родила тебе ребенка? Что мы можем друг другу сказать? Точнее…а, к черту…
– Я не…не со злым умыслом сюда пришел… – плюхнулся на стул второй раз за вечер, снова сжал виски и припечатал ее тяжелым взглядом. – Увидел тебя несколько недель назад у поликлиники…хоть и понимал, что лучше не трогать, не бередить, но… Такое не объяснить никакой логикой. Просто пришел.
Наверное, я был благодарен, что девушка не перебивает и молча ждет. Это помогло, наконец, обрести хоть какое-то устойчивое видение картины. И заговорил я дальше гораздо тверже, сложив в голове пазл:
– Значит, ребенок все же был, и ты меня обманула. Не могу поверить. Но это уже сбывшийся факт. И теперь я точно просто так не уйду.