История предательства

– Не только. Как я уже говорил, викинги славятся быстротой перемещения и внезапностью нападения. Они не дали патрикию Петру времени на сбор и обучение ополченцев, – сделал скорбное лицо Василий. – Сегодня ночью прибыл гонец от Петра. Второй по величине и центр провинции Фракия – город Филиппополь – тоже пал.

– Гонец сообщил подробности?

– Да, разумеется.

– Как известно, река Гебр разделяет город на две части. Непостижимым образом викинги перетащили свои ладьи через горы из Данубия в Гебр и, как у них принято, ранним утром высадились в самом сердце города. Гарнизон и ополченцы, собранные патрикием Петром, стойко сопротивлялись агрессору, но удержать город не смогли. И только обозлили нападавших. Объятых ужасом, испуганных фракийцев викинги умерщвляли с врожденной жестокостью. Гонец говорит, что, с бою взяв Филиппополь, они со свойственной им бесчеловечной свирепостью на Адском холме посадили на кол двадцать тысяч городских жителей, оказавших сопротивление. Патрикию Петру удалось бежать. Сейчас он находится в Адрианополе^[18], нашем городе на границе с Болгарией.

– Наши послы связывались со Сфендославом? Почему он не придерживается договора?

– Да, конечно. Посланцы Петра выходили с ним на переговоры.

– И?..

– Царь Святослав передал, что прежний договор в силе и он не хочет войны с Византией.

– Тогда зачем ему все это?

– В связи с новыми обстоятельствами он выдвигает свои условия примирения.

– И чего он хочет?

– Он требует восстановить на троне Владык вселенной законную Македонскую династию в лице сыновей базилевса Романа. Еще чтобы ты оставил патрикия Калокира в Болгарии на должности стратига. И, наконец, он требует возмещения ущерба, причиненного ему патрикием Петром в результате военных действий. И в случае выполнения договоренностей по этим пунктам обещает разобраться с нашим противником на Западе, так же как разобрался с малехом на Востоке.

– Что вождю русов до царской династии в Византии? Не все ли ему равно?

– Перед Богом и людьми его мать была крестной дочерью базилевса Константина Багрянородного^[19], – объяснил Василий. – Значит, по божьим и людским законам внуки Константина – это его племянники.

– Не смеши меня. Императрица Ирина ослепила собственного сына в той комнате, где родила его. Что уж тут говорить о родственных чувствах Сфендослава.

– Князь Святослав заключил союзный договор с базилевсом Никифором, женатым на Феофано, как с представителем Македонской династии. Этот договор подразумевает, что союзники должны поддерживать друг друга и вступать в войну, если одной из сторон кто-то угрожает. Твое вступление на трон Святослав расценил как угрозу династии, с которой тебя ничто не связывает. – Василий пожал плечами. – Конечно, это только предлог для начала военных действий. Действительных же побудительных причин может быть гораздо больше.

Цимисхий какое-то время молча обдумывал это. Потом снова спросил:

– А что Сфендослав имеет в виду, когда говорит о наших врагах на Западе?

– Он намекает, что хочет атаковать императора германской нации Оттона^[20]. – Василий выдержал паузу. – Наверняка врет, чтобы отвести нам глаза и потянуть время. Аттила тоже ходил на Запад, но в конце концов повернул свое войско на Константинополь. Оставив Калокира у царя Бориса, мы тем самым отдадим Болгарию русам. А потеряв это буферное государство, сами станем открыты для нашествия северян.

– А что сейчас делает царь русов? Если мы не выполним его требования, осмелится ли он напасть на Византию?

– По моим сведениям, он укрепляет свое влияние в болгарских городах вдоль реки и нападать на Византию пока не спешит.

– Вероятно, ждет подкрепления, – предположил Цимисхий. – Сколько у него сейчас воинов? Тех, что умещаются на норманнских плоскодонках, не должно быть очень много.

– Мне это неведомо. Но я уже распорядился отправить к нему переговорщиков. Пусть заверят царя Святослава, что наследникам базилевса Романа ничто не угрожает. Между тем пусть они попытаются разузнать его ближайшие планы, а заодно посчитают вражье войско.

– Переговоры – это хорошо. Это дает нам время, которого у нас действительно нет. – Цимисхий вскочил и заходил из угла в угол, о чем-то напряженно думая.

– Сколько понадобится времени, чтобы объявить мобилизацию в феме Македония?

– Сначала необходимо будет срочно собрать внеочередное заседание синклита, добиться единогласного решения о начале войны и выделении на это средств из казны. Потом мобилизовать ополчение, вооружить и утвердить командный состав. Провести плановые занятия по боевому слаживанию. Ну, в целом – около месяца.

– Калокир это тоже знает. И если он уговорит Сфендослава напасть на Константинополь, то это произойдет раньше чем через месяц. – Цимисхий продолжал скорым шагом бесцельно передвигаться по комнате. Василий удовлетворенно подметил, как куда-то пропала его апатия. Свои раздумья Цимисхий дополнял жестикуляцией. Вдруг он остановился и в упор взглянул на Василия.

– Вот что. Школа юных саларов, которую создал Никифор, подчиняется непосредственно базилевсу. Каждый из курсантов – это как минимум обученный воин, который стоит десятерых стратиотов ополченцев. Из них можно сформировать тысячную фалангу. Два раза в год они проводят военные учения, приближенные к боевым. И казне они тоже обходятся недешево. Что если им провести очередное учение в боевой обстановке, а перед этим совершить марш-бросок из Царского города к Адрианополю?

– Звучит неплохо, – одобрительно поддержал эту идею Василий. – Полк курсантов и пара добровольческих полков, которые на месте наскребет патрикий Пётр. С таким войском он успешно сможет противостоять царю Святославу на наших границах.

– Нет, – оборвал Цимисхий паракимомена. – Стратопедарх Пётр – твой ставленник, и я не сомневаюсь в его преданности. Но он уже проиграл все схватки с русами. А я не имею права на риск.

Поэтому войском командовать будет мой шурин Варда Склир. Он вчера прибыл из Тарса^[21], чтобы, если понадобится, поддержать мою партию в столице. Его сопровождает несколько сотен рыцарей-катафрактов. С частью конных императорских гвардейцев они составят ядро тяжелой ударной конницы. – Почувствовав себя в родной стихии, Цимисхий отбросил в сторону слюнявость и сострадание. Он снова стал тем, кем был всегда, – жестким военным, талантливым стратегом и любимцем войск. – А Пётр пусть займется тем, что лучше всего получается у скопцов: переговорами и сбором сведений о противнике.

– Слушаюсь, государь. – Василий был доволен. Его план удался. Цимисхий наконец-то начал управлять страной.

– А начальником в Антиохию отправь Михаила Вурцу. Во-первых, он хорошо изучил окрестности во время ведения осады и уже был ее комитом, пока покойный Никифор не отстранил его от этой должности. И, во-вторых, это гарантия того, чтобы его не постигла участь Льва Валанта.

– Да будет так, – согласился Василий, решая судьбу второго сообщника Иоанна. – Чем дальше он от столицы, тем лучше. Злые языки перестанут трепать его имя и скоро позабудут вообще.

– А насчет кандидата на кафедру Азии я сам поговорю с отцом Полиевктом. Есть у меня один подходящий монах, который сможет привить сирийцам правильный взгляд на учение Христа. – Цимисхий рухнул в кресло, давая понять, что разговор утомил его и он хочет остаться наедине.

Василий кивнул, как бы соглашаясь с волей государя. Но не уходил, мялся, нервно покручивая кольцо на руке.

– Что-то еще? – усталым голосом спросил Цимисхий.

– Есть еще один вопрос, который требует первостепенного решения, – вкрадчиво начал паракимомен. – Первым пунктом царь Святослав требует восстановления на троне Владык законных представителей династии. И в нашей недавней беседе патриарх правильно поставил вопрос о правомерности ношения тобой красной обуви. Юридически такое право передается только потомкам Македонской династии, то есть молодым цезарям. А если вдруг их не станет?

– Ты что-то замыслил против своих племянников? – Цимисхий подозрительно пронзил Василия взглядом.

– Ну что ты. Это я так, чисто теоретически. Ведь все мы ходим под Богом, – скорчил обиженное лицо Василий. – Вот и Никифор был женат на вдове покойного Романа, официально объявленной регентом. И этим браком был связан с правящей династией.

– Что ты предлагаешь?

– Еще живы сестры покойного базилевса Романа, которых отправили в монастырь. Одна из них могла бы стать твоей духовной супругой. И тогда все династические претензии отпали бы сами собой.

– Монашка? Браво! – Цимисхий снова вскочил. – Что за проклятие лежит на царском троне?! Никифор был женат на своей сестре. И поэтому ее мог иметь кто угодно, кроме него самого. Ты же предлагаешь мне жениться на твоей племяннице, монахине. И что, я тоже смогу иметь кого угодно, кроме своей жены?

– Такова участь всех царей. Брак – это прежде всего политический шаг.

– Ну вот что. Анастасия вторично осталась вдовой. И я на ней женюсь.

– Она объявлена пособником убийцы. Будет ли это благоразумно?

– Формирование общественного мнения – это твоя забота. Придумаешь что-нибудь.

– Она не простит тебе смерти Никифора и не согласится стать твоей супругой, – угрюмо возразил Василий.

– Разве ссылка недостаточно остудила ее горе? Пусть пока еще посидит в монастырской крепости. Рано или поздно, но эта гордячка будет моей. Она на коленях будет умолять меня, чтобы я на ней женился.

– Патриарх будет против этого брака, – снова возразил паракимомен.

– Я уговорю его, потому что возьму в жены только ее! И давай, Василий, на этом закончим наш разговор.

* * *

В этот раз своим местопребыванием в Болгарии Великий князь Святослав избрал Преслав на Истре, столицу ее предпоследнего царя Петра, чаще называемую Мегаполисом. Хотя во избежание путаницы росы предпочитали называть занятый город Переяславцем.

Ромейские послы доставили Великому князю послание от базилевса. Как обычно, послы изъяснялись витиевато. Но за призывами к миру скрывалась угроза:

«Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и все исповедуем христианские законы. Поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненный и, благодаря Богу, неколебимый мир. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам как друзьям тотчас же, без промедления и отговорок покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. Пусть наш ответ не покажется вам дерзким. Мы уповаем на бессмертного Бога – Христа: если вы сами не уйдете из страны, то мы изгоним вас из нее против вашей воли.

Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на тысяче судов, а вернулся едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Напомню я и о его дальнейшей жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев^[22], он был привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя. Ты найдешь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи».

Святослав терпеливо выслушал византийских послов, но не спешил с ответом. Он дождался прибытия воеводы Свенельда в Болгарию и после этого собрал своих ближайших соратников на совещание. Кроме Свенельда там были патрикий Калокир, конунг Икмор и воевода Волк.

– Князья, соратники. Мы сделали то, о чем просил меня патрикий Калокир. Исполнили свой союзнический долг и задавили мятеж дунайских болгарцев, спровоцированный послом узурпатора. Нашими стараниями малолетние наследники Константина Багрянородного будут живы, хотя и формально отстранены от власти. Но на этом наши успехи заканчиваются. Со смертью базилевса Никифора аннулированы все наши договоренности с ромеями о совместной войне на Западе. Настало время подумать, а что же дальше.

– А что, их жизни действительно что-то угрожало? – спросил Икмор.

– Их мать и сестер отправили в монастырь. А там неугодные люди долго не живут, – ответил за Святослава Калокир. – Теперь нашими усилиями хотя бы цезарей оставили во дворце. Тоже клетка, но зато на виду и под присмотром синклита.

– Однако фактически в Константинополе правит новый базилевс, – продолжил Святослав. – Он не связан родством с правящей династией и, вопреки нашим первоначальным договоренностям с Никифором, не хочет помочь нам в походе на Запад. Узурпатор требует, чтобы мы ушли за Истр. Его послы напомнили мне, как мой отец принял смерть возле Искоростеня^[23]. При чем тут это? – недоуменно пожал плечами Святослав. – Лучше бы вспомнили про Одда Вещего, дядьку моего отца. Стражники базилевса незаконно взяли под арест торговца русича, считая свои интересы выше международных законов. Хотя всем известно, что всякий иностранный подданный подсуден только своему государю. Тогда Одд привел войско Руси под стены Царьграда и заставил ромеев блюсти договор. А на воротах, ведущих к слободе русских купцов в Царьграде, Одд прибил свой щит – в знак того, что слобода находится под его защитой.

– А как прошли переговоры с венграми? – полюбопытствовал Калокир.

– Удачно, – ответил Святослав. – В среднем течении реки Маджары и те княжества, что остались от Великой Моравии, примкнули бы к нам. Мой угорский тесть Великий князь Такшонь^[24] заверил меня в этом. При его дворе полно князей с отрезанными ушами и носами. Это им память о «благородстве» Оттона Каролинга.

– Земля дунайских болгар нам без надобности, – сказал конунг Икмор. – Но Данубий – длинная река. За Истр, выше крепости Доростол^[25], мы по ней еще не ходили. До сих пор города франков викинги брали, нападая с побережья океана. Теперь у нас появилась возможность пройти в самое сердце их страны, навстречу конунгу Гундреду, который захватил плацдарм в западной части полуострова Иберии. Замкнув круг, мы затянем петлю у франков на шее.

– Император Оттон разбил Союз ободритов^[26] и занимает их земли. Его бароны убивают мужчин, а молодых женщин делают рабынями. Они рвутся к Венедскому морю. Князья бодричей и лютичей молят меня о помощи. Ударив в самое сердце территории саксонских баронов, я дал бы свободу славянам и немцам, вернул бы Западной Руси родной город моего деда – Миклухин Бор. Разбив Каролингов, ромеи вернули бы себе контроль над Италией. Только слепец не увидел бы тут своей выгоды, – добавил Святослав.

– Ты говорил об этом с послами узурпатора? – спросил Икмор.

– Разумеется, говорил, – кивнул Святослав. – Но послы, как ослы, продолжают талдычить одно и то же. Базилевс, мол, не хочет оставлять патрикия Калокира в Болгарии.

– Истр принадлежит Болгарскому царству, а само царство – федерат Византии, – мрачно покачал головой Калокир. – Никифор Фока, с которым был заключен первоначальный договор, канул в Лету. А Цимисхий известен в определенных кругах как сторонник сближения с Западом. Он восхищается Оттоном. Если меня тут не будет, то как долго болгары будут позволять викингам проходить через Истр вверх по Данубию?

– Так что решим, князья? Уходим домой не солоно хлебавши? – спросил Святослав.

Некоторое время длилось молчание. Каждый обдумывал слова князя. Первым высказался Икмор:

– А зачем нам вообще договариваться с ромеями? – сплюнул конунг. – Обойдемся без них. Царь Борис и его столичный город находятся под контролем патрикия Калокира. Разве нельзя убедить его отказаться от федерального договора с Византией и подписать союзный договор с Русью? Пусть поставит Калокира во главе боярской думы или во главе своих войск. В Переяславце обустроим военную базу Руси. И устье мировой реки будет под нашей охраной.

– Если свершим такое, то тем самым спровоцируем большую войну с Византией, – заметил Калокир. – Тогда вам точно не видать городов германских баронов. Во всяком случае, не в этой жизни.

– А что предлагаешь ты? – спросил патрикия Святослав.

– Надо напасть на Византию сейчас, пока она слаба, и свергнуть узурпатора. В худшем случае вынудить базилевса отказаться от северных территорий, от Болгарии – в частности. Только в этом случае я смогу уговорить царя Бориса заключить договор с Русью, а викингам гарантировать беспрепятственный проход в верховья реки.

– Нападать на Византию неразумно. Наш союз скреплен договорами еще со времен Одда Вещего. А твоя матушка, князь, была крестной дочерью Константина Багрянородного, – стал отговаривать от опрометчивого решения князя воевода Свенельд.

– Да, но сейчас в Константинополе сидит узурпатор. Мы можем напасть на Царский город с моря и разом решить все проблемы с базилевсом, – предложил Икмор. – Победителей не судят!

– Залив Золотой Рог перегорожен цепью. Внезапного нападения не получится. К тому же и сам город, и Большой дворец под защитой стен. И персы, и арабы пытались захватить его с моря. Не вышло, – возразил Калокир.

– Совсем не обязательно захватывать Царский город. Сделаем так, как уже делали и авары, и болгары. Подойдем к его внешним стенам и под страхом нападения вынудим базилевса пойти на уступки, – предложил воевода Волк.

– Хорошее предложение, – поддержал его Калокир. – Наш враг – не ромеи, а только Цимисхий. Он узурпировал власть, пока законные наследники трона малы. В самой Византии у нас есть и сторонники, и друзья. И в доказательство тому вот этот перстень с грифоном рода Фока. Мои друзья из Херсонеса связались в Амасье^[27], городе на другой стороне моря, с герцогом Вардом, сыном Льва Фоки. Он готов поднять восстание в Азии, чтобы поддержать наше выступление в Европе.

– А ему что за корысть нас поддерживать? Не ровен час – предаст, – засомневался Свенельд.

– Не предаст, – уверенно заявил Калокир. – Его отца и брата обвиняют в мятеже. Их упрятали в крепости на островах. И в перспективе их жизнь находится под вопросом. А Варда хочет добиться от нового базилевса их амнистии и возвращения домой.

– Это сильная мотивация, – согласился Свенельд.

– Как только союзные войска встанут у Длинных стен, фема Херсонес приостановит поставку зерна в столицу. Голодный бунт в Царском городе будет неизбежен. Горожане свергнут тирана и поддержат любого, кто даст им хлеб.

– Что ж, решено! – подвел итог Святослав. – Идем на юг, к стенам Константинополя. И пусть нас поддержат друзья из Азии и Таврии.

– А сколько у нас бойцов? – задал вопрос Калокир и сам себе ответил: – Тысяча болгарских гвардейцев из Преслава под командованием тысяцкого Ивана, грейтунги Дороса^[28] под командой риха Никиты – еще три тысячи. Итого вместе с тремя тысячами викингов конунга Икмора и русской дружины воеводы Волка – восемь тысяч воинов. – Калокир покачал головой. – Маловато для осады Длинных стен. Нам не хватает конницы.

– И трех тысяч на ушкуях^[29] хватило, чтобы с ходу взять Филиппополь, – презрительно скривился Икмор.

– Река не подходит к Длинным стенам, – возразил Калокир. – И мне трудно будет убедить болгар в союзничестве с варягами, если на месте каждого взятого ими города будет оставлена безжизненная пустынь.

– Конунга Гунара проткнули копьем со спины. Это был нечестный удар. Жители Филиппополя поплатились за это. Мы справили хорошую тризну, – мрачно проворчал Икмор.

– На войне часто гибнут, но это не повод вырезать всех поголовно, – набросился на него Калокир.

– Страх у врагов – наш лучший союзник, – тотчас парировал Икмор.

– Хватит препираться, – оборвал споривших предводителей Святослав, потом усмехнулся и добавил: – Когда я обдумывал нашу будущую войну в Саксонии, то сознавал, что мне понадобится конное войско. Я приказал воеводе Свенельду переговорить об этом с Курей, каганом Печенежского союза. И вот конное войско уже на подходе. Очень кстати. Расскажи, как тебе это удалось, воевода.

Почувствовав на себе горящие любопытством взгляды, Свенельд даже как-то стушевался. Но, быстро взяв себя в руки, стал рассказывать:

– Завершив дела у сожженного города Самандара^[30], я возвращался в Киев на Непре через предгорную Аланию. По пути остановился на отдых во временной ставке печенежского кагана Кури в Пятигорье. Там меня и нашел гонец с приказом Великого князя Святослава следовать к нему в придунайскую Болгарию с конным войском.

Но где мне было взять войско? Наши союзники куманы-гузы остались обустраиваться в степях «золотых» аланов возле Самандара. А каган Куря, возглавивший кангарскую орду степняков, был в состоянии войны с ханами Кавказской Алании. И хотя местные казаки приняли сторону печенегов и помогли им захватить Пятигорье, война обещала быть долгой.

К счастью, в это же время иронский князь Урдуре захватил Маас^[31] – горную столицу Кавказской Алании и тем самым временно нейтрализовал гуннов Папагии. Осталось решить проблему на северо-западном побережье Кавказа. Там на западе Казакии^[32], в Тмутаракани^[33], находились так называемые Климаты Хазарии. Эти крепости обороняли болгары черные, хазарские вассалы.

Свенельд сделал паузу. Но никто не проронил ни слова. Все с нетерпением ждали продолжения. И он не заставил себя долго ждать:

– Чтобы без боя совладать с ними, замечательный ход придумал каган Куря, – продолжал рассказ Свенельд. – Немного ранее на правом берегу Итиля его воины пленили жену малеха рахдонитов, царя Атильского. Сам малех, как известно, уплыл в Самандар, где и сгинул. А вот жену свою бросил раньше в пылавшем городе Атиле^[34]. – Свенельд замолчал. Никто его не торопил.

– Я не удивлен, – заметил Калокир. – Для малеха она не представляла ценности, так как не была иудейкой по рождению. Ее дети не смогли бы наследовать трон. Женившись на ней, он преследовал лишь политические цели.

– Эта смелая женщина самостоятельно перебралась на аланский берег и пробиралась к своему отцу в Маас, но по пути попала в плен к печенегам, – заметил воевода.

– Ну и дела… – покачал головой Калокир.

– Пленив вдову малеха, каган Куря вспомнил, как готские рихи покоряли Европу, беря в жены местных царевен, – продолжал Свенельд. – А потом так же русские князья брали в жены готских царевен, чтобы вернуть свои вотчины в Таврии и в Карпатских горах. По тому же пути пошел и иронский князь Урдуре. Он взял в жены дочь побежденного хана гунно-болгар и так овладел всей их Волчьей страной – Буриберди, которую греки называют Папагией.

Воевода смущенно замялся, что было нехарактерно для него.

– Вот тут-то каган Куря и придумал, как мне выполнить приказ Великого князя и собрать ему конное войско. Он предложил мне взять в жены вдову малеха, которая волей случая попала к нему в плен.

– Ну и дела… – снова удивленно покачал головой Калокир. И Святослав как-то по-новому, серьезно глядел на воеводу, хотя в глазах его искрились смешинки.

– Сказано – сделано, – решительно продолжал Свенельд. – Я женился на вдове. И так овладел всеми вассальными ханствами Атиля на побережье Тмутаракани. После этого я приказал черным болгарам следовать за собой к Истру. И князь Урдуре не возражал. Он был только рад избавиться от воинственной оппозиции.

В то же время, узнав, что болгарцы уходят, вольные казаки, ранее оттесненные хазарами к Манычу^[35], стали возвращаться в Тмутаракань и родную Казакию. А некоторые из них также стали проситься в мое войско.

Я сказал об этом кагану. И каган Куря разрешил мне набирать охочих степняков из местных улусов Дона и Маныча, входивших в Печенежский каганат. А поскольку сам каган оставался в Пятигорье, то утвердил на командовании войском из аланских улусов Дона походного атамана по имени Сивый Конь.

Закончив с формальностями, я попрощался с каганом Курей и возле Белой Вежи переправился на правобережье Дона. Дальше по землям печенегов повел свое войско к Истру.

А каган Куря остался зимовать в предгорных степях Алании, чтобы при необходимости помочь князю Урдури утихомирить бунтовавших ханов в горах. К следующей зиме он собирался вернуться в Лукоморье на левобережье Днепра или на свои кочевья в Таврии, возле Новгорода^[36]. Вот в общих чертах и весь рассказ, – закончил свое повествование Свенельд.

Калокир и Икмор переглянулись. Потом викинг загоготал:

– Молот Тора! И меда отведал, и пчел приручил. Ха-ха-ха. А может, и в Константинополе есть царевна на выданье? Ха-ха-ха. Я бы не прочь обзавестись царственной женушкой и стать базилевсом.

– Сколько ты привел с собою конников? – спросил Святослав, пряча улыбку в усах.

– Число конников – тьма: пять сотен охочих из казачьего народа и полторы тысячи донских аланов ведет атаман Сивый Конь, тысячу волжских биляров, которые со мной со времен осады Самандара, ведет хан Хесен, тысячу зихов – князь Ирник. Остальные – болгарцы черные под командой хана Тонузоба.

Причем большинство болгарцев решили навсегда покинуть Тмутаракань и разместиться здесь, на мировой реке, среди своих зареченских сородичей. Поэтому за конниками следуют их повозки с семьями. Сейчас они движутся к Доростолу. Там же их конные мужи переправятся на правый берег.

Казаки и аланы с Дона – христиане. Биляры – тенгриане. Остальные – стараниями малеха – по большей части мусульмане, – обстоятельно доложил воевода.

– Если ты можешь заставить служить тебе вассалов Атиля, то сможешь потребовать воинов и от правителей местных маджар: Великого князя Такшоня из Венгрии и Дьюлы, верховного главнокомандующего – правителя Трансильвании, – сразу же смекнул Калокир. – И от Дьюлы даже предпочтительнее всего, так как вся земля левобережья за Доростолом принадлежит его князьям и ханам. Стоит им перейти реку, и мы окажемся между молотом и наковальней.

– Такшонь был готов мне помочь и раньше, после нашей встречи, – уточнил Святослав. – Но вот Дьюла – это совсем другое дело. У печенегов с ним общая граница, на которой идут постоянные стычки. И в прошлом году, воюя в Болгарии, мы его неплохо потрепали. С другой стороны, войск у него больше, чем у кого бы то ни было в этой стороне. Именно по этой же причине Великий князь Такшонь недавно женил своего сына Гезу на его дочери: чтобы заручиться поддержкой всесильного Дьюлы.

– И на комита Шишмана^[37] из Средеца^[38] тоже надо воздействовать, – тут же добавил Икмор, став серьезным. – Я слышал, что он повязан с малехом брачными узами. Мои лазутчики доложили, что оттуда к Филиппополю собираются выслать войско. Если мы пойдем по реке вниз, западные болгары могут ударить нам в спину.

– Это правда, – поддержал его Святослав. – И нам надо правильно воспользоваться появившимися возможностями. – Святослав что-то обдумал и сказал: – Все вышеназванные государи – должники иудейского царя Атиля и его ростовщиков. Так или иначе, но малех набросил на них свою «золотую» узду. И они должны будут отрабатывать свой долг.

Святослав хлопнул Свенельда по плечу:

– Воевода, пусть твоя походная женушка напишет им всем письма. Потом немедленно отправляй их с посыльными к Шишману, Такшоню и Дьюле. Икмор поможет тебе с их доставкой. Если дело выгорит, пусть отправляют войска к нам тотчас, – рубанул рукой Святослав. – Давайте, други, действуйте. – Князь дал понять, что совет завершен. – А я тут с патрикием Калокиром пока помозгую, как нам уговорить царя Бориса примкнуть к нам и как достойно ответить ромейским послам.

* * *

Через несколько дней по настоянию Цимисхия был собран поместный собор в Константинополе. Кандидатом на антиохийскую кафедру поместным епископом был представлен монах Феодор^[39] из Колонии. Его привел на собор сам базилевс. Монах приходился земляком монарху, и с его подачи Цимисхий занялся благотворительностью. Они вместе обустраивали больницу для страдавших священной болезнью.

Синод заседал несколько дней. Архиепископ Полиевкт вместе с бывшими в городе епископами испытывал знания этого мужа. Было выяснено, что монах с детства вел отшельническую, лишенную треволнений жизнь и тяжкими трудами укрощал свою плоть. Железные вериги, которыми он истязал свое тело, покрывал он власяным рубищем и до тех пор не снимал его, пока оно совершенно не истлевало и не обращалось в прах.

Во всех отношениях он был подходящей кандидатурой для борьбы с еретическим учением гностиков Антиохии, отрицавших проявление божественной любви и сострадания к ближним.

И вот наконец, найдя, что монах Феодор не слишком силен в светской учености, но зато чрезвычайно опытен в священной нашей премудрости, Вселенский патриарх Святой папа Полиевкт помазал его патриархом Антиохии. Церковь Востока снова обрела своего иерарха.

По прибытии в Антиохию патриарх первым делом посетил монастырь Арсения, в котором было погребено тело Христофора I, убитого мусульманами 22 мая 967 года. По распоряжению отца Феодора тело святого патриарха Христофора перенесли в монастырь Святого Касьяна.

* * *

Вечером того же дня паракимомен Василий зашел к базилевсу, чтобы пожелать тому спокойной ночи. Он застал Цимисхия бегавшим по спальне и крушившим подворачивавшиеся предметы обихода. Палатины стояли за закрытыми дверьми, не решаясь войти, чтобы не попасть под горячую руку государя.

Василий не спеша прошел к спальному столику и медленно стал лить в чашу воду из кувшина. Звук лившейся воды подействовал на Цимисхия умиротворяюще. Он подошел и залпом осушил чашу.

– Нет, но каков наглец, его святейшество, – стал жаловаться Цимисхий. – Сразу же воспользовался тем, что я уже отменил «томос» Никифора. И теперь за то, чтобы назначить отца Феодора на антиохийский престол, он вынудил меня дать обещание, что я отменю и новеллу Никифора о монастырях.

– Новелла XIX, которая запрещает давать завещания на земли в пользу монастырей и церкви и распространяется на всех граждан империи, – уточнил Василий. – Недурно. Этак монастырские земли скоро опять станут больше государственных. И где после этого брать ополченцев на войну? Я уже не говорю о перенаправлении финансовых потоков от земельных налогов из государственной казны в церковную.

– И это еще не предел его наглости и жадности, – продолжал возмущаться Цимисхий. – Ведь я сказал ему о том, что хочу взять в жены Феофано.

– И… – Василий аж подался вперед от нетерпения. Цимисхий косо взглянул на него:

– Пока никак. Сначала даже слушать не захотел, но потом дал понять, что только полное разделение светской и церковной власти может заставить его пересмотреть свое отношение к этому браку.

– Позволь, государь, я поговорю с ним. Может, мне повезет больше, если я обосную неправомерность и даже опасность его притязаний для государства в целом. Заодно попытаюсь уговорить его благословить твой брак с одной из моих царственных племянниц.

– Василий! Я сказал «нет». Мне нужна Анастасия. Она родит мне наследника. А какой мне прок от монашки?