Падшие

Глава 11

Некогда это была шикарная усадьба, чуть ли не целый дворец.

А теперь – просто огромная старая развалюха, которой уже вряд ли придашь былой блеск.

Родом она была из той эры, когда деньги текли рекой, о подоходном налоге никто не задумывался, а мир, в котором каждый знал свое место, жил одновременно и много роскошней, и много скромнее. Ни о какой глобализации тогда и не слыхивали – даже и слова-то такого не было, а информация распространялась черепашьими темпами, отчего подавляющее большинство народу пребывали в блаженном неведении о том, что творится прямо у них за порогом.

Кормильцами и добытчиками были тогда мужчины. Они приходили домой с работы, целовали жен, играли с детьми, курили сигареты, пили пиво, внимали тем же радиопрограммам или телевизионным шоу, что и по всей стране, и укладывались спать, чтобы наутро опять отправиться на работу добывать хлеб насущный – пока женщины занимались примерно тем же самым на домашнем фронте.

Джон Бэрон смотрел из окна на то, что некогда было изысканным ландшафтным парком, а теперь представляло собой грязный пустырь, заросший диким кустарником и сорняками.

Он был высок – шесть футов три дюйма, с широкими плечами и тонкой талией. Физически силен и хорошо сложен, как и всегда. Однако в свои пятьдесят три уже чувствовал, как крепкие некогда мускулы понемногу теряют упругость, а суставы – былую подвижность.

Его длинная, цвета соли с перцем, шевелюра давно не знала ножниц профессионального парикмахера.

Одет он был во всякое старье – что под руку подвернулось: выцветший потрепанный смокинг соседствовал здесь с белой рубашкой поло и грубым джинсовым комбинезоном на лямках, перепоясанным старым кожаным ремнем. На ногах – тяжелые рабочие сапоги. На обветренном и до сих пор видном лице серебрилась короткая щетина.

На собственную внешность ему было глубоко наплевать.

Живет один, впечатлять некого.

Общая площадь доставшегося ему по наследству обиталища составляла больше двадцати пяти тысяч квадратных футов, не считая всяких хозяйственных построек и прочих строений – плюс еще тысяч десять-пятнадцать. Это был самый грандиозный жилой дом в округе – не исключено, что один из крупнейших и во всей Пенсильвании. Поместье, которое некогда занимало сотни акров, располагалось на самой высокой точке городка, названного в честь его обитателей.

Что ж, Бэронам и полагалось взирать здесь на всех исключительно сверху вниз.

Он жил здесь с самого своего рождения – единственный ребенок Бенджамина и Дороти Бэрон. Последней семейной пары в этих стенах. Сын их так никогда и не связал себя узами брака.

Завидное будущее Джона Бэрона – умного и обаятельного парня, отличного спортсмена – было, казалось бы, неизбежно предрешено.

Но только лишь до тех пор, пока его родители не нашли свою гибель в трагическом и страшном происшествии – впрочем, вопрос о том, считать ли случившееся просто происшествием, так и не был окончательно закрыт. Джон, которому было тогда всего девятнадцать, остался единственным наследником. Он знал, что его семья далеко не столь сказочно богата, как прежде, но на кое-какие деньги все-таки рассчитывал.

Рассчитывал, пока не встретился с адвокатом и бухгалтером, которые жестко поставили его в известность, что накопившиеся долги перевешивают оставшиеся семейные активы в соотношении двадцать к одному. Что настал момент платить по счетам и что, кроме него, платить по этим счетам некому.

Таким образом, еще несколько десятилетий назад Бэрон распродал большинство этих самых активов и лишь ценой долгих искусных переговоров сумел отстоять родной дом. Однако закладная на него была такова, что бо́льшая часть денежных поступлений уходила на одну только выплату процентов. Как и его предшественники, он продал и часть земли вокруг усадьбы. Несколько сот акров сократились до нескольких жалких десятков. Хозяйственные постройки окончательно развалились. Главное здание усадьбы превратилось в дышащие на ладан руины. Не имея ни жены, ни детей, Джон прекрасно представлял, что после его смерти банк моментально приберет поместье к рукам и выставит на торги. Новый владелец наверняка снесет все до основания и выстроит что-нибудь новое, модерновое – если только Бэронвилл к тому моменту и сам не исчезнет с лица земли.

Даже семейное кладбище, расположенное в стороне от дома и окруженное шестифутовой кирпичной стеной, тоже раскопают и куда-нибудь перенесут – с них станется.

Он смотрел в окно кабинета на земли, по которым некогда беззаботно носился мальчишкой. Энергии у Джона тогда было хоть отбавляй, но и у него никогда не хватало силенок добежать до границы, на которой заканчивались семейные владения. Было в этом и что-то греющее душу, и что-то унизительное.

Оглянулся через плечо на высоченные, до потолка, шкафы с книгами. Он прочел из них чуть ли не все и умудрился сохранить больше, чем казалось возможным. Самые редкие издания пришлось продать, чтобы оплатить счета. Нет смысла хранить книги, если у тебя не будет ни шкафа, ни дома, куда их поставить.

Поднялся, обошел письменный стол, уселся на стул. Тот скрипнул под его весом. Все в доме скрипело и стонало, только дотронься.

Дом словно говорил этими скрипами и стонами: «Да, я разваливаюсь, но я еще жив».

По любым меркам это не жизнь, а жалкое существование. И обречен он на него до скончания своих дней.

Чтобы привести в порядок дела после смерти родителей, пришлось прервать учебу в колледже и вернуться домой. Едва опять возобновил занятия – благо учился на спортивную стипендию, – как тут же порвал плечевые связки. Для бейсбольного питчера^[15] – все равно что смертный приговор. На следующий учебный год стипендию отозвали, самому платить было нечем, так что пришлось уходить без диплома. Регулярные попытки реанимировать родительский бизнес заканчивались ничем – требовался хоть какой-то начальный капитал, которого у него не было. Похоже, что любой, кто прожил свою жизнь под пятой Бэронов, находил теперь немалое удовольствие в том, чтобы напрочь отказать в содействии последнему отпрыску некогда могущественной фамилии.

И хотя шахтами и фабриками на протяжении многих лет владели совсем другие люди, после закрытия последнего из предприятий оставшиеся не у дел работяги винили в своих бедах только одного человека. Уже к своим тридцати годам Джон Бэрон в полной мере испытал на себе, что значит быть врагом целого города. Кто-то даже стал распространять петицию с требованием изменить само название городка, и не встретила она должного отклика, пожалуй, лишь по той причине, что его жителям требовалось постоянное напоминание о семействе, на которое можно было возлагать ответственность за все их проблемы.

Джон Бэрон стал отверженным. Надо было давно уехать отсюда. Просто в один прекрасный день выйти из дома и отправиться куда глаза глядят – подальше от этого города и того жалкого подобия жизни, которое он вел. Но Джон остался. Сам не знал почему – то ли из врожденного упрямства, то ли из глупости, то ли по обеим причинам сразу. Что-то у него в голове властно удерживало его от побуждения бросить все и начать жизнь с чистого листа где-нибудь на новом месте. А с тем, что прячется в голове, не всегда поспоришь, в этом он уже убедился.

Распродав достаточно своих владений, чтобы расплатиться с долгами, Джон все-таки кое-как устроил свою жизнь в отчем доме – даже не жизнь, а просто существование. И любые стремления как-то улучшить ее с годами все больше увядали, таяли без следа.

Глядя сейчас в ночь, он с горечью сознавал, что к прошлому нет возврата, что дарованный ему в далеком детстве шанс оказался лишь бесплотным призраком.

И в такого же бесплотного призрака все более превращался и основанный его предками городок.

Бэронвилл появился на свет как часть воплощенной мечты Джона Бэрона Первого, грезившего о несметном богатстве. Но эти сладкие грезы обернулись кошмарным сном. Абсолютно для всех, кто оказался к ним причастен.

С высоты своего развалившегося замка Бэрон часто видел похоронные процессии, медленно продвигающиеся к городским кладбищам. Погосты многочисленных церквей были давно уже переполнены. И он знал причину – в последнее время город охватила настоящая эпидемия передозировки наркотиками. Потеряв надежду, люди все чаще обращались к игле и таблеткам, чтобы хоть ненадолго забыть о том беспросветном отчаянии, которым теперь была пропитана их жизнь.

Но видел Бэрон и нагруженные всяким скарбом фургоны – в город въезжали новые семьи с их новыми надеждами. Он не знал, не хватаются ли они попросту за соломинку, готовую в любой момент пойти ко дну. Не знал, действительно ли город достоин новых вливаний.

Может, и не все еще было потеряно…

Даже полностью лишенный возможности хоть как-то вмешаться в ситуацию, он все равно воспринимал упадок, в который пришло детище его предков, как свою личную неудачу. И так будет всегда. Тем более что город не уставал напоминать ему, что только он и повинен во всех его бедах.

Джон встал из-за письменного стола.

Ложиться спать еще рано, можно кое-куда съездить. Вообще-то это было у него нечто вроде ритуала.

Вышел из дома через кухонную дверь, открыл гараж на шесть машин, в котором последние тридцать лет сиротливо стоял один-единственный автомобиль – древний светло-голубой «Субурбан» 1968 года выпуска, некогда принадлежавший садовнику. После смерти родителей Бэрону пришлось распустить весь штат прислуги, на тот момент и без того уже довольно немногочисленный. Садовника, правда, удалось оставить – обширные владения по-прежнему требовали ухода. Однако после продажи большей части прилегающих земель все переменилось. Садовник, которому на тот момент было уже под девяносто – свою супругу он пережил на несколько лет, – отправился доживать свой век в ближайший дом престарелых, оставив древнюю колымагу своему бывшему хозяину.

Бэрону повезло, что в колледже он освоил кое-какие инженерные премудрости, да и вообще с детства неплохо понимал в технике – чисто интуитивно мог разобраться, как работает тот или иной механизм. Вдыхать жизнь в полувековой «Субурбан» приходилось чуть ли не каждый день. И все-таки всякий раз Джон гадал, сколько тот еще протянет.

«Или сколько я сам протяну».

Влез за руль, выехал из гаража. Подъемные двери давно заклинило, так что он постоянно держал их открытыми, а ключ зажигания всегда был попросту заткнут за противосолнечный козырек.

Спустился по извилистой дорожке с холма, мимо новых микрорайонов, возникших на бывших землях Бэронов – теперь не только он один мог любоваться прекрасным видом из окна. Что ж, по крайней мере, хоть здесь все дома были полностью заселены.

Выехал на главную дорогу, прибавил газу.

Деньги в кармане были. Надо их потратить.

Единственным местом во всем городе, в котором он мог чувствовать себя более или менее спокойно, был бар «Меркурий».

Остановил машину прямо на улице, вылез.

Ветхий смокинг оставил в салоне. Не стоило появляться в столь эксцентричном виде на улицах города, в котором все и без того тыкают в тебя пальцем.

Он ведь Бэрон. Последний из Бэронов.

И, если не подведет здоровье, выносить подобное безрадостное существование ему еще лет тридцать. Так что неудивительно, что сейчас ему требовался стаканчик виски с содовой – если даже не два и не три.

Но в тот вечер Джона Бэрона в баре ждала не только обычная выпивка.

Глава 12

Бэрон прикрыл глаза и мысленно застонал.

Открыл их опять, обеими руками вцепившись в стакан – сколько стаканов было до этого, уже и не припомнить. Хотя хорошо пошли.

А этот в особенности.

И вот нате – принесла нелегкая… Сейчас весь кайф поломают.

– Так это ты Джон Бэрон, что ли?

Бэрон оглядел троих молодчиков, столпившихся вокруг его табурета перед стойкой.

Молоденькая барменша нервно протирала посуду, поглядывая на скандалистов.

Джон поднес стакан к губам, отхлебнул. Теплая волна виски, смягченного содовой, приятно согрела горло. Поставил стакан на стойку.

– Ну я Бэрон. В чем проблема?

Парни были в грязных джинсах, футболках и огромных кроссовках без шнурков, на двоих – бейсболки с эмблемой «Питтсбургских сталеваров»^[16].

Первый, самый здоровый, злобно ухмыльнулся:

– Проблема? Мужик, у нас нет никаких проблем. А вот у тебя они явно должны быть.

– Например?

– Твоя гребаная семейка весь город опустила!

– И как же она это проделала?

– Шахты позакрывала, фабрики…

– После того как десятилетиями обеспечивала работой весь город? Кстати, не исключено, что и ваших родителей. И прародителей. И прапрародителей. – Он вновь приложился к стакану. – Так что не вижу, в чем мы кого-то опустили.

– Ты-то мне работы не даешь, – агрессивно заметил парень.

– Не знал, что это моя работа – давать тебе работу, – отозвался Бэрон.

В разговор влез еще один из парней:

– Живешь в здоровенном домине на холме. Делишки-то у тебя обстоят получше, чем у нас.

– Могу тебя заверить: я вовсе не считаю, что мне живется лучше, чем всем остальным. И это не просто мое личное мнение. И пусть большой дом тебя не обманывает.

– Мать говорит, что у тебя старинные монеты и драгоценности припрятаны. Говорит, что ты только строишь из себя бедненького.

Бэрон обернулся, посмотрел ему прямо в глаза.

– Строю из себя бедненького? Да кто, блин, такое станет делать? Сам ты стал бы? – Он посмотрел на двух остальных. – Или вы?

– Мать говорит, что вся порода у вас такая. Женитесь на собственных сестрах и все такое. Мозги набекрень. Так что, может, ты действительно под бедняка косишь.

– Вообще-то у меня нет сестры. И я не женат. И бедняка из себя не строю. Еще одно такое слово, и вылетите отсюда.

– Не думаю, – буркнул первый, так сильно толкая Бэрона, что тот чуть было не слетел с табурета.

Вмешалась барменша:

– Эй, сейчас полицию вызову. Оставьте его в покое.

– Что, за бабьей спиной прячешься? – ехидно поинтересовался второй парень.

– Я вас предупредила, – сказала барменша, положив руку на мобильник.

Парень опять пихнул Бэрона плечом:

– Так чё, так и будешь бабой прикрываться, говнюк?

Джон выплеснул остатки виски из стакана прямо ему в физиономию.

– Нет, нисколько, – отозвался он, вставая с табурета и башней возвышаясь над ними.

Молодчик, с лица которого капал виски с содовой, попробовал его ударить, но Бэрон перехватил его руку и заломил за спину.

Как следует врезал, отчего тот растянулся на полу.

Блокировал удар второго, достал кулаком в челюсть.

Но в этот момент третий со спины резко ударил его по почкам. Бэрон пошатнулся, налетел грудью на стойку.

Остальные двое быстро вскочили и обрушили на него град ударов руками и ногами. В баре были еще посетители, но никто из них и не подумал прекратить избиение.

Все, кроме одного.

– ФБР!

Амос Декер направил на парней пистолет.

Те застыли.

– А ну-ка, отвалите от него. Быстро! – гаркнул Декер, который только что вошел в бар и сразу же увидел драку. После того как парни отступили, он глянул на Бэрона. – Как вы?

Джон, у которого все губы были в крови и основательно заплыл глаз, с трудом держался на ногах, цепляясь за стойку бара.

Ощупал рукой спину, выпрямился.

– Да вроде ничего, до свадьбы заживет, – отозвался он, хоть и морщась от боли.

– Он мне из стакана в рожу плеснул! – обвиняюще выкрикнул первый парень. – Он первый начал!

– Ничего он не начинал; это вы, сопляки, все затеяли, – перебила его барменша.

– Трое на одного, да еще на человека, который вдвое вас старше? – Декер сверкнул глазами на парней.

– Не надо их задерживать, – сказал Бэрон.

– Что? – удивился Декер.

Джон сразу же перевел взгляд на барменшу, которая уже набирала 911 на мобильнике.

– Правда, не надо. Просто они малость перебрали. Не думаю, что они всерьез собирались причинить мне какой-то вред.

– А я думаю, что уже причинили, – возразил Декер. – Причем именно вам.

Бэрон вытянул руку:

– Тем не менее не стоит их арестовывать. Ни к чему хорошему это не приведет. Могло быть и хуже.

– Так вы точно этого не хотите?

– Точно не хочу, спасибо.

Декер гневно оглядел парней:

– Если еще хоть раз его тронете, жопу надеру. Понятно?

Самый здоровый ответил Амосу таким же злым взглядом, вытирая с физиономии виски:

– Посмотрим.

Декер убрал пистолет в кобуру, шагнул вперед, ухватил молодчика за грудки и крепко припечатал к стенке.

– Нет уж, никаких «посмотрим»! Понял или нет?

– Да понял же, понял, хорошо? Черт!

Амос отпустил его, подтолкнул к выходу:

– А теперь валите отсюда!

Все трое не спеша удалились, бросая на Декера с Бэроном косые взгляды. Последний громко захлопнул за собой дверь.

Декер посмотрел на Бэрона:

– Из-за чего вся эта заварушка?

– А вы не слышали?

– Нет, наверное, я опоздал.

– Ну суть была в том, что весь этот городок катится к чертям и что только я в этом и повинен.

– Так-так, – медленно проговорил Амос.

– Я уже далеко не первый раз это слышу и наверняка не в последний.

– Люди вас тут здорово недолюбливают, я верно понимаю?

– Они тут много чего недолюбливают. Можно поставить вам стаканчик – типа как в благодарность?

Декер уселся за стойку, Бэрон тоже опустился на свой табурет. Протянул руку:

– Давайте формально представимся. Я – Джон Бэрон Четвертый.

Декер обменялся с ним рукопожатием:

– Амос Декер. Насколько я понимаю, город назван в честь вашей семьи?

– В этом вы правы, это действительно так. Хороший когда-то был городок… Было чем гордиться. Но теперь, боюсь, ситуация в корне другая. Думаю, вы и сами уже видели.

Вмешалась барменша:

– Если будешь что-нибудь заказывать, то все за счет заведения, Джон. И вот, держи.

Она протянула ему пластиковый пакет со льдом, который он тут же приложил к разбитому лицу.

– Ты очень добра, Синди, – отозвался Бэрон, улыбнувшись ей. Себе он заказал новую порцию виски с содовой. Декер предпочел пиво.

– Здесь по делам? – спросил Бэрон.

– В отпуске.

Бэрона это явно изумило.

– Вы и вправду приехали сюда… для собственного удовольствия?

– У моей напарницы здесь родственники. Она решила у них погостить. Ну и я увязался следом. Мы у них остановились.

Бэрон пригубил виски.

– И где же сейчас эта ваша напарница?

– В доме у сестры. А я решил, что спать еще рановато.

– Ну и как вам наш маленький рай? По вкусу?

– Вообще-то не сказал бы. Может, из-за того, что тут слишком уж часто убивают людей.

Бэрон задумчиво кивнул:

– Слышал об этом. Жутковатая история… Но в тяжелые времена всегда что-нибудь такое и происходит.

– Это и есть ваше объяснение?

– Да нет у меня никаких объяснений! Напиваюсь уже потихоньку, вот и несу, что в голову взбредет.

– И частенько вы так проводите время?

– А больше тут и делать-то нечего. Заезжаю сюда обычно раз в неделю, сижу часок, потом опять домой. Практически только сюда и выбираюсь, вот разве что еще за покупками. Ни за что не отвечаю, отчитываться не перед кем – вот и живу себе по давно заведенному распорядку.

– Везет вам.

– Да ладно, какое там везение… Кстати, вы когда сюда вошли, упомянули про ФБР. Вы что, действительно спецагент или это так, просто попугать?

– Вообще-то я обычный коп, просто сотрудничаю с Бюро.

– А вы откуда?

– Из Берлингтона, Огайо. Примерно такой же промышленный городок, что и этот. «Ржавый пояс».

– Вот уж и впрямь ржавый! А вы вообще в курсе истории этого города, в упадке которого якобы ответственно мое семейство?

– Совсем немного.

– Знаете, частично это и вправду так. Городок здесь появился, потому что мой предок, в честь которого я назван, открыл здесь огромное месторождение каменного угля. Бо́льшую часть его переправляли в Питтсбург для сталелитейных заводов. Потому-то он еще и углеперерабатывающие заводы тут устроил. А потом и ткацкие фабрики. Ну а после в этих краях и природный газ нашелся. Всяких предприятий у него тут было море, и он на самом деле был в Бэронвилле чуть ли не единоличным хозяином. И работало у него чуть ли не все население города. Предприниматель от бога, энергии хоть отбавляй – и хватка у него была, и везение… Никто из последующих поколений Бэронов и в подметки ему не годился.

– Про шахты и фабрики я уже слышал. А вот сталелитейный бизнес – это уже что-то для меня новое.

Бэрон кивнул:

– Кокс, используемый при производстве стали, – по сути, тот же каменный уголь, только прошедший специальную перегонку. Угля тогда было полным-полно, и был он сравнительно дешев. Стальные магнаты процветали, ну а с ними и поставщики сырья. В этом смысле дело у Джона Бэрона-старшего было совершенно беспроигрышное. Насколько я понимаю, человеком он был довольно безжалостным. Громил профсоюзы, подкупал продажных политиканов, загрязнял реки, воздух и землю. Платил рабочим самые гроши, обращался с ними хуже некуда. Нажил несметное состояние, так что его потомки могли жить в свое удовольствие, ничем себя особо не утруждая.

– И тогда-то все и покатилось под откос?

– В таких случаях почти всегда все катится под откос. В Америке не слишком-то любят финансовые династии. Семьи вроде Рокфеллеров – скорее исключение, чем правило. Каждый здесь сам пробивается наверх, полагаясь только на собственные силы, – ну или, по крайней мере, в теории. Хотя полагаю, что в списке «Форбс» достаточно людей, которые попросту унаследовали свои состояния, так что эту теорию очень легко опровергнуть.

– Но у вашей семьи оставались какие-то деньги?

– Кое-какие оставались. По крайней мере, на то время.

– А вы не были знакомы с кем-нибудь из убитых?

Бэрон глянул на него с нескрываемым любопытством:

– Довольно неожиданный переход. А почему вы спрашиваете?

– Я все-таки коп. Задаю вопросы в надежде раскрыть преступление.

– Так кого, говорите, убили?

Декер перечислил ему известные имена, добавив:

– Двух последних пока не опознали.

– Не могу сказать, что знаю кого-либо из них.

Декер, однако, уловил в его словах нотку сомнения.

– Так точно не знаете?

Бэрон поднял свой стакан:

– Насчет точности – это не ко мне. Особенно в баре «Меркурий».

Декер бросил взгляд на барменшу, которая с преувеличенным тщанием протирала стойку – но на самом деле внимательно прислушивалась к их разговору. Она была довольно симпатичная, с длинными, по плечи, светлыми волосами и высокой стройной фигуркой, облаченной в черные джинсы и футболку без рукавов, которая открывала жилистые загорелые руки.

Декер опять посмотрел на Бэрона:

– Так, говорите, заглядываете сюда примерно раз в неделю?

– А больше тут заглядывать особо и некуда. – Бэрон покосился на барменшу. – Да и компания здесь подходящая.

При этих словах женщина улыбнулась, перехватила нацеленный на нее взгляд Декера и принялась загружать грязные стаканы в посудомоечную машину за стойкой, делая вид, что больше ее абсолютно ничего не интересует.

– Не могли бы вы сообщить свой адрес?

– Зачем? – спросил Бэрон.

– Не исключено, что мне понадобится еще раз с вами переговорить.

– Ну что ж, тогда просто посмотрите на самую высокую точку в городе и увидите там самый большой и самый уродливый дом, какой только есть в этих краях. К вашему сведению: дверной звонок не работает, а встаю я довольно поздно.

Бэрон допил виски, кивнул барменше и двинул к ней по стойке несколько купюр.

– Спасибо, Синди. До встречи.

Похлопал Декера по плечу:

– Мне явно не стоит садиться за руль, но я все-таки отважусь. Поскольку если и врежусь во что-нибудь по дороге, то это с большой долей вероятности окажется имущество моей семьи, так что чисто юридически это будет не такой уж тяжелый проступок.

Декер несколько секунд смотрел ему вслед, после чего повернулся к барменше.

Только вот и она уже тоже куда-то девалась.