Кадуцей

Кадуцей

 
«Но лишь отыскав Кадуцей,
Я смог понять тех чертей,
Что терзали меня, днём и ночью желая
Низвергнуть в пучину отчаяния
Этих мерзких существ,
Что посмели назваться людьми.

Кадуцей пропитал мой слог болью,
Отчаянием – взгляд и мысли – скорбью.
Этот ключ к вечной жизни
Пропитан ложью Аполлона,
Пропитан завистью Гермеса,
Они все врали о его предназначении,
Грезив созданием символа грехопадения.

Символа раздора и разврата,
Боли и потерь.
Так в нездоровой пляске гордости и тупости богов
Родился Кадуцей»
 

Этот стих прожигал мое сознание. Я чувствовал, как хожу по грани разума и безумия. Моя вторая личность переворачивает с ног на голову смысл Кадуцея. Он так развлекается? В чем его цель? Я задавал себе много вопросов и пытался отделаться от этого поганого стишка, но сознание никак не замолкало, казалось, что у меня в голове целая сотня голосов, и все они в унисон твердят этот чертов стих. Раздражение сменялось ненавистью, ненависть – страхом. Я начал бояться сам себя, и теперь уже точно.

Эти чертовы коридоры до допросной теперь казались мне бесконечными, я уже начал надеяться, что не дойду до еще одного трупа, но тут Амикус остановился. Дверь открылась, и я увидел ужасную картину. Девушка сидела на полу, прислонившись спиной к стене, у нее был вспорот живот, изо рта стекала кровь, глаза были выколоты, а челюсть сломана. Руки были переломаны в локтях и прибиты к стене. К металлической стене. Что за нечеловеческая сила была в убийце? Какой силой владеет он?

Вся картина чем-то походила на распятие, однако одна деталь привлекла мое внимание больше, чем изуродованный труп девушки. На стене красовалась кровавая надпись: «Она нашла свой Кадуцей. Кто же найдет ключ раздора следующим?»

Меня бросило в холод, и я чуть не потерял сознание. Вдруг я услышал голос Змеи, сломанная челюсть трупа начала двигаться и произносить слова:

– Родился Кадуцей… Родился Кадуцей… Родился Кадуцей… – с каждым разом она произносила это все громче и громче, и каждый раз я чувствовал все большую боль в груди, казалось, что мои органы один за другим пропадают из тела, казалось, что сотни ножей каждое мгновение вонзаются в мое тело. Стоящий рядом Амикус стал поворачиваться, и я увидел, как его глаза начинают вытекать из глазниц. Из ушей, ноздрей и рта полезли разные насекомые: жуки, тараканы, сороконожки, сколопендры – все это в огромных количествах вылезало из тела мужчины. Тысячи насекомых стали, словно вода, заполнять комнату. По началу, несмотря на боль, я пытался от них отбиваться, но вскоре их стало так много, что они повалили меня на пол, и я почувствовал, как они начинают выедать мои глаза, залазят мне в рот, нос, уши. Я чувствовал, как они поедают мои внутренности, как они разъедают мой мозг. Паника охватила мое сознание. Я был уверен, что умер.

Очнулся я в той же комнате с трупом, я сидел на полу, облокотившись спиной на стену, с меня рекой лил пот, а рядом со мной на корточках сидели Амикус и Марго. Я бросил быстрый взгляд на Амикуса, потом на Марго, а после на труп. Рвота начала подступать к горлу, но мне, не без усилий, удалось сдержать ее.

– Живой? Что случилось? Приступ? – начала расспрашивать Марго.

– Д-да, это пока что был самый ужасный, – ответил я дрожащим голосом.

Мне помогли подняться и отвели в комнату. Когда я наконец-то остался один, то просто лег на кровать и закрыл лицо руками. Мне было одновременно страшно от того, что происходит с моим сознанием, и противно от собственной слабости. Появилось доселе незнакомое мне чувство – стало казаться, что мое тело уже не полностью принадлежит мне. Это буквально самое ужасное чувство, которое только можно испытать – когда ты не ощущаешь спокойствия даже в собственном теле, то тут уже недалеко и до петли.

Мысли сжирали меня. Я не мог понять, когда все пошло не так и как все исправить, у меня не было ни малейшего понятия, имею ли я все еще право называться человеком или теперь я просто животное. Сердце начало биться чаще, а дышать стало намного тяжелее.

«Какие мы нежные. Господи, как ты мне противен, ничтож…»

– ЗАКРОЙ СВОЙ ПОГАНЫЙ РОТ! – закричал я неожиданно даже для самого себя и сразу же зажал рот руками. К моему счастью, звукоизоляция здесь достаточная и никто мой возглас не услышал, вероятно, по этой же причине никто не услышал, как кричала Змея.

«Что же будет с тобой, когда ты зайдешь в галерею», – произнес с некой насмешкой голос. Я дрожащими руками потянулся к лежащему в кармане телефону и зашел в галерею. Там была видеозапись длинной в чуть больше, чем двадцать минут.

Я начал смотреть. Мне казалось, что мое сердце не начало биться быстрее, а просто остановилось, дыхание перехватывало каждое мгновение, я весь дрожал, страх полностью окутал мое сознание. Из глаз начали литься слезы, во рту пересохло. Я знал, что должен был, но просто не мог оторвать взгляд.

На видео я – Давид Менс – собственноручно убиваю Рененут, выдавливаю ей глаза, вспарываю живот, ломаю кости, вбиваю в ее руки гвозди, пишу ее кровью послание, но самое ужасное – я все это время улыбаюсь, иногда даже смеюсь. Когда запись закончилась, то у меня уже не осталось никаких сил и я просто отложил телефон и заплакал. Первой моей мыслью было что же обо мне подумает Сабрина, когда узнает обо всем, а второй, что я убью себя.

«Не убьешь, я тебе не позволю, это как-никак и мое тело тоже, так что впитай и смирись, ничтожество»

Я встал и взял пару таблеток, которые мне прописала Марго. Я проглотил их так, без воды, все равно никакой разницы. Голос разразился смехом. «Действительно думаешь, что тебе это поможет? Какой наивный».

– Закройся, пожалуйста.

«Я оставлю тебя, когда найду свой Кадуцей».

Отчаяние и подготовка

Мне стало невыносимо жить. Я ненавидел себя и все, что со мной связано, винил себя во всех бедах людей, с которыми был знаком, я старался принизить себя так, чтобы суметь оправдать ту жестокость, с которой я убил Змею. Я не могу сказать, что меня не обрадовала ее смерть, однако она точно не заслужила такого. Та ненависть, что сидит внутри этого голоса, откуда она? Ведь он знает не более моего, так почему мой опыт так на него повлиял? Почему он настолько жестокий?

Несмотря на то, что я задавался вопросами, и даже надеялся получить на них ответ, он молчал, и это только сильнее раздражало. Судя по всему, ему потребовалось много сил, чтобы исполнить эту выходку, а это значит, что хоть какое-то время я смогу пожить спокойно. Боже, как бы я хотел вернуться в объятия Сабрины.

Весь оставшийся день и всю ночь я провел в одиночестве, ко мне никто не заходил, я даже подумал, что они все узнали и просто ждут подходящего момента, чтобы арестовать меня, однако, к счастью, я ошибся. Двадцать восьмой час моего бодрствования был ознаменован приходом Амикуса.

– Ты хоть спал? Выглядишь уж… – начал было он. Я закатил глаза и тут же перебил его:

– Нет. Не спалось, зачем зашел?

– Жаль, потому как силы тебе понадобятся, ближайшие пять дней у тебя будет экспресс-обучение обращению с огнестрельным оружием, небольшой курс самообороны и подготовка к встрече с Китобоем. Через неделю ты отправишься к нему и попробуешь что-нибудь узнать о готовящемся собрании. Мы также изготовим тебе маску, чтобы избежать нежелательных встреч, есть какие-то предпочтения?

– Понял, да, – я дал Амикусу распечатанную фотографию, где была белая маска, на которой вокруг отверстий для глаз были черные круги, от них симметрично в противоположные стороны шли сужающиеся и закручивающиеся линии.

– Интересно, у нее есть какое-то значение?

– Это означает «отчаяние».

– Ладно, в общем, чтобы через час был готов, я пойду.

Я лишь кивнул. Еще где-то с минут десять я просидел неподвижно, просто залипая в одну точку. Было очень тяжело переступить через себя и наконец встать. Когда же у меня уже наконец получилось подняться, я направился сначала в туалет, а после пошел в столовую, потому как голод все-таки одолел меня. Не сказать, что еда, которую там подавали была деликатесом, однако хоть что-то. Я заметил, что за последние несколько дней здесь порядком прибавилось людей: теперь в столовой находилось порядка полутораста человек.

Постепенно мне становился понятен масштаб той ситуации, в которой оказался мой родной город: его буквально отрезали от остальной страны, теперь при совершении поступков руководствовались не моралью и буквой закона, а только личными интересами и жаждой продвинуться по рейтингу организации. По моему телу пробежала дрожь, и пускай я не мог принять самого себя, но решил, что все-таки жизнь горожан стоит выше моих эмоций. Это, пожалуй, самое мое альтруистичное решение за жизнь.

Где-то полчаса я провел, тыкая вилкой в бедные макароны, лежащие у меня на тарелке. Сознание полностью покинуло меня и полетело познавать тщетность бытия и скоротечность времени, однако хлопок по спине вернул меня в чувства.

– Смотрю, аппетита у тебя вообще нет, – послышался мне знакомый и даже уже несколько родной голос Марго. Я повернул голову в ее сторону, и меня одарили лучезарной улыбкой, которая хотя бы на мгновение смогла облегчить ту ношу, которую я себе сам придумал. Я постарался улыбнуться в ответ, но, кажется, что получилось у меня не так хорошо, как я планировал. Девушка села рядом со мной и обняла меня.

– Слушай, я знаю, что тебе тяжело, и знаю, что ты, скорее всего, винишь себя во всех тех смертях, которые сопровождают тебя, но, пожалуйста, не сдавайся, я верю, что ты справишься. Ты нам очень нужен.

Возможно, она предполагала, что эти слова должны мне помочь продолжить бороться, что благодаря ее поддержки мне станет легче, однако она ошиблась. Ее словами отдались ножевым ранением на моем сердце, а мое лицо исказила гримаса отвращения. Вся столовая начала казаться мне полна гнилых людей, я начал видеть, как из них всех льется ненависть, я почувствовал, как Марго втыкает мне нож под ребро. Я готов был поклясться, что видел, как у этого милого, на первый взгляд, создания вырастают дьявольские рога и хвост. Она подняла на меня взгляд, и я увидел, как ее глаза залились кровью, а зрачки стали прямоугольными.

– Убери свои лапы, ведьма, – мне показалось, что мой голос звучит несколько иначе, вернее это был уже не просто мой голос. До моих ушей доходили вибрации не одного, а десятков голосов, произносящих мои слова в унисон, я ощущал, как чувство презрения к этой девушке переполняет меня, мне стало невыносимо тошно находиться рядом с ней, а в сознании зависла одна мысль: «УБЕЙ ЕЕ, УБЕЙ ЕЕ, УБЕЙ ЕЕ». Я слышал, как доселе ненавистный мною голос ласкал мой мозг предложением, от которого я просто не мог отказаться, однако благодаря усилию воли, порыв к свершению публичной казни был подавлен.

Мне Марго все еще виделась в образе дьявола, однако на самом деле, на ее глазах начали наворачиваться слезы, но меня это никак не трогало. В последнее время я уже утратил понимание своих эмоций и, в целом, потерял связь с организмом. Меня уже мало волновали другие люди, и, хотя я понимал, что мне не стоит от них отдаляться, сейчас я не мог ничего с собой поделать. Мне топила привычка вывозить все в одного.

Поднявшись из-за стола, я направился в комнату, где должна была начаться моя физическая подготовка. Пока я шел по коридорам, которые словно линии метро петляли из стороны в сторону, мне стало предельно ясно, что никому я не нужен здесь, все лишь хотят моими руками устранить всех адептов «Звезды», сделать на них облаву и превратить меня в козла отпущения. Ярость заполнила мою грудь, она мешала дышать, мешала сердцу перекачивать кровь, напряжение в мышцах росло, и я чувствовал, что первый же встреченный мною человек отправится к праотцам.

Еще один поворот, и вот он – долгожданный мальчик для битья. Довольно высокий парень оборачивается, бросает недокуренную сигарету на пол, наступает на нее и поднимает на меня взгляд. Мои ноги затряслись, к горлу подступил ком, а сердце начало в бешенном темпе гонять кровь, чтобы мозг все-таки смог отличить реальность от больного воображения. Мои глаза начали слезиться, я отчаянно пытался поверить в то, что это лишь ошибка моего сознания, но где-то в глубине все-таки теплилась надежда, что это происходит наяву. Я упал на колени.

– Скажи же, это все взаправду? – спросил я сквозь слезы, стараясь поднять взгляд.

– Конечно, нет. Давид, как бы я не хотел быть рядом, но сейчас я всего лишь иллюзия твоего сознания, прости, – произнес Артем и поднес руку к моей голове. Я закрыл глаза, стараясь сделать эту иллюзию максимально реалистичной, и у меня получилось. Я почувствовал, как он потрепал мои волосы, но когда открыл глаза, то уже находился в коридоре один.

Поднялся я, наверное, еще спустя только минут пять. Мои руки дрожали, а в горле было сухо, до меня все-таки дошла усталость, что накопилась за бессонную ночь, а желудок начал громко давать о себе знать, ведь я так и не притронулся к еде, более того мне стало ужасно стыдно за то, что я сказал Марго. Судя по всему, мое сознание начало приходить в норму, и моя светлая сторона решила использовать образ лучшего друга, чтобы как-то вернуть мне человеческие чувства. Добрел к Амикусу я с трудом, но, к моему счастью, мне не пришлось ничего говорить.

– Вижу, что тебе тяжело. Здесь есть еда, перекуси и ложись здесь же спать. Умбра настоял, чтобы мы просто обучили тебя обращению с огнестрелом, все равно тебе нужно лишь разузнать о встрече членов секты, а дальше мы все сделаем сами, поэтому тебе осталось лишь встретиться Китобоем и разговорить его, – сказал он и улыбнулся, на моих глазах опять начали наворачиваться слезы. Только сейчас я смог осознать, насколько дорог стал мне этот человек, мне начало казаться, что он стал мне отцом, которого так не хватало.

– Спасибо, – ответил я, утерев слезы, и быстро перекусив, лег спать. Заснул я в то же мгновение, когда моя голова коснулась подушки. К счастью, мне не снилось абсолютно ничего, я просто отдыхал, впервые за долгое время, как мне показалось. Проснулся я ближе к полудню, проспав, в итоге, чуть меньше двадцати часов. Подъем был тяжелым, но это напомнило мне мои университетские будни, стало немного тоскливо, но где-то внутри теплилась надежда, что, когда все кончится, я все-таки смогу вернуться в университет и продолжить обучение.

Рядом с кроватью, на столе, лежала записка.

«Как только проснешься, иди в столовую и поешь, потом иди в тир».

Так я и поступил. Поднявшись, направился по этим уже несколько ненавистным коридорам в столовую. Стены пустые, и глазу не за что зацепиться, однако я упорно стараюсь сохранить разум в теле и не дать ему улететь куда-то далеко за пределы Земли. Мысли в голове сменяются одна за одной, но ничего не застывает более чем на миг, что, конечно же, меня радует. Этот поток размышлений дарит какое-то неописуемое спокойствие, которого я уже давно не испытывал. Кажется, это называется безмятежность. Так приятно.

Придя в столовую, я беру еду и направлюсь в сторону стола, где сидел вчера, а в голове сразу всплывают картины вчерашнего дня.

– Надо будет зайти к Марго извиниться, – говорю я себе под нос и меняю направление к другому столу. На удивление, несмотря на воспоминания о вчерашнем дне, я достаточно ровно дышу и ничего меня не тревожит. Где-то далеко боль отдается эхом, но оно такое тихое, что можно закрыть на него глаза.

Еда показалась мне несколько постной, но вполне съедобной. Наконец расправившись с блюдом, я отправился в тир. Чем ближе он становился, тем отчетливее слышались выстрелы, видимо, даже несмотря на великолепную звукоизоляцию, кое-что все-таки слышно даже сквозь закрытую дверь. Когда я вошел в тир, то увидел там Амикуса, сидящего где-то в углу в наушниках, занимающегося своими делами, и Марго, стреляющую из «Глока-семнадцать».

Помещение было не особо большим. С правой стороны от входа было несколько стендов с самыми разными видами оружия, а слева было пять или шесть деревянных ящиков с неизвестным содержимым. Где-то в двух метрах от входа была длинная стойка, рядом с которой и стояла Марго. Сами же мишени находились у дальней стены, где-то в метрах семи-восьми от стойки.

Рядом со входом также висели наушники, они-то и помогли мне спасти голову от неизбежной боли из-за громкости выстрелов. Надев их, я облокотился на стену, рядом со входом и стал наблюдать за Марго. Девушка стреляла много, но только из пистолета, ее лицо искажала гримаса ненависти, однако на уголках глаз собирались слезы. С каждым выстрелом она как будто становилась только злее. Выстрелы становились все громче и громче, мне даже показалось, что они начали отдаваться эхом где-то на подкорке моего мозга. Вскоре патроны кончились, и Марго отложила пистолет, выдохнув.

– Как меня это все за… – прервалась она, когда увидела меня. В воздухе повисло неловкое молчание, а Амикус упорно делал вид, что его тут вообще нет.

– Я хотел извиниться…

– Ага, да-да, мне очень не наплевать, – произнесла она и вышла из тира, кинув наушники на стул в углу комнаты. Я дернулся, чтобы пойти за ней, однако тут же передумал.

– Дай ей время успокоиться, – произнес Амикус и поднялся со стула. Подойдя ко мне, он вручил мне револьвер Артема, и по моему телу пробежала дрожь.

– Думаю, лучше, чтобы он хранился у тебя.

– Д-да, наверное.

– Ну что, приступим к твоей подготовке? – подытожил он, а я лишь кивнул, все мое внимание было приковано к револьверу, мне показалось, что я вернулся в тот самый день, в седьмое февраля.

Охота

Следующие пять дней проходили полностью одинаково. Полдня я проводил в тире, полдня мы обсуждали план, а я все считал дни, когда наконец вернусь к привычной жизни, когда наконец смогу вновь поцеловать Сабрину. Благодаря связям Умбры мы смогли договориться с Китобоем о встрече в его доме в области города. Амикус решил, что существует не такое большое количество вариантов развития событий: либо мы сможем с ним договориться, либо я там же с ним и расправлюсь. К моему удивлению, мораторий на совершение мной убийств был снят до конца операции, меня это, правда, никак не обрадовало, однако я почувствовал, что голос посмеялся, получив эту новость.

Собственно, сами встречи с голосом стали происходить куда реже, не могу понять это из-за того, что я начал пить таблетки, или из-за того, что он просто устал, но в любом случае это не может не радовать, хоть на какое-то время у меня появилось что-то наподобие спокойствия. Хотя оставалось одно дело, которое глодало мою совесть: я все еще не извинился перед Марго.

– Кажется, сейчас – самое время это сделать, завтра-то я еду на переговоры, – рассуждал я сам с собой в комнате.

Медленно поднявшись, я отправился просить прощения во второй раз. Не сказать, что я питал большие надежды, так как на протяжении всей подготовки Марго смотрела на меня так, словно я пустое место, хотя временами я замечал между тоннами ненависти грусть во взгляде. Тем не менее сейчас это не имело значения, я должен попробовать извиниться во второй раз и коли меня отвергнут, то так тому и быть.

Я постучался в комнату девушки.

– Открыто, – послышался нежный голос. По мне пробежали мурашки. Эта нежность пробралась куда-то слишком глубоко и задела слишком большое количество триггеров. В моем сознании появилась Сабрина, и мне стало не по себе. Я снова задумался, какого ей сейчас, что между нами и что я на самом деле чувствую. Я понял, что действительно хочу быть с ней и что люблю ее, да вот только мне было страшно брать на себя ответственность за это и за все те поступки, что я уже успел натворить, мне хотелось исчезнуть, хотелось избавиться от бремени быть любимым. То, чего я так долго жаждал, стало моим проклятием. Какая ирония.

Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов в надежде, что смогу успокоить свое разбушевавшийся разум. Вместе с кислородом в кровь поступала небольшая доза покоя, а с углекислым газом выходил страх и неуверенность. Я решил, что должен переступить через себя и при первой возможности, наконец, поговорить с Сабриной.

Войдя к Марго, я застал ее переодевающейся. На моем лице появился легкий румянец, чего, правда, нельзя было сказать про девушку, ее лицо выражало только безразличие. Она стояла спиной к двери напротив зеркала в одном только нижнем белье, если точнее, она застегивала свой бюстгальтер, что у нее явно не очень получалось, а вокруг таза было обвито полотенце, так что моему взгляду было не за что зацепиться, правда, на пару секунд я все-таки впал в ступор и просто смотрел на девушку.

– Долго пялиться собираешься? Помоги лучше, – произнесла она, а лишь и смог, что кивнуть и без лишних слов помочь девушке, застегнув ее лифчик.

– Спасибо, а теперь, зачем ты пришел?

– Извиниться, в прошлый раз-то не получилось, поэтому решил попробовать еще разок.

Девушка усмехнулась, а потом впервые за несколько дней искренне улыбнулась. По крайней мере, мне так показалось.

– Ты прощен.

– Так просто?

– Я смирилась с тем, что мне разбили сердце, ну и к тому же я не могу обижаться на тебя, ты слишком хорошенький, – она скользнула рукой по моей щеке к затылку и, притянув меня к себе, поцеловала. Сопротивление я не оказывал, хотя должен был. Когда ее губы коснулись моих, тепло разлилось по телу, я почувствовал, как ноги становятся ватными, а сознание мутнеет, как будто на ее губах был афродизиак⁵. Я старался держать себя в руках, но это было очень сложно.

– Афродизиак? – спросил я, наконец оторвавшись от поцелуя.

– Тц, ты быстро догадался, – она усмехнулась. – Ну, что? Подействовал?

– Нет, – произнес я, подавляя все видимые признаки бесконечного желания изучить все плоскости и углы вместе с ней. В глазах девушки проступила небольшая грусть, но я не обратил внимания на это. Я направился в свою комнату, завтра мне предстоял долгий день и нужно было отоспаться.

К моему счастью, на меня применили не самый сильный препарат и мое либидо успокоилось где-то в течение получаса после поцелуя. Однако, даже учитывая это, сладкий сон ждал меня только в мечтах. Разум никак не мог успокоиться и был в предвкушении завтрашнего дня. Чтобы не быть съеденным своими же мыслями, мною было принято решение устроить себе перекур и насладиться прохладой весенней ночи. Взяв пачку «Харвеста» и накинув на себя куртку, я отправился на улицу.

Внешний мир одарил меня приятной прохладой, по которой я успел так сильно соскучиться, пока все это время готовился к визиту к еще одному адепту. Тяжелый вздох, пар, поднимающийся в небо, сигарета, щелчок зажигалки, тяга и дым. С каждой секундой, проведенной на улице, усталость все больше одолевала меня, но холод держал меня в сознании.

Луна освещала безжизненное поле, посреди которого я находился. Дрожь прошла по телу. Еще затяжка. Вокруг так пустынно, что аж непривычно, после города, который был мне родным, так тяжело находиться в тишине. В сознании снова появился образ Сабрины. Еще затяжка. Слеза потекла по щеке. Я постепенно начинал себя корить за все, что успел совершить за это столь непродолжительное время. Может, она и не любит меня уже? Я бы не любил. Да собственно и не люблю.

Где-то пролетели птицы. Руки так замерзли, что я их уже не чувствую, видимо, пора уходить. Но здесь так хорошо. Еще тяга. Ладно, со всем разберусь… Надеюсь. Сейчас самое важное – разобраться с Китобоем. Докурил. Бросил бычок. Пошел спать, к черту это все.

Проснулся. Какая жалость. Я встал и направился на выход из комнаты. Открываю дверь и… у меня гарпун в сердце. Харкаю кровью и падаю на колени. Неприятное ощущение жжения в груди. Поднимаю взгляд, передо мной человек без лица. Вернее, лицо у него закрыто белой маской с черными полосами. Сознание покидает мое истощенное тело. Кажется, я…

Проснулся. Повезло, все-таки просто сон. Встаю, переодеваюсь и направляюсь к выходу. От греха подальше решаю отойти от двери и открыть ее после. Ничего. Прохожу через дверной проем. Выстрел и я чувствую, как пуля врезается мне в мозг и проходит насквозь черепную коробку. Тело упало замертво.

Проснулся. Черт, что это было? Ладно, кажется, теперь все по-настоящему. Встаю, переодеваюсь, заправляю кровать, но решаю не выходить из комнаты. Течение времени не ощущается от слова совсем, стоит гробовая тишина. Я прислушиваюсь.

– Выйди из комнаты, соверши ошибку, – слышится мне монотонный голос за дверью, у меня перехватывает дыхание и единственное, что получается сказать:

– На улице, чай, не Франция.

Удушье отступает, и я слышу удаляющиеся шаги. Сердце бешено колотится. Еще минут десять, а может и пару часов, я просто прихожу в себя. Вроде бы ничего такого, но на меня накатил животный страх. Дышать тяжело, не могу сосредоточиться. Резкая боль в груди. Сердечный приступ.

Проснулся.

В мою комнату заходит Амикус и, улыбаясь, говорит:

– Когда ты уже из комнаты выйдешь? – доносится до моих ушей. А после я слышу уже голос своего убийцы из сна:

– Когда ты уже совершишь ошибку?

Я вижу, что Амикус говорит совсем другое, но не могу сфокусироваться, бросает в дрожь.

– …… В общем, тебе тут письмо, кажется, от Китобоя, – он протягивает мне конверт, и я дрожащими руками беру его. Конверт выглядел старым и дорогим, а посередине красовался красный сургуч с изображением кита, проткнутого гарпуном.

Проходит пару мгновений, и я осознаю, что один из адептов секты каким-то образом смог передать письмо на секретную базу без каких-либо проблем. В горле пересыхает.

– Мне стоит интересоваться, как он смог отправить письмо сюда?

– Не-а, это бессмысленно, мы и сами не знаем, как он на нас нашел.

Я вздохнул, вскрыл конверт и принялся читать:

«Дорогой Давид,

Прошу прощения, за, возможно, не самое подходящее время для этого письма, однако в преддверии нашей скорой встречи обязан сообщить тебе некоторую информацию, но сначала отвечу на вопрос, который, должно быть, возник у тебя.

Найти вас не составило мне труда, ведь за тобой я слежу еще с момента смерти Анастаса, которого я, правда, не очень любил, однако он все еще был одним из адептов «Семиконечной Звезды», потому для предостережения себя от твоего визита вынужден был приставить к тебе человека, за что в настоящий момент прошу прощения, ведь не гоже честному гражданину нарушать право человека на личную жизнь, надеюсь на твое понимание.

Так или иначе пишу я для того, чтобы попросить тебя на сегодняшней встрече быть спокойным. Я осведомлен, что у тебя присутствуют некоторые проблемы с душевным здоровьем, потому заранее уведомляю, что наша встреча будет проходить в дружеской обстановке, ведь я уже некоторое время подумывал пойти на переговоры с тобой, однако подходящего момента не представлялось. В общем, надеюсь, что мы придем сегодня к решению, которое устроит каждого из нас. Жду тебя у себя!

Смиренный Китобой».

Сказать, что я был поражен – это ничего не сказать. Мало того, что этот человек вот уже пару месяцев следит за мной, так он еще и, кажется, согласен на переговоры, в чем, правда, еще предстоит убедиться.

– Аккуратный почерк, да и Китобой, кажется, вполне образованный человек. Надеюсь, переговоры пройдут успешно, – резюмировал я.

– Не забывай, что каждый из адептов должен получить по заслугам, потому, если получится, узнай кто этот человек, нам нужно будет взять его.

– Хорошо, кстати, я же могу потом вернуться в общагу? Мне очень надо кое-кого увидеть.

– Да, как узнаешь, когда будет встреча – ты свободен.

Где-то до полудня я был предоставлен сам себе, однако ничего конкретного я не делал, лишь слонялся по базе, да обдумывал, что сделаю, когда закончу с этой миссией, но мысли мыслями, а время выполнять задание подходит. Мы поднимаемся с Амикусом на поверхность, я достаю сигарету, и мы, перекурив, садимся в машину и едем еще дальше от города, в лес.

Меня несколько удивило, что человек, взявший себе прозвище «Китобой», живет в лесу, однако, как вполне справедливо заметил Амикус, в этой части страны нигде нет ни моря, ни китов, разве что в океанариуме. Особняк был большой, трехэтажный, построенный из бревен. Выглядел он внушительно и очень дорого, входная дверь была украшена резьбой и на вид была неимоверно тяжелой. Я позвонил в старинный звонок, что висел рядом, и практически в тоже мгновение раздался приятный уху мужской голос, как будто из какой-то рекламы.

– Приветствую, Давид. Господин Амикус, Вас прошу остаться на крыльце и подождать возвращения моего друга. Не сочтите за грубость, просто это приватная беседа.

Амикус кивнул, и послышался щелчок где-то в районе замочной скважины. Я потянул дверь, и она, на удивление, с легкостью поддалась. Войдя, я лицезрел достаточно гротескную картину. Изнутри особняк казался куда больше, чем снаружи. Я стоял в длинном коридоре, на стенах которого то тут, то там висели головы китов, нарвалов, кашалотов и прочих морских существ. На самих стенах красовалась та же резьба, что была и на двери, только теперь она словно складывалась в картинку с сюжетом. Мне виделись моряки, которые сквозь шторм пробираются на своем корабле. Свет начал мигать, а мое сознание словно начало пульсировать.

– Только не сейчас… – прошипел я, но, кажется, это не помогло.

«Сейчас», – раздалось у меня в голове.

Неожиданно их всех окон, щелей меж досок, из-под дверей полилась вода, которая стала быстро заполнять особняк. Не прошло и минуты, как уровень воды достиг моей груди, свет погас, а я увидел, как что-то и кто-то промелькнул в этой пучине. Уровень воды уже достиг моей шеи, а ее температура начинала падать. Было тяжело держаться на плаву, и вскоре, когда вода достигла потолка, я совершил последний вдох.

При каждом движении конечности я чувствовал, что еще чуть-чуть и судороги пронзят каждую мышцу моего тела. Где-то рядом промелькнул нарвал. Воздух постепенно начинал заканчиваться. Пузырек воздуха поднимался из моего рта. Еще один. И еще. И еще. В глазах темнеет, тело опускается на пол. Чувствую, как вода заливается в мои легкие. С трудом получается сфокусироваться на том, что вижу. На расстоянии вытянутой руки вода уже превратилась в лед. Еще мгновение – и вода в моих легких также обратилась в свое твердое состояние, а мою грудную клетку разорвало.

Боль в груди пронзила меня. Я открыл глаза. Живой. Я лежал на полу, примерно в том же месте, где и в приступе. Подняться сразу не получилось. Ноги и руки меня не слушались, а боль в груди при каждом движении не облегчала мне задачу.

– Ненавижу эти приступы, всегда такие реалистичные, – пробубнил я сам себе и, опершись о стену, побрел дальше по коридору. Примерно к концу пути я все-таки смог выпрямиться. Заглянув за угол, я увидел Китобоя, сидящего на кресле в слабо освещенной комнате.