3.3.
Будто почуяв чужака, Та Сторона никак себя не проявляла во время нашей прогулки. За бамбуковой рощей, гулко постукивавшей на ветру и отбрасывавшей кружевную тень узких листьев, тянулась заболоченная низина. За ней снова луг, потом берег вздымался крутым оврагом, к краю которого вплотную подступал лес, тихий и сумрачный.
На наше счастье, берег не размыло, сильных ветров давно не бывало, и русло оставалось чистым до того места, где река широко разливалась и разбегалась множеством рукавов, огибая земли Той Стороны. Здесь мы поворачивали обратно.
Чуткий Евгений больше не поднимал в разговоре неудобных тем, и большую часть пути молча рассматривал все вокруг. Но я была уверена – когда настанет подходящий момент, он еще задаст мне множество вопросов. А пока Фредерик украдкой следил за каждым его словом и каждой улыбкой, обращенными ко мне, и я с запоздалой досадой понимала, что напрасно позволила ему присоединиться.
Как бы то ни было, реку мы осмотрели, и оба моих спутника остались вполне довольны поездкой. Мне же она навеяла странное чувство беспокойства и неясного ожидания чего-то. Это было мучительно, ведь жизнь моя давно проходила тихо и размеренно, но я вовсе не жаждала перемен.
Обед мы пропустили. Я распорядилась, чтобы нам с Евгением накрыли стол на веранде. В гостинице не осталось никого из постояльцев – в такой чудесный день они не пожелали сидеть в четырех стенах и отправились на прогулку или в город по делам. Официантка подала обед и удалилась, оставив нас наедине.
– Мне не стоило навязываться, да? – спросил Евгений после того, как мы доели суп в молчании. – Скажите честно. Не хочу быть для вас обузой.
Чтобы быть честной, мне бы пришлось признаться в том, что сама ищу повод быть рядом. И что мысль о его скором отъезде невыносима. Но даже если я об этом скажу, ничего не изменится.
– Подумать только, третьего дня вы уговаривали меня любой ценой отвести вас на Ту Сторону! – усмехнулась я, накладывая ему рагу. – Нет, Евгений, вы вовсе не обуза. Если бы ваше общество было мне неприятно, я бы нашла множество поводов его избежать.
– Выходит, вы проводите со мной время не только потому, что этого требует долг гостеприимной хозяйки?
– Склонность задавать неуместные вопросы не доведет вас до добра, – предостерегла я.
Он извинился и вновь замолчал. Во взгляде его при этом не было ни тени смущения, напротив, он рассматривал меня с нескрываемым интересом.
– Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь безобидном, – сказал он наконец и долил нам вина. – Обедать в полной тишине неуютно, вы не находите?
– С удовольствием. О чем же? – я сделала вид, будто задумалась. – Может быть, о вас?
– Обо мне? Неужели вы действительно хотите узнать меня… – он спохватился, прервался, виновато улыбнулся и продолжил. – Почему именно обо мне? По сравнению с вашей жизнью в моей нет ничего интересного.
– Все любят говорить о себе.
– Кроме вас, – заметил он, и когда я пожала плечами в ответ, неожиданно спросил: – Вы вообще себя не очень-то любите, ведь так?
Почти беззвучно ступая в мягких тапочках, вошла официантка. Убрала со стола, поставила перед нами чай и десерты и так же тихо удалилась. Я растерянно наблюдала за ее ловкими, умелыми движениями, радуясь, что не пришлось отвечать на очередной бестактный вопрос. Лилианн работала здесь столько, сколько я себя помнила, и дело свое знала в совершенстве.
– Милая девушка, – сказал Евгений, проводив ее взглядом. – Только очень серьезная. Я ни разу не слышал ее голоса и не видел улыбки. Она недавно у вас?
– Точно не помню, я была еще ребенком, когда она нанялась, – ответила я, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как вытянулось его лицо. – Старая школа, тогда считалось, что обслуга должна как можно меньше занимать внимание посетителей. Лилианн превосходно умеет скрывать свои чувства и быть незаметной, словно тень.
– Вы должно быть шутите? Или она начала работать еще подростком?
– Нет, у нее был достаточно большой опыт и хорошие рекомендации, – я и впрямь забавлялась от души. Очевидно, он слышал о Сёлванде и его жителях далеко не все. – Вы хотите спросить, сколько ей лет, ведь так? Свой возраст она не скрывает, поэтому я не выдам секрета, если отвечу. Лилианн разменяла шестой десяток. Так что отнеситесь к ней с должным почтением и вспомните об этом, если надумаете за ней приударить.
– И в мыслях не имел! – вскинулся Евгений, вызвав у меня смешок. – Но ведь ей на вид никак не больше тридцати! Вы действительно меня не разыгрываете?
Я клятвенно заверила, что это чистая правда, в чем он может лично удостовериться, поговорив с Лилианн. Евгений сказал, что не станет задавать даме подобных вопросов, и покосился на меня подозрительно.
– Мне тридцать два, не мучайтесь. Ну зачем вы так странно смотрите? Это же Сёлванд! Неужели не слыхали легенду о том, что на Той Стороне якобы можно разыскать источник вечной молодости?
– Как ни странно, в это легко поверить. Вы слишком умны для такой юной девушки, каковой кажетесь, – он продолжал смотреть во все глаза, и мне стало немного неловко. – А он в самом деле существует? Источник?
Я ответила, что не удивилась бы. О том, что на самом деле творилось на Той Стороне, никто не имел четкого представления. Но местные жили долго, почти не болели (по крайней мере, обычными для остального мира недугами) и старели невероятно медленно. Мои ровесники внешне почти не изменились с тех пор, как стали взрослыми. Возможно, кому-то и удастся жить вечно, но пока слишком мало времени прошло, чтобы об этом судить.
– Вот оно как, – медленно проговорил Евгений, кончиками пальцев поглаживая пустую чашку. – Теперь мне ясно, что имел в виду Ларс, когда говорил о флюидах.
– Неужели и вправду вам об этом не рассказывали? – я исподтишка всматривалась в его лицо, пытаясь понять, изменилось ли его отношение ко мне, когда оказалось, что вместо девицы лет восемнадцати перед ним почтенная дама.
– Я слышал только об исцелении. Возможно, просто не придал значения тем легендам, ведь меня интересовало другое… Уна? Что-то не так?
– Исцеление, замедление старения… все это правда. И Ларс тоже в чем-то прав: если достаточно времени провести рядом с Той Стороной, что-то в организме меняется, – вздохнув, я опустила ресницы. – Здесь все не так, Евгений. Но вы же говорили, что ищете что-то особенное.
– Получается, пока я остаюсь в Сёлванде, время и надо мной не имеет власти? – увидев, как я кивнула, он скривил уголок губ в усмешке. Кривой, горькой – даже ямочка на щеке не заиграла. – Так вот почему вы здесь никуда не торопитесь. Ну и какова она, вечная молодость?
– Ну, знаете ли! Мне всего лишь тридцать, а не триста!
– Простите. Я и сам не понимаю, как так получается, что я всякий раз задеваю вас своими словами. Меньше всего на свете я хотел вас обидеть.
Сказав это, он накрыл мою ладонь своей. Я ненароком подумала, какие у него красивые руки, длинные пальцы, как у пианиста. Сильные, сухие и теплые, и тепло это мгновенно побежало вверх под кожей, до самого сердца.
– Когда я родилась, мои отец и мать достигли весьма преклонных лет. Они давно смирились с тем, что детей им судьба не подарит, и готовились встретить мирную старость вдвоем, но за рекой стало происходить нечто странное. Тем или иным образом оно воздействовало на людей вокруг. Исцеляло, укрепляло тело, возможно, поворачивало возраст вспять… Как бы то ни было, я появилась на свет вопреки всем ожиданиям и даже законам природы.
Я перевела дыхание, подбирая слова. Меня зачали незадолго после того, как отец подрядился туда ходить. Одним из первых – мать рассказывала, что он вообще любил рискованные авантюры. А ровно через семь дней после моего рождения он ушел и не вернулся, даже его следов больше никто не видел. В какой-то мере я тоже детище Той Стороны, такая же зараженная, как земля за рекой, и дело вовсе не в том, что выгляжу моложе своих лет. Но я не хотела говорить Евгению об этом.
– Отец погиб, когда я была еще младенцем. Наверное, мать сильно горевала, во всяком случае, она так и не вышла замуж второй раз. С момента моего первого воспоминания о ней она ничуть не изменилась. Не постарела. Ее не мучали обычные для такого возраста недуги. Кто знает, не ей ли суждено было стать примером вечной жизни.
Если бы она не покинула Сёлванд. Я вспомнила о последнем письме к ней и запоздало спохватилась – нужно было написать иначе, я ведь не сказала всего, что важно, но уже не переделать, оставалось лишь ждать. Такое часто бывало со мной.
– Что же произошло? – тихо спросил Евгений. – Где она сейчас?
– Устала и уехала подальше отсюда. Туда, где сможет наконец нормально состариться и…
Я не смогла произнести это вслух, даже подумать. Да, мы много раз говорили перед отъездом, я поняла и приняла ее выбор, с тех пор прошло немало лет, а я все еще не могла.
– Уна, прошу вас, не плачьте, – оказывается, он все еще держал мою руку в своей, и теперь чуть сильнее стиснул пальцы, напоминая о себе. – Дорогая, не надо. Она же сама так захотела, разве нет?
С досадой на себя я смахнула с лица предательские слезы и промокнула ресницы платком, заботливо протянутым Евгением. Что же я делаю. Наверное, оно и к лучшему, что мамы здесь нет и она не видит, до какой степени я позволила себе распуститься.
– Прошу меня простить. Это нервное, – стараясь, чтобы прозвучало холодно, я выдернула ладонь из его руки. – Вы желали узнать, каково это, жить вечно, и я привела самый наглядный пример из пришедших в голову. Пока желающих испытать это на себе я не встречала. Может быть вы? Хотите?
– Хочу, – неожиданно ответил он звенящим от напряжения голосом.
Я встретилась с ним глазами и вспыхнула, ясно поняв, что он намекает на нечто совсем иное. Пусть робко и неуместно, но все же он сделал еще один маленький шаг навстречу, и сейчас ждет от меня ответа.
Третий день. Мы всего лишь три дня знакомы, как он может вести себя так!
– Вы не понимаете. Вы же ничего о нас не знаете. Ни о Сёлванде, ни о Той Стороне, ни обо мне. Совершенно ничего.
– Ну так расскажите! К чему все эти недомолвки и намеки, объяснитесь уже наконец! – воскликнул Евгений. – Пожалуйста, Уна.
– Я и без того наговорила достаточно. Сама не ведаю, зачем я это сделала, но что теперь, обратно не воротишь. Не провожайте меня. Увидимся за ужином.
Меня вдруг одолела непонятная усталость. С трудом удалось заставить себя подняться и войти в дом. Казалось, я двигалась в толще глубокой воды по дну океана, еще немного – и огромная холодная масса сомнет, опрокинет, стиснет грудь, отнимая дыхание. В пальцах возникло знакомое покалывание. Нужно бежать, скрыться, запереться на замок и никого больше не видеть. Пока не стало хуже. Пока я еще в силах владеть собой.
Губернатор и его дочка
4.1.
За ночь небо вновь затянуло тучами, перед рассветом зарядил дождь. После солнечного дня погода казалась особенно унылой, и настроение у моих гостей не задалось с самого утра. Эмиль курил трубку и жаловался Ларсу на ломоту в суставах, тот вежливо слушал, но при виде меня украдкой состроил скучающую гримасу.
Ханна и вовсе спустилась к завтраку с опозданием, оправдываясь потерей аппетита. В ее случае это означало, что завтрак будет состоять из пары чашек кофе и папироски – актриса строго ограничивала себя в еде, берегла фигуру.
Когда в холле появился Евгений, моим первым желанием было скрыться в кабинете, чтобы не видеть его и не говорить с ним. Увы, я не могла себе позволить подобных выходок, потому подчеркнуто вежливо поприветствовала его, не поднимая глаз.
Было неописуемо стыдно за то, что сорвалась накануне, и не хотелось подавать ложных надежд. К моему облегчению, он держался как обычно, не задавал лишних вопросов и не оказывал мне больше внимания, чем раньше. Но все же его присутствие тяготило.
Внезапно выручил Ларс. Он предложил Евгению поработать на свое ведомство, заявив, что уже послал запрос начальству, и сегодня должны доставить бумаги.
– Вам не придется делать ничего особенного, – уверял Ларс. – Просто занимайтесь своими фотографиями, вы же все одно собирались делать снимки Сёлванда и окрестностей. Но некоторые из ваших карточек я буду брать для отчета, а иногда просить вас сфотографировать что-то определенное.
– Звучит неплохо, но мне нужно подумать. Уточнить детали, – Евгений выглядел немного растерянным. Еще бы, такого никто из нас не ожидал. – Но почему вы сначала отправили письмо, а потом меня спросили?
– Полно вам, это всего лишь формальность. Письма сюда не всегда приходят в срок, к тому же я хотел дать вам время осмотреться. Соглашайтесь, деньги лишними не будут, а наше ведомство на расходах не экономит. Или вам неприятно мое общество?
– Что вы, я буду только рад побеседовать с вами, – возразил Евгений. – Но все же хотелось бы обсудить подробности после завтрака. Вряд ли они интересны всем присутствующим.
Эмиль возразил, что дела подождут – по случаю проливного дождя все утро планировали провести за бриджем. Ханна согласилась с ним, уверяя, что новичку игра непременно понравится, и она лично будет его учить.
– Вот увидите, через недельку-другую вы сможете с легкостью обыграть Ларса, – пообещала она. – Соглашайтесь! Тем более, Уна собралась в город, и вы просто обязаны ее заменить.
Перед таким напором вряд ли бы кто устоял, и Евгению пришлось смириться. Он робко предложил было меня проводить, но я ответила категоричным отказом.
– Я иду по делам и вряд ли смогу уделить вам должное внимание. В самом деле, замените меня. Если, конечно, у вас нет других планов на утро.
Однако я зря надеялась ускользнуть и не сталкиваться с ним чаще необходимого. Евгений поймал меня прямо на крыльце, застав наедине.
– Постойте! Выслушайте меня, это ненадолго, – сказал он, преграждая дорогу. Я потеряла дар речи от такого нахальства и не успела возразить. – Я не хочу, чтобы вы меня избегали. Но делать вид, будто ничего не произошло, тоже не намерен. Наш вчерашний разговор…
– Окончен, – отрезала я, придя в себя.
– Нет! – возразил он резко. – Он только начат. Мне многое надо вам сказать и о многом спросить, а у меня, увы, слишком мало времени.
– Вы правы, у вас нет времени на разговоры – вас ждут, – я застегнула плащ и накинула капюшон. – А что касается остального… Ни к чему это все, вы только зря растревожитесь, что совершенно недопустимо. На Ту Сторону нужно идти в спокойном состоянии духа.
– Неужели вы решились отвести меня туда?
– Да. За эти дни я узнала вас достаточно. Можем отправиться в любой подходящий день, хоть завтра. Скажите, как будете готовы, и я расскажу подробности. А теперь прошу простить, у меня дела.
Не дав ему опомниться, я сбежала с крыльца и быстрым шагом пошла прочь. Возможно, стоило бы подождать, но мне хотелось покончить с этим. Он все равно уйдет, и чем скорее, тем лучше.
Пока шла к городу, я все думала, не зря ли пообещала это. Вдруг он действительно попросится идти завтра же и прямо сейчас собирается в путь. Придется идти, а я сама не уверена, что готова. Но он еще может испугаться и попросить отсрочки – все они горят желанием попасть на Ту Сторону до того момента, как настает время отправляться туда. Или день окажется неподходящим, да мало ли, что может произойти!
– Госпожа Соммер! Меня хозяин за вами послали, к вам новые постояльцы прибывши, сейчас у нас изволят обедать и вас ждут! – скороговоркой прокричал осипший, разбойничий детский голос.
Откуда-то из-за кустов наперерез мне выскочил Бо, мальчишка лет десяти, служивший у хозяина единственного в Сёлванде ресторана. Остановился, тяжело дыша и уперевшись руками в острые коленки, одна из которых выглядывала из свежей прорехи в штанах. Щеку его украшала длинная царапина, а торчащее среди нечесаных грязно-русых вихров ухо налилось алым, как маков цвет.
– Идемте, они поторопиться просили, господин такой солидный, не меньше, чем генерал!
– Так торопился, что по дороге подраться успел? – насмешливо спросила я.
Этот паренек был тот еще шельмец, и владельцу ресторана, взявшего сироту на воспитание, не раз приходилось расплачиваться за разбитые стекла и ворованные яблоки. Маленький разбойник после этих трат пару дней не мог нормально сидеть, но едва следы от розги заживали, как он снова пускался во все тяжкие.
– А? Кто подрался? Я не дрался! – ответил он. – Это я через забор, путь срезать. Госпожа, давайте пойдемте, а то с меня три шкуры обещали спустить, если немедля вас не приведу.
– Хорошо, веди. Не хочу, чтобы по моей вине тебя в очередной раз выпороли. Посмотрим, что там за важная птица, которой не к лицу добираться до гостиницы самостоятельно.
Обычно те, кто посещал ресторан засветло, предпочитали сиживать на веранде, где листья винограда давали тень в солнечные дни, а в дождь одуряюще пахло скошенной травой, душистым табаком и розами.
Но таинственный гость предпочел остаться в душном полутемном зале. Бо шепнул, что сырость господину не по нраву. Подумав, что тяжело тогда ему здесь придется, я зашла внутрь и осмотрелась.
Прибывший с почтовым дилижансом посетитель выглядел солидно, Бо нисколько не преувеличил. И даже не из-за внешности, коей природа его не обделила – он был высок, обладал здоровой, сытой, приятной полнотой, роскошной бородой и бакенбардами. Весь его вид: осанка, жесты, манера держать себя – говорил о привычке к власти. С первого взгляда я смогла понять, что передо мной высокий чин.
Вместе с “генералом” обедала девочка. Наверняка родственница или хотя бы воспитанница, ведь такие господа абы кого с собой за стол не посадят. На вид ей было лет тринадцать. Румяная, с яркими губами и каштановыми локонами, одетая в розовое платье с оборками и шляпку, она походила на дорогую куклу. Но было что-то в ней нездоровое, неправильное. Я это даже не увидела, а почувствовала.
– Уна, дорогая, спасибо, что откликнулись так скоро, – зашептал господин Тофт, владелец ресторана и один из старожилов Сёлванда. – Видите моего посетителя? Это его превосходительство губернатор Нодеборга с дочкой. Он инкогнито, но вы должны понимать…
В этот момент губернатор перестал жевать и повернулся в нашу сторону. Словно передразнивая его, девочка тоже развернула голову, но, в отличие от отца, взиравшего на нас снисходительно, она никуда конкретно не смотрела. Будто вокруг нее была пустота, где не на чем остановиться взгляду.
– А вот и госпожа Соммер, ваше превосходительство! – ведя меня к важному посетителю и услужливо кланяясь на ходу, пропел господин Тофт. – Наша очаровательная хозяйка гостиницы.
– Эйнар Йессен к вашим услугам, – представился тот и посмотрел на нас недовольно. – А это Фрида, моя младшая дочь. И я еще раз предупреждаю: никаких чинов и званий. Я здесь как частное лицо.
– Как вам будет угодно, – отозвалась я, с трудом удерживаясь, чтобы не глазеть на девочку.
Фрида сидела напротив, и по ее лицу блуждало все то же равнодушно-умиротворенное выражение. Казалось, она была погружена в приятные грезы, и мы все привлекали ее внимание только если делали резкий жест или громко заговаривали. От нее просто веяло безумием, до той степени, когда присутствие душевнобольного ощущается не как близость человека, но чуждого, непонятного существа.
С некоторым усилием заставив себя отвести от нее взгляд, я подумала, что в этот раз спор о причине, приведшей нового гостя в Сёлванд, не состоится. Слишком она очевидна. Увы, не существовало чуда, способного помочь Фриде: можно вылечить болезнь, когда что-то в организме разрушилось или износилось, но вернуть то, чего не было изначально, невозможно.
– Мне необходим номер с двумя спальнями, желательно с большой ванной, – господин Йессен не стал тратить время на светскую беседу и приступил к распоряжениям. – У вас же имеются ванны в комнатах? К условиям я не требователен, но Фриде нужна собственная горничная, опытная и не болтливая. После обеда я буду ждать претенденток.
Пока он говорил, господин Тофт держал спину полусогнутой и приговаривал, что все будет исполнено. Мне показалось, будто он соскучился по важным господам, которым можно прислуживать. Наверное, в старые времена он получал неплохие чаевые за свою обходительность.
– Времени у нас немного, и я бы предпочел договориться с проводником сегодня же, – продолжал вещать его превосходительство. – Я понимаю, что здесь свои порядки, и не требую выйти в путь сей же час, но не мешало бы определиться с распорядком.
И этот туда же. Хозяин ресторана молча уставился на меня, ожидая ответа. Следом за ним губернатор тоже перевел на меня взгляд, и, не услышав обещания немедленно все исполнить, удивленно приподнял бровь. Но прежде, чем я успела что-то ответить, из кухни донесся грохот и звон – наверное официант уронил поднос с посудой.
Шум встревожил Фриду, до этого безучастно смотревшую в пространство перед собою. Кукольное личико скривилось в страдальческой гримасе, руки сжались в кулаки. Качнувшись вперед, она закричала. Громко, надрывно, долго – пока хватило воздуха, потом вдохнула и закричала снова. Отец подхватился, вскочил с места, склонился над ней, пытаясь успокоить, а она все кричала и раскачивалась, словно и не замечая его.
Казалось, это длилось очень долго: воющая больная, губернатор, с лица которого сошло высокомерное выражение, уступив место скорби и усталости, господин Тофт, бестолково суетившийся вокруг них. Пока в зал не заглянул Бо, привлеченный шумом.
Пару минут он с нескрываемым любопытством наблюдал за этой картиной, потом почесал затылок, порылся в карманах и достал оттуда яркую жестянку, моток шпагата и зеленое яблоко. Веревку и коробочку сунул обратно, яблоко протер о штанину и подошел к Фриде.
– Это тебе, угощайся, – сказал он, протягивая ей гостинец. – Меня зовут Бо, я из местных. А ты откуда?
Господин Тофт рванулся было к своему горе-работнику, как вдруг припадок Фриды закончился так же резко, как и начался. Она замерла, потом быстро выхватила яблоко из грязной мальчишечьей руки и с хрустом откусила кусок. Господин Йессен поморщился, но не стал отбирать у дочери сомнительный гостинец.
Я живо вообразила, как теперь будут проходить наши обеды, и вздохнула украдкой. Покою и уюту пришел конец.