Глава 2
Когда Аня вернулась с больничного, Лера уже ждала ее и была взвинчена. Курьер доставил конверт с договорами, но документы затерялись в компании. Просили прислать скан-копии, которые положено было делать перед отправкой. Копий не было. Аня честно призналась, что просто забыла их сделать.
– Аня, работа с документами – это твоя прямая задача, и к ней нужно относиться ответственно, – сказала Лера. – Ты должна была сделать стандартные действия. Взять документы, проставить печати, сделать копии. Наш договор передать в архив, а второй – отправить клиенту.
– Да, я случайно отправила им оба договора, – призналась Аня, не поднимая глаз. – И забыла их отсканировать.
– Надо быть внимательнее. Если тебе что-то непонятно, спрашивай.
– Мне все понятно.
– Что-то незаметно.
Аня снова хотела возразить, сказать, что она «не тупая» и все понимает, но промолчала. Побоялась, что это будет звучать слишком грубо, по-хамски, и тогда слово за слово недалеко и до конфликта. Аня себя знала. Стоит только выразить недовольство, как ее тут же кто-то затыкал, а потом она еще долго мучилась чувством вины. За то, что не сдержалась.
Ей стало жарко. Она дошла до кухни выпила стакан воды. Руки тряслись от непонятного напряжения. А еще хотелось плакать. Аня вернулась на рабочее место.
– На этот счет нужно поставить печать, – сказала начальница, положив распечатанный документ на стол Ане. – Не помню, на каком она этаже. Кажется, на десятом. Сходи, посмотри.
– Хорошо, – выдохнула Аня.
– И вот еще конверты. Отнести в отдел экспедиции.
Аня кивнула. Конверты были объемными, хоть и легкими. Нести их было неудобно. Того и гляди уронишь.
Она аккуратно вышла в коридор и вызвала лифт. В углу у раздевалки рос огромный резиновый фикус. Аня удивлялась, как ему удалось вырасти до таких размеров без солнечного света. Наверное, его привезли сюда уже таким. Интересно, сколько лет он рос, чтобы стать таким. Большой и красивый, растет в этом углу один. Аня смотрела на него и чувствовала себя еще более одинокой, чем этот офисный фикус. Она проработала в этом месте уже четвертый год, но ни с кем не подружилась. Ей даже кофе выпить было не с кем, не говоря уже о том, чтобы кому-то жаловаться на свои неудачи. Она знала, что все казалось бы не таким ужасным, если бы рядом был человек, способный ее услышать и понять. Но таких давно уже не было. Сама виновата.
Аня ждала лифт и складывала в уме два числа. Одиннадцать – столько лет она проучилась в школе. Не прыгая из третьего в пятый класс. Золотая медаль. Шесть лет на инженерном факультете. Четыре – на бакалавра. Два года в магистратуре. Получалось семнадцать. Аня проучилась больше половины жизни.
Работы были обычными. Так себе работами. Средние компании. Средняя зарплата. Очень средние должности, не требовавшие особых навыков и знаний. Хорошо, если оформляли официально. Значит, будут оплаченные отпуска раз в полгода и больничные, если нужно. Если неофициально, то тоже неплохо. Главное, чтобы платили и не обманывали. Деньги нужны всегда. Так что она не отказывалась от работы. Выбирать было некогда. Родители пенсионеры, младший брат еще школьник – нужно помогать.
Здесь Аня печатала документы, носила их на подпись, сканировала. А еще лепила наклейки на конверты и заказывала курьеров, чтобы те доставляли их клиентам. Работа не сложная. Должность стартовая. Есть много возможностей для карьерного роста. Так ей говорили на собеседовании. Верилось с трудом. Аня работала уже больше пяти лет после окончания института, но все еще оставалась «начинающим специалистом».
Аня прождала лифт десять минут и решила подняться пешком. Три этажа наверх. Она поднялась на один лестничный пролет и остановилась у окна. Оно выходило на старую гостиницу и железную дорогу. Аня знала, что если подняться еще выше, то будут видны электрички.
Вот бы бросить сейчас эту стопку и эту работу, сесть на электричку, и через два с половиной часа, к концу рабочего дня быть уже там – в доме на берегу реки, где еще семь лет назад она писала свою книгу. О девочке, которая рисует.
Семнадцать лет учиться, пять лет работать. И все это ради чего? Ради того, чтобы в двадцать шесть тебя отчитывали за то, что ты забыла отсканировать документ перед отправкой.
Глава 3
Аня пришла в себя, когда перед ней на стол приземлилась стопка еще теплых распечатанных документов.
– Ань, это нужно сделать до конца дня, – сказала Лиля, возвращаясь на свое место. – Я заказала курьера на завтра. А еще мне нужны сканы.
Только теперь Аня поняла, насколько пустой, неинтересной и бедной стала ее жизнь за эти пять лет. Она снова раскладывала по стопкам документы, скрепляла зажимами для бумаги, чтобы не перепутать, шлепала печать на подпись руководителя и ненавидела себя еще сильнее, чем пару часов назад. Через два часа все было готово. Аня хотела бы сделать быстрее, но у нее не получалось. Это был еще один повод ненавидеть себя.
За десять минут до конца рабочего дня она поднялась на одиннадцатый этаж, чтобы передать конверты на отправку. Аня заставляла себя ходить пешком по лестнице. Заметила, что начала поправляться. Она всегда была худой. Со школы носила сороковой размер. Иногда – сорок второй. Поэтому, пара лишних килограммов сразу становились заметными. Даже мама недавно сказала ей, что «живот висит», а папа подтвердил. Аня лишь огрызнулась, хоть это была правда. Она уже давно перестала быть ведьмой, которая ест и полнеет.
Аня передала конверты диспетчеру.
– Это на завтра, – сказала она.
– Это срочное? – спросила диспетчер. – У нас сейчас сложно с курьерами. – Потом посмотрела Ане в лицо, пытаясь узнать, и добавила. – А-а, так ты знаешь. Ладно.
Ане часто приходилось относить конверты за других сотрудников, поэтому она не всегда знала, насколько срочной была отправка. Диспетчеры уже привыкли, что эта новая бестолковая ассистентка вечно ничего не знает и махнули на нее рукой. Что с нее возьмешь, ассистентка. Вечная ассистентка. Невнимательная, ни на что больше не годная. Аня спустилась вниз на один лестничный пролет и остановилась у окна, которое выходило на Басманный район и железную дорогу. Она вцепилась в перила, с трудом сдерживая слезы. Оконные рамы вместе с перилами отбрасывали на лестницу четкие, геометричные тени. Аня сделала два глубоких вдоха, достала смартфон и сделала несколько снимков лестницы и теней. Ее даже немного удивило, как это простое действие успокоило ее. Как будто примирило с собой. Она спускалась дальше. На телефон пришло сообщение, прозвенев эхом на всю лестницу. Аня знала, что ей сейчас может написать только Лена, или Леша. Также она знала, что вряд ли напишут что-то интересное, поэтому не спешила доставать телефон.
Аня достала его только в лифте, когда собралась идти домой. Кабина лифта была стеклянной, одна из сторон выходила на улицу, так что можно было ехать и любоваться Басманным районом Москвы. Виды сбоку были скорее страшными, чем интересными. Так можно было видеть шахту лифта и соседние прозрачные кабины вместе с людьми. С улицы это смотрелось красиво.
Сообщений от Лены не было. Сообщений от Леши тоже. Было только одно сообщение с неизвестного номера. Должно быть, реклама, подумала Аня и открыла его. Внутри сообщения была просто фотография. Голубоглазая девушка, грива густых, каштаново-рыжих волос ниже пояса. Улыбается. На ней белая футболка с какой-то надписью на английском. Фото – как будто взяли со страницы интернет-магазина. В хорошем качестве. Что там написано? Аня немного увеличила фото, чтобы прочитать надпись. На футболке было написано «All women are created equal but only the finest become architects»
Наверное, это какая-то ошибка, подумала Аня. Или чья-то глупая шутка. Или случайное совпадение. Кто-то просто ошибся цифрой в номере телефона. Это ничего не значит. Архитектор… Столько лет прошло. Будь она архитектором, то у кабины лифта в этом бизнес-центре была бы только одна стеклянная сторона – та, что выходит на улицу. Аня стояла у метро, смотрела на эту фотографию и не замечала, что улыбается.
Глава 4
Саша провела в больнице два дня. Настя привезла ей одежду. Заказала такси до дома. Она ехала на заднем сидении, сдерживая слезы. В больнице Саша успела простыть. Казалось, что от кашля болит все тело.
Приехала в полдень. Открыла дверь своим ключом. Дома никого не было. Больничный продлили до конца недели. Чтобы чем-то себя занять, она собрала постельное белье и загрузила в стиральную машину. Потом налила себе чаю и включила ноутбук, чтобы проверить рабочую почту.
Поздравительные рассылки, фотоотчеты с мероприятий, важные письма по работе – на них Саша ответила сразу. Потом посмотрела фотоотчет – большинство кадров сделала она. Среди них было несколько фотографий Миши. Она снимала, когда он не видел. Ей вдруг стало стыдно, что глядя на фото этого мужчины в лиловой рубашке, она испытывает необъяснимую нежность, в то время как нужно переживать о не рожденном ребенке.
Среди писем также было объявление от директора департамента. Кто-то из коллег сдавал однокомнатную квартиру на северо-востоке Москвы, в районе ВДНХ. Не очень дорого, в пяти минутах от метро и до работы – всего тридцать минут без пересадок.
Картина с девушкой у моря высохла. Саша сфотографировала ее при дневном освещении и выложила снимки на Авито. Она не могла оставить ее в этой квартире, но и отвозить на дачу родителям не хотела. А вдруг получится ее продать? Цена символическая. Покупатель появился уже к вечеру. А на следующий день прислал курьера с деньгами. Саша отдала ему картину с чувством легкой грусти, но уже очень скоро забыла о ней.
Денис почти перестал разговаривать с Сашей. Когда он был дома, Саша старалась не попадаться ему на глаза. Она кожей чувствовала, как раздражает его. Ловила его брезгливый взгляд, когда кашляла. Он никогда не любил ее. Просто болезнь и недомогание проявили его отношение, как лакмусовая бумажка.
Прошло два дня, прежде чем она решилась рассказать обо всем Денису.
– Закрывайся, когда кашляешь.
– Я хочу быть честной с тобой, – сказала Саша, пропустив его слова мимо ушей. – Мне кажется, ты должен это знать, раз мы живем вместе.
– Что случилось?
Решительность начала покидать Сашу.
– Короче, я не могу иметь детей. Ну, то есть, не совсем не могу, придется долго лечиться. Не смогу выносить и родить. Я знаю, что ты очень хочешь детей, и не хочу тебя обманывать.
– Ты уверена?
– Да, я лежала в хорошей клинике.
– Может, сходишь в другую? Все иногда ошибаются.
– Не думаю, что они ошиблись.
Поначалу казалось, что Денис спокойно воспринял эту новость. Он курил на кухне и долго молчал.
– Я думаю, тогда нам с тобой лучше разойтись, – сказал Денис после паузы. – Это все очень серьезно для меня. Мне нужна здоровая жена, а ты… ты уж извини.
– Ну, можно ведь попробовать вылечить это… – возразила Саша и тут же пожалела. Будто уговаривала его, будто не хотела отпускать.
– Можно, но зачем?
– Действительно.
– Ты можешь пожить в моей квартире, пока не найдешь себе жилье. Мы все-таки не чужие люди.
– Я завтра же уеду.
– Вернешься к родителям?
– Пока нет, – ответила Саша. – Мне есть, где жить.
– Неужели?
Саша промолчала.
– На развод подам сам.
Саша ничего не ответила. Она быстро нашла письмо в рабочей почте. То самое, где коллега писала, что сдает квартиру на северо-востоке Москвы. Саша считала длинные гудки в телефонной трубке, надеясь, что эту однушку рядом с ВДНХ еще не сдали. Ответила девушка. Квартира была еще свободна. Они договорились о встрече на следующий день.
Эти три месяца нелегко дались Саше. Она перестаралась. Хотела как лучше и чтобы все сразу. А все из-за одного лишь звонка на номер, который временно не обслуживался… Все шло как надо.
Она шла от метро и представляла. А что, если бы она не включила ту старую сим-карту? Что, если бы не ответила тот настойчивый звонок Дениса?
Шел первый снег. Крупные воздушные хлопья кружились в воздухе. Рядом с концертным залом звучала «Jingle Bells» детскими голосами. Реклама рождественского шоу, с тридцатого декабря до десятого января. Она не была на работе чуть больше недели, а казалось, что месяц. Саша грустно улыбнулась. Она была рада, что у нее есть работа, что она не ушла, не осела дома, не поддалась давлению Дениса. Саша давно поняла, что работа спасает и лечит. Особенно, если она любимая.
У Саши не было аппетита. В перерыве она сидела у окна и бездумно наблюдала за тем, как зеленый эвакуатор увозил чью-то иномарку в неизвестном направлении. Саша готова была расплакаться в любой момент.
– Как ты? – спросил Миша, незаметно оказавшись рядом. Саша молча кивнула и отвернулась, чтобы не расплакаться при нем. – Я сейчас в аптеку иду и в магазин. Тебе что-нибудь нужно?
– Спасибо, я ничего не хочу.
Саша подвинула зеленое кресло ближе к балкону и села. Миша взял стул и молча сел рядом. Он ничего не говорил и не спрашивал, будто уже все знал. Саша была рада, что он не спрашивает.
– Эвакуаторы похожи на гигантских кузнечиков, – сказала Саша.
– Особенно зеленые, – ответил Миша. – А видела оранжевую уборочную машину с черными кружками, как у божьей коровки?
– Я называю их букашками. Они плохо убирают.
– Да, только пыль поднимают. Хочешь, кофе тебе принесу? Или чай. Там есть чай с медом и имбирем. Очень вкусный. И говорят, что от простуды помогает.
Миша говорил простуженным голосом и выглядел уставшим.
– Простыл?
– Уже месяц долечиться не могу. Кондиционеры. На таблетках. Мне нельзя сейчас болеть. Мероприятия до декабря расписаны.
– А я сегодня переезжаю. Одна. После работы поеду собирать вещи.
– Поссорились?
– Нет, мы расстались.
– Много вещей?
– Ну так, два чемодана, – улыбнулась Саша. – В отпуск и то больше вещей берут.
– Могу помочь. Я сегодня на машине.
– Хорошо.
Через полчаса на столе Саши стоял стакан ароматным чаем.
До квартиры в Новой Москве они добирались два часа по пробкам. Саша больше молчала и думала, чем говорила.
– Долго вместе были?
– Почти три месяца, – ответила Саша. – А знакомы три года. Он сын маминой подруги. Они хотели свести нас, но я сначала не хотела. У меня тогда был мужчина… Меня почему-то никогда не понимают с первого раза. Он три года ходил за мной.
– Почему стала жить с ним?
– Он был неплохим парнем. Надежный, проверенный. Много работает, хочет семью и детей. Нравится родителям. И любит меня. Вернее, казалось, что любит. Три года ведь не сдавался.
– Ты не любила его.
– Не любила. Непонятно только, почему сейчас так противно и больно. Я всегда была за то, чтобы не тратить время на людей, которые не стремятся провести его со мной. Но всегда скучала по тем, кому не до меня. Ничего не получается. Я не знаю, как правильно.
– Никто не знает, – сказал Миша. – Просто тебе не везло. Счастье в любви это в большей степени вопрос везения. Здесь не получается по заказу. Ты можешь быть самым лучшим, но это ничего не гарантирует. Ты ни в чем не виновата, Саш. Ты не похожа на других. На тех, с кем я общался раньше. Но ты лучшая девушка из всех, кого я знаю. Я это сразу понял, когда ты только пришла к нам работать… А потом ты пошла учиться и пропала. Ничего не сказала. Я долго жалел, что ничего не сделал тогда. Что не стал тебя искать.
– А я думала о тебе. Ждала, что ты позвонишь. Думала, что испугала тебя. Не нужно было рассказывать про эту глупую тату на плече.
– Я помню твою татуировку. Кстати, что с ней?
– Она все там же. Я боюсь ее удалять. Говорят, сводить татуировки еще больнее, чем делать.
– Я пойду с тобой.
– Будешь держать меня за руку и вытирать слезы?
– Буду. И мазать тебе плечо пантенолом тоже буду.
Саша поднялась наверх, открыла дверь своим ключом. Денис еще не пришел с работы. Два чемодана были уже собраны. Она забрала из холодильника две бутылки игристого вина, с трудом сняла обручальное кольцо, оставила ключи на тумбочке и захлопнула дверь.
Миша дожидался ее внизу.
– К родителям поедешь?
– Не сегодня, – ответила Саша. – Не могу представить, как им все это рассказать. Я сейчас не готова к этому разговору.
Саша достала из сумки связку ключей. На ней болтался старый брелок – похожий брелок ей однажды подарили в школе, когда она еще училась в шестом классе. Прозрачная пластиковая бабочка, внутри которой плескалась вода, и перекатывались разноцветные бусины.
– Я сняла квартиру на северо-востоке, – сказала она. – У метро ВДНХ. Всего полчаса до работы.
Миша помог ей перевести вещи на новую квартиру и освободился только в двенадцатом часу ночи. Саша стояла рядом. Хотелось протянуть руку, запустить в волосы, провести медленно по шее, потом по плечу, остановиться на минуту у тонкого запястья над часами, а потом переплестись пальцами.
– Спасибо, что помогаешь мне.
– Да не за что.
– Я даже не знаю, как тебя отблагодарить, – улыбнулась Саша.
Миша улыбался в темноте у подъезда и не спешил уезжать. Он привлек Сашу к себе и поцеловал в губы. Так же спокойно и естественно, как в первый раз. Она не хотела, чтобы он уезжал, но и предложить ему остаться не решалась.
– Целуемся у подъезда, как подростки.
– Я уже чувствую, что мне пятнадцать, – смеялся Миша и гладил Сашу по голове.
– Я не уверена, есть ли в этой квартире кофе и сахар. У меня с собой только белое вино, – рассказывала Саша, прижимаясь к его щеке. – Но ты ведь за рулем.
– Не переживай. Увидимся завтра. Поедем удалять твою тату.
Саша ждала лифт, который медленно спускался с пятнадцатого этажа, останавливаясь на минуту через каждые три. Другие два лифта не подавали признаков жизни.
Она поднялась наверх, открыла дверь, зажгла свет в комнате и посмотрела в окно. С шестого этажа была видна автобусная остановка и автомобиль Миши. Она ушла, а он все сидел там и не уезжал. Была пятница, без двадцати двенадцать ночи. Саша позвонила ему.
– Зайдешь? – спросила она. – Квартира сто двадцать четыре, шестой этаж.
– Буду через три минуты.
Саша видела из окна, как он вышел из машины и включил сигнализацию, как его темная фигура прошла по освещенной фонарем тропинке, и как хлопнула дверь, когда он зашел в подъезд.
Она редко оставалась одна. Ей это нравилось, но сейчас хотелось, чтобы кто-то был рядом. Кто-то близкий.
Глава 5
Аня начала подыскивать новую работу и ходила по собеседованиям. Она не знала, чего хочет. Ей хотелось просто бежать из страховой, а куда именно – не так уже и важно. Шла, куда приглашали. Просто ради любопытства. Посмотреть. Иногда успевала в обеденный перерыв.
Район был знакомым. Аня начала подрабатывать еще на третьем курсе, и за это время успела поработать в нескольких компаниях в разных районах города. Она плохо помнила, чем занималась. Опыт есть, а толку? Если бы не резюме, где было четко описаны обязанности, Аня вряд ли могла бы рассказать о себе на собеседовании. Зато она хорошо помнила места, улицы, дома, здания, дороги и переходы. Где-то ей нравилось, и было хорошо, а где-то не очень. Вот на Таганской и Марксистской ей нравилось.
Аня прошла по улице Солженицына, свернула на улицу Станиславского напротив церкви Мартина Исповедника и не спеша пошла дальше. Она и не думала, что ей будет приятно оказаться в этом месте, спустя почти пять лет. В том кирпичном здании с серой крышей она работала меньше месяца. Бизнес-центр «Фабрика Станиславского». Кирпичные здания в стиле модерн были корпусами бывшей золотоканительной фабрики, построенной в начале двадцатого века. Десять лет назад территорию реконструировали по проекту архитектурного бюро. Исторические здания восставили, а новые органично вписали в общую концепцию. Появился внутренний двор с уютной зоной отдыха.
В первый рабочий день Ане сделали пропуск. На фото она была красивой, но очень грустной. У нее сохранился этот пропуск. Лежал в конверте в нижнем ящике столе вместе со старыми банковскими карточками и студенческими проездными билетами.
Она бы с удовольствием зашла сейчас внутрь и выпила бы кофе на первом этаже. Она перешла на другую сторону улицы и сфотографировала здание бизнес-центра. До Товарищеского переулка можно было пройти через дворы. Всего пять минут по прямой. Несколько раз Аня ходила туда обедать – мимо старых домов со стеклянными лифтами снаружи. Ходила каждый день и всякий раз замедляла шаг, чтобы рассмотреть – и дом, и лифт, будто видела впервые. Задирала голову, фотографировала. Сама не знала зачем. Думала, что пригодится.
Теперь Аня снова шла через этот двор. Она была рада, что ничего не изменилось. В этом было одно из достоинство исторического центра. Старые дома на месте. Вместе с наружными лифтами. Рука невольно тянулась за смартфоном, чтобы сделать снимок. «Каркасно-стеклянная приставная шахта лифта» – вспомнила вдруг Аня. Именно так это называлось.
Аня увлеклась, рассматривая здания и фотографируя, что опоздала не только на собеседование, но и вернуться на работу до конца обеденного перерыва. Получила замечание от Леры.
Тогда она решила, что теперь будет ходить на собеседования после работы, или отпрашиваться на час раньше.
Бизнес-парк на улице Орджоникидзе Ане сразу не понравился. Она не хотела ехать на собеседование в лизинговую компанию, но улица и место ее заинтересовали. На этой улице, если идти в сторону Тульской, находился ее институт. Аня не была в этом районе больше пяти лет – с тех пор, как закончила институт.
Ради этого собеседования Аня отпросилась с работы на полдня, чтобы не возвращаться потом в офис. Назначили на четыре. Она рассчитывала освободиться через час, а потом прогуляться пешком до Шаболовской. Посмотреть, изменилось ли что-нибудь за это время.
Аня освободилась через двадцать минут и с облегчением вышла на воздух. По улице Вавилова прошел двойной синий трамвай. Точно такие же, только оранжевые, ходили здесь, когда она училась. На переходе светофор горел зеленым цветом. Можно перейти на другую сторону, пройти несколько десятков метров и выйти к метро Ленинский проспект. Аня помнила, что на той стороне раньше торчали водопроводные трубы, а над ними – небольшой железный мостик с лестницами, чтобы перейти. Теперь на этом месте был новый жилой комплекс и какой-то небольшой парк.
Она не стала переходить дорогу и пошла по улице Орджоникидзе, с каждым шагом узнавая знакомые места. Что-то осталось как было. Серафимовская церковь, Донской монастырь, кирпичная стена Донского кладбища. И огромный магазин «Спортмастер». Все точно так, как пять лет назад. Даже трамваи – и те были из прошлого
Здание института стояло все там же. Аня шла вдоль кирпичной стены Донского кладбища. Отсюда здание было видно почти полностью. С первого по седьмой этаж. Пять лет назад, когда она была здесь последний раз, колонны были белыми, а стены темно-бордовыми. Это здание было ярким пятном на фоне бледно-желтых и бежевых соседних строений. Оно было самым заметным на этой улице. Колонны остались белыми, а стены перекрасили в бежевый цвет. Теперь институт сливался по цвету с остальными зданиями. Все еще массивный и важный, но уже не такой заметный как раньше.
Дорога шла вниз под небольшим углом. Пройдя дальше, Аня заметила еще одно изменение. На месте, где раньше стояли Донские бани, построили жилой комплекс. Он показался ей слишком вычурным, похожим на дворец. Аня читала в интернете, что Донские бани собирались сносить, но не думала, что на этом месте уже успели построить новое здание. Больше не было аптеки, что находилась там же на первом этаже. Не было бара «У Николаича». И магазина, в котором они покупали пиво, тоже не было.
Аня дошла до перекрестка и отметила, что светофора нет. Здесь никогда не было светофора. Повернулась направо – проход к метро Шаболовская был перегорожен. За ограждением шла стройка. Кинотеатр «Алмаз» снесли, а на его месте строили новый развлекательный центр.
Она вдруг вспомнила, как ей грустно было раньше, когда она видела, как сносят старые здания. Именно в этом месте. Почти восемь лет назад все началось и закончилось. Если каменные строения могут так легко исчезнуть за пять лет, то что говорить о прошлом? У всего есть свой срок годности. Особенно у воспоминаний.
Аня обогнула стройку и медленно пошла в сторону метро. Вечернее солнце и заросли вдоль дороги рисовали на асфальте кудрявые тени. Аня скучала по Донскому району и институту. Даже по Юле и Дане скучала. Больше всего сейчас ей не хватало людей, которые еще помнили ее другой. Веселой, счастливой восемнадцатилетней, с кучей творческих идей и планов. Ее сил и энергии в то время хватило бы на несколько человек. А еще больше она скучала по себе. Той, какой была девять лет назад. Даже не верилось, что это все была она, а не кто-то другой.
Площадь у метро Шаболовская стала свободнее. Исчезли ряды палаток, где они с Юлей когда-то покупали пирожки с черникой, и магазины одежды. Старую трамвайную остановку заменили на красивую – стеклянную и прозрачную. Шуховская башня стояла на месте. Памятник архитектуры советского конструктивизма. Аня удивилась, потому что давно уже читала, что башню собирались демонтировать и поставить в другом месте. Семь секций, расположенных одна над другой. Каждая секция – самостоятельный гиперболоид, опирающийся на нижестоящий побольше. Такие конструкции несмотря на кривизну строятся из прямых балок. Столько лет прошло, а она все еще помнила это.
На часах было ровно шесть. Заходя в метро, Аня вспомнила, что уже полгода не навещала Антона. А еще, что перед уходом с работы забыла передать конверты на отправку в отдел экспедиции. Правда, это еще можно было сделать утром до десяти.
*
– Почему ты не отнесла почту в экспедицию вчера вечером? – с этого вопроса Леры началось утро. Она стояла рядом, упираясь тощими бледными руками в стол, и сверлила Аню узкими темными глазами.
– Потому что почту отправляют раз в день, – объясняла Аня, стараясь держаться спокойно. – В двенадцать, каждый день. Конверты с адресами они напечатали в семнадцать пятнадцать, я сразу их забрала, чтобы положить документы. Они были готовы без пятнадцати шесть…
– Почему ты не отнесла конверты вчера? – еще жестче повторила Лера, сильнее склоняясь над Аней. Она видела худые ноги в серых джинсах, замшевые сапоги на тонких шпильках, бледные плечи в майке, припудренные прыщи на лбу и не знала, как понятнее объяснить.
– Потому что почту отправляют в двенадцать дня! – снова повторила Аня, начиная терять терпение. – Я отнесла почту в экспедицию сегодня утром без пяти девять. Через три часа ее отправят. Если бы я отнесла ее вчера в два, в три или в пять, ее бы все равно отправили сегодня в полдень. Вчера, сегодня… Какая разница? Какого ответа ты от меня хочешь?
– Почему ты не отнесла конверты вчера?
– Потому что, – вздохнула Аня.
– Скажи мне, пожалуйста, это долго будет продолжаться?
– Что именно?
– Такое твое отношение.
Аня пожала плечами и разблокировала экран мобильного.
– Так, мне это надоело, – сказала Лера. – Сейчас придет Андрей, и я буду говорить об этом с ним.
– Говори.
У Ани тряслись руки. До обеда к ней никто не подходил. В час дня она встала из-за стола, взяла сумку, спустилась вниз. Она купила кофе в «Шоколаднице» и больше не вернулась в офис. Она мечтала об этом с первого дня работы в компании, но долго не могла решиться, будто ждала какого-то знака свыше. Она собиралась сделать все по-хорошему, чтобы оставить о себе более-менее положительное впечатление. Написать заявление, отработать две недели, заказать коллегам пиццу в последний рабочий день, сказать всем, какой это был интересный опыт, сдать пропуск и последний раз спуститься вниз с пакетом личных вещей и в сопровождении кого-нибудь из коллег.
Но получилось, как получилось. Теперь ее легко могли уволить по статье. За прогул или еще что-нибудь. Глупо, спонтанно и безответственно. Аня просто сбежала. Вышла на улицу, выпила кофе, прошла несколько шагов до метро и уехала домой.
Как и следовало ожидать, через два часа, когда Аня не вернулась с обеда, ей начали звонить. В это время она уже приехала домой и думала о том, как будет объяснять это родителям. Они тем временем отдыхали на обновленной даче, так что у Ани было в запасе еще две недели, чтобы придумать причину.
Первые три дня она просто спала в пустой квартире с котом под боком. Можно было, конечно, пригласить Лену, купить пару бутылок вина, приготовить что-нибудь вкусное, включить кино по интернету. Но почему-то не хотелось. Сейчас Ане хотелось побыть одной и подумать о том, что делать дальше. Составить небольшой план. Хотя бы один-два месяца.
Аня медленно ходила по квартире. Был вторник. Двенадцать часов дня. Наливала себе чай с бергамотом, выходила на солнечный балкон. На боковой полке с весны стояла охапка веток вербы. Тень от нее красиво падала на стену. От веток все еще приятно пахло. Ей не верилось, что она свободна, что одна дома и что не нужно ехать на работу.
На полу в квадрате света, прикрывшись кремовой занавеской, дремал кот. Аня вернулась в комнату, остановилась у зеркала и не сразу себя узнала. Последнее время ей совсем не хотелось на себя смотреть. Почти двадцать восемь. Уже совсем не девочка. Бледная, волосы уже не такие шикарные, как были в школе. Есть даже пара седых на макушке. До чего она довела себя. Аня была вечно уставшим и измученным созданием, которое после шести вечера не хотело абсолютно ничего. Ни общаться, ни читать, ни смотреть кино, ни думать. У нее не было сил даже на мысли.
На следующий день Аня приехала в офис, чтобы написать заявление и забрать трудовую книжку. Ей разрешили не отрабатывать две недели. И не стали увольнять по статье. Пожалели. Бывшие коллеги смотрели на нее, но никто не подошел и ничего не сказал. Аня была рада, что у нее мало личных вещей. Только чашка, да сменные туфли.