Противоположности

– Тебя интересует наша будничная жизнь? – брови парня приподняты от удивления и лёгкой обескураженности. Николь Тёрнер не отличалась любопытством, а на их компанию и вовсе, кажется, повесила ярлык «безнадёжность».

– Нет. Меня интересует тот бред, что я увидела возле вонючего клуба.

Не забыла ту ночь и ярость Нэйтена в глазах. Тогда она впервые была напугана. Тот пылающий огонь – Инферно, – поглощал. А она сама прикоснулась, так до сих пор и оставив на губах от него клеймо. Сама оставила печать их невидимой связи, которую так до сих пор и не воспринимала. Отнекивалась, пытаясь доказать, что ничего и не было вовсе.

Было, Николь, было. Помнила жар его губ и стальной привкус.

Что эта за девушка контрастов? От милой девушки до Эльбора с острыми гранями равно одному морганию век. С непривычки это сбило со всех мыслей, заставляя их разлетаться, как попрыгунчикам, ловко отлетая от стенок разума. И как Картер привык к этому? Но и Маркус приспособится. Ему нравилось наблюдать за ней. Необычная.

Он не спешил с ответом. Разве мог вот так легко выдать? Нет, Нэйтен точно открутит ему голову, если она узнает. И всё же они с ним уже сели за эту партию игры.

Принесённый заказ немного разбавил обстановку, заставляя отвлечься на горячий кофе с мягкой пенкой. Официант чиркнул своей фирменно-заученной улыбкой, пожелал приятного аппетита и, хвала всевышнему, не навязывался излишним обществом. Возможно, действительно сегодня отыграет свои чаевые – заслужил. Он подхватил поднос, удалился, пока Николь рассматривала рисунок на напитке. И почему в кофейнях так любили подавать розовую хуй… хрень… розовую хрень? Это сердечко раздражало, так что хотелось просто запустить ложку, словно протыкаешь ножом живой орган, и стереть это, разбивая чашку, чтобы перестало резать глаза, удовлетворяясь разлитой коричневой жижей в осколках – эта картина приятнее для глаз. Пошло всё к чертям, от подобной милости, над которой обычно пищать нормальные девушки, её же выворачивало наизнанку, ещё чуть-чуть, и она задохнётся от блёсток и единорожек на радуге.

Маркус наблюдал, просто разглядывал ту складочку между бровей, когда она запустила ложку и покрутила по кругу, стараясь привести к однородности напиток.

– А хочешь сама увидеть?

Процесс, совершаемый девичьей рукой, моментально замер – перед ним статуя, секундная или ровно настолько, насколько оказалась без движения, пока её взгляд медленно не поднялся из-под опущенных ресниц.

* * *

Телефон с до сих пор открытым сообщением сжимался в руке до белых костяшек. Старая ранка на губах давно прокусана до крови, и во рту ощущался привычный железный вкус.

Дорога. Всего две проезжие полосы ограничивали его от панорамного окна, которому скоро будет грозить разбиться. Девушке всего лишь стоило повернуть голову и увидит его с пламенем в глазах. Как до сих пор не почувствовала его взгляда, словно под лупой, с прищуром, со всем откликом надрывающейся язвы в душе. Но не смотрела. Не видела. А он внутренне кричала: «Обернись!» Посмотри всего одни раз, чтобы ты поняла, увидела, наконец, его не железное сердце. Оно рвалось, медленно, не спеша, специально причиняя боль неспешным разрывом волокон. Пытка.

И снова идиот…

Всего пара строчек, а он вспыхнул, а увидев подтверждение, пылал и, кажется, собственная кожа начала плавиться до мяса, уже доходя до внутренностей, иначе, как объяснить боль в груди. Его проткнули насквозь ломом и прокручивали, наматывая кишки, до самых тошнотворных судорог. Дурно. Перед глазами плыло, но он должен смотреть, должен видеть её отчётливо, собирать все её эмоции, что позволяла рядом с тем, с кем сидела за одним столом. Изучал. Запоминал. Будет прокручивать кошмаром. Неприятно даже моргать, словно глаза высохли, а в них ещё и засыпали песка.

Маркус дебил, раз решил привести её сюда. Она терпеть не могла кофе и всё, что с ним связано. Он бы это знал, если бы действительно знал Николь Тёрнер. Подтверждением служило, когда она отодвинула так и не тронутую губами, не вкушая кофе, кружку в сторону, пока он втирал ей какую-то ересь.

Впервые так беспокоила её фальшивая улыбка – её нет. Куда она её дела? Почему убрала? Верни! Пускай покажет, что ей всё равно! Пускай не будет с ним такой, какой бывает с Нэйтеном Картером!

Разве не слышишь, как хрустела его челюсть, от того, как её сводило?

Не улыбайся никому, кроме него.

«Пожалуйста, Тёрнер», – стон. Уставший и мучительный стон.

Пускай ему будет всё равно…

Не будет…

«16:00, кофейня на углу».

Маркус.

Экран треснул.

«Ну ты и мразь, друг».

Глава 9

– Эй, т-с-с-с, – кто-то шепнул Николь практически возле уха.

Она повернула голову, подмечая свою блудную подругу. По-видимому, та пробралась на корточках в аудиторию – ведь прошло уже почти пол-лекции, и сейчас она с немного придурковатой улыбочкой доставала тетрадь и запустила ручку меж зубов (дурная, кстати, привычка грызть колпачки).

– Ты где была? – прошептала в ответ Николь, но всё же отвернулась обратно к преподавателю, поспешно зарисовав детали схемы, которые успела упустить из-за внезапного появления Мэй. Дурнушка ведь потом опять будет бегать за ней, канюча о помощи, вынуждая её закатывать глаза и сдерживать желание надавать подзатыльников с утверждением «а нечего пропускать лекции».

– Я тебе потом как-нибудь расскажу, – и она хихикнула, хватая свою короткую прядку, закрывая ею глаза для большей игривости.

Что за чудаковатое поведение даже для такой, как Мэй? Николь нахмурилась, а затем приподняла брови. Ладно, если она так решила, пускай будет, но странное ощущение. Она же не из тех, кто сдерживала свои эмоции, стараясь поскорее их выплеснуть, а тут такая загадочность. Умалчивала? Что скрывала? Николь почувствовала недоговорённость, и она ей определённо не нравилась. Что такого произошло, что резкие и даже режущие изменения в привычности сменили ход действий в поведении Мэй Хэйз? Она, честно, хотела об этом подумать, но в то же время подумала: «А надо ли это?» Её не волновало. Действительно, что там могло появиться в её легкомысленной голове, это её личное дело, а Тёрнер лишь посторонняя.

Подруги – громкое для них слово. Приятельницы, знакомые, просто сидящие вместе девушки. Подруги – искажённая фальшь, прикрытая такими же улыбками. Признайтесь, задумайтесь – есть ли в этой жизни настоящие друзья? Есть ли те, кто действительно знал вас, понимал и видел настоящими? Не обманывайте себя! Люди лгут, увиливают от прямых ответов, проскальзывают червями меж пальцев, если им не выгодно быть прямолинейными. Каждый скрывал то, что считал нужным, и уже никто не узнает правду, потому что она по-прежнему припорошена ложью. Ложь, недоговорённость и страх – те три фактора, как три сестры, следующие рядом, держащиеся за руки, – они правили разумом, и лишь периодически одна из них выходила вперёд, чтобы нашептать на ухо, как она считала, истину, которая сейчас должна слететь с губ человека. Так вот теперь ответьте. Вы имеете настоящих друзей? Вы кристально честны с ними? Не путайте детскую наивность со взрослой. Нет полностью искренних людей.

Ложь и правда – царицы подсознания всегда рядом. Это как единая сущность, правящая двуличием. Мы хотим быть честными, но слишком прогнили, позволяя лжи удерживать за горло, и смиренно терпетли, когда она готова вырвать язык, если правда попыталась выйти, освободиться, но она на цепи из самой крепкой стали, она глубоко в ловушке нашего подсознания, замерзает, увядает и, в конечном счёте, погибает. А знаете, кто виновен в этом? Мы сами. Мы сами позволяем этому случиться, потому что трусы. Трусы, боящиеся изменить хоть что-то. Мы забыли, что означает доверие, и скалимся на любого, кто пытается проявить заботу и доброту. Ищем подвох в словах, потому что увязли во лжи и забыли, как звучала правда. Сами отталкиваем тех, кто хочет помочь, утеряв ценность в искренности. Забыли о понятии настоящей дружбы, создали лишь её жалкое подобие иллюзией. А потом сами же бьёмся в конвульсиях истерии, крича о помощи и протягивая дрожащие руки к спасению, которого уже нет, все отвернулись, пока гордость казалась спасением и единственным выходом.

Глупцы.

Жалкие глупцы.

Николь бросила тетради в сумку после звонка и поспешила за Мэй, которая быстрыми шажками покидала аудиторию. К чему такая спешка?

– Мэй, – Николь одёрнула девушку за плечо, призывая затормозить. – Ничего не хочешь объяснить?

Она посмотрела удивлённо на хрупкую девушку, пока та открыла рот и хотела было дать ответ, но голос профессора, призывающего Николь подойти к нему, вынудил снова его прикрыть, с улыбкой пожать плечами, мол, «не судьба», и всё же ускользнуть из-под руки, выбираясь в общий коридор.

Николь скользнула кончиком языка по губам и выдохнула. Подруга раздражала своим странным поведением, а сейчас ещё и надо улыбнуться профессору, тому самому, у которого недавно удачно сдала доклад, не учитывая стычки с Картером.

– Вы что-то хотели, профессор?

– Да, Николь, – пожилой мужчина начал перебирать документы на столе, а когда необходимый листок оказался в руках, протянул его девушке. – Староста вашей группы сегодня отсутствует, поэтому прошу об этом тебя, как заместителя. Передайте это задание Нэйтену Картеру. Всё же мне очень обидно, что человек с большим потенциалом не раскрыт, и хочу дать ему шанс.

Ну конечно. Кто же ещё? Что за дурацкое стечение обстоятельств, где Николь Тёрнер и Нэйтен Картер стояли в одной строчке? Такое ощущение, чем дольше она избегала и отстранилась от него, тем ближе и настойчивее вынуждали в обратном. Чёртов Нэйтен! Почему где он, там это зудящее «почему»? Она едва не смяла формат А4 сводящими судорогами пальцами от раздражения, но всё же улыбнулась и уважительно кивнула.

Разве есть выбор?

Поддерживать формат «хорошей девочки», так поддерживать до конца, наступая на горло гордости.

Только бы не захлебнутся никотиновым дымом.

* * *

Николь занесла руку, сжатую в кулаке, и тут же опустила, резко и тяжело, словно всунули в руку гирю с превышающем её силой весом, едва не вывихнув плечевой сустав. Она сглотнула сухой ком и посмотрела на бежевую дверь. Слабачка, даже не могла постучать. С каждым приближающим шагом её к этому дому неуверенность наплывала волной, а сейчас цунами и вовсе накрыло с головой.

Как давно она здесь не была? Даже успела забыть некоторые детали, хотя здесь практически ничего не изменилось. Та же невысокая белая оградка и растущие вдоль неё петуньи, которые так трепетно любила миссис Картер. Та же яблонька, с которой она частенько таскала растущие фрукты. Только тогда это дерево казалось огромным, и она частенько оцарапывала коленки об её ветки, а сейчас ей достаточно просто вытянуть руку, чтобы достать желанный плод, только уже без должного детского адреналина и целеустремлённости. Даже крыльцо этого дома осталось тем же, и наступи она на половицу чуть правее, она скрипнет напоминанием из детства. И только Николь изменилась… очень изменилась, что аж тошно от нынешней самой себя.

Где она сломалась?

Когда надела эту маску?

Удивительная способность этого дома, где она была частым гостем – он всегда был уютным и комфортным, так что хотелось закрыть глаза от этих ощущений, позволяя ауре дома пропитать насквозь.

А что сейчас?

Стоя перед дверью, она готова провалиться куда-нибудь вглубь кратера вулкана, позволяя лаве растопить без остатка тело, душу он не тронет – не несла ценности, ведь необъяснимое чувство стыда и вины легло тяжёлым грузом, и рука дрожала, не позволяя просто постучать в дверь. В дверь его дома.

Что она скажет миссис или мистеру Картеру? А, самое главное, как посмотрит в глаза? Разве есть оправдание отсутствия в их доме или даже причине отсутствия простого интереса «как у вас дела?»

А если он дома?

И что дальше?

Идиотка. Сама поставила табу и сама же сейчас стояла на пороге с зажатым листком в руке.

Могла же отдать в институте или передать через Маркуса.

Могла…

Вот теперь скребётся на пороге, как брошенный котёнок.

Дура… дура… дура…

Ещё одна попытка, и всё же кулак совершил удар, а ей от этой пытки и неуверенности тут же захотелось приложиться лбом о деревянную поверхность и хорошенечко встряхнуть мозги, превратившиеся в кисель.

Нет ответа. Хозяев нет дома.

И даже лёгкое облегчение… удручало.

Слабачка и трусиха.

Николь прикусила нижнюю губу, и ей захотелось распустить волосы из удерживающей их резинки, чтобы запустить в них пальцы.

Она не та, кем даже хотела казаться самой себе…

Лай собаки со спины напугал. Николь вздрогнул, едва ли не пискнув от неожиданности, и развернулась, но тут же рухнула пятой точкой на веранду, когда чёрно-белый далматинец, виляя хвостом, снёс своим порывом, закидывая лапы на плечи и норовя облизать лицо.

– Я тоже рада тебя видеть, – Николь немного брезгливо увернулась от влажного языка и попыталась оттолкнуть радостную собаку, чтобы хотя бы была возможность встать на ноги.

– Грета, – голос подошедшего хозяина после прогулки прозвучал твёрдо и уверенно, заставляя собаку моментально повиноваться, замерев на месте, а потом и вовсе буквально в два прыжка оказаться возле парня и смиренно сесть к ногам. – Нечего приставать к посторонним.

Нэйтен Картер посмотрел в глаза своей собаке, в которых всегда была искренняя любовь и верность, хоть от кого-то он это чувствовал, и тут же перевёл взгляд на девушку, поднявшуюся на ноги и отряхивающую штаны. Неожиданно вновь её здесь увидеть. И это даже странно. Непривычно. А может, уже и не хотел видеть.

Что, ещё не добила его? Решила уничтожить окончательно? Давай, Николь, ему плевать, что будет.

– Эта девушка говорит «рада тебе», а сама полнейшая фальшивка, – обратился вновь к собаке, неустанно виляющую хвостом по асфальтируемой дорожке, цепляя маленькие камешки и раскидывая их в разные стороны вместе с пылью, проявляя желание лёгким поскуливанием вернуться к давней знакомой и хотя бы ещё раз лизнуть ей пальцы. – Она никого не любит, кроме самой себя, – слова, пропитанные выдержанным ядом мощнейшего действия, и его взгляд с прищуром опустился на адресантку. Ему больно… до сих пор. И будет болеть… пока не сдохнет. Так почему бы хотя бы немного не отыграться, тем более сама нарвалась – её здесь не ждали. Разве должен теперь жалеть садистку? Нет. Пускай чувствует, пускай испытает всё на себе то, как его потрошат тупым канцелярским ножом.

Он добился её взгляда, брошенного из-под ресниц, и со знакомой складочкой на переносице. Знал, каким смыслом его слова проткнут чувственность.

Он помнил… она тем более.

Бесилась. Злилась.

Пускай.

Пускай ей будут неприятны его слова, как и ему было неприятно видеть её с Маркусом за одним столом в кофейне. Пускай они несут неприязнь, ей же всё равно не будет так больно. Ведь эта бесчувственная девушка даже не догадывалась, либо ей действительно настолько плевать, сколько он мучился из-за неё.

– Что ты тут забыла? – Нэйтен поднялся на веранду, доставая ключи от дома, и совершенно безразлично пропустил её взгляд мимо, вставляя в замочную скважину нужный, дожидаясь щелчка.

– Профессор просил передать тебе это, – она протянула ему листок с заданием, но он не отреагировал, даже не бросил взгляда.

Просто. Тупой. Игнор.

– Можешь засунуть его себе куда подальше, а теперь пошла вон, – да, грубо… очень. Жёстко. Он пропустил собаку в дом через открытые двери, а затем и вовсе хлопнул ею перед самым носом Николь.

Она хлопнула ресницами быстрее, чем положено, смотря на дверь. Удивлена? Более чем. Картер никогда раньше не позволял себе так с ней вести, как бы сильно не бесила. А сейчас эта грубость окатила её неприятной слизью, так что хотелось отряхнуться от неё, но она слишком липучая, и хоть убери её, она оставит свой грязный след. Огрели хлыстом справедливости. Теперь как она, так и он с ней. Непривычно и неприятно, но… возможно… заслужила (?).

Он сам же хлопнул дверью, а у самого словно заново встрепенулись внутренности и начали саднить. Невыносимо. Он устал. Ненавидел мир. Ненавидел себя. Ненавидел Николь Тёрнер.

Хлопнул…

А что толку?

Нэйт опёрся на дверь, сполз на пол, вытягивая ноги, и прислушивался к её немым звукам. Слышал каждый её вздох, шорох блузки от порыва ветра, шебуршание в сумке, и снова проклял себя и собственную зависимость к той, которой он нахрен не нужен.

Никому не нужен…

Ну, может, кроме Греты, которая легла на пол перед ним, словно чувствовала все терзания хозяина и пыталась забрать себе все мучения. Собаки верны. Они не обладали высшим разумом, но намного больше человечны, чем сами люди. Людям стоило научиться искренности у них. Животные не лгали.

Картер посмотрел на неё, и собственная никчёмность окатила ещё больше.

Непринятый сложенный лист скользнул в дверную щель, и он повернул голову с пустым взглядом. Ровный и аккуратный почерк, словно такой же искусственный, как и её двуличие, дополнил белую поверхность:

«Возьмись уже, наконец, за голову, идиота кусок».

Ему захотелось смеяться. Истерично, непрерывно и желательно, чтобы всё это дополнили слёзы. Пускай это будет такого рода «всё в порядке».

Ни черта не в порядке…

Пожалуйста, Тёрнер, просто исчезни. Пропади из памяти. Позволь научиться жить без тебя.

* * *

– Готова?

Маркус сидел на переднем сиденье автомобиля и изучал выражение лица Ники. Она с некой опаской смотрела на неоновую вывеску затхлого бара. Маркусу нравилось, как девушка сегодня выглядела. Хороша. Распущенные волосы намного больше ей шли, чем этот чопорный хвост. Чёрная кожаная косуха и бежевый топ под ней намного лучше открывали вид на фигуру – нет, она не худышка, а имела именно «аппетитные» формы. А чёрные штаны – выигрышный вариант для стройных ног.

Он забрал её из дома, сдерживая собственные слова: «А хочешь сама увидеть?» Да, этот шаг под собственный страх и риск – Картер не будет в восторге. Но, твою мать, кто, если не Марк откроет все карты?

Он чуть дотронулся до плеча девушки на соседнем сиденье, выводя ту из потока мыслей.

– Пойдём, – обернулся лишь на секунду в его сторону и тут же открыл двери, покидая тёплый салон.

Они приблизились к дверям и зашли внутрь. Душно и пахло потом и дешёвым алкоголем. Тёрнер не сдержалась и сморщила нос. Неприятно здесь находиться, но ещё больше неприятна сама атмосфера заведения. Дешёвая забегаловка с такими же людьми внутри. Внутри них кипели азарт с адреналином. Маркус взял Ники за руку, помогая пробраться к центру, в самую гущу событий, где и должна понять смысл их отсутствия на парах и постоянных побоев на теле. Немного стало свободнее, уже не с такой силой чужие локти вонзались в бока, вот только вонь не уменьшалась от этого. Свет софитов ярко озарял бойцовский ринг с ограждениями в виде канатов, который Николь удалось разглядеть, стоило выбраться из-за спины Маркуса, и вот тут дурнота с сухим комом встала в горле. Нет, пускай это будет не то, о чём она подумала.

– Маркус, – окрикнул голос Тайлера, и он подошёл к ним ближе, так же пробившись через толпу, – мы тебя раньше ждали. А она что тут делает? – осмотрел Тай и, тут же хмурясь, посмотрел на Марка. – Ты хоть в курсе, если Картер…

– В курсе, – оборвал Марк. – Всё нормально, – утвердил он и чуть сильнее сжал удерживающую ладонь девушки. Тай приподнял бровь, но затем быстро расслабился, видимо, бросив мысль: «Пускай разбираются сами». – Где, кстати, он и остальные?

– Скот разговаривает с рефери, а Винс даёт последние наставления Нэйтену.

– Сегодня народа больше, чем обычно, – заключил Маркус, осмотрев толпу в округе.

– Конечно, – Тайлер зажал сигарету меж губ и поджёг, выпуская серый дым. – Сегодня же наш отморозок выступает, – странная улыбочка на его лице застыла на пару секунд, и он похлопал друга по плечу, скрываясь дальше в толпе.

– Да что у вас тут, чёрт возьми, происходит? – Тёрнер отдёрнула Марка на себя и вырвала ладонь, нахмурив брови. Странное предчувствие и всё вокруг ей дико не нравилось. В этой атмосфере начинаешь автоматически чувствовать себя грязным и хочется поскорее отмыться. Дым в помещении от большого количества никотина уже щипал глаза, а от запаха начало подташнивать, но больше давил вид на ринг и дурное предчувствие. – Объясни! – потребовала ответов она на вопросы, начавшие давить на черепушку, заставляя жалеть, что согласилась приехать сюда.

Маркус помялся, подбирая слова, и выдохнул:

– Это бои. Бои без правил. И во всём этом мы принимаем непосредственное участие, – она молчала, но складка меж бровей углубилась, пока он продолжал. – У нас у каждого здесь своя роль. Скот – организатор, он узнаёт когда, с кем и где будет происходить бой. Я – отвечаю за ставки. Винсент наш стратег – он изучает противников, выявляя их слабые стороны. Тай – принимает в боях участие, но не всегда, для него это так, как хобби, а вот Картер, – умолка, когда в её глазах скользнуло недоумение и даже лёгкий страх. – Нэйтен – наш основной боец. Он умеет себя эффектно подать и расположить публику. Наверно, поэтому он сейчас довольно популярен и на него ставят хорошие бабки.

– Вы… вы психи? Да?

Маркус усмехнулся.

– Возможно. Здесь крутятся огромные деньги. С каждой победой мы поднимаемся выше по лестнице, и от этого зависит сумма самого выигрыша. И если Нэйтен выйдет в финал и тем более выиграет – он заработает очень кругленькую цифру. Согласись, в этом есть смысл?

– Нет. Не соглашусь, – она почувствовала, как её начало слегка потряхивать. – Это же полное безумие, – вздёрнула руками. – Это же нелегально.

Пэрри рассмеялся:

– Конечно нет.

– Это же статья, Маркус.

– Это риск, Николь, а кто не рискует, тот не пьёт шампанского.