Противоположности

Глава 5

Раздражение щекотало нервы слишком острым для пера краем. Что вы знаете о ненависти? Это что-то липкое и холодное. То, что тянуло свои лапки к самым важным артериям, перекрывая кислород, постоянно придушившая и лишь изредка давая возможность вдохнуть, словно играло с тобой, как с самой любимой игрушкой. Ненависть не женского рода, это именно «оно», то, чему нельзя дать точного объяснения или понятия – это совершенно непредсказуемое существо, заселившееся в душе. Оно выбирало правило игры, оно решало, как себя вести. Как этим управлять? Никак.

– Пошёл вон, – выдрессированным спокойным тон отчеканила Ники. Её взгляд с руки, запрещающей хлопнуть дверью прямо перед её владельцем, проскользнул к ехидному выражению Картера. О чём он только думал? Она уже давно утеряла попытки понять, а копнуть глубже брезгливо и хлопотно.

– Я тоже рад тебя видеть, – сарказм, долбаный едкий сарказм. Картер словно чиркнул спичкой внутри неё, дожидаясь сладкого момента, когда этот упрямый фитилёк вспыхнет, разрушая её внутреннюю сдержанность. Он пойдёт на таран. У каждого есть слабые места, а фальшь – лишь глупая иллюзия. – Николь Тёрнер, – протянул он слова, распаляя зарождающийся огонёк, сверкнувший в глазах, – как невежливо было с твоей стороны «забыть» меня пригласить.

– Тебя здесь никто не ждёт, – отпустила Николь ручку двери.

– А пожалуй, все, кроме одной змеи, брызжущей ядом, – играл он. Мстил и наслаждался.

– Твои зубы, Картер, скоро перестанут иметь ровный счёт, – приняла она вызов, затачивая коготки. Не броситься на него прямо сейчас помогала натренированная годами сдержанность.

Засранец продолжал наступление, шагая всё ближе, оказываясь на пороге, прямо напротив, позволяя глазам непозволительно проникнуть вглубь неё, словно выискивая остатки не почерствевшей души. Он выше ростом, но она подняла голову, приподнимая горделивый носик, как и тогда, в детстве, при первой встрече. Ему хотелось невольно улыбнуться на этот жест, но сейчас не тот случай. Противостояние полов однако.

– Тебе не запугать меня, мелкая, – снова ухмыльнулся Нэйт, а она сжала зубы, неприятно скрипнув эмалью. – Запомни, Николь, – наклонился к женскому уху, щекоча мочку дыханием, – я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь.

– Нэйтен? – женский голос, принадлежавший матери Ники, прервал их. – Рада, что ты всё-таки пришёл. Что же ты стоишь, проходи, мы тебя уже ждём, – миссис Тёрнер добродушно поманила гостя за собой, немного не понимая, почему дочь держала его на пороге.

Нэйтен оторвал взгляд от своей жертвы и улыбнулся женщине, которая всегда действительно искренна с ним и принимала его даже после детских проделок. Вообще, странное сочетание, слишком дружные семьи и совершенно не воспринимающие друг друга дети. В «Ромео и Джульетте» всё совершенно наоборот. Нэйт и Николь сами выстроили жизнь и отношения между собой, а теперь питались плодами того, что взрастили. Горько, неприятно, муторно, но селяви. Смириться или попытаться исправить – решал только человек, а пока они противоречивы и скалились друг на друга.

– Спасибо, что пригласили. Рад вас видеть, миссис Тёрнер, – сделал он шаг навстречу зовущей его женщине, но маленькая ладошка перехватила запястье.

– Ты не посмеешь, – произнесено одними губами еле уловимым шёпотом. – Скажи, что тебе надо уходить.

– Упс. Уже посмел, – тот же тембр, тот же голосовой диапазон, но добавил чуток больше издёвки, вынимая руку.

– Гад, – тихо выругалась Ники, прикрывая дверь.

Семейный день, трепетно ожидаемый Николь, наталкивал на мысли, когда всё это кончится и можно будет прикурить сигарету. Ведь не хотелось курить ровно до тех пор, пока, сидя рядом, их колени не соприкоснулись.

К чертям нервы! К чертям покой!

Коленка под столом начала подёргиваться, видя счастливые лица родителей напротив. Они действительно рады видеть Нэйтен, судя по тому, как отец долго не выпускал его руку из рукопожатий и прихваливал, насколько стала крепка рука парня. А мать светилась, когда он позволил потрепать свои щёки и улыбнулся от заявления откормить его худое тельце. Родители любили сына лучших друзей, но, кажется, чем сильнее, тем больше Николь не воспринимала его. Каждое его движение как личное отрицание. Он демон раздражения. ЕЁ ДЕМОН.

Прибор девушки чуть сильнее скрипел о поверхность тарелки, пытаясь создавать видимость приёма пищи. Приятное времяпровождение с семьёй с треском разрушено. Картер бросал косые взгляды, которые она ловила все до единого и на каждый мысленно вонзала вилку в зрачок синих глаз.

– Жалко, что твои родители работают сегодня, было бы здорово собраться так, как раньше, – голос миссис Тёрнер звучал с ностальгией, осматривая уже повзрослевших детей, и чуть не задержалась на дочери. – Не правда ли, Ники?

Пока листик салата казался чем-то вроде произведения искусства, до девушки не сразу дошло, что обращались к ней. Нэйтен под столом толкнул её ногу, и она оторвала взгляд от тарелки, ловя материнский вопрос:

– А-а, д-да, да, здорово, – произнесла, скорее, на автомате, не задумываясь. Картер настырно ловил её взгляд. Не знал, зачем, но неприятно ощутила странное волнение. Да что ему нужно?

– А ты почему, Нэйтен, стал к нам так редко заглядывать? Вы с Ники так хорошо дружили, а сейчас практически не видитесь, – вопросы матери ставили в тупик обоих.

– Просто у Нэйтена столько «важных» дел, удивляюсь, как он выкроил время, чтобы посетить нас, – прищурилась Тёрнер, и сарказм резанула по нервам Картера, но натянул ответную улыбочку, чуть обнажая зубы.

– Да нет, просто Николь у нас такой пример для подражания, каждый доклад как научное исследование, так что рядом с ней боишься упасть лицом в грязь. Мы отличаемся подходами.

Скрипучее чувство, как от несмазанного косяка, терзало внутренности, ощущая Нэйтена с его язвительностью рядом. Слишком близко, слишком напряжённо, слишком в стиле Нэйта Картера. Тяжёлое дыхание Николь уже слабо помогало, а пускать в ход уничтожающий взгляд опасно, и он это знал. Пользовался моментом. Её нога незаметно, но больно опустилась на его ступню, сильнее придавливая к полу. Он едва заметно дёрнулся, но не подал виду, только в глазах блеснул азарт «ну я тебе потом покажу». Не с той решил поиграть. Она та, кто будет пытать, мучить, уничтожать…

Остаток вечера даже прошёл в спокойствии, позволив Николь хотя бы немного, но расслабиться. Непринуждённые отстранённые разговоры на общие темы можно стерпеть, даже прокусанный язык, дабы не выбросить колкость. Пускай родители пообщаются с гостем.

Николь отправила мать отдыхать, взяв заботы по уборке на себя. Грязные тарелки она опустила в мойку, а руками упёрлась в холодный край раковины, набирая побольше воздуха в лёгкие. Тело ломило, словно она таскала мешки с цементом. Сколько сил уходит держаться. Это он виноват! Всегда твердила и будет утверждать. Ведь всегда проще обвинить кого-то, чем попытаться понять себя. Но он же провоцировал.

Несколько прядок из хвоста выбились, спадая на лицо, щекоча ресницы. Ники не спешила их убирать, пускай хоть немного отвлекут от мыслей, раздражая уже другие рецепторы.

– Тебе помочь? – скрипучий низкий голос звучал совсем рядом, практически пуская прохладное дыхание в затылок, вызвав порыв мурашек по телу.

Николь резко развернулась, но поняла, что тут же оказалась в плену, прижимаясь поясницей к раковине. Он захватил незаметно, пока блуждала на своей волне, и теперь его руки расставлены по краям стола, пока глаза приковывали к месту. Она устала. Что ещё ему надо?

– Не нуждаюсь в твоей помощи, лучше оставь меня, – холодный её взгляд огревал, но не горячо, а словно ментально, отодвигая как можно дальше от себя.

– Сколько можно? Даже в такой мелочи ты отталкиваешь. Невозможно, Николь, всю жизнь будешь одиночкой – завоешь от терзаний и самообмана.

Близко, очень, и он не отводил взгляд. Он пытался пробиться сквозь кокон, но она не слышала его. Никогда не слышала. Или она просто боялась услышать и согласиться с правотой, принять обстоятельства, о которых и сама знала.

– Будь добр, отстань от меня, – её губы подёргивались, видя, как необъяснимая его улыбка, совсем даже не лукавая, не язвительная, но и спокойствием не отдавала, скорее, уставшая, касалась его губ, а голова опускалась, отрицательно покачиваясь, пока не поднял её обратно. Картер обжигал, заставляя нервно сглотнуть. Снова он скользнул взглядом по контуру девичьих губ. Жестокая.

– Ты всегда так делаешь, когда тебе страшно. Прячешь свой страх за нападением и резкими словами. Но, – он внимательно изучал черты её лица, словно каждый раз запоминал заново, боясь забыть. Это её смущало каждый раз, но он никогда не узнает. Она камень, не лёд, который мог растаять от первых лучей солнца, именно словно камень, непробиваемая и твёрдая. Закалила себя от общества, – в то же время всегда принимаешь меня.

Что он хотел сказать? Что пытался донести? И зачем? Тёрнер молча выслушала, не спуская серьёзность и даже пытаясь вдуматься. Картер имел черту порой говорить что-то странное, загадочное, известное только ему.

– Даже сейчас, если я притронусь к тебе, – правая рука парня приподнялась, потянувшись к лицу девушки, – чтобы убрать выбившую прядь, – и кончики пальцев едва коснулись щеки, захватывая мягкие волоски, бережно убирая за ухо, – ты не отстранишься и не оттолкнёшь, – словно констатировал факт, который только что произошёл.

Она раньше не замечала, но ведь, и правда, всегда его пускала в своё пространство. Его одного. Он был единственным раздражителем внутренних просторов, но также единственным, кто прикасался к ним позволительно легко. Когда-то спокойное сердце издало нервный удар. Один. Но мощный. Неожиданное действие заставило впить ногти в твёрдую железную поверхность, чуть скрипнув ими.

Нет, только опять не это, Николь больше этого не вынесет.

– Уйди, – выдавила Николь угрозу.

Отчаянные люди всегда будут барахтаться в собственной пучине эмоций. Но надетая маска скрывает многое и служит защитой, после однажды познанного чувства боли. Николь было достаточно.

– Я бы с радостью, малышка, но обещал твоему отцу сыграть с ним в нарды.

* * *

Сумерки накатывались необычно быстро, пуская пронизывающую прохладу под кофту и вынуждая поёжиться от мурашек, но девушку всё устраивало, ей комфортно, хоть и укуталась посильнее в серую толстовку. Её пальцы скользили у корней распущенных волос. Крыша дома, куда она часто незаметно прошмыгивала через чердак укрывала и давала убежище. Тихо, и здесь незаметна для окружающих. Её территория одиночества и покоя.

Николь прикрыла глаза, одновременно совершая затяжку сигареты, словно смакуя горьковатый привкус на языке, опуская его в лёгкие и выдыхая в воздух остатки, которыми можно полюбоваться, как создателем. Она нуждалась в этом – это необходимость. Зависима от маленького дымка яда. Пристрастие, которое боялась отпустить. Маленькая радость её настоящей. Капелька временного счастья. Ведь, даже несмотря на все воспоминания вечера и до сих пор присутствие Картера в их доме, на данный момент она расслаблена.

Выслушав истории матери о весёлых деньках молодости, просмотрев игру отца с Нэйтеном и каждый раз хмыкая от того, как парень специально поддавался, позволяя его обыгрывать, она наконец смогла уединиться. Нашла своё время, позволяющее скрыться без упрёков. Тем более прекрасно зная, что родители после задремлют на диване в гостиной под сериал девяностых. Крыша дома, как убежище от всего, что давило за целый день. Тонкая грань объединения души и тела – она та, кто есть. Взрывная, упрямая, хладнокровная, разрушающая свой организм никотином и собственным ядом и в то же время уставшая и опустошённая от всего этого. Николь на самом деле трусиха. Боялась принять чувства. Боялась боли. Боль – это слёзы и разрыв души, которая и так гнила, а потерять остатки равно бесчеловечности. Она кричала о помощи, но никто об этом не слышит. «Пожалуйста, кто-нибудь», – жалобный стон, вот, что скрывалось в сероватом дымке, исходившем из лёгких.

– Так и знал, что ты здесь, – его голос взбудоражил на миг, но она даже не обернулась посмотреть, как Нэйт пролез наверх. – До сих пор здесь скрываешься, когда совсем хреново.

Его плечо коснулось её.

– Если всё-то ты знаешь, зачем припёрся и бесишь сильнее? – по-прежнему не смотрела Ники на него, предпочитая сравнивать его с надоедливой мошкой.

– Сама знаешь, я тебя отвлекаю от саморазъедания, – зато он смотрел на неё, как всегда, изучающе, подметил её смешок, срывавшийся с губ. Считал его самоуверенным, но в каком-то плане так и есть. С ней нужно быть именно таким.

Николь потушила сигарету о кирпичную кладь трубы, выходившей в крыше, и сложила бычок в баночку, когда-то притащенную сюда и покоившуюся теперь, как на своём месте, именно для таких вылазок девушки. Её голова мягко опустилась на ладонь опиравшейся руки об колено, она молчала. Как-то спокойно, и даже во взгляде нет прежнего презрения. Непривычно для Нэйта, сбивало с мыслей, но ему нравился этот омут, в который Ники опустила его. Тонкий, глубокий и опасный, словно пыталась посмотреть на него по-другому, увидеть новое и прикоснуться к непозволительному. Почему она не понимала, что ей даже не надо просить? Он позволит, сам откроет и впустит – ей дозволено.

– Ты странный, Нэйтен Картер. Неужели тебе не проще оставить меня? Мы слишком разные, зачем ты продолжаешь находиться рядом? Мы же абсолютные противоположности, – отняла она лицо от руки и посмотрела на темнеющие поверхности крыш соседних домов.

– Противоположности? – Нэйт словно попробовал на вкус данное слово, пытаясь подстроить под него. Его глаза смотрели теперь с Ники в одном направлении, позволяя чувствовать друг друга, а не искать подсказки в жестах. – Ты куришь, но не пьёшь, – звучало, как аргумент, резко и неожиданно.

– А ты пьёшь, но не куришь.

– Вот видишь, не такие уж мы с тобой и противоположности, – привлёк он внимание, и Тёрнер повернула голову, чтобы лучше присмотреться и дослушать мысль. – Ты называешь нас противоположностями, но не учитываешь, что каждому человеку свойственно ошибаться. Именно ошибки искривляют параллель и рано или поздно, но это приведёт к точке, в которой они пересекутся. Понимаешь, Ники?

«Услышь же меня».

Темнота добралась до их фигур, накрывая покрывалом, с единственной подсветкой в виде звёзд и фонарей улиц. Николь впервые в жизни не знала, что ответить, она просто смотрела на человека напротив долго и, кажется, не хотела отводить паршивый взгляд, который к тому же и не слушался. Её очередь изучать. Просто тишина, просто ночь, но впервые за долгое время не просто Нэйтен Картер. Это снова пугало.

Это неправильно. Скрывая лицо за прядями, дрожащие пальцы Николь то ли от холода, то ли от новых странных чувств потянулись к карману толстовки, доставая пачку сигарет. Ещё затяжку. Одну. Всего одну, чтобы прогнать эту дурноту, что успел он нагнал на неё. Впервые хотела вернуть прежнее раздражение, отогнав спокойствие рядом. Крышка упаковки откинулась, и тут же пустая коробочка смялась в женских руках. Где она, справедливость? Неужели много просила? Но нет, ни одной сигареты не завалялось. Она поджала губы от обиды.

– Ты, кажется, ментоловые предпочитаешь? – Нэйтен протянул руку со спасительной пачкой.

– Не делай вид, будто знаешь меня, – грубо прозвучало вместо «спасибо».

Мужские руки перехватили холодные женские пальцы, ещё не успевшие открыть пачку до конца. Руки Нэйтена такие же холодные, но он крепко держал хватку, возвращая её взгляд обратно, хватаясь за ниточку понимания, теперь ускользающую слишком быстро.

– Я уже говорил, что знаю. Может, хватит кусаться, Николь? За что ты так со мной? – каждое слово приближало его к растерявшейся девушке.

Почему только с ним она чувствовала себя слабой и неуверенной? Он вынуждал на это. Специально? Или играл? Но по каким правилам? Пытался выяснить? Но что?

Он рядом, и Тёрнер могла рассмотреть каждую ресничку, ощутить тепло, начавшее зарождаться от близости. Николь всегда поражалась цепкости его пальцев. Если он удерживал, то вырваться нет шансов. А чужое дыхание на губах неестественно завораживало. Нельзя такой близости допустить. Она не для них. Тёрнер всё помнила, каждую стычку, как и её бирюзовое платье, по чьей вине было открыто нижнее белье. Абсолютно всё!

«Ни черта ты, Картер, не знаешь!»

Нога Николь резко дёрнулась, ударяя по бедру парня, сталкивая его с надёжного места на уклон, с которого он с матом резко покатился вниз, не успевая зацепиться за край крыши.

Николь спокойна, она ждала.

– Твою мать, скажи, что ты знала, что здесь козырёк! – услышала разъярённый голос парня и довольно улыбнулась себе под нос.

Девушка приподнялась и аккуратно спустилась, заглядывая с края на злого парня, сидевшего на козырьке веранды, потирающего ушибленный бок, вполне возможно, что будет пополнение в его коллекции синяков.

– Может, знала, а может, и нет, – схитрила она, едва сдерживая то удовольствие, что получила за маленькую месть.

Увидела, как на его лице заиграли желваки раздражения, а губы приоткрылись, произнося шёпотом бранные фразы.

– Может, поможешь мне? – фыркнул Нэйтен, поднимаясь на ноги.

– У меня руки заняты.

– И чем же?

– Вот, – она выставила демонстративно средние пальцы на обеих руках. – Упс, как неловко, видимо, тебе придётся самому, – она поджала губки, как дитя, «я же нечаянно».

Пряди волос Николь блеснули в свете луны, демонстрируя спину, покидающую крышу.

– Стерва! – прокричал он ей вслед, но тут же рассмеялся. Почувствовал себя обезумевшим. Николь Тёрнер как контраст чувств и эмоций для него. Для каждого существует своя особенная стерва. Пускай она пока этого не понимала.

Николь Тёрнер – личный демон, который спасал, дарил надежду, открывал смысл, но, дав ощутить все дары, топтал безжалостно сердце.

Глава 6

«Почему ты выбрала такую жизнь?»

Подобный вопрос, когда-то заданный почти два года назад Нэйтеном, крутился в голове, как заезженная пластинка, на который она до сих пор не могла дать ответ. Как когда-то она просто ушла от парня, так до сих пор продолжала уходить, но при этом и от самой себя. Наверно, единственный вопрос, который так и останется без ответа, но будет продолжать прожигать память, как след от клейма. Николь проклинаеласебя и свои мысли в очередной раз, вспомнив Нэта. Картер не появлялся в институте уже неделю, и именно там, где должно быть равнодушие с примесью безразличия, она непроизвольно осматривала прохожих, пытаясь уловить знакомые приметы, того, кого не хотела видеть. Да, это странно. Слишком контрастные чувства до бешенства в сердце.

Уставшие глаза девушки прикрылись, пропуская происходящее мимо, как привыкла это делать, но сейчас это совершено неосознанно. Очередной приступ зевоты заглушился в ладонь, и рука опустилась на поверхность стола в столовой учебного заведения, к пластиковому стаканчику, чуть касаясь кончиками пальцев, ощущая горячую жидкость, и она тяжело вздохнула.

– Ну и? – прозвучал вопрос, и руки с тонкими запястьями опустились на тот же стол, только напротив неё, пока Мэй не спешила присесть на стул.

– Что «ну и»? – Тёрнер приподняла глаза, встречаясь со взглядом подруги, чьё лукавство отражалось, кажется, на всей ней, ведь даже сейчас она переминалась с ноги на ногу, пытаясь подавить явное любопытство.

– Ой, не прикидывайся бедной овечкой, всё ты понимаешь, – девушка с короткой стрижкой бросила сумку на соседний стул, а сама присела напротив Ники. – О чём это вы разговаривали с Маркусом сегодня утром? И не отрицай, – прервала она не успевшую проронить и слова Тёрнер, – я вас видела, он не мог отвести от тебя взгляда.

– Ничего особенного, – пожала Николь плечами, приподнимая стаканчик к губам, и немного остывший зелёный чай струйкой полился в рот. Когда-то она слышала, что именно зелёный чай тонизировал намного лучше кофе, отличный вариант, учитывая, что у второго она не любила горьковатый привкус. А если взять во внимание подготовку к докладу, сейчас хоть немного, но нужно очистить голову от дремоты, вот только отвлекал слегка обиженный взгляд надоеды напротив.

Тёрнер поперхнулась, замечая обиженно поджимающиеся губы Мэй, и, откашлявшись, она поставила обратно чай, выдавливая улыбку из последних сил.

– Ждёшь подробностей? – получила она кивок головой обиженной девушки, медленно возвращаясь в воспоминания утра.

Удерживая увесистую папку в руках, Николь проходила по парку при институте. Данный доклад, что хранился на листах, в этот раз оказался обширнее. Превзошла саму себя, хоть и путём бессонных ночей, но зато теперь уверена в себе как никогда и даже ноша не казалась такой тяжёлой, хоть и постоянно слетающая лямка сумки с плеча раздражала. И сейчас она норовила вновь соскользнуть, а попытавшись поймать её в последний момент, ноша в руках всё же соскользнула, рискуя выплюнуть содержимое на зелёную траву, перемешиваясь между собой.

Тёрнер выдохнула, когда край папки был перехвачен мужской рукой, не позволяя краху свершиться, а она уже благодарила того, кого даже не видела и не знала… возможно. Целовать не будет, но искреннее «спасибо» заслужил однозначно.

– Успел, – произнёс он, и девушка посмотрела на Маркуса и его лучезарную улыбку. – Тяжёлая, однако, – выхватил молодой человек у неё папку из рук. – Привет, Золушка.

Николь осмотрела парня. Нет, не поддалась на чары, хотя ему это не составляло труда, вон, фанатки уже обгладывали её со стороны, ревностно прожигая взглядом, вот только ей плевать, пускай смотрят, кроме мысли о стаде овец, они в ней ничего не вызывали.

– Привет, – выдохнула Ники и тут же спохватилась, когда Марк кивнул в сторону, приглашая пройтись. Она ступала рядом с ним по дорожке. – Спасибо тебе, опять.

Марк чуть хмыкнул, расплываясь в ещё одной улыбке, при которой его глаза потерялись за тоненькими щёлочками, но это казалось слишком милым для парня:

– Мне не сложно.

Молчание сопровождало их пару минут, но совершенно не напрягало, как было при неловкости. С Маркусом, кажется, подобного нет – он уютный.

– Заклеила мозоль?

– Да, всё в порядке, – нашла Николь ответ, понимая, о чём он говорил. Маркус, на удивление, обладал особой внимательностью, возможно, именно поэтому он мог понять Нэйтена, находя «успокоительное» в речи.

– Николь, – снова обратился парень, когда парк ими был пройден и они поднимались по лестнице, ведущей к главным воротам института. Парень остановилась. Он не собирался заходить внутрь. Николь обернулась, – дай мне свой номер, – мягкая, но утвердительная просьба, и даже Тёрнер потерялась.

Маркус продолжал следить за ней, выжидающе смотря в глаза.

Девушка сморгнула, смачивая подзасохший зрачок, из-за редкого акта от данной просьбы. Он чего-то добивался, но мотивов Николь пока уловить не могла. Маркус слишком незнакомый для неё персонаж, которого не успела раскусить, но всё же потянула руку в карман джинсов за телефоном. Не спрашивая, «зачем», не интересовалась, для чего, просто выполнила. Быстро набрав цифры, нажимая по экрану, она повернула его к парню с номером.

Марк забил его в свой смартфон, передал папку девушки в её руки и, улыбнувшись, подмигнул, молча разворачиваясь, оставляя так и стоять на лестнице, сопровождаясь её взглядом.

Действительно, ничего особенного, но вопросы вызывало. Николь хотелось бы поломать голову над ситуацией, но башка и так кругом. Мысли отложит на потом.

Удовлетворённое любопытство Мэй наконец освободило от её общества. Махнув ей рукой, сославшись на то, что необходимо заскочить кое-куда перед парой, девушка, схватив сумку, буквально вылетела из столовой. Николь вздохнула и сделала ещё один глоток чая, чтобы тоже удалиться. Опаздывать на пару не имела привычки, а на той, где сегодня предстоит выступать с докладом, тем более.

Стены коридора третьего этажа, ничем не отличающиеся от вчерашнего дня, и всё та же натянута улыбка, здоровающаяся со знакомыми студентами, считающих её если не подругой, то хорошей знакомой, и ответственной одногруппницой, в то время как, кроме просьб о помощи, она больше ничего не слышала от них. Нафиг ей это надо? Да и сама не знала – так устроено, так заведено.

Папка с докладом, которую утром Маркус так удачно перехватил, утяжеляла руки. Порыв ветерка привлёк внимание, проходя мимо большого открытого окна, и Николь остановилась. Брошенный взгляд на территорию, на которую открывало вид окно, привлёк внимание совершенно не вид, а те, кто находился там, внизу. Мэй улыбалась и слишком часто поправляла волосы – верный признак симпатии, особенно учитывая нахождение Нэйтена рядом. Его угрюмый вид и, кажется, совершенная незаинтересованность в даме рядом, его всегда, в первую очередь, выдавали глаза, но он всё равно отвечал ей и даже слегка улыбался. Николь смотрела сверху на Нэйтена, не слышала суть разговора, но прикусывала нижнюю губу.

«Отлично, пускай забирает этого придурка себе, может, хоть от меня отвяжется», – и всё же Николь чувствовала, как прикушенная губа начала ныть, больно её прикусив. Бесили. Оба. Объявился спустя неделю и сразу за юбки хватался.

Она фыркнула себе под нос, но всё же ещё раз бросила на него взгляд, только в этот раз подмечая уже другое. Его висок разбит, а ранка успела покрыться бугристой корочкой. Не исключено, что в результате ещё было получено лёгкое сотрясение. Почему? Почему он не пришёл к ней? Всегда приходил. И почему её тронула эта мысль? Возможно, некая привычка таких его внезапных появлений с довольной улыбкой на лице и прикрытыми глазами, когда всё обрабатывала, за что могла уже вполне получить диплом медсестры. Но только не в этот раз. Кольнуло где-то глубоко.

Бесил. Опять. Снова.

Николь резко развернулась на каблуках, скрылась за дверьми кабинета, погружаясь в мир заучек. Повысит в очередной раз самооценку от похвалы профессора. Это её личное некое подобие допинга уверенности. Забудет о нём. И будет улыбаться. Будет…

Выстроенные графики за спиной и исписанная мелом доска рукой Николь удостоверяли присутствующих на лекции об успешности доклада. Пряди девушки у доски затрагивал ветерок улицы из окна, открытого из-за духоты в аудитории, и проникал под разлетающуюся нежно-розовую блузку. Она знала, чувствовала своё «отлично» в зачётке, ведь не впервой освобождена от экзаменов, доказывая хороший уровень. Последняя цифра и точка, сдала, доклад защищён, осталась контрольная фраза, которая всегда звучала с улыбкой, но в этот раз не успела её произнести. Дверь кабинета открылась, и в неё спокойно зашёл Картер, не обращая совершенно никакого внимания на недовольный взгляд профессора и докладчицы. Он плюхнулся на верхние ряды, разваливаясь в удобной позе. Не хватало только закинутых ног на стол, чтобы усилить пафосность его действий.

Николь чуть скрипнула зубами и выдохнула:

– На этом всё. Есть ли у кого-то вопросы?

Она знала, что их нет, никто не осмелится спросить, да и зачем, а даже если и зададут, то слишком лёгкие, на которые сразу даст развёрнутый ответ, чтобы впредь не было подобного желания. Можно спокойно собирать листки, выложенные перед собой на трибуне.

– У меня есть вопрос.

Листок в руках Тёрнер непроизвольно смялся, оставляя сгибы, которые теперь навряд ли расправятся в прежнее состояние. Можно не поднимать глаз, она знала этот голос слишком хорошо… к сожалению.

Глаза Картера сверкнули, а взгляд прямой. Один уголок губ искривился в подобии улыбки, но это не она, это знак – игра снова началась.

– И какой же? – бровь Николь вздёрнулась, пока губы поджимались, но она продолжала выдерживать умиротворённый вид… пока.

– Судя по твоим графикам, всё прекрасно и прибыль за счёт рекламы у компании прилично возрастает, – он упёрся локтями в стол, чуть поддаваясь вперёд и слегка склоняя голову, – но где график в тех случаях, когда есть погрешности?

Шах, Николь.

– Какого рода погрешности ты имеешь в виду?

– Ты выстроила идеальность, но в жизни такого не бывает. Компании как получают прибыль, так и терпят крах, – Нэйтен сложил руки, соединяя кончики пальцев друг с другом, образовывая домик. Он видел её злость и то, как кусала щёку изнутри.

Притихшие студенты создавали ощущение их единственных присутствующих в аудитории. Никто не стремился перебивать, пуская любопытные взгляды поочерёдно с Тёрнер на Картера. Кажется, они впервые видели, как эти двое разговаривали или вообще видели существование друг друга. Такое в новинку, поэтому, кажется, даже дышать забыли.

– Но, чтобы не потерпеть крах, они и создают выгодные сделки и делают слияния компаний. Ты бы это понял, стоило бы тебе присутствовать с самого начала моего доклада.

Мимо, Нэйтен.

– Да, но где гарантия выгодных сделок? Представим, что пришёл представитель другой компании и предлагает выгодное слияние, но, на самом деле, он несёт совершенно иной смысл – он конкурент. Как понять его умысел, который в итоге приведёт к разорению? Как распознать двуличие? – он смотрел прямо на неё, прекрасно осознавая смысл последней фразы для неё, к этому и вёл.

Сердце Тёрнер издало неуверенный стук, приведя к кому в горле, который так с трудом сглотнула. Кажется, пальцы задрожали. Сволочь, давил медленно и болезненно.

– Мы не на психологии, Нэйтен Картер, – пыталась она держаться, но голос дрогнул. Хоть и заметит только он, но это ничего не меняло.

– Мы должны учиться мыслить обширнее, обхватывая все аспекты. Психология такая же неотъемлемая часть в данной теме, как и в жизни в целом. Итак, как же всё-таки распознать ложь?

Шах и мат, Николь Тёрнер.

Грудная клетка Ники сжалась до комочка. Дышать трудно, а отвечать ещё труднее, когда язык словно завязался в узел. Уверенность? Сейчас она не знала данного понятия.

Прозвучал звонок с пары, и, наконец, атмосфера немного разрядилась, когда преподаватель подал голос, так же ощутив неловкость, что напряжённо витала в воздухе:

– Прекрасный доклад, Николь, – прозвучал голос мужчины в возрасте, сидевшего за своим столом, с лёгкой сединой на голове и уже значительно пробивающейся лысиной, – а также мне очень симпатизирует ваша точка зрения, Нэйтен. Вы заставили увидеть меня в вас потенциал, жаль, что вы им не пользуетесь.

– Спасибо, профессор, я постараюсь это исправить, – Нэйтен кивнул с серьёзностью в глазах и первым покинул аудиторию, не дожидаясь разрешения.

Тёрнер прожгла дорожку его передвижения и сожгла дверь за ним. Низко, слишком низко себя ощущала. Словно столкнули в высоты с громким шлепком о реальность. Простит? Никогда!

* * *

Знакомое чувство разливалось по венам и тормозилось под рёбрами, сжимая до хруста грудную клетку. Напряжённая венка пульсировала на виске, усиливая саднящее жжение ещё незажившей ранки. Сердце набирало обороты ударов. Нэйтен смотрел пустым взглядом перед собой, медленно обвязывая эластичный бинт на костяшках и запястье руки. Всё звучало через призму и не сразу доводило смысл. Он слышал через вакуум звуки улюлюкающей толпы, смешавшиеся с басами музыки, подбадривая сильнее возбуждённых людей, находящихся через стенку.