Опасная пара для темной

Не говори "проблема", говори "задача"

– А я говорил тебе, – Ворон, довольный своей правотой, сидел на почерневшей перекладине под потолком и буравил нас своими глазками-бусинками. Я его не призывала. Сам проявился впервые за долгое время. Явно чтобы упиваться происходящим.

Я говорила, что у нас схожие характеры?

Ошиблась. У моей нечисти стократ хуже!

– Я уже разведал все, полетал, послушал, – не унималась наглая птица, – Его зовут Киану Бхавин, главу этого… тьфу и учебным заведением не назовешь. Вот если бы Аника не лазала где ни попадя, а ты оставила его в покое тогда, Запределье сделало бы свое дело всем на радость. А без главы в этой дыре всех бы распустили. И у нас бы не было столько проблем.

– Во-первых, – сообщила ему ядовито, – у тебя проблем и нет, судя по тому, сколько у тебя времени на разговоры. Во-вторых, у ведьм тоже не бывает проблем. У них задачи.

– Мама, тогда у нас задача с полом, – мрачно сообщила мне дочка.

Я вздохнула и постаралась усмирить свой гнев на мироздание.

"Задачи" были буквально со всем. И одной силой здесь не поможешь – разве что снести все до основания.

Прогнившие доски пола – удивительно, что тот не земляной! Ничем не прикрытые окна – стекол в эту глушь не завезли, наверное – колченогая мебель, печка, труба которой, сделанная из незнакомого мне металла, погнулась и забилась… Это уже не говоря про грязь, почти полное отсутствие утвари и каких-либо предметов обихода!

Убраться-то мы попытались, да и в петли дома я вплела достаточно заклинаний, чтобы та закрывалась без скрипа, и любой, кто снова подступился к ним с ножом, очень пожалел об этом. Но этого было мало!

Я уже побывала у заведующего здесь хозяйством Чирага Мишти, который совсем не оправдывал свое имя “милый”, с требованием поменять нам дом. И получила ответ, что это единственное свободное помещение.

– Хотя вы, конечно, можете жить со мной, – сообщил мне этот недоинквизитор. И прошелся масляным взглядом.

Я потребовала материалов для починки, обогрева и постельного белья с покрывалами – но принесли лишь ветхие тряпки, несколько несуразных деревяшек и сырого угля, которым если топить, то рискуешь задохнуться только от ветхого дыма.

Попыталась узнать, где здесь столовая и кухня, чтобы мы с Аникой могли полноценно пообедать – скорее уже поужинать – но получила лишь заверения, что никто тут никого во второй половине дня не обихаживает. Все сами себе готовят. “Это входит в обучение”.

И мне выдадут продукты и котелок, теперь-то еды вдоволь.

И то, и другое я взяла, конечно.

А потом вернулась в убогую лачугу и задумалась.

То, что здесь творилось, не могло быть случайным. Ведьмочек – то есть нас – пытались выжить. Уж не знаю по каким причинам. Может они были ведьмоненавистниками, что не редкость – не могла десятилетиями длящаяся “болезнь” пройти бесследно. Может прятали что, или женщины здесь были не у дел, как в некоторых общинах… Не зря же ни одна преподавательница здесь не прижилась?

– А может все дело в том, что главный инквизитор ненормален и заразил этой ненормальностью всех вокруг? – каркнул за моим плечом Ворон.

– Не подслушивай, – буркнула.

– Ты слишком громко думаешь, – хмыкнул… то есть каркнул.

– Знаешь, иногда у меня ощущение возникает, что не ты здесь подчиненная нечисть, а я, – нахмурилась.

– Это не ощущение. Кха-ха-ха…

– Развею, – прошипела скорее по привычке, чем зло.

– Сначала жизнь свою наладь. Смотри, наша девочка совсем выдохлась…

Мы оба посмотрели в угол, где пристроилась Аника.

Малышка старательно мне помогала все это время, но сейчас совсем сникла.

Так не пойдет!

Я достала из заговоренного кожаного футляра рулоном свернутый договор с Советом и принялась медленно и вдумчиво перечитывать его. Хотя полагала, что помню почти каждый пункт.

Но вдруг…

– Отлично, – прищурилась, вглядываясь в строчки. – Аника, вставай. Я сейчас принесу воду из ручья, мы умоемся, переоденемся и навестим нашего главу… где бы он ни прятался.

– А что надевать, мамочка?

– Самое-самое красивое платье, – сообщила я ведьмочке, чувствуя, как по лицу у меня растекается недобрая улыбка. – И пусть им всем будет ведьмочка!

Значит, война!

Бхавин

Под кожей расползалась боль.

Закручивалась черными вихрями, так и норовя утащить в Запределье. Сначала тихая, вкрадчивая, как первые капли дождя. Сильнее. А дальше уже ничего не видно в полном мраке, под завесой ливня, в громовых раскатах и шипении смертоносных молний…

И хочется орать и кидаться чем-нибудь острым в кого-нибудь виноватого. И целителей хочется. Или забыться. Но все нельзя.

Во-первых, если глава академии будет орать и кидаться, как истеричка, то что уж про всех остальных говорить? Во-вторых, целителям про него знать нельзя. Да и вообще, настоящий инквизитор попадает к целителям только тогда, когда обломок меча в его спине мешает ему спать. В-третьих…

Забывать он тоже не имеет права.

Так что остается в такие моменты только прятаться. Ненавидя бессмысленность, но неизбежность происходящего. И тот факт, что единственное доступное "спасение" в такой ситуации – это запереться в самой дальней комнате без окон и взять в зубы тряпку, чтобы вопли слышны не были. И отдаться этой боли до конца. Упасть целиком в бурное море, смиренно дожидаясь, когда оно уже наиграется и вышвырнет его на берег. Слабого и опустошенного утопленника.

Утопленником Киану Бхавин себе категорически не нравился.

Сегодня все проходило особенно тяжело. Наверное потому, что Запределье еще совсем близко, буквально в крови. Но если уж он пережил очередной поход за тварями, переживет и сегодняшний день. А потом на пол оборота – а то и на целый – будет избавлен от этих страданий…

Инквизитор выполз из своей каморки в большую переднюю комнату, которая ему заменяла и гостиную, и кабинет, и библиотеку. Пережитое не отпускало его – тело гудело, рубашка промокла от пота, а по конечностям пробегала дрожь.

Пошатываясь, мужчина дошел до бочонка с вином и налил сразу целый кубок. И залпом выпил. Он терпеть не мог этого состояния! Но терпел. И боль постепенно затихала и сворачивалась змеиным клубком где-то в глубине.

Только недавно заработанные раны еще саднили.

Киану очень хорошо помнил, как их получил. Но ни Света не помнил, кто его выходил.

Только то, что едва выкарабкался из переделки с тварями, влил в себя крепкую настойку, чтобы хоть как-то остановить распространение отравы, и поскакал в поисках укрытия или помощи…

И провал.

А спустя двое суток он очнулся на незнакомом постоялом дворе, с уже вылеченными порезами от когтей. И хозяева этого двора не смогли толком ответить ни на один вопрос.

Пресветлый устало потер лицо и собрался сменить промокшую от пота рубашку, но почувствовал… Тьму-у. В прямом смысле. Вот кого он еще терпеть не мог! Ведьм. Которые всегда были не вовремя. И новый, совершенно идиотский закон. Устанавливающий, что каждое заведение, в котором обучались пресветлые, перешедшие порог детства, должно быть отравлено присутствием темных.

Его академию это бедствие пока обходило стороной. Очень уж далеко они расположились от столицы. Двое возможных преподавательниц просто не доехали, еще двое – убрались прочь в первый же оборот. Эти, как он полагал, исчезнут еще раньше.

Белобрысые, бледные, немощные на вид. Они совсем не подходили для этого места. И это место не подходило им. Видимо, пришли сообщить ему об этом.

Инквизитор быстро натянул на себя камзол, заправил все еще влажную рубашку, закрепил перевязь с мечом. Комнату осмотрел – нет ли следов его слабости.

Тут же раздался довольно уверенный стук. И вот вроде бы голова у него не болела больше, но от этого стука что-то внутри сотряслось. Он открыл дверь рывком и уставился на двух ведьм на собственном пороге. Те – на него.

Дожились…

Светлые волосы стянуты в причудливые косы, на бледных лицах – румянец от холода. И смотрят решительно. И молчат.

Какое-то время они так еще постояли. Никто первым не заговаривал. И явно же ведьмы молчат не потому, что слово сказать боятся – из принципа. Только инквизиторские принципы еще принципиальнее!

– Мама, – хрустальными льдинками вдруг звякнул голосок. Маленькая ведьма обращалась к той, что побольше, но продолжала смотреть на него, не отрываясь. На инквизитора. И он был готов искру отдать, что на простодушном якобы личике мелькнула в этот момент насмешка, – Я думала гостеприимство – оно и у пресветлых гостеприимство. А здесь принято оставлять ведьмочек замерзать на пороге?

– Это не самое худшее, что инквизиторы с ведьмами делали, – если бы старшая белобрысая – Эва Танья, он помнил имя из письма! – не отреагировала столь быстро и с совершенно безмятежным лицом, они бы точно услышали, как скрипнули его зубы.

“Приби-ить бы”, – проныло что-то внутренее, врожденное…

Но внешне мужчина остался невозмутим.

Выдохнул гнев и отступил назад, преувеличенно широко распахивая дверь. Если уж что и делать с наглыми ведьмами, так лучше не на виду у леса.

Мать с дочерью зашли внутрь, аккуратно потопали маленькими ботиночками, стряхивая грязь на его полы, а потом одинаковым жестом распахнули темные плащи, под которыми обнаружились неожиданно яркие платья с вышивками и шелковыми поясами.

Определенно, приукрашенным темным эта глухая местность не подходила.

Вот только они оказались другого мнения.

Ведьма Танья задрала высоко острый подбородок – выше это ее не сделало, она едва ли доставала до его плеча, но все же, все же… И бросилась в разговор как в бой: не на жизнь, насмерть! Каждый словесный выпад – как удар клинком. Только и пресветлых учили биться с детства…

– Наш дом нам не подходит!

– Ну еще бы…

– Вы обязаны предоставить нам другое жилье!

– Я обязан предоставить то, что имеется в наличии…

– Там слишком холодно и слишком много дыр, в которые проникает ветер!

– …а также дрова для отопления и материалы – почините, что надо.

– У нас нет ни нормальных кроватей, ни шкур, ни простыней!

– Условия у нас суровые и не каждому подходят, понимаю…

– Кормить нас тоже не слишком-то рвутся – а печь ту растопить невозможно, сломана она!

– … поэтому готов предоставить сопровождающих и повозку…

– Хорошо что в Совете это предусмотрели и внесли в договор соответствующий пункт!

– …чтобы вернуть вас в город… Что?!!

– Что?!!

Они уставились друг на друга в полной мере осознавая последние сказанные фразы.

– Что это? – раздался еще один… подозрительно невинный голосок.

Теперь оба уставились на маленькую ведьмочку, которая внимательно изучала лежащий на боку винный бочонок и кубок рядом с ним.

Изучала – то есть выковыривала маленькими пальчиками пробку. И если она это сделает – все вино окажется на полу.

– Ничего, милая. Просто некоторые пресветлые пьют с самого утра.

– Ничего! – рявкнул, – Но, в любом случае, это ничего – мое! А я не давал позволения свое трогать!

Они со старшей ведьмой заявили одновременно и снова уставились друг на друга. Ведьма – насмешливо. Он – точно взбешено. Кровь понеслась быстрее, в голове гул, лицо ощутимо окаменело – он знал, что такой вот бешеный взгляд и выражение лица никто не выдерживает. А сейчас даже не специально его состроил, все получилось естественным путем.

Только результата это не дало.

– Я понимаю, что вам нечем… но все ж попробуйте понять, – кивнула в сторону бочонка, ничуть не испугавшись, ведьма. Весьма непрозрачно намекая на его мыслительные способности и злоупотребления, – Мы не собираемся снова пускаться в путь через все королевство. А значит останемся здесь. И договор, подписанный с Советом инквизиторов – а он явно главнее вас – нам в этом поможет.

Она достала этот самый договор и ткнула тонким пальчиком в какие-то строчки.

Глава всмотрелся… и ничего не понял. Что там было такого, что стоило внимания? Но признаваться в этом не стал. Еще не хватало невольно подтвердить ее глупые предположения…

– Ну и что? – оперся на стену – на самом деле ноги паршиво держали – и скрестил руки на груди. И посмотрел на эту Пинью со всем возможным высокомерием.

– А то, что ведьмам обязаны предоставить дом, где они смогут при необходимости “творить ведьмовскую магию безопасно и варить зелья на пользу”! – улыбнулась она с самым пакостным выражением лица, – “В противном случае ведьма может выбрать для ведовства любое подходящее место или даже не отвечать за последствия, если такового не нашлось”. Нам с Аникой нужны защищенные стены, удобный очаг со всей необходимой утварью, теплое сухое место для просушки трав, ритуальный каменный алтарь, достаточное пространство на ровном полу для пентаграммы, непромокаемый сундук для книг, то есть…

– Я понял, – прошипел, действительно понимая.

– …ваш дом вполне подойдет.

– Что?!

– А что? – пожала плечами ведьма, – Как глава академии, который не сумел предоставить вовремя необходимых по договору предметов, разве не должны вы в таком случае снять последний камзол? Или предпочтете чтобы на улице оказались ваши ученики? Или… может нам действительно пойти магичить в лесу?

– И если кто случайно провалится из учеников в пентаграмму и попадет в Запеределье, то это я буду виноват?

– Как верно вы все понимаете, – восхитилась ведьма.

Умна и изворотлива – вот что он понял.

Даже если боится – не показывает. И зачем-то держится за это место и эту глушь. И легко ее отсюда не вытуришь.

Ему надо подумать. Как все таки вытурить таким образом, чтобы обойти договор. Но думать пока не получалось. Последствия приступа мутили разум. И снова накатила тошнота.

– Что ж, – произнес он угрожающе, преодолевая желание свалиться к ее ногам бессмысленным кулем, и отрываясь от стены, – Раз вы не хотите по-хорошему, то будет… как получится. Я предоставлю вам необходимые условия. Пожалеете же потом сами.

Судя по взгляду белобрысой… обеих, потому что младшая подошла и встала рядом, эти слова их не впечатлили. Как и угрожающая поза, и меч у него на поясе.

А жаль. Он надеялся, что ведьмы хотя бы стушуются или задумаются о своей нелегкой доле. А эти только щурят глаза цветам моря … вот разве могут быть глаза такого цвета?! Старшая еще и презрительно. И обе явно показывают, что им совершенно нас… безразличны его попытки отправить их прочь.

Значит, война?

– Уж предоставьте, будьте любезны, – пропела Эва Танья, – И не рассчитывайте, что мы так просто сбежим. Раз Его Величество желает, чтобы Тьма и Свет теперь шли рука об руку, именно так и поступим. Рука об руку, нога в ногу…

– Пока один не оступится… А кто это будет – время покажет, – недобро скривился инквизитор, не желая, чтобы последнее слово оставалось не за ним.

Любительницы болот

– Жаль, что ничего не получилось с моим домом, – осклабился лохматый и с таким “сожалением” вздохнул, спуская нас с крыльца… то есть провожая прочь, что я чуть не засмеялась. Ну смешно же переигрывал! Только ведьмы не смеются над шутками инквизиторов. Ни-ког-да. Над ними самими – пожалуйста.

– Устав академии он такой… – продолжил "жалеть" глава и развел руками, – Не изменишь.

Ага. Особенно если не хочешь ничего менять.

Особенно если там пункт, гласящий, что дом главы может быть использован лишь вследствие стихийных или магических бедствий. Так просто – ни-ни. Берегли свое личное пространство. Будто две ведьмы – не стихийное и магическое бедствие!

Но я не стала спорить, хоть и сделала вид, что ужасно недовольна. Ходить тут опять… место себе в жизни искать… или проблемы.

Мне совсем не хотелось выгонять лохматого инквизитора из его дома. Нет, не потому, что я вдруг пожалела его. Хотя выглядел тот откровенно паршиво. Почти так же, как тогда, когда я…

Не думать об этом!

Просто в доме главы все настолько пропахло Светом и его мерзким характером, что мне в жизни не проветрить! Поэтому кивнула, когда нам предложили другое строение.

“Где есть все-все, что вам нужно согласно договору,” – сказал глава вслух.

“И это “все” будет таким, что вы быстренько с воплями убежите”, – явно подумал в своей лохматой голове.

“В этом какой-то подвох”, – уверилась я и переглянулась с Аникой.

Может его наш внешний вид обманул? И он предположил, что мы совсем городские ведьмы? Ничего. Он еще поймет, как ошибался.

Инквизитор провел нас мимо двух больших оддноэтажных строений, мимо нескольких затоптанных полянок и стрельбища, по мосту через все тот же ручеек, и углубился в частокол деревьев.

– Это там, – кивнул на едва заметную тропку. От своего же кивка побледнел, пошатнулся и на ногах едва удержался.

Я снова подавила порыв помочь.

Напомогалась в свое время уже. И не только ему. Кого хотела осчастливить, тем не было спасенья – типично по-ведьмовски поступала. Но закончилось все настолько кошмарно, что даже вспоминать не хочется…

Взяла Анику за руку и отправилась в указанном направлении.

– А инквизиторы болеют? – спросила задумчиво дочка, поминутно оглядываясь на бредущего за нами сероватого пресветлого.

– Исключительно если только травятся своим ядом, – скривилась, – Ну или страдают от похмелья.

Позади раздалось вялое : “бу-бу-бу”, но я не обратила на это внимание. Втянула носом знакомый воздух… и резко повернулась к мужчине:

– Болото?

– Разве ведьмы их не обожают? Типичное место обитания змей… то есть темных.

Ну как сказать. Ведьмы может и любили болота. Местные. А те, кто родились в жаркой стране за морем – вряд ли.

Домик, который мы разглядели за чахлыми деревьями, оказался удаленным от прочего жилья – что неплохо. И даже несмотря на холод и положенный лед, местность кругом была зыбкая до сих пор: отвлечешься – провалишься. И запах… И тянущая чуть ли не из Запределья стынь. Да и сама постройка была странноватой. Не похожей на те, что мы видели в академии – поселении. Круглое основание из крупных камней, деревянные балки не поперек, а почему-то вертикально, добротные окна со ставнями… Дом выглядел нежилым, но почему-то не обветшал и не развалился.

– Почему здесь никого? – снова повернулась к инквизитору.

– Далеко от прочих. Болото. Проклятье, – пояснил он коротко, но весомо. – Когда на хребте решили сделать академию, дом уже стоял – но никто не захотел жить в нем или строить что рядом.

– Проклятие? – приподняла одну бровь, выделяя действительно нужные сведения.

– Над всей этой местностью, – пожал плечами инквизитор, показывая, что ничего такого в нем нет, – Поговаривают, что отсюда все началось. Какой-то неудачный ритуал. Неоправданная жертва.

А место-то подходящее.

Дом явно был более старым, чем все то, что я видела в этой “академии”… тьфу, название одно. Вполне возможно, что те деревянные лачуги и более приличные строения поспешно возводились под нужды “одаренных”. Это же… совсем другого времени.

Легко было представить себя во-он на той горке камней. Обнаженной ради ритуала. В окружение теней болотных чудищ, укутанной туманом, и чтобы высохший лес качался на ветру в причудливом танце…

Головой тряхнула, отгоняя странное ощущение.

Снова на дом посмотрела.

– Вы же не боитесь? – раздалось близко. Прям над ухом.

– Ведьмы не боятся, – отодвинулась от лохматого. – Ведьмы сами кого угодно напугают.

Страшно мне не было, нет.

Я, скорее, чувствовала себя раздраженной. Пресветлый сейчас – слабее трухлявого пня. Но остатки сил тратит на то, чтобы испортить нам жизнь. Каждым жестом и взглядом давать понять, насколько наше присутствие и упрямство ему неприятно. Во-от насколько. И еще немного.

И почему я это замечаю? Ведьмам же плевать на подобное отношение… Почему мне – нет?

Потому что бесит!

Что он продолжает искать возможность выпереть нас подальше – якобы по моему собственному желанию. Зачем-то объявил войну и даже ее возглавил: явно же и ученики, и те, кто здесь работал были против нашего приезда с его подачи.

Хорошо хоть что-то останавливает инквизитора от того, чтобы прогнать силой и властью. Договор? Закон? Нежелание привлекать внимание? Что бы то ни было, оно пока будет служить нам защитой. А все попытки главы испортить жизнь двум ведьмочкам настолько, чтобы мы сами ушли, я буду пока делить на два, а то и на пять.

Пусть считает, что доставляет нам проблемы. Наверное он не знает, что для ведьмы нет такой проблемы, которой она сама не создаст.

Привыкайте!

Мы подошли к крыльцу – невысокому каменному порожку – и остановились. На двери ни замка, ни запора. И наглухо закрытой – ни попасть, ни выйти – она не выглядела.

Странно было то, что внутрь хотелось…

Вот прям зудело все, чтобы зайти, посмотреть, разобраться!

И не чувствовала я чужого присутствия или магических искр, может какого отворота, охранок… Но что-то там было. Что?

И с этим "чем-то" следовало совладать прежде, чем пускать внутрь дочь или решать, соглашаться ли на “щедрое” предложение главы. Которое точно с подвохом!

Поэтому я обернулась к маленькой ведьмочке и лохматому:

– Аника, – сказала “тем самым голосом”. Который не предполагает возражений. – Побудь пока с главой Бхавином на улице…

“Но…” – раздалось от обоих, только я успела раньше их возражений:

– Мало ли что там поджидает, я должна защитить дочь. Вы же не откажетесь присмотреть за милым дитя? – заявила я одному. Светлому.

– Милая, ты видишь – главе нехорошо. Если он упадет замертво, могут и ведьм обвинить. Понаблюдай за ним, если что позовешь на помощь, – а это – темненькой.

Теперь оба смотрели на меня возмущенно. Инквизитор – явно лишившись дара речи от такой наглости.

– Вам не кажется, что вы сами себе противоречите?

А, нет. Не лишился. Разговаривает. Но здесь так – или он меня, или я его. И пока я окончательно не поняла расстановку сил, буду наглеть. Наглость – не просто второе счастье. В данной ситуации это единственная возможность остаться там, где я хочу.

– Не кажется, – покачала головой.

– И что не слишком уместно говорить в таком свете о своем главе?

– Рада, что вы уже признали, что я здесь работаю, – улыбнулась мило, – И я не хотела вас обидеть – случайно просто повезло.

Открыл рот, чтобы.... ну не знаю, заорать может. Но закрыл. И закатил глаза наверх, будто спрашивая Свет, за что ему такое наказание.

Да-да, лохматый инквизитор, лучше не продолжать разговоры. Я все оберну против тебя. Особенно когда ты в таком состоянии. В искусстве взбесить противника словами ведьмам нет равных. И ты сам дал мне оружие в руки: я все больше убеждаюсь, что ты не будешь уничтожать нас Светом или связывать и отсылать прочь. Пусть ты и страшен на вид, но, если я буду действовать хитро и в рамках законного договора, ты ничего не сможешь сделать. И кстати, даже если дом нас устроит, даже если с нами будут нормально обращаться в дальнейшем – в чем я сомневалась – я точно не забуду твоего отношения. И слов.

А что? Я не злая. Но память на гадости мне сказанные и сделанные – хорошая.

Снова повернулась к лохматому задом, а к дому передом и толкнула дверь. А потом плотненько прикрыла ее.

Тихо.

Вот что меня удивило сразу. Оглушило почти. Меня будто отрезало от остального мира. Там остался запах болот, угасшая природа, дочь и пресветлый, которые теперь охраняли друг друга друг от друга или еще как. Здесь происходила какая-то другая магия. Или никакой?

Пыльно, мебель перевернута, какие-то котелки и метелки на полу, двери в другие помещения есть – и другие помещения, значит, есть – чуть скособочены. А через две выбоины-щели в стенах свет проникает.

Но сухо. И будто не много лет прошло с момента, как этот дом оставили. Пара месяцев, не больше. И нет ощущения гнили хоть какого рода…

– Что думаешь? – спросила у Ворона, который, конечно, не удержался – полюбопытничал.

– Ничего, – вырвалось у него тихое.

– Это и я могу сказать, – поморщилась.

– "Ничего" в том смысле, что здесь вообще ничего. Будто вычищено. Прошлое и будущее, вне и внутри… – если бы он мог ежиться, поежился бы. – Понимаю ведь, что опасно может быть… но и опасности нет.

Кивнула, соглашаясь.

Ведь даже осознать, плохо здесь или хорошо невозможно. Потому что и правда ничего.

Так не бывает.

У любого предмета, вещи, человека, мага всегда есть следы, изнанка, искры. Что-то можно увидеть, что-то увидеть внутренним взором, что-то целенаправленно – или нутром – почувствовать. А как быть с… когда никак?

– Но тебя я чувствую… – протянула, мысленно прикасаясь к нечисти. – И себя.

Я осмотрела все внимательней.

Окна не только ставнями прикрыты, но и промасленным пергаментом, частично пришедшим в негодность. Исправимо. Каменный пол хорошо промазан, почистить да половиком прикрыть – и все будет замечательно. И стол есть, и утварь, и стулья, кресло, глубокие и большие кадки, которые для мытья можно использовать. За одной из дверей – маленькая комнатка с кроватью, на которой мы с Аникой поместимся, еще и останется. Грязноватый мешок размером с кровать полон свалявшихся перьев и сена, но это тоже не проблема. Тем более, что в захламленной кладовке за второй дверью много чего обнаружилось. И шкуры, и шерстяные тряпки, и даже парочка грубых гобеленов – на стены для тепла их повесить можно. Но главное – большая каменная печь.

Я таких и не видела прежде.

Она круглой была, располагалась не посреди комнаты, а посреди домика, прямой каменной трубой уходя вверх. Сам дом вокруг нее обернут, внутренние стенки смыкались на ее боках, и так получалось, что в каждой комнате – даже в кладовке – был кусок этой печи. А значит везде будет тепло.

Для меня, постоянно мерзнущей в последнии дни, это стало решающим аргументом.

– Уверена? – Ворон понял без слов. – А проклятие и вот эти все странности?

– Они когда еще будут проявлены, – кивнула сама себе решительно, – А есть, спать, греться и мыться мы хотим уже сейчас.

Я вышла на крыльцо и сообщила благосклонно привалившемуся к дереву инквизитору, который с трудом оторвал настороженный взгляд от Аники…

…ну рисует ребенок пентаграмму – ловушку на земле, чего так смотреть?

– Так уж и быть.

– Что? – нахмурился инквизитор.

– Я согласна остаться. И работать в академии.

– Но я и не… – попытался возразить инквизитор.

– И взять на себя ваши заботы и хлопоты.

– У меня нет забот и хлопот! – возмутился инквизитор.

– Теперь будут. И дом неплох на первое время. Только прикажите, чтобы нам принесли наши вещи, продукты, дрова, сено – наверняка же запасли для живности! – лучшие ваши подушки и приборы столовые, чтобы кадку с чистой водой поскорее доставили, чернильницы и пергамента побольше, веревки толстые, веревки тонкие, глину для щелей…

– И это все? – спросил язвительно инквизитор.

– Завтра список может пополниться.

– Знаете… – Киану Бхавин явно хотел выругаться, но покосился на Анику, наносящую последний штрих, и не стал, – Почему то, что вам надо, делать должен я?

– Привыкайте, – пояснила ему охотно. – Теперь это часто так будет.