Как-то вечером я вышел на балкон повесить плавки сушиться и увидел: дед с внуком переговорили во дворе, а потом Илья Иосифович помахал мне рукой и направился к лестнице. Мы завели обычай в семь часов пить вдвоём сладкий чай. Как обычно, хозяин дома поднялся в мою комнату, я отодвинул от стены столик, поставил стулья, мы сели. Через пару минут Вениамин принёс чайник с чашками и ушёл. Признаюсь честно, этот момент доставил мне особое, постыдное удовольствие.
Я собирался позже представить Илье Иосифовичу наброски сайта для «Херема». Конечно, он бы не понял, хорош я в своей профессии или плох, но я надеялся показать, что тоже могу позаботиться о бизнесе. Могу обеспечить ему комфортную жизнь в коконе из виноградной лозы и фруктовых деревьев.
Каждый вечер хозяин дома рассказывал мне истории. На этот раз я не дал ему пуститься в плавание по морю воспоминаний, а спросил сам:
– Откуда взялся этот дом? Почему вы помогаете людям? – Я отхлебнул чай, даже не почувствовав, горячий он или холодный, и приготовился слушать.
– Моя семья живёт здесь больше двухсот лет. Дома менялись, но сад был всегда.
Мне захотелось стать человеком с богатым семейным наследием. Чувствовать себя частью общего. Наверное я извращенец, раз испытывал болезненное удовольствие, когда находил всё новые причины считаться неполноценным.
– Лечить людей начал ещё пра-пра-прадед, – продолжил Илья Иосифович. – По тем временам его идеи были слишком смелыми, экстравагантными. Да и по нашим временам тоже. Караимская община наложила на нашу семью херем.
– Что это значит?
– Изгнание. Они сказали, Бог подобные опыты не одобряет.
– Но ведь он помогал людям!
Хозяин дома пожал плечами.
– Не все признают, что эта цель важнее всяких условностей.
– А вы сами? Религиозны?
– Я верю во всё, что разумно. Живу за рамками общества и религии. Их требования абсурдны и жестоки по отношению к людям. Если можно помочь многим больным малыми жертвами, я помогу.
– А Вениамин? Разделяет вашу миссию?
– Мой внук – ещё зелёный плод. Посмотри на овощи – им нужно много времени, чтобы созреть. Почему у людей должно быть иначе? Я помню себя таким. Хотел бросить «Херем», избавиться от груза ответственности. Мальчикам трудно смириться с бременем, которое на них перекладывает старшее поколение. Но с возрастом становишься мудрее.
Я не стал спорить: мол, сорока лет вполне достаточно, чтобы созреть; ваш внук – неблагодарный, не ценит вас, спорит, когда не надо. Во мне говорили тёмные чувства.
– Пора готовить замену, – добавил Илья Иосифович. – Ты для этого пригодишься.
– Правда? – Мне стало жарко. Неужели я буду жить здесь всегда? Научусь помогать людям?
Хозяин «Херема» замолчал, что лишь подогрело мой интерес. Обычно пожилые люди говорят чересчур много и в такой ультимативной форме, что пропадает всякое желание слушать. Илья Иосифович был немногословен и сразу чувствовалось: он не жаждет внимания, и если говорит мудрость, то лишь чтобы оказать тебе услугу.
Как бы жадно я ни глотал его слова, меня потянуло в сон. Отяжелели руки, пальцы отпустили чашку, веки закрылись, я упал со стула, стукнулся головой. В последнюю секунду перед тем, как я отключился, в голове вспыхнули образы: Илья Иосифович играет с котом, на земле лежит мокрый мешок.
«Я верю во всё, что разумно».
«Кот один, а птенцов пять. Нельзя, чтобы погибли».
Я так и не понял, что уже сижу в мешке, который несут к фонтану.
Очнулся я в комнате, освещаемой одной лампочкой, среди криков десятков птиц. Я сидел голый, привязанный к стулу, сверху лилась вода. Сердце панически застучало, ладони вспотели, перед глазами поплыли круги. Я заметался в ужасе. Всё тело саднило. Ощущение было неопределённым, раздражающим, похожим на щекотку. Больше всего беспокоила нога. Я опустил глаза и увидел Вениамина, который стоял на коленях и блестящим скальпелем вырезал сухожилие из моей левой голени. Я закричал громче птиц.
Руки и ноги были надрезаны сразу в нескольких местах, кровь почти не текла, но я не мог пошевелить конечностями. Я вопил от боли, которую даже не чувствовал.
– Тихо, тихо. – Из темноты выступил Илья Иосифович, держа в руке банку мяса с белыми прожилками.
Моего мяса.
Я потерял сознание на несколько секунд или минут, не знаю.
– Очнулся? Хорошо, – продолжил хозяин дома. – Не пытайся кричать. Мы под фонтаном. Тебя не услышат.
Действительно, с потолка лились тонкие струйки. На полу лежали большие и маленькие камни, какие-то уже стали куриными богами, другие лишь полубогами. Они напитывались оранжевой водой и моей кровью.
– За что?! – я еле выдавил человеческие слова.
– Правильнее спросить: для чего? – поправил Илья Иосифович. – Ты ведь хотел помочь мне с коленями.
– Коленями?!
– Вы, мальчики, даже не представляете, как сильно они порой болят. И потом, для Вени это хорошая практика.
Я не мог осознать, что моя жизнь кончилась. В голову пришла абсурдная мысль: начальник разозлится, что я пропал. Я никому не сказал, куда еду, даже тому коллеге. Вот она – трагедия интроверта.
– Не бойся, боль не придёт, – сказал Илья Иосифович таким тоном, будто эта фраза могла меня утешить. – Ты замаринован живьём. Нервная система в разладе, тело ещё долго останется свежим. Ни один кусочек не пропадёт.
Я не выдержал и громко всхлипнул. Не плакал с тех пор, как мама бросила заниматься «Орифлеймом» и сказала, что мой сайт ей не нужен.
Помимо страха перед смертью на меня накатила боль от предательства. Ужасно осознавать, что к тебе относятся вовсе не так, как ты думал. Только в моём случае это заблуждение стоило жизни.
– Всё это время вы… Я думал, что нравлюсь вам!
– Нравишься, конечно, – ответил Илья Иосифович. – Я мог замариновать тебя хоть на второй день. Но я хотел всё сделать правильно. Не каждый день убиваю людей.
– Мы говорили по душам…
– Не стал лишать тебя последних приятных недель, я же не изверг. Да и мне было интересно поговорить с молодёжью.
Я стал задыхаться от паники.
– Ну-ну, спокойно. Ты ведь был счастлив. Животные на скотобойне и этого не получают.
Раздался странный звук. Позади меня что-то упало на пол. Я обернулся и увидел оранжевую кость. Илья Иосифович наклонился, поднял её, завернул в тряпку.