– Почему я выжил? – сипло спросил Дай неизвестно у кого. – Я должен был погибнуть в тот день. Не ты. Зачем ты спасла меня, а теперь преследуешь во снах и наяву?

Дай почувствовал, как что-то тёплое скатилось по его щеке, размывая засохшую кровь. Слёзы.

Если бы он тогда умер – ничего бы из этого не случилось. Он бы сейчас не подыхал медленно и мучительно в паршивых трущобах, не жалел бы, что выжил, не мучился бы совестью. Ведь он никогда не хотел убивать людей.

Губы его дрогнули, то ли от озноба, то ли от нервов. Он ссутулился и, задрожав всем телом, тихо, болезненно всхлипнул.

Никчемный. Он ничего не добился своей глупой местью, только хуже сделал. Никому не помог.

Трусливый. Даже сейчас боится умереть и цепляется за обрывки ускользающего сознания, бредит.

Жалкий. Больше не может, не хочет продолжать. Ему хочется домой, в тепло, в то время, когда жива была принцесса. Он так устал. Устал быть в Ордене, устал притворяться сильным, устал рисковать, устал от мук совести. Он отнял жизнь принцессы. Он отнимал жизни у ещё многих людей.

Убийство – страшнейший из грехов.

Из легких снежинок образуется тяжёлый сугроб, и точно так же из малых грехов образуется груз, тянущий вниз.

– И почему я никак не умру? – без голоса сказал Дай, уже не чувствуя боли в плече, не чувствуя пальцев рук и даже холода кирпичей мостовой, на которую упал, но чувствуя горячие слёзы, текущие по щекам, сползающие в рот и в уши. – Почему ты покинула меня? – хрипло, спросил он, обхватив себя руками за плечи. – Почему ушла так рано? Мне так больно и страшно…ничего не вижу… Неужели это конец?

Дай сжался в комочек, подтянув колени к груди, прокусил нижнюю губу и закричал срывающимся голосом так жалко и по-детски, что было мочи:

– Пожалей меня, Лиииииияяяяя!

Глава 11. Монстр

Топот грохочущим эхом разносился по пустым коридорам замка. Но частое и громкое обрывистое дыхание было единственным, что слышал мальчик. Он бежал. Бежал что есть мочи в сад к проклятущему старому дубу.

Холодный предрассветный воздух раскалял легкие. Мальчику было больно дышать. Он спотыкался на ступенях, падал, но, сдерживая слёзы, вскакивал на ноги и продолжал нестись к заднему выходу, раздирал колени и руки в кровь, но совсем не ощущал этой саднящей боли. Он чувствовал другую боль: тревожную, заставляющую сердце ёкнуть от страха не за себя, за другого…

Толкнув тяжёлые двери, он выскочил наружу. Обеспокоенные серо-голубые глаза заметались по округе, цепляясь за деревья и кусты, окутанные холодной сизой дымкой. Из приоткрытых губ вырвалось облачко пара. Холодно.

Определив нужное направление, мальчик побежал налево, туда, где деревьев становилось меньше, ведь огромный дуб высасывал из почвы все соки, и небольшие деревца там просто не выживали, а потому и вовсе перестали расти.

Приблизившись к величественному гиганту с мощным стволом и раскидистой кроной, мальчишка встал как вкопанный. То ли от привычки, то ли ужаса.

На одной из лысых веток стояла худенькая девочка с костлявыми плечиками. Порывы ветра трепали её длинные каштановые волосы и юбку белого сарафана. Одной рукой она придерживалась за трухлявую тёмную кору дуба. А взгляд был устремлен не под ноги, а на крепостную стену. Нет. Не на стену. На город, выглядывающий из-за стены своими острыми тёмными крышами и источающими густой пар трубами.

Она что-то напевала себе под нос, точно не замечала ни холодного ветра, ни на чем стоит босыми ногами.

– Лия! – испуганно крикнул мальчик, подбегая ближе.

– Ты видишь этот город, Дай, – как ни в чем не бывало спросила она, даже головой в его сторону не повела. – Такой красивый в лучах рассвета…

– Лия, спускайся, пожалуйста, – взмолился Даймонд, простирая к ней руки. – Очень опасно там стоять. Ты можешь пострадать!

– Ты же жил там, снаружи!.. – воодушевленно начала она, но мальчик её перебил.

– Лилия, – сказал он, нахмурившись. – Я не шучу. Спускайся сейчас же…

Дай осекся. Девчонка резко обернулась, пронзив его острым взглядом.

– Опасно, говоришь, – приглушённо повторила она. – Можно пострадать… так даже лучше. Всем будет лучше, если я умру! – с горькой усмешкой сказала Лия.

– Мне не будет лучше! – пронзительно закричал он, точно старался этим криком заглушить её слова, её мысли. – Я буду страдать…

Дай смущённо отвел глаза в сторону.

– Во-от как, – протянула принцесса, озорно хмыкнув. – Ну, раз я так дорога тебе, – сказала она, повернувшись к мальчишке всем корпусом. – Тогда лови!

Лилия сделала шаг в пропасть.

Даймонд сорвался с места, воздев к ней руки. С виду хрупкое тело совсем не весило как пёрышко (как у принцесс из сказок), и Дай знал это, ведь кости и органы тоже чего-то весят. Это одна из причин, по которым он не признавал сказки, считал их глупыми и нелогичными вымыслами.

По всем законам притяжения, поймав Лию на руки, Дай упал на попу, больно ударившись копчиком о землю. Он поморщился, но быстро совладал с собой.

– Дурочка, – с улыбкой зашептал он, крепко-крепко стиснув её худенькое тельце в объятьях и зарываясь носом в её волосы. – Я чуть с ума не сошёл. Зачем прыгнула, глупая. А если бы я не поймал, если бы не успел?

– Но ведь успел, – со странной улыбкой сказала она, не отвечая на объятья.

– Успел… – выдохнул Дай, прижавшись лбом к её шее. Он чувствовал, как запах дождя смешался с тёплым запахом её кожи.

Подул ветер, трава и листья тревожно зашелестели.

– Поклянись мне, – нарушила тишину принцесса, – что никогда не забудешь меня, что всегда будешь помнить и вспоминать, если нас разлучат.

Даймонд непонимающе взглянул ей в лицо. Зачем она просит об этом так внезапно. Да, она принцесса и выйдет когда-нибудь замуж, возможно даже покинет эту страну, и они больше никогда не смогут встретиться. Никогда не будут вместе. Он понимал это с самого начала, но так старательно отгонял эту мучительную мысль, сродни больной мозоли: как ни старайся о ней забыть, дотрагиваясь, всё время будет о себе напоминать. А Лия сейчас содрала эту самую мозоль.

Девочка отстранилась от него, встала на ноги. Её лицо было серьёзным, а в выжидающем взгляде сквозила печаль.

– Я клянусь, – взволновано сказал Дай, поднимаясь и кидая на неё кроткие взгляды. – Я никогда тебя не забуду.

На крепостной стене что-то сверкнуло, а затем резкий звук, похожий на хлопок, разнёсся по округе. Загрохотало. Серые куски стены с грохотом посыпались совсем близко. Земля задрожала под ногами.

Сердце Дая заколотилось как бешеное. Он испуганными глазами уставился на спокойное лицо Лии.

– Как она и сказала… – с грустной улыбкой произнесла девочка.

– Лия! – едва дыша, позвал Дай. Страшное предчувствие железной хваткой сдавило ему горло. – Ты… не говори, что!..

Земля начала проваливаться. Разлом от упавших кирпичей разрастался, приближался к ним всё быстрее. Дай почувствовал, как опора начала уходить из-под ног. Но Лилия подскочила к нему и с силой оттолкнула. Дай споткнулся о мощные корни дуба и повалился на них.

Он увидел, как Лия упала в разлом. Она что-то сказала перед этим, но Дай ничего не слышал из-за грохота, ветра, гула собственной крови в ушах. Однако он всегда хорошо читал по губам.

Ⅰ

Материк Алькор, королевство Алнаир, г. Гиансар

Кровь остановилась.

Она успела пропитать всю рубашку Дая, жилет и часть сюртука, но больше не шла. Кожа вокруг раны онемела, и он почти не чувствовал боли, если не шевелил рукой.

Сгорбившийся Даймонд брел по улице, опираясь здоровой рукой об опустевшие прилавки. Он не помнил, как очнулся в переулке трущоб, окружённый мешками с мусором и как добрёл до фестиваля в центре города. Видимо, по дороге ему так никто и не попался, ведь, заметив его состояние и залитое кровью лицо, руки, грудь, кто-нибудь должен был среагировать и вызвать полицию, но Дай не встретил никаких препятствий. Никого. Точно самый крупный город Алнаира разом опустел.

Он не знал, зачем пришёл на фестиваль. Надеялся встретить людей? Получить помощь? Медицинская помощь ему точно была нужна. Но он и не подумал идти в больницу – она далеко, да и объяснять, откуда такое серьёзное ранение он не хотел. Он же людей убил.

Вернуться в замок без камня он не мог. Идти в монастырский приют ему было совестно – лучше бы сразу в трущобах помер. Он не желал добавлять им лишних проблем, не желал видеть Лилит. Лучше ему вообще больше никогда её не видеть.

Часы на часовой башне пробили полночь.

Все люди уже собрались на центральной площади и ожидают, когда начнут запускать фейерверки.

Придерживая плечо, Дай шёл по узкой тёмной улице, украшенной фонариками и гирляндами из цветов в честь праздника. Откуда-то из центра до него доносились слабые звуки весёлой музыки. Даже торговцы побросали свои лавки вместе с товаром, уверенные в защите магических сфер.

Неужели Дай так никого и не встретит, не вызовет паники, шумихи. Всем настолько на него плевать… Он уже хотел схватить с любого прилавка что под руку попадется, чтоб призвать к себе хоть кого-нибудь. Чтоб не подыхать в этой мертвой тишине в одиночку!

Но опомнился и пошёл дальше. Он не вор. А на душе хватает и того, что он убийца.

Даймонд очень удивился, когда проснулся немёртвым. Он уже распрощался с жизнью и не надеялся вновь открыть глаза в этом бренном мире. Вывод напрашивался только один: он выжил, потому что грис. Пусть и нечистокровный. Этого хватило, чтоб сильная потеря крови остановилась, а рана начала затягиваться.

Ни одна из человеческих рас не обладает такими нечеловеческими способностями как грисы. Физическая сила, выносливость, магический запас, регенерация – высокие показатели в этих областях – удел монстров или тех же Суртов. Кто же на самом деле эти грисы? Они сильнейшая раса, но сохраняют нейтралитет уже на протяжении нескольких веков. С их возможностями они могли бы с легкостью завоевать весь мир. Они же неубиваемые. Чего стоит один полукровка Дай. В отличие от других рас, эта раса консервативна: они не признают полугрисов и даже презирают, людям из других стран почти невозможно к ним попасть, ровно как и грисам невозможно покинуть свою страну. Въезд на их территорию разрешается только официальным представителям других государств и послам.

В других странах в плане смешения рас всё не так критично, чего стоит Алнаир, на котором раньше проживали сразу две расы: блэкеры и голды. Половина населения Алнаира – это смесь двух этих рас. Блэкеры имели чёрные волосы и глаза, и белую кожу; голды – светлые волосы и глаза, и загорелую кожу. Кочевники-блэкеры, по приданиям, раньше проживавшие в Лесу чудовищ, но однажды вышли «наружу» и увидели, как хорошо живут их соседи голды, и решили, что хотят жить так же. Они, будучи обученными, пусть и малочисленными, войнами легко захватили власть над сельскохозяйственниками-голдами. Но самое странное, что никто не противился им. Ходили легенды о том, что у всех блэкеров были особые чёрные глаза, способные гипнотизировать людей. Даже если и голды в глубине души хотели восстать, то просто не могли ослушаться, ведь они теперь любили блэкеров.

Но с течением лет крови двух рас смешивались, и «глаза» остались только у нынешней королевской семьи Энфилд. Последним их владельцем был пропавший король Глен. По неизвестным причинам, ему запретили оставлять потомство, но никто сильно не паниковал: считалось что «королевская метка» передается непрямым наследникам, а любым детям из рода Энфилд. По традиции, следующим на престол восходит обладатель «метки», будь он хоть женщиной, хоть мужчиной. Но ни Шелла, ни Лиам её не получили.

У Шеллы хоть глаза карие, а вот Лиам с виду вылитый голд. Поэтому его не признают королём, не уважают и ни во что не ставят.

Загремели салюты. Разноцветные искры разлетались куполом в небе и опадали на землю тысячами сверкающих капель. В такой близи зрелище завораживало. Но Дай не видел этой красоты. Он схватился за раскалывающуюся от громких выстрелов голову и думал, как бы не упасть, потеряв опору в виде руки.

Дай привалился боком к пустому прилавку и… замер.

Тонкие пальцы скользнули по его груди, залезли под сюртук и вдавились ногтями в рану на плече. Даймонд едва сдержал крик. Он часто задышал открытым ртом.

– Давно не виделись, Дай, – сладкий шёпот обжёг дыханием ухо. Лицо юноши застыло, стало белым как холст. Он узнал этот голос.

– Шрам…

– Я рада, что ты меня не забыл, – глубоко дыша, сказала она низким голосом и обвила руками его шею. – Знаешь, я тебя искала. Если бы ты не объявился в трущобах, я бы так и не узнала, что ты приехал.

Дая замутило. Ему мерещился устойчивый сладковатый запах трупной гнили всегда, когда Шрам находилась рядом. Возможно это из-за того, что он знал, сколько человек она убила, но прежде изуродовала. Он знал, это она убила его друга, Хранителя Ордена теней, Нелла.

– Вру, – прошипела она, поглаживая его напряженные плечи. Дай справился с новой вспышкой боли. – Я бы нашла тебя по следу из крови. Ведь мы похожи…

Ненависть волной прокатилась по телу. Дай хотел сбросить с себя её руки, но не нашёл сил даже двинуться.

Блондинка, старше его на лет пять и выше ростом почти на полголовы, крепко удерживала его в капкане рук. Возможно, если бы не она, Дай бы уже упал.

– Ты не хочешь этого признавать, – шептала Шрам, – но мы с тобой связаны. Я знаю, тебе нравится убивать, нравится смотреть на чужие страдания, боль. Ты такой же, как я.

Дай содрогнулся, вспомнив, что он ощутил, когда плакала Лилит.

– Поэтому я понимаю тебя лучше кого-либо. Ты же почувствовал, каково это обладать чьей-то жизнью в момент, когда отнимаешь её?..

– Где камень? – глухо отозвался он, смотря прямо перед собой. Кулаки его затряслись от напряжения.

– В надёжном месте, – гадко ухмыльнулась Шрам. – Но не беспокойся – скоро всё закончится, – она прищурила кроваво-красный глаз, характерный для рубисов, но волосы её были светлыми, как у голда. Шрам полукровка, как и он. – Мы два убийцы, Дай, мы похожи и должны быть вместе.

Дай побледнел. Нет. Он не такой как Шрам. Он не получает удовольствия от убийств, не хочет убивать. Он не монстр как она, ведь так?

– Глупо это отрицать, – продолжила шипеть «змея». – Ты же знаешь, моё терпение не бесконечно. Я продолжу обрезать «нити», что сдерживают тебя.

– Не смей, – глухо отозвался Дай. – Не трогай моих друзей…

– Тогда брось их и будь моим, – она внимательно посмотрела на его напряженное лицо, он неприязненно наморщил нос и отвернулся. – Не можешь сам, я помогу…

– Нет! – рявкнул юноша, вырвавшись из её хватки. Он пошатнулся и чуть не упал, но вовремя оперся рукой на свою трость.

– Ты едва стоишь на ногах, – снисходительно подметила Шрам. – Тебе стоит отдохнуть, я сделаю всё за тебя. Скоро мы будем вместе. Я обрежу очередную связывающую тебя «нить». А с остальными мы расправимся вместе, если захочешь. Никто больше не встанет на пути твоего порочного желания «обладать». Не двигайся, – сказала она, когда Дай попытался сделать шаг вперёд. – Сейчас ты не в лучшей форме, я прикончу девчонку за тебя.

Она легонько коснулась шершавыми губами его губ и со словами: «Увидимся позже» – прыгнула на крышу ближайшего дома и растворилась в ночи.

Дай хотел кинуться за ней, но споткнулся и упал. Ему было дико больно, хотелось кричать, в истерике забиться в угол и жалеть себя. Но он понимал, что не может тут расслабляться. Не зря он «воскрес». Лилия не забрала Дая, потому что у него ещё есть незаконченное дело.

Пора положить конец бесчинствам Шрам и своему горю. В этот раз он точно убьет её. Больше не позволит навредить никому из друзей. Не позволит навредить Лилит.

Дай до боли стиснул кулаки и с твёрдой решимостью направился к приюту.

Ⅱ

Лилит села на кровать и стянула юбку. Синяя ткань с шуршанием упала на пол, и взору девушки отрылось забинтованное бедро.

Лишь лунный свет освещал мрачную комнату. Лампу Лилит включать не стала. Её соседка уже лежала в кровати отвернувшись лицом к стене и сладко сопела.

Их ночная вылазка с целью посмотреть фейерверки не увенчалась успехом. Смотрительницы-монахини предугадали намерения Эммы и вернули всех «бунтарок» к отбою. В конце концов, она уже не первый раз нарушает правила подобным образом. В этот раз ей не дали этого сделать. Эмма надулась и сразу по приходу в приют легла спать. У Лилит же сна не было ни в одном глазу. Она привыкла к ночному образу жизни, и ложиться спать в одиннадцать вечера ей не хотелось.

Лилит сняла чуть замаранные повязки, с трудом отлепляя их от зарубцевавшейся раны.

Дыра в ноге была сквозная. Нормальный человек бы ещё очень долго оправлялся от такого, но Лилит была Суртом, монстром. Рана почти совсем затянулась. Завтра с утра от неё даже намека не останется, не то что шрама.

Но почему же на запястьях у неё такие уродливые рваные рубцы. Как и сколько раз нужно было резать в одних и тех же местах, чтобы даже у чудовища со сверхрегенерацией остались шрамы.

Конечно же, Лилит не сама себя ранила. Это был «подарок» из её забытого прошлого. Прошлого, в поисках которого она вернулась в столицу, в место, где прошли самые ужасные и тяжелые для неё годы. Годы, когда она, будучи не маленьким ребенком, училась правилам жизни (и выживания) с нуля.

И почему она решила, что найдет ответы на свои вопросы в Ордене теней, ордене преступников и убийц? Чутьё. И Лилит оно никогда не подводило. Ещё одно наследие монстров – сильная интуиция.

Она потеряла память примерно пять лет назад. В это время произошла трагедия, о которой рассказал Элрик, но он упомянул ещё кое-что. Взрыв лаборатории. Якобы революционеры для отвода глаз взорвали старое здание, которое оказалось сектантской лабораторией. Лилит расспросила об этом Ники, и та рассказала, что, по слухам, в лаборатории ставили опыты над детьми и в этом монастырском приюте есть дети оттуда. И одна из таких детей – Эмма, только она не любит вспоминать и уж тем более говорить об этом.

Когда Ники рассказала Лилит об этом инциденте, она начала припоминать, что когда её нашли беспризорники, то спрашивали, не из лаборатории ли она.

В таком случае, наличие шрамов на её теле объяснимо. Если Лилит была одной из тех подопытных детей, кто знает, что с ней могли делать и зачем постоянно резали руки. Может, брали пробу крови или делали переливания? Но в таком случае, все, кому вливали кровь Лилит, умерли.

Лилит легла на кровать и накрылась одеялом. Взгляд её уперся в висевший на спинке стула фрак и штаны, аккуратно сложенные на сидушке.

Неужели их с Даем приключение окончено. Они добрались до столицы, и их дорожки разошлись, как и планировалось. Но почему же Лилит недовольна? Она сама не хотела с ним сближаться, чтобы потом ни о чем не сожалеть, а теперь… Захотела в первый и последний раз побыть человеком, и Дай взял и испарился из её жизни. Ну не дура ли, на что надеялась?

Впрочем, сейчас это уже не важно. Она не останется в монастырском приюте: это опасно и для настоятелей, и для сирот. Куда бы Сурты не пошли, они всегда приносят с собой беды.

Эмма зашевелилась в кровати и встала. Лилит закрыла глаза, притворяясь спящей. Она слышала, как тихо прошлёпали по холодной плитке босые ступни, коротко скрипнула входная дверь и закрылась, скрыв силуэт девушки в простой ночной рубашке.

Эмма тихо спустилась вниз по лестнице. Пятки неприятно холодила плитка, и она уже жалела, что не надела туфли.

Несмотря на позднюю ночь, в церкви было довольно светло. Красный месяц проливал свой свет в многочисленные стрельчатые окна, и Эмма прекрасно видела куда шла.

Это была длинная дорога до туалета, но если бы она пошла короткой, рисковала бы разбудить чутких смотрительниц и нарваться на проблемы. А проблем у нее было по горло из-за того, что хотела посмотреть на фейерверк и вернуться после отбоя. И что в этом такого? Она уже не маленькая и тем более была не одна!

Эмма сонно протерла глаза и осмотрелась. Куда же теперь идти…

Из-за входной двери послышался несильный, но настойчивый стук. Эмма вздрогнула. Кому приспичило идти в церковь среди ночи?

Кто-то с силой задергал ручку, но дверь не поддалась. Ночью её закрывают изнутри, как раньше делали в крепостях: поперек внутренних железных крюков кладут деревянный брусок.

Эмма сглотнула и направилась к двери. Вдруг кто-то из нарушительниц порядка, как и она сама, всё же сумел остаться на фейерверк и теперь пытался вернутся. Дверь ведь закрывают после отбоя.

– Кто там? – шепотом спросила она и попыталась увидеть что-то через узкую щелочку между дверными створками.

– Дитя! – облегченно воскликнул скрипучий женский голос. – Это бабушка. Прошу впусти меня. Я прихожанка этой церкви. Мне нужна помощь…

– Но сейчас ночь, я не могу вас впустить, – растерянно ответила Эмма. – Приходите завтра утром.

– Я не могу… – голос женщины дрогнул, почти срываясь на плач. – Мне больше не к кому обратиться! Я пришла к церкви в надежде на кров, – сквозь слёзы пролепетала она. – Бандиты ограбили меня, забрали деньги и ключи от квартиры. Я не могу вернуться. Мне совсем негде переждать ночь. Прошу, впусти меня переночевать! – взмолилась она, припав руками к щёлочке.

Эмма отпрянула.

– Я-я, – заткнулась она, отступая от двери. – Спрошу у настоятельниц…

Ей хотелось убежать. Что-то в этой женщине, в её голосе и словах было не так и необъяснимо пугало девчонку.

– Мне так холодно, дитя, – умоляюще затараторила она. – И, кажется, я ранена. Боюсь, не дотерплю до твоего возвращения…

– Ладно-ладно! – нервно воскликнула Эмма, хватаясь пальцами за тяжелый брусок. – Сейчас открою. Только прошу, успокойтесь, бабушка, и не шумите.

Она приподняла доску и, потянув за ручку, подумала, как это странно, представляться бабушкой, обычно люди называют хотя бы своё имя. И почему, если её ограбили, она пошла в церковь, а не в полицию?..

Но развивать эту мысль было уже поздно. Дверь приоткрылась, и костлявые пальцы схватились за створку, а из тьмы на Эмму устремился один ярко-рубиновый глаз, а второй – широко распахнутая пустая глазница.

Эмма долго не возвращалась, и Лилит занервничала. Сколько можно ходить в туалет в одной ночной рубашке, да ещё и босиком? Где она пропадает.

Нехорошее предчувствие стеснило её грудь. Лилит села в кровати и уже намеревалась встать, как вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетела взъерошенная, перепуганная до смерти Ники. Она была в одном тапочке и в той же в ночной рубашке длиной до щиколоток.

– Пожар! – крикнула она, тяжело дыша. – Быстрее собирайтесь! Всех эвакуируют! В коридор!

– Постой, Ники! – позвала Лилит, вскакивая на ноги, но девушка не слушала её и уже умчалась в следующую комнату будить остальных.

Лилит чувствовала, что-то было не так, да и Эмма не вернулась! Была вероятность, что она первая увидела пожар и начала предупреждать всех и сейчас помогает с эвакуацией, но Лилит в это слабо верилось. Инстинкты так и били в голове: с ней что-то случилось!

Брюнетка натянула штаны, рубашку, корсет и фрак, проверила кинжал в голенище сапога. Она с сожалением подметила, что Дай так и не вернул ей ни другой кинжал, ни её любимый револьвер.

Раздосадовано цыкнув, она вышла из комнаты. И столкнулась с пастором Элриком.

– Ты почему ещё здесь? – Резко спросил он. – Все эвакуируются!

По-своему расценив мрачное выражение лица Лилит, он сказал:

– Быстрее! Всех выводят через служебный выход. Иди вперёд по коридору и…

– Эммы не было со мной! – взволнованно накинулась на него Лилит. – Она вышла из комнаты полчаса назад и так и не вернулась.

Элрик закусил губу.

– Я не видел её среди эвакуированных…

– Откуда начался пожар? – нетерпеливо схватилась за рукав белой сутаны девушка.

– Нет. Даже не думай. Я тебя туда не пущу, – он хотел перехватить её руку, но Лилит ловко ушла в сторону.

– Скажите! – настойчиво потребовала она.

Уверенный взгляд чёрных глаз встретился с грустными бледно-голубыми.

– Внизу, в церкви, – нехотя выдавил он.

– Я найду её! – крикнула Лилит и рванула туда, откуда доносился запах гари. – Не волнуйтесь за меня! Идите!

Она бежала по коридорам, на которые перекочевало пламя, но не простое оранжевое, согревающее, которое Лилит любила, а пугающее, инородное – зелёное.

Лилит заткнула нос рукавом фрака, старалась реже дышать. Невыносимый запах гари и серы упрямо лез в ноздри, царапал горло.

Глаза слезились, но Лилит искала дорогу не столько по памяти зрительной, сколько по интуиции.

Она резко завернула за угол, когда прямо перед ней обрушилась часть стены. Горящие балки быстро превращались в угли под этим ненормальным зелёным пламенем, который, казалось, с безумным остервенением оглодавшего шакала пожирал здание.

Когда Лилит выскочила на широкую лестницу, огонь уже охватил стены и превратил лавки церкви в угли, лишь по форме напоминавшие оные. Девушка заметила, как на полу совсем близко к входной двери кто-то лежал: короткие волосы, белая ночная рубашка. Эмма!

Лилит кинулась вниз.

Зелёный пожар выхватывал её обеспокоенное, покрывшееся испариной лицо. Огонь опасно лизал подошвы сапог, протягивал к ней свои лапки.

Оставалось совсем чуть-чуть до цели. Что-то хрустнуло под сапогом, но Лилит лишь краем глаза подметила, что это была какая-то стеклянная колбочка.

– Эмма! – Закричала девчонка и невольно закашлялась. Она заметила под соседкой кровь. – Эмма!

Комок зелёного огня полетел прямо в неё. Лилит кувыркнулась в сторону, вытащила из голенища кинжал.

– Вот мы и снова встретились, – едко ухмыляясь, сказала высокая женщина с длинными золотистыми волосами. Она встала перед ней, преграждая дорогу к Эмме. На ней были чёрные кожаные штаны, куртка с подвернутыми рукавами и корсет, из которого почти вываливалась роскошная грудь. Яркие, подведенные чёрным глаза сильно выделялись на светлой коже.

Кроваво-красный правый глаз, наполненный ненавистью, с насмешкой взирал на Лилит. А левую сторону лица рассекали три уродливые полосы шрамов, даже длинная чёлка не могла скрыть их полностью.

Лилит сразу поняла, кто стоял перед ней. Та женщина, о которой говорил Дай. Что он там сказал? Не ввязываться в драку, сразу бежать прочь? Вот пусть сам так и делает. Она не бежит от проблем – она встречает их лицом к лицу, во все оружия.

Лилит криво оскалилась. К ней вернулся прежний азарт. В груди бешено заколотилось сердце от предвкушения близкой опасности.

– Не знаю, кто ты, – проговорила девчонка, присев и выставив перед собой кинжал в обратном хвате. – Но ты поплатишься за то, что сделала с Эммой.

Шрам зарделась кашляющим смехом, согнулась пополам, держась за живот.

– Хороший настрой, – прошипела она, резко выпрямившись и искоса взглянув на неё. Лилит была ниже на целую голову и гораздо тщедушнее по телосложению. – Надеюсь, ты развлечёшь меня хоть немного, прежде чем я прикончу тебя, Сурт.

Лилит самодовольно фыркнула, дрожа всем телом от нетерпения, волнения и страха.

– Не сомневайся, Шрам.