Лилит открыла глаза. Грязно-белый потолок с желтыми разводами предстал взору. В просторной комнате с несколькими низкими ржавыми койками, застеленными состиравшимися постельным бельём, было пусто. В воздухе, поблескивая на свету, кружила пыль. Резкий запах спирта, медикаментов и хлорки доносился отовсюду. Где-то слева раздавался размеренный раздражающий писк.

Где она? Незнакомое белое помещение. Лилит резко села в кровати. В глазах на секунду потемнело, затылок загудел. Она помнила, как в паровозе прогремел взрыв, её отбросило, а Дай свисал головой над рельсами…

Точно, Дай! Где он? Жив ли? Она плохо помнила. Только обрывки.

Лилит приподняла правую руку, чтобы протереть глаза и испуганно вытаращилась. Из неё торчали трубочки, они уходили к какому-то мутному пакету с желтоватой жидкостью, он цеплялся за железную палку с потрескавшейся белой краской.

Уродливые рубцы виднелись на её оголенных запястьях. Это не её одежда! Где её вещи? Оружие? Тонкая жёсткая ткань ночной рубашки неприятно терлась о кожу. Гадкое предчувствие червячком вгрызлось в неё. Где она, чёрт побери?!

Лилит схватилась за наконечники трубок и яростно выдернула из руки, сдернула присоски с груди.

Протяжно заверещала странная механическая коробка с экраном. Девушка поморщилась, ей казалось, что ещё хоть секунда в присутствии этой «дьявольской машины», и её перепонки лопнут. Она соскочила с кровати. Ступни едва успели почувствовать холод серого кафеля, как ноги подкосились. Лилит с грохотом повалилась на пол и больно ушибла колени.

Что не так? Почему?

Стиснув зубы, она приподнялась на локтях. Левая ляжка горела. Алое пятнышко медленно расползалось по белому куску марли. Приглушенно замычав, Лилит стиснула пальцами рану. Как она могла забыть, что напоролась на штырь в этом треклятом поезде!

Ей некогда прохлаждаться. Нужно спешить к Даю. Он жив, должен быть жив! И если он здесь…

Лилит знобило от омерзительно знакомого запаха медикаментов. Он напоминал ей что-то страшное, что она забыла, что хотела забыть, но сейчас неосознанно вспоминала – это как-то связано с её шрамами.

Жуткий животный страх скрутил живот. Она, цепляясь окровавленными пальцами о холодную грязную плитку, поползла к выходу.

За облезлой белой дверью послышался быстро приближающийся стук каблуков. Лилит вцепилась в стену как в последнюю надежу.

Дверь в палату распахнулась. Встревоженная молодая медсестра испуганно вскрикнула, увидев девчонку на полу.

– Что вы наделали! – затараторила она, подскочив к Лилит. Она хватала её за руки, пыталась приподнять. – Вам ещё нельзя вставать с кровати! Рана может открыться!

– Отстань! – вырывалась Лилит. – Со мной всё в порядке!

Она оттолкнула руки медсестры, отшатнулась в сторону и снова упала.

– Рана открылась! – вскрикнула женщина, подскочила к неугомонной девчонке.

– Я сказала, что в порядке! – отбрыкивалась Лилит, чуть ли не рыча, как струсившая собака.

Сколько она пробыла здесь? Что если эта женщина или кто-то ещё уже узнали, что она Сурт? Её же на опыты отправят! Нужно бежать, но Дай… надо найти его!

Лилит на четвереньках, отталкиваясь от пустых кроватей других пациентов, устремилась к открытому выходу.

Медсестра отстала от неё. Так подумала Лилит, но вдруг заметила, что та начала набирать бесцветную жидкость из какой-то ампулы в шприц.

Яд? Снотворное? В слабых долях её не возьмёт! Выкусите! Она не человек, в конце концов.

Спасительный коридор уже предстал перед глазами, но тут же померк. В проходе появилась новая фигура. Молодой мужчина в знакомой синей форме радостно засверкал глазами, завидев бодрую девчонку.

Лилит хотела обрушиться на него гневом и проклятиями, но даже не успела заметить, как медсестра подобралась к ней со спины и вонзила в вену на шее тонкую иглу шприца. Девушка заскрипела зубами, лишь её крепкая хватка за край матраса не давала ей упасть лицом в пол. Она почувствовала резкую слабость, видимо, слишком уж была истощена.

– Мэтью… – свирепо просипела Лилит, глядя на него исподлобья.

– Помогите мне! – приказала медсестра, подхватив девчонку под мышки. – Ваша раненая подруга устроила столько шума!

– А я говорил пустить меня пораньше, – укорил её проводник. – У неё же шок! Это такой стресс – очнуться незнамо где…

– Знаю я! – прошипела медсестра, пыхтя от натуги. – Не первый раз работаю. У нас и не такие пациенты бывают. На крайний случай, все мы с собой успокоительные носим. Помогите мне уже! Тяжело, знаете ли, бессознательное тело поднимать.

– Но… она ещё в сознании… – неуверенно добавил мужчина, взглянув на недовольно поджавшую губы Лилит.

– Не слыхано! – голосила ещё какое-то время медсестра, ходя по палате туда-сюда. – Лекарства не могли быть просроченными! Она должна уже видеть третий сон!

Лилит угрюмо следила за её назойливой маячащей фигурой в белом халате. Её всё же усадили обратно в кровать, чему девчонка не обрадовалась. И хотя присутствие Мэтью обнадёживало, Лилит всё ещё не знала где она и что происходит. Это и спросила первым делом.

– Я услышал взрыв, а потом крик, – начал рассказывать Мэтью, – видел, как вы втащили в вагон какого-то джентльмена, а потом потеряли сознание. Ну, я с несколькими добровольцами отнес вас в купе и отцепили горящие вагоны. Хорошо, что вернулся за вами, иначе бы вы моги там сгореть.

– Прости, – выдавила Лилит. – Я не отцепила вагоны и только хлопот добавила.

– Ничего, – бодро кивнул Мэтью. – Вы защитили нас от роботов и тех механических гончих. Благодаря этому мы спокойно доехали до ближайшего города, а там уже поезд остановили. Ах, да! Сейчас мы находимся в Акрусе. Это крупный портовый город, самый ближайший к столице. А это лучшая в стране больница имени «Святой Аннет».

– И как давно я здесь? – мрачно поинтересовалась Лилит.

– Почти сутки прошли, – уверенно ответил Мэтью. – Вашу рану совсем недавно зашили. А что, что-то не так? – озадачился он, видя, как омрачилось её лицо. Лилит не ответила.

– А что с тем… – Она замялась, пытаясь сохранить равнодушие в голосе, хотя на её лице так и читалось волнение. – Сероволосым «джентльменом», что был со мной?

– Он пострадал не так сильно, как вы. Просто упадок сил. Он ещё не очнулся, но не волнуйтесь, – поспешил успокоить её Мэтью, – врачи говорят, что завтра он уже точно проснется.

Проводник улыбнулся, заметив, как Лилит облегченно вздохнула.

Главное, что жив. Остальное не столь важно.

– Я видел, как вы спасли его. Вы были сильно ранены, кричали, но не переставали тянуть его прочь от пропасти, – восхищенно протянул Мэтью. – Вы всех нас спасли. Вы оба. Все, кто выжил в том поезде, обязаны вам жизнью, поэтому можете просить всё, что хотите. Я с радостью исполню любую просьбу, – он с готовностью выпятил грудь.

– Пожалуйста, – едва слышно произнесла Лилит. – Можешь не рассказывать ему о том, что это я его спасла.

– Почему? – не понял молодой проводник. – Разве не лучше ему об этом знать?

– Прошу… – выдавила она, серьёзно заглянув ему в глаза.

Мэтью смущённо почесал затылок, отведя глаза в сторону. Довольно глубокий вырез на больничной рубашке Лилит его нервировал. Вся униформа, выдаваемая пациентам, была одного размера, поэтому не удивительно, что на тощей девчушке она будет висеть как на вешалке. И всё же, ему показалось, что в палате стало душно.

– Есть ещё вопросы или другие просьбы? – он отошел к мутному окну с деревянной рамой, попытался открыть.

Лилит бодро кивнула.

– Где Дай? Мои вещи? И можешь ли достать мне штаны наподобие тех, что у меня были?

Мэтью удивленно поднял брови.

Ⅱ

Тишина. Удушливая духота стояла в палате, а любопытное солнце пробивались сквозь незашторенное окно, жгло сутулившуюся спину в белой больничной рубашке. Непривыкшие к прямым солнечным лучам молочно-белые плечи покраснели. Но Лилит не замечала дискомфорта.

Уже почти десять минут она смотрела на спящее беспокойное лицо сероволосого юноши. Даже во сне, он хмурился, и две забавные морщинки пролегали меж его бровей, тонкие бледные губы были приоткрыты, и Лилит видела ровные белые зубы.

Она не понимала, хорош Дай лицом или же наоборот неприятен, но ей нравилось просто вот так разглядывать его, пока он не видит, не смотрит в ответ.

Лилит наклонилась к нему ближе, так, что смогла ощутить его теплое дыхание на своей щеке.

Сейчас Дай совершенно беззащитен. Достаточно протянуть руки к его тонкой шее, чуть сдавить пальцами, и жизнь покинет спящее тело. Он не успеет ничего понять, даже проснуться. Его тело, слабое, как у всех людей, не защитит его, не будет цепляться за жизнь из последних сил. А недочеловек Лилит, наконец, станет монстром. Ни это ли последний шаг? Не это ли поможет отринуть человечность, что так мешает ей принять себя и смириться? Именного этого она хочет, разве нет? Сейчас его хрупкая человеческая жизнь в её тощих ручонках. Опьяняющая власть. Власть над чужой жизнью, чужой судьбой. Божественная.

И всё же, Лилит замешкалась: её тонкие пальцы замерли, так и не коснувшись горла Дая. Она отодвинула ворот его больничной рубашки. Две зарубцевавшиеся точки, похожие на комариные укусы, показались на шее сбоку. Ранки заживали нормально, никаких изменений она не заметила, а значит, оказалась права в своей теории:

Всё, что дорого Сурту, обратится в прах.

Пока она безразлична, пока её сердце твердо и ледяно словно камень, люди не будут страдать. Только бы избавиться от чувств. Ей никто не нужен. В одиночестве свобода, в одиночестве счастье!

Дай – лишь очередное препятствие на пути. Она перешагнёт его, справится. Он всего лишь её корм. Корм… Единственные чувства, которое можно испытывать к корму – голод или сытость. Но сытой она никогда не была.

Аловатые губы приоткрылись, клыки, чуть длиннее обычных, человеческих, блеснули на свету. Лилит ощутила как дрожит жилка на шее Дая. Смяла пальцами одеяло на его груди. Зубы почти настигли свою цель: две заживающие ранки, – но её прервали.

Дверь палаты открылась.

В комнату прошла женщина средних лет, чуть полная, среднего роста, в той же больничной рубашке чуть ниже колен, что и Лилит, с тем отличием, что на плечах её накинут бесформенный серый халат. Золотистые волосы коротко стрижены и растрепаны, точно она только встала с постели. Левое плечо и руку фиксировали плотные повязки.

Женщина застыла как вкопанная, неловко улыбнулась, заметив, как Лилит неспеша отстраняется от Дая.

Но девчонка ни секунды не смутилась: Дай её корм и принадлежит ей.

– Я, кажется, помешала вам, – выдавила женщина, после недолгой паузы. Голос был низкий, чуть хрипловатый и приятно ласкал слух.

Лилит нехотя покачала головой.

– Я думала, эта палата пустует. Я часто приходила сюда почитать в одиночестве.

Лилит всем видом демонстрировала нежелание разговаривать, игнорировала собеседницу и в упор смотрела на Дая. До самого неучтивого человека дошло бы, что уместно удалиться, но женщина наоборот подошла почти к самой койке юноши.

Лилит бросила на неё косой взгляд. Необъяснимая неприязнь к незнакомке комом подкатила к горлу. Всё в ней казалось каким-то вычурным, фальшивым: жесты, мимика, выражения лица… Было во всём этом какое-то зудящее несоответствие. Словно на настоящий портрет наложили маслом другой. Но достаточно лишь слегка подковырнуть засохший слой, чтобы увидеть первозданный. И, несомненно, гнилой.

Лилит редко подводили инстинкты, и сейчас они трубили о затаённой опасности. А ещё… в руках незнакомки она не заметила книги.

– А он недурен… – завистливо присвистнула блондинка, приближаясь. – Прям спящая красавица. Твой жених? – Она хитро сощурилась, улыбнулась, но получилась издевательская гримаса.

– Да, – твёрдо согласилась Лилит, нисколько не стыдясь своей наглой лжи. В бред про «брата и сестру» никто в здравом уме не поверит, плохой из Дая лжец и конспиратор. – Он МОЙ жених.

Пульс грохотал в ушах, пальцы вцепились в простыни до белых костяшек. Если верить инстинктам – тело готово броситься в бой или бегство в любую минуту. Лилит перевела дыхание, силясь успокоиться, хотя ей ужасно не понравился жадный взгляд блондинки направленный на Дая.

От слов девчонки лицо женщины перекосила судорога отвращения и… гнева? Глаза вспыхнули алым, и тут же вновь стали карими. Лилит пробрала дрожь.

Шестое чувство подсказывало – не стоит дразнить незнакомку. Но девчонка не сдержалась и накрыла своей холодной ладонью тёплую ладонь Дая.

– Апельсин не хотите? – внезапно предложила женщина, неизвестно откуда достав яркий рыжий фрукт.

– Нет, спасибо, – скупо улыбнулась Лилит. – У меня аллергия на цитрусовые.

Враньё.

– Как жаль. А ведь он такой сладкий. Вы не против, если я останусь здесь отдохнуть? Я вам не помешаю! Обещаю… – сладко прошипела женщина.

– Как пожелаете, только… – дружелюбно улыбнулась Лилит. – Не могли бы вы отойти подальше с апельсином, боюсь, мне станет дурно от его запаха.

– Ну конечно, – ответила она той же улыбкой, но раздражение так и кипело в воздухе.

В этой игре масок победила Лилит. Блондинка пролежала на ближайшей к двери койке несколько часов, не проронив и слова. А Лилит и не думала уходить раньше и оставлять «жениха» на попечение столь сомнительной дамы. Да и молчание совсем не тяготило её. Лилит вслушивалась в чириканье птичек за окном и тихо напевала под нос, любуясь юношей.

Дай сейчас беззащитен, и, кто знает, зачем пришла эта «леди» с перебинтованной рукой. В одном Лилит уверилась точно: она пришла не книжки читать.

Ⅲ

Ночью Лилит сбежала.

Накинув на плечи бордовый фрак и, предварительно, отыскав кошелёк, она проскользнула мимо сонной охраны больницы на улицу. Стояла поздняя сырая ночь. Холодный и влажный ветерок доносил до Лилит самые разные запахи: от отходов и гнили, типичных для всех крупных городов, до горячей еды, алкоголя, мяса, рыбы, выпечки, а самое главное – запах моря. Дух перегнивших водорослей и рыбы едва уловимо окутывал весь город. Портовый город Акрус.

Её оглодавший желудок возмущённо заурчал. Больничная еда ни в какое сравнение не шла даже с самой обычной, дешёвой, какую подают во всех кабаках. Ни её вид, ни запах (пропитавшийся хлоркой и медикаментами) не вызывали аппетита и тем более доверия. Поэтому свой ужин Лилит благополучно выбросила за окно дворовым собакам, а сама решила сбегать ночью в город, «на разведку».

Ещё из окна своей палаты она заприметила огромную часовую башню с колоколом. Её было невозможно не пропустить. Расположилась та недалеко от морского порта, где то и дело причалили торговые корабли с рыбным уловом да лодки поменьше, и безразлично отбивала всегда одно и то же время: 12 дня и 12 ночи.

Когда Лилит шла по главной широкой улице, колокол громогласно объявил конец вечерней мессы.

Несмотря на позднее время, город не спал. Какая-то праздничная суета и спешка царили всюду. По булыжной мостовой то тут, то там сновали дамы в модных жакетах темных цветов, перетянутые тугими корсетами, в глухих платьях с длинной юбкой с турнюром. На аккуратно уложенных волосах сидели шляпки то с цветком, то с пером, то с бантиком. Чаще на глаза Лилит попадались джентльмены в сюртуках, да пальто хорошего кроя, у кого-то в руках красовался саквояж, у кого-то на согнутом локте лежала дамская ручка в шёлковой перчатке. Темные галстуки выглядывали из-под жилетов, а головы венчали цилиндры, что уж говорить о начищенных туфлях.

Лилит уже и забыла, каково это жить в большом, переполненном людьми городе. Она почувствовала себя неуютно: в состиравшейся больничной рубашке и подранном бархатном фраке (пусть и модного оттенка), с пыльными сапогами на ногах девушка сильно выделялась на фоне общей массы.

Лилит зябко потерла плечи. Тонкая ситцевая ткань не могла защитить от ночной прохлады, ведь уже совсем скоро осень, да и под длинной юбкой не было её извечных спасительных штанов. Голые коленки покрылись мурашками. Как же она ненавидела холод.

Часто мимо проезжали помпезные кареты. Одна из них чуть не задела Лилит и почти сбила человека. Пьяный работяга выскочил из переулка на дорогу. Лошади с перепугу повставали на дыбы, но кучер вовремя среагировал, успел одернуть поводья. Завизжали люди, кто-то поспешил помочь неудавшемуся самоубийце встать. Кучер крепко выругался, погрозив ему кулаком, и поехал дальше.

Лилит расценила, что безопаснее будет уйти с главной улицы, ведь её рана на ноге только недавно начала затягиваться – один из плюсов нечеловечности – да и дешёвых кабаков с тавернами здесь не наблюдалось, только бутики и магазины.

Хорошо поесть – всё же входило в её планы, но сначала – разведка с большой высоты.

К немалому удивлению Лилит, часовую башню совсем не охраняли. Либо стража ушла смотреть на неведомый праздник в центре города – как и другие горожане – либо её и вовсе не было.

Потрясающая башня вблизи казалась ещё выше. Лилит почувствовала себя муравьем, впервые увидевшим человеческий сапог. Огромные кованые двери опутаны железными лозами то ли винограда, то ли колючего плюща – в темноте сложно различить – но крупные бутоны отчетливо выдавались наружу, и выглядели совсем как живые цветы.

«Розы… королевы цветов», – вспомнилось Лилит. Она видела их однажды, ещё когда жила в трущобах. Давно это было. Кто же рассказал ей про них?

Поднатужившись, Лилит потянула за массивное кольцо одной из створок. Дверь с тяжёлым скрипом приоткрылась, и девчонка протиснулась в темный проём.

Дверца захлопнулась с грохотом, пробежавшим как раскат грома по каменным стенам, и отрезала все прочие звуки.

Воцарилась тишина. Исчез людской гул, скрежет колес по мокрой мостовой, треск ночных фонарей и шум морского прибоя. Так тихо, что даже беспокойно, будто Лилит оказалась в гробнице, а мира за стенами не существует.

Шаги гулко отдавались от стен. За несколько прыжков Лилит настигла винтовую лестницу, ведущую на самый-самый верх, к колоколу. Так темно и холодно, от стен пахло сыростью и плесенью, а стальные ступени скрипели под ногами, но Лилит совсем не боялась. Нечто восторженно поднялось в ней, стоило только ступить на первую ступеньку.

Металлическая пластина заскрежетала под сапогом, и звук эхом пробежал по стенам, мурашками отдаваясь по коже и создавая свою особенную, чарующую мелодию.

Лилит не коснулась поржавевших, хлипких перил, не испугалась шаткости ступеней, она никогда не боялась высоты и сейчас понеслась вверх по крутой лестнице. Не бледный свет фонарей просачивался в маленькие прорези окошек и освещал пространство, а свет ночи. Свет луны или звезд, что так завораживают и манят за собой, когда гаснет на горизонте их старший брат – солнце.

Лилит бежала на этот свет, пробивающийся сквозь узкие окошки у самой крыши. Необъяснимое счастье переполняло её, стоило только почувствовать приход ночи.

В Кразе, где она жила со стариком, были низкие дома и тусклые фонари, иногда их вовсе не включали, и тогда Лилит могла в полной мере любоваться звездами или луной. Она забиралась на крышу ломбарда и смотрела на небо, как заколдованная. Байард часто шутил мол, так проявляется в ней принадлежность к «детям луны», монстрам, просыпающимся по ночам. Их жалобный вой часто доносился из леса в полнолуние.

В такие ночи Лилит тоже желала выть, желала петь, хоть и ненавидела это. Она чувствовала горечь и боль песен лесных жителей, и та наполняла её нутро, комом вставала в горле. И горько, и сладко, и тошно становилось на душе, хотелось плакать, но слезы уже давно не проступали на её глазах.

Лилит нетерпеливо бежала вверх, чувствуя, что вот-вот из груди вырвется крик. Она разлепила сухие губы, жадно глотая воздух, свет становился всё ярче, одним прыжком она вскочила на твердый каменный помост.

Сырой ветер ударил в разгорячённое лицо. На мгновение Лилит застыла как вкопанная, ослепленная светом тысячи огней на горизонте. Звуки города снова наполнили пространство вокруг неё, как и невероятно отчетливый в эту минуту запах моря.

Лилит обошла огромный бронзовый колокол, с причудливой изысканной резьбой по краям, встала под аркой крыши у самого края бортика, где расположились по углам каменные горгульи.

Обратив лицо к звездному небу, она набрала в легкие воздух и надрывным голосом затянула тоскливую песню, единственную, которую знала:

Мир окутан мглой.

Под ночной пеленой

Угаснет рассвет,

А с ним и красок цвет.

Увяли цветы обещаний.

Где мир, лишённый страданий?

Высохла последняя слеза,

Что за павших обронена была.

Когда прекратится бесконечная ночь,

Укажет ли яркая звезда путь?

Туда, где кончается боль,

И начинается вечный покой?..

Лилит смолкла, ветер растрепал собранные в высокий хвост волосы, бантик из выцветшей красной ленточки нервно задрожал. Лилит вслушивалась в неровное биение своего сердца. Рана на ноге ныла. От бега всё же стоило воздержаться хоть на день, но, к счастью, швы не разошлись. Лилит присела на край каменного бортика, напевая мелодию под нос.

Сверкающий город, раскинувшийся под её ногами, казался чужим и холодным. Морской туман окутывал улицы, делая огни тусклыми, неясными.

Акрус…

«Интересно, как бы он выглядел на закате. Наверное, потрясающе. Показать бы ему…», – промелькнула в голове мысль и тут же погасла. Лилит тряхнула головой, в очередной раз напоминая себе – нельзя сближаться с людьми.

– Какая красивая мелодия, – тихий шёпот раздался позади неё.

Сердце Лилит ёкнуло. Она повернула задеревеневшую шею, молясь, чтоб голос ей только послышался. Рука уже легла на голенище сапога, где покоился в ножнах кинжал (медработники не заметили его, когда Лилит доставили в больницу).

Лилит выпучила глаза, с усилием вглядываясь в темноту. Она громко испуганно дышала приоткрытым ртом. На лбу проступил холодный пот. Черные глаза цеплялись за каждый уголок внутри башни и, наконец, Лилит заметила силуэт, скрывавшийся в полумраке колокола.

– Кто здесь? – рыкнула она. – Выходи, я знаю, где ты прячешься!

Кто-то испуганно шмыгнул за колокол.

– Предупреждаю, я кину нож. Покажись, трус!

– Сто-ой! – жалобно протянул ребяческий голос. – Выхожу, выхожу…

Лилит напряженно присела, вглядываясь в темноту, откуда шел звук.

Из тени на свет робко ступила маленькая девочка. На ней висел грязный белый сарафан, на свету он просвечивал, открывая глазам худое, костлявое тельце. Мраморная кожа в холодном свете звезд казалась ещё более белой и неживой. А её волосы!.. Длинные, но совершенно седые и тонкие, как нити паутинок, сверкали серебром. Она не грис, как Дай, и даже не альбинос – она выцвела, как старая фотография. А с цветом, утратила и жизнь.

Девочка глядела себе под ноги, лишь изредка бросая трусливый взгляд на Лилит. В тускло-карих глазах сквозило любопытство.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Лилит, растеряв всю грубость. – Ночь – не детское время.

Девочка обратила на неё свое кукольное личико с большими круглыми глазками и блеклыми пухлыми губками.

– Я прячусь здесь, – как ни в чем небывало прошелестела она. В её глазах сверкнули озорные огоньки. Похоже, обрадовалась, что Лилит не стала нападать.

– От кого? – с опаской осмотрелась девушка.

– От людей.

Лилит замерла и ещё с секунду внимательно всматривалась в её лицо, но потом расслабилась и горько усмехнулась.

– Значит мы с тобой в одной лодке. Я тоже от них прячусь. Подойди, – она поманила малышку рукой.

Такого короткого объяснения Лилит вполне хватило. Она никогда не лезла в чужие души и их проблемы – ей и своих переживаний хватало – а взамен никто не лез к ней. Такое негласное правило устанавливалось, в общем-то, во всём обществе. Но, к сожалению, и тут встречались нарушители…

Девочка радостно кивнула, подскочила к ней. Босые ступни бесшумно шлёпали по холодным каменным плитам. Сердце Лилит болезненно сжалось. Стало ясно, почему девочке удалось так бесшумно подкрасться к ней со спины.

– Почему ты не боишься меня? – сорвался невольный вопрос.

И прозвучал таинственный ответ:

– От тебя пахнет по-другому. Не как от других людей.

– Чем?

– Не знаю. Я ещё никогда не слышала такого запаха.

– Поэтому ты пришла? – Лилит села на каменный выступ и пожала колени к груди. Взгляд снова обратился на город.

Обычно она не расслаблялась в присутствии незнакомцев, но от девочки не веяло угрозой. От неё вообще ничем не веяло, будто она призрак.

– Угу, – кивнула малышка и пристроилась у Лилит под боком. – А ещё я слышала, как ты пела. Не споёшь ещё, сестрёнка?

Лилит вздрогнула, сжала разодранные плечи сюртука.

– У тебя есть имя?

– Нилл, – ответила она и устремила на девушку любопытные глазища. – А у тебя?

– У меня нет имени, – мрачно отозвалась Лилит и положила подбородок на колени.

– Это так грустно… —произнесла Нилл и положила свою седую макушку ей на плечо, – Я никчёмная и не смогу придумать тебе имя, сестрёнка.

– И не нужно… ведь имя розы мне не подходит, – усмехнулась она. Ей почему-то вспомнились слова мальчика, что дал ей «подходящее» имя.

Громкое урчание прервало тишину. Лилит кисло усмехнулась, коснувшись живота; она весь день ничего не ела. Но вдруг замерла, осознав, что вовсе не её живот издавал звуки. Медленно повернув голову, она взглянула на девочку-призрака. И, конечно, краска проступила на её мертвенно-бледном кукольном лице.

Лилит прыснула, спрыгивая с бортика на каменный помост.

Нилл робко сжалась, обхватив живот, что так подло выдал её. Зато Лилит убедилась, что она не её галлюцинация и уж точно не призрак. Разве у призраков урчат животы?

– Кажется, нам пора подкрепиться, – озорно блеснув глазами, заявила она, протянув девочке руку.

– Нам?