– Ах, Аля, ты здесь! Я искал тебя, – проговорил Владимир, подходя к ней, – нам нужно проститься, чтобы Джон быстрее попал на вокзал, а не то он меня прикончит быстрее, чем это сделает вражеская пуля, – он улыбнулся, но увидев серьёзное лицо Александры, добавил, – ну же, Аля, улыбнись. Миру нужен этот свет, без него и лето не лето, слышишь, – Алекс попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось слабо, – До скорой встречи, любовь моя, обнимешь хотя бы напоследок? – он раскинул свои руки, и Алекс прижалась к Владимиру.
– Володя, пожалуйста, вернись живым, – попросила печально она, снимая кольцо со своей руки и протягивая его князю, – это тебе будет напоминанием о том, что ждёт тебя здесь. До встречи, князь, – промолвила Александра, отстраняясь от него. «Так обоим будет легче» – решила она, потому стояла теперь поодаль, глядя печально в глаза Владимиру.
– Ладно, princess, мне нужно … идти. Я люблю тебя, – улыбнулся он в последний раз и, развернувшись, пошёл прочь, вышел из особняка, сел в машину и умчался на ней далеко и, к сожалению, надолго.
Глава двадцать пятая.
Со дня отъезда молодых людей Александра находилась в состоянии постоянной депрессии и хандры, она плохо спала и ела, не могла ни читать, ни петь, ни заниматься какой-либо наукой. Александра не общалась ни с кем кроме Андрея, который понимал её лучше других, чувствуя все её эмоции и тревоги и переживая их на себе. Юный князь обожал свою сестру, и, хотя ей он об этом никогда не говорил, это было очевидно: поступки молодого князя говорили за него. Александра и Андрей стали совсем неразлучны, будто это был один человек, разделённый когда-то, но воссоединившийся сам с собою теперь, когда более того нуждался в этом.
Первого августа конфликт Австро-Венгрии с Сербией открыто затронул Российскую империю: Германия официально объявила России войну. Ситуация на Европейской арене развивалась стремительно, и шестого августа Австро-Венгрия поддержала Германию и объявила войну Российской империи тоже. Вскоре к конфликту присоединились Англия и Франция, выводя, таким образом, войну, зародившуюся на Балканах, на международный уровень. Всеобщая мобилизация в армию была объявлена, и потому каждый дом теперь жил в ожидании конца этого ужаса, который, к сожалению, был ещё невероятно далёк. Сначала Российской империи улыбалась удача, и потому на начальном этапе военных действий она добивалась успеха, раз за разом разбивая врагов. Нужно сказать, что огромную роль в данном успехе сыграл, конечно, мощный патриотический подъём, охвативший страну и мужество русских солдат и офицеров. Однако всё было не так благополучно, как могло бы показаться на первый взгляд, потому уже в начале осени 1914 года военная ситуация для России осложнилась, но об этом говорить теперь совсем не время.
В жизнях мирных людей же царило полное затишье: оставшиеся дома женщины и дети не имели даже наималейшего понятия, что им сделать и чем заняться, чтобы хоть как-то облегчить судьбу фронтовых. Огромное количество молодых девушек ушло на фронт за своими мужчинами как сёстры милосердия. Доброволицы – называли они себя. Эти добрейшие и храбрейшие из всех старались держаться ближе к фронту, чтобы в любой момент броситься на помощь раненным и страдающим.
В данном рвении Александра не была исключением. С самого начала этой опустошающей войны юная княжна рвалась на фронт. Она, конечно, хотела быть не просто медицинской сестрой, в мечтах своих Александра могла воевать рядом с мужчинами, помогать им и беречь. Намерения её были достаточно серьёзными: не говоря об этом своей семье, Александра несколько раз пыталась сбежать в темноте ночи из дома, но каждый раз её останавливал Андрей, который категорически строго смотрел на неё и безмолвно возвращал княжну в покои. «Я поклялся Владимиру, что сберегу тебя, и я сдержу клятву любой ценой, Александра!», – сказал он один раз, и это так тронуло сердце мучающейся княжны, что она оставила свои тщетные попытки бежать.
Все девушки семей Масловых и Романовых стали сёстрами милосердия и посещали церковные литургии каждый день, молясь за судьбу России, солдат и офицеров её. С началом войны переехали в Царское Село, где теперь и ходили в многолюдную когда-то, но теперь пустую, будто вымершую, церковь. Перед самым своим отправлением туда зашёл Владимир, зная, что на литургии будут его родные, чтобы проститься с ними и со спокойной душою уйти на фронт. Зайдя в церковь, он не обнаружил за утренней молитвою лишь Александры, чем был искренне раздосадован и удивлён.
– Нет, сегодня Сашеньки не будет, – качнула головою Ольга Николаевна, грустно глядя на Владимира, – заболела она.
Всё происходящее вокруг: давящее и нарастающее день за днём напряжение, отсутствие спокойного сна, собственная депрессия девочки – всё это привело к тому, что Александра слегла. Находясь в плену собственного тела, Александра подолгу тихо лежала, глядя в белые потолки и размышляя о том, что сейчас происходит с солдатами и офицерами. А иногда Александра вставала с постели, собирая последние силы свои, и подходила к окну, мечтая, что война вот-вот окончится, и она увидит возвращающихся с фронта Владимира и Олега. Но каждый раз силы покидали девочку, и она опускалась на пол и долго, неподвижно сидела, глядя в холодную пустоту комнаты. С тех самых пор, Андрей не отходил от своей сестры, переживая за неё всем своим сердцем, желая помочь, но, к сожалению, это было не в его силах. Потому он просто находился рядом, рассказывал новости и известия, избегая скверных и печальных. Именно Андрей рассказал Алекс, что Наталья родила прелестных двойняшек: девочку, которую назвали Екатериной, и мальчика – Павла; что Ольга уехала в Америку ещё до того, как в Европе разгорелась эта чудовищная война, и теперь довольно свободно проживала там со своим мужем, каждую минуту переживая за участь своей семьи. Мысль о том, что, хотя бы её любимой сестре, Ольге, не грозит ничего ужасного, заставило Александру улыбнуться впервые за последний месяц. После она, собрав все свои силы, сжала руку брата и слабым голосом произнесла:
– Спасибо.
С того дня Александра стала медленно поправляться, и уже к началу октября девочка могла бы сказать, что она здорова, если бы не выглядела, как бывшая заключенная концентрационного лагеря из-за своей бледности, худобы и внешне заметной физической слабости. Так много времени Александра была заперта в доме, что теперь и минуты не могла находиться здесь боле, потому в первый же день своей официальной выписки Александра пошла в церковь, простояла на ногах всю утреннюю литургию, а после, не выказывая усталости, отправилась на прогулку с тандемом «АА».
Надо сказать, что с началом военных действий, мальчики выросли, по какой-то причине, повзрослели и поумнели, и теперь были своеобразными взрослыми людьми в неокрепших юношеских телах. В десять часов утра, как всегда, принесли почту. Каждому пришло хотя бы по одному письму, а кому и по три, и по четыре. Александре, как того и обещали практически ежедневно писали Владимир и Джон, письма которых Андрей иногда читал девушке, когда та болела. Вот и теперь пришло три письма: от Владимира, Джона и Олега, от которого долго не было никаких известий, потому Александра разволновалась и затряслась, но, быстро взяв себя в руки, распечатала письмо и живо принялась читать.
«5 октября 1914 года, Северо-Западный фронт, г. Владиславов.
Дорогая Александра,
Узнал, что ты сильно заболела, но времени писать к тебе совсем не находилось, потому прошу у тебя прощения. Как твоё здоровье, княжна? Готова слушать о фронтовой нашей жизни? Надеюсь, что да, потому как не могу не рассказать тебе о нашей стратегической победе над Германией в битве при Танненберге. Это чудо, что, несмотря на признанное тактическое поражение русской армии, Германия отступила, и планы её были полностью разрушены. В основном всё у нас неплохо, рутинная жизнь солдат и офицеров повергнет любого дворянина в глубочайшую тоску, но только не меня. Ты же знаешь, как я обожаю армию нашу и русский народ, который, глядя боли и смерти в глаза, несгибаемо стоит под градом пуль и штыков или неостановимо рвётся вперёд, на врага. Если уж что, то не волнуйся за меня, Александра, потому что ранен я ещё не был, полон сил и желания закончить все эти ужасы военного времени и вернуться домой. Однако здесь я понял, что война – это не только смерть. Это такая жизнь, какой никто из нас прежде не видел, и не знал никто и не задумывался даже, насколько она ценна, эта жизнь.
Недавно услышал, что сестра твоя Ольга оправилась в Америку, где её и застала война. Не могу ли я осведомиться хотя бы у вас, как она поживает, и как идут её дела? Что до Германии, могу сказать, что они простые мошенники, развязавшие войну тогда, когда им было угодно сие. Прошу прощения, княжна, но не имею времени и сил писать тебе боле. Надеюсь, ты поправилась и в состоянии будешь написать мне в ответ. Передавай мои поклоны всей семье.
Искренне твой,
Олег»
– У него всё хорошо, – судорожно выдохнула княжна, чувствуя напряжённый взгляд друзей на себе. «Слава Богу» – подумала она про себя.
Александра быстро встала со скамейки, на которой они сидели, отчего у неё закружилась голова, и скоро, как могла, зашагала в кабинет, чтобы написать ответ Олегу и, конечно, прочесть остальные письма, присланные ей. Все живы, все здоровы – вот самое главное для Александры. От волнения у княжны помутнело в глазах, и она рывком села на стоящий рядом стул, часто моргая, пытаясь восстановить сознание.
После обеда все письма, написанные в Александровском дворце, были отправлены на фронт. Оставалось теперь лишь молиться и ждать ответа.
Десятого октября впервые за долгие месяцы позвонил телефон, находившийся не в политическом крыле здания. Трубку сняла Александра Феодоровна, которая долго тихо слушала, что ей говорили, потом побледнела сильно в лице, ответила что-то непонятное и прервала звонок. После она немного постояла возле телефона, осмысливая то, что ей только что было сказано, и пошла прямо в кабинет мужа, тихо попросив Анюшу пригласить туда Ольгу Николаевну. Никто из детей не видел этого и никто не знал, что разговаривали взрослые люди долго, совершая тяжёлые звонки, утирая глаза и судорожно вздрагивая от новых неутешительных, трагических известий. Эти аудиенции проходили часто, ежедневно, а вечером двенадцатого числа в кабинете прозвучал роковой звонок. Трубку снял Владимир Львович. Воцарилась мёртвая тишина. С другой стороны послышались всхлипы и стоны, женский плач.
– Мы должны сказать об этом детям, – не поднимая глаз, проговорил князь Маслов, – Завтра придёт его почта. Они должны узнать об этом до того, – Ольга Николаевна громко всхлипнула.
– Это убьёт их. Как нам сказать?
– Мы скажем своим, – проговорила Александра Феодоровна, держа подругу нежно за плечо, – вы главное сообщите Александре.
– Моя девочка, – всхлипнула княгиня Маслова своему мужу, закрывая покрытое слезами лицо руками, когда они выходили из кабинета императора и направлялись к юной княжне, – Она будет так горевать, – выговорила она и зарыдала безутешно и горько.
– Александра, – нежно вымолвил князь Владимир Львович, заходя в кабинет к дочери, где княжна писала что-то в красивом кожаном дневнике, – можешь, пожалуйста, выйти в гостиную, нам нужно кое-что сказать вам с Андреем.
Сердце княжны неприятно перевернулось, предчувствуя что-то, и ушло в пятки. Где-то в глубине души вырвалась наружу та тревога, которая подавлялась девочкой долгие годы. Александра отложила письмо в сторону и медленно встала. Ей, почему-то вовсе не хотелось выходить и слушать ту новость, которую родители хотели им сообщить. Покинув комнату, она увидела на диване свою мать, лицо которой выглядело очень несчастным, несмотря на то, что она пыталась принять наиболее спокойный вид. Рядом с княгиней сидел Андрей, скулы которого были напряжены. Мальчик тоже был расстроен, однако хорошо скрывал это и, всячески поддерживая мать, сидел спокойно, поглаживая ладонь Ольги Николаевны. Увидев сестру, Андрей немного дёрнулся и головой пригласил Александру сесть рядом с ним. Когда девочка села, воцарилась тишина, которая вскоре была нарушена князем Масловым.
– Позавчера нам позвонили из военного госпиталя, – начал отец, – и сказали, что, – он резко остановился, прерывисто вдохнул и посмотрел на Александру перед тем, как произнести имя, – Олег, вырываясь вперёд на врага и ведя людей за собою, был тяжело ранен. После того звонка мы осведомлялись о самочувствии князя ежечасно, однако ситуация его оказалась довольно плачевной. Олег находился в сознании и сказал, что он очень счастлив, что это то, что нужно, чтобы поднять патриотический дух войска, – он посмотрел на Александру: она тихо сидела, скрестив пальцы, нервно и внимательно глядя на отца, – но врачи не смогли ничего сделать. Ранение оказалось слишком серьёзным, – он вновь взглянул на Александру, пытаясь понять, нужно ли продолжение, – Сегодня нам позвонила Елизавета Маврикиевна. На руках своего собственного отца, отдав жизнь за Родину свою, Олег скончался, – когда Владимир Львович закончил, все взоры аккуратно устремились на Александру. Все ждали чего-то.
– Это всё, что вы хотели мне сказать? – осипшим голосом спросила княжна и, не дождавшись ответа, встала и побрела в свою комнату, пошатываясь, ступая неуверенно и слабо. Она не могла ни плакать, ни кричать. Она просто упала на перину, держась рукою за ноющую грудь. Так она и пролежала всю ночь без сна, глядя на белый потолок, слушая звенящую тишину и периодические всхлипы княжон Романовых.
Наутро принесли прощальные письма князя Олега. Одно из них было адресовано, конечно, княжне Александре Масловой, которая лежала в своей постели ещё, не в силах подняться. Письмо Андрей принёс ей прямо в комнату и хотел задержаться, чтобы поддержать сестру, но та взглядом дала понять ему, что хочет остаться одна. Рассмотрев со всех сторон конверт, Александра аккуратно развернула его и сразу заметила, что писал не сам Олег, а кто-то за него.
«11 октября 1914 года, Вильно.
Дорогая моя Александра,
Прости меня, что не могу написать тебе сам, но, понимаешь, моё бренное тело перестало слушаться меня. Чувствую, что скоро отдам жизнь свою за Россию, чем ничуть не расстроен и, может быть, даже обрадован. Александра, ты мне очень дорога, поэтому я не хочу, чтобы ты страдала, плакала или же винила кого бы то ни было в моей гибели. Это было моё решение, которого я бы никогда не изменил. Возможно, ты злишься на меня, у тебя на это есть полное право. Только я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не оставлю тебя, я всегда буду стоять ровно за твоим плечом, чтобы беречь тебя и охранять.
Ты сильная, Алекс, только не дай твоей силе задушить тебя изнутри. Передай своей сестрёнке, что я таки пронёс свою любовь к ней до гроба, а теперь я искренне рад, что она не связала свою жизнь со мною. Хотя, нет, не стоит, не говори. Она знает, слова – вздор. Прощай, княжна, надеюсь, мы встретимся с тобой очень и очень нескоро».
На этом письмо обрывалось. «А если нужно будет – погибнем за свою страну», «ранен я ещё не был, полон сил и желания вернуться домой», «всё обойдётся, я обещаю», – вспомнились ей разные слова Олега.
– Как ты мог не сдержать обещание?! Как ты мог бросить меня?! – закричала Александра, глядя куда-то в небо, и горько зарыдала.
Глава двадцать шестая.
После известия о смерти князя Олега Александровский дворец притих ещё боле, посерел и будто бы уменьшился. Не слышался теперь тут даже мимолётный смех, музыка или стихи. Никто уже не мог плакать, но и прийти в себя жильцы были не в силах. Хуже всех выражала свою боль Александра, для которой Олег был словно старший брат. Она не просто больше не плакала, княжна не проявляла никаких эмоций по отношению ко всему происходящему в принципе, бродя по замку холодно и апатично, она будто сливалась с серыми стенами замка, превращаясь в призрак, чья бессмертная душа навеки прикована к холодному камню дворца. Хотя она редко выходила из комнаты, которую ей выделили по её собственной просьбе, чтобы находиться больше одной, без княжон, брата, родителей, без кого бы то ни было. Живя затворницей, Александра целую неделю не покидала второго этажа особняка, отказывалась от еды и не делала ничего, кроме отправки писем, которые она писала каждый день, боясь опоздать пообщаться и потерять ещё одного дорогого ей человека, даже не попрощавшись. В своих письмах к Владимиру девочка изливала свою душу: на письме она выражала страшные рыдания, гнев и страх, оставаясь абсолютно бесстрастной наяву. Однако в какой-то момент письма от Владимира перестали приходить в Царское Село, и сердце юной княжны заныло сильнее и яростнее. Каждый шум или шорох извне заставлял Александру нервно вскакивать с перин и подбегать к двери, отворять её и разочаровано видеть, что это лишь Анюша принесла ей еды, или мать пришла, чтобы попробовать поговорить, или отец подошёл, чтобы немного тихо постоять у дубовой преграды, а потом так же тихо, безмолвно уйти. Так прошло дня четыре или, может быть, пять, и Александра начала замечать у себя признаки паранойи: слышать и видеть то, чего не существует. Но двадцатого ноября послышался негромкий, но довольно настойчивый стук. Александра немедленно вскочила с кровати, чтобы скорее открыть дверь; за дверью она нашла Андрея, стоящего слегка улыбаясь. Князь был одет просто: в солдатский китель, какой часто носил Олег и в кожаные сапоги, надетые поверх простых чёрных штанов. Александра, увидев своего брата, ухватила его за запястье и резким движением затянула в свою тёмную комнату.
– Он написал? – с надеждой и некой уверенностью спросила она, – отдай мне письмо, отдай скорее, Андрюша, – но Андрей только грустно посмотрел на сестру и тихонько покачал головой. Алекс огорчённо выдохнула и отошла от своего брата, – Зачем тогда пришёл ты, Андрей?
– Саша, ты убиваешь себя, разве сама ты не понимаешь? Думаешь, этого хотел бы Олег? – произнесённое имя будто полоснуло ножом по сердцу девочки, потому она нахмурилась и отвернулась от Андрея, – Неужели лучше забыть его, чем принять смерть? Александра, Олег заслужил, чтобы его помнили! Саша, пожалуйста, – Андрей подошёл к своей сестре и встал напротив неё, – послушай меня. Я знаю, насколько тебе больно, и хоть моя потеря не сравниться с твоей, я прошу тебя: живи, пожалуйста. Не хочешь жить ради себя, сделай это ради Олега, сделай так, чтобы он гордился тобою, чтобы видел, что ты не сдалась, что ты действительно дорожила им, Александра, – он заглянул своими большими синими глазами ровно внутрь девочки, и сердце княжны будто перевернулось, потому Александра крепко обняла брата своего, прижавшись, головой к тёплой и широкой его груди, – Я, кстати, кое-что принёс тут, – интригующе проговорил Андрей после небольшой паузы, – Это не письмо, конечно, но тоже очень хорошая вещь, – сказал он, доставая из внутреннего кармана кителя плитку шоколада, – сделан вручную, знаешь. Пришлось хорошенько побегать, чтобы найти его.
Через пять минут от шоколадки осталась только обёртка, которая теперь аккуратно складывалась и раскладывалась руками Александры, пока их хозяйка слушала смешную историю Андрея, о том, как он искал этот «дурацкий, но уж очень нужный шоколад», и изредка слегка посмеивалась. Из одной только этой сцены можно было понять, насколько Андрей любит свою сестру. Андрей, для которого смерть Олега оказалась сильным ударом, сейчас безмятежно носился по комнате, делая всё, чтобы заставить Александру улыбнуться, хотя бы чуть-чуть. И, надо признать, что план Андрея действовал, по крайней мере, до тех пор, пока запыхавшаяся и немного напуганная, почему-то, Анюша не забежала в комнату.
– Там … Вас зовут, княжна, … сказали, … почта пришла.
– Пришла! – воскликнула Александра, поднимаясь, и, покинув комнату, бегом спустилась вниз по ступеням. За княжною, конечно, спускался Андрей, который не мог понять, какая может быть почта в два часа дня. – Сказали почта! Сказали – пришла! Где? Где она? – кричала Александра, забегая в гостиную. В комнате никого не было, и никто не отвечал на вопросы княжны, – Как же так? – едва ли не плакала она, оборачиваясь на Андрея, – Как же это? Неужели, обманули?
– Ох, обманывают здесь людей, обманывают. Мне сказали: «Приезжай! Она здесь ни ест, ни пьёт, ни с кем не разговаривает. Без тебя нам не справиться!»
– А я знал, что я и сам справлюсь, – заговорил Андрей скорее театрально, – «Без поэтов разберёмся»52, – однако слова Андрея практически полностью были заглушены криком Александры.
– Владимир! – закричала девочка, кидаясь вперёд, – Ты живой! – Александра обняла его, но тут же вспомнила о том, как она волновалась, и со всей силы ударила Владимира по плечу, – Как ты мог просто взять и перестать писать мне письма! Я думала, ты умер!
– Ну, я был в дороге сюда, потому и писать было некогда. Как ты, Аля? – спросил он, абсолютно меняя тон голоса, – Выглядишь…
– Ужасно, я знаю.
– Я хотел сказать, подавленной.
Андрей, заметив, что он здесь лишний, вздохнул глубоко и отправился решать другую проблему: проблему с Алексеем. Надо сказать, что болезнь в любом случае брала своё, и Алексей чувствовал себя хуже год за годом, хотя и пытался скрывать это.
Зайдя в спальню, где сейчас находился цесаревич, Андрей не придумал ничего лучше, как заключить теперь дружеское пари.
– Спорим, Владимир уже завтра уедет отсюда?
– Это общеизвестный факт, Андрей Владимирович! За кого ты меня принимаешь!
– Как завтра! – воскликнула Александра, когда Владимир рассказал ей о краткости своего приезда, – Что ж вы все меня мучите?!
– Отчего же мучаем-то сразу? – поинтересовался Владимир, – Я тебе пишу? Пишу. А теперь и сам приехал, хоть и на денёк. К тому же мы так с тобой и не попрощались порядком, так что мне тягостно было служить, чувствуя эту незавершённость.
– Так давай и не будем прощаться. Может быть, тогда у тебя будет весомый повод домой вернуться?
– Повод у меня и так найдётся. – Александра придвинулась ближе к Владимиру. От князя пахло апельсинами и табаком.
– Ты куришь? – спросила она, заглядывая в глаза его.
– Начал после, ну…– Владимир погрустнел и отвёл глаза.
– Да, – подтвердила Александра. Девочке захотелось подарить Владимиру что-то, ради чего ему захотелось бы жить, потому она дотронулась руками до лица его и мягко и нежно поцеловала пахнущие сигарами губы.
Это был их первый настоящий поцелуй.
Часть вторая.
Глава первая.
Время меняет всё. Ход времени неумолим и беспрестанен. Что такое десять лет для человека? Целая жизнь, наполненная переменами, событиями, значимыми и несущественными минутами. Что же это для истории? Лишь краткий миг, прошедший когда-то и где-нибудь записанный. История не запоминает моменты, она считает даты, события, великие потрясения и перемены, в то время, как хрусталь человеческой судьбы может бесповоротно повредить даже краткий год, два года, три…
Наступил 1917 год. Со стороны казалось, что никаких изменений не последовало, и Российская империя продолжала жить своей обычною жизнью. Газеты в Новый год печатали всё те же обыкновенные статьи про императорскую семью, дополняемые указами Его Величества, про религиозные праздничные служения и светские рауты, про культурные события и вечные, заурядные проблемы. Прежние люди посещали спокойно назначенные места, день закономерно сменялся днём, и только едва уловимое напряжение, читавшееся на лицах прохожих, редкие проявления отстранённости и недовольства намекали, что перемены уже начались, но, казалось, этого никто не замечал.
Что же было неизменным? Война. Война, которая за три года своего существования уничтожила миллионы жителей земного шара, разрушила города и страны, всё не прекращалась, обретая затяжной характер, однако не только она забирала человеческие жизни. Гибель Олега стала чем-то вроде пускового механизма для судьбы, которая уносила больше и больше дорогих сердцу Александры людей. Летом 1915 года в своём кабинете скончался Великий князь Константин Константинович; смерть сына стала для него роковым ударом, от которого он уже не смог оправиться. Через два месяца трагически погибла княжна Елена Маслова, находившаяся в Москве, которая попала в волну беспорядков и анти-немецких бунтов. Толпа, уничтожавшая всё на своём пути, не заметила даже, что ворвалась в институт, а когда осознание снизошло до людей, изменить что-либо было невозможно. Зимой 1916 года был убит Григорий Распутин, чем, надо сказать, была расстроена лишь одна половина дома, Александра же наоборот почувствовала свободу и покой, которым не пришлось продлиться долго.
Январским утром княжна Александра проснулась рано. Сердце её неистово билось в груди, чувствовало приближение Владимира, с которым Алекс не виделась уже более года. Когда Александра встала с постели, в спальне не оказалось княжон.
«Странно, – подумала она, – Должно быть, прибыл». И Александра, наскоро одевшись и кое-как расчесавшись, начала свой ежедневный спуск по ступеням дворца, с каждым шагом лучше предчувствуя встречу с Владимиром. Она знала, что князь был рядом, и теперь просто не могла сохранять терпение. Пройдя все ступени и дойдя до дверей гостиной, Алекс услышала голоса, и хотела было постучать, но, решив, что это будет лишним, быстро распахнула дверь и вошла внутрь. В комнате оказалось пятеро человек: Мария, Владимир, две молодые и одна взрослая великолепно одетая, но совершенно незнакомая Александре женщина, но княжна, не замечая никого, подпрыгнула и с визгом помчалась к Владимиру, который, услышав знакомый голос, тут же прекратил разговор и с счастливой улыбкой развернулся к Алекс, раскинув подрагивающие руки.
– Владимир! Володя, как долго! Как я скучала! – она бросилась ему на шею и долго обнимала его, уткнувшись в его китель, вдыхая его запах, прижимаясь к его груди. Александра за последние три года очень выросла: стала красивее и нежнее, глаза стали ещё чернее и будто бы больше; плечи расширились немного, а изящный стан стал тоньше, хоть и выглядел уже менее хрупким; грудь округлилась и вздымалась сильнее с каждым вздохом; тонкая шея напрягалась каждый раз, когда Алекс волновалась, и тонкие вены, узкие мышцы проступали на ней, в общем, фигура стала более женственной, хотя Александра оставалась худа, – Владимир, Боже мой, ты ранен? – промолвила взволнованно она, глядя на перебинтованную руку князя. Владимир молча стоял, будто бы не в силах отвести глаз, любуясь преумноженной красотой своей возлюбленной.
– Должно быть это Александра? – строго, но с улыбкой поинтересовалась незнакомая княжне женщина, сощурив немного тёмные глаза, – много слышала о Вас, юная леди. Рада наконец познакомиться.
– Александра, – заговорил Владимир, всё так же обнимая девушку, – это Ольга Валериановна, моя мать.
От услышанного у Александры сердце провалилось в пятки. «Надо было надеть что-нибудь покрасивее, – подумала она, – и причесаться получше, и постучать в дверь. Какая же я глупая!»
– Доброе утро, – сконфужено произнесла Алекс, – до такой степени я осчастливлена этой встречею с Вами, что мне трудно найти подходящие слова, – княгиня ослепила Александру своей красотой и грацией. Это была фигуристая дама, одетая в шёлковое бордовое платье, поверх которого она носила чёрный, очевидно, ценнейший мех. Тёмные волосы княгини были убраны в причёску на затылке, а пронзительные тёмно-серые глаза смотрели будто сквозь Александру, анализируя все её недостатки и погрешности. Княжна, восхитившись этой женщиной, одновременно весьма испугалась её. Алекс захотелось закончить эту неловкую беседу как можно скорее. «Первое знакомство с матерью Владимира и такой крах!» – подумалось ей.
– Надеюсь, я не смутила Вас, ma chère?53– спросила княгиня, поднимаясь с дивана.
– Нет, что Вы, что Вы, я … это просто неожиданно, – проговорила Александра, совсем теряясь, однако, вспомнив о том, что она актриса, взяла себя в руки и улыбнулась, – как Вы добирались сюда, Ольга Валерьяновна? Надеюсь, Вы не очень устали в дороге.
Однако, несмотря на все старания Александры, разговор с ней княгиня вела неохотно, она часто взирала на сына и, несколько оскорблённо осознавая, что он не смотрит неустанно на неё одну, возвращалась к Александре, и вновь вводила княжну в краску. К радости для Алекс диалог этот завершился вскоре, когда в комнату зашла Александра Феодоровна, «укравшая Ольгу Валерьяновну всего на минуточку». Только Александра выдохнула с облегчением, Владимир вновь повёл её куда-то.
– Должно быть, стоит познакомить тебя с моими сёстрами, princess, – сообщил Владимир, улыбаясь незнакомым Александре девушкам, – это Ирина и Наталья. Дамы, это Александра.
– C'est vrai qu'elle est très belle! – сказала Наталья, глядя лукаво на Ирину,– С'est pourquoi Volodia54…
– Рады познакомиться, княжна, – перебила сестру Ирина, – не будем отвлекать вас с братом, так что пойдём, Nathalie, посмотрим нашу комнату.
Девочки удалились так скоро, что Александра не успела промолвить и слова в ответ, только слегка изумлённо посмотрела на Владимира.
– Ну что, princess, как тебе моя семья? – спросил он.
– Такие красивые, – выговорила Александра, – вот только твоей матери я, увы, не понравлюсь.
– Аля, откуда такие мысли? Да разве можешь ты не понравиться хотя бы кому-нибудь? – вскинул брови Владимир, поднимаясь с княжной на второй этаж, – решительно нет. Ты очаровательна.
– Ты ранен?! – вспомнила Александра о руке Владимира, – Как это произошло?
– Это так, пустяк, – отмахнулся он, улыбаясь, – как ты выросла, Александра. Какая же ты красивая, – заключил Владимир, останавливаясь, и влюблённо глядя на княжну, наклонив русую голову вбок. Романтический момент был трогателен, но в этот момент из комнаты императрицы вышла, размахивая веером, Ольга Валерьяновна. Она была чем-то раздражена, что Владимиру стало понятно из-за обращения его матери с её любимым предметом вымещения эмоций. Когда княгиня заметила Владимира, она элегантно развернулась на каблуках и быстро зашагала по направлению к своему сыну.
– Владимир, я боюсь, что …– она прервалась, когда заметила, что рядом с Владимиром стоит Александра, – pouvons nous parler tête-à-tête pendant quelques minutes?55 – однако, когда княгиня заметила, что её сын очень неохотно отходит от княжны, она остановилась, – Хотя, что уж. Владимир, мы уезжаем.
– Что? Maman, но …
– Владимир, как я поняла, Александра Феодоровна не изволит боле видеть нас в своём дворце, так что собирайся.
– Александра Феодоровна очень тепло относиться к Владимиру и к Вам, княгиня, – проговорила робко Александра, – должно быть, произошло недоразумение…