– Это правда, замечательный, лучший! – воскликнула Александра, вспоминая любимые черты лица, но вдруг припомнила, что Джон стоит рядом, – он должен приехать вскоре – познакомитесь.
– Почту за честь, – сказал Джон, намазывая шею густой, душистой мазью.
Глава двадцать вторая.
Владимир действительно приехал в скором времени, захватив с собой Олега, с которым они к тому времени стали практически неразлучны. Князь Олег был отправлен из армии домой на побывку, чем, честно говоря, был изрядно раздосадован. Узнав о том, что друг его находится на пути из Павловска, где находился Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк, в котором служил Олег, Владимир решил перехватить его по дороге и привезти к Масловым.
О плохом расположении духа князя Олега говорило всё тело его, начиная с нахмуренных тёмно-русых бровей и заканчивая руками, которые были сжаты в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.
То, что долгожданные гости приедут восемнадцатого июля, анонсировано не было, потому вся усадьба жила своей обычной, довольно суетной жизнью. Суббота июльская выдалась мрачной, слякотной и достаточно прохладной, в общем, день не сулил обитателям Петровского острова ничего приятного. Дождливая погода навеяла долгий сон всем жителям усадьбы, даже неспокойной Александре, которая сегодня смогла разомкнуть глаза лишь в половине десятого утра. Однако и после своего пробуждения она не смогла быстро встать с уютной перины, потому пролежала в кровати ещё некоторое время, потягиваясь безмятежно со сна.
Вдруг чуткий музыкальный слух Александры, который частенько досаждал ей тем, что улавливал тишайшие звуки, или же то, что происходило далеко от неё, донёс до неё тихий скрип колёс на улице, а после шум распахивающейся двери и голоса в холле. «Приехал!» – воскликнула она, вскакивая с кровати и наскоро одеваясь. Наскоро одевшись, Александра пулей понеслась по ступеням вниз, где её мать и дворецкий, встречали дорогих гостей.
– Мама! – окликнула княгиню Алекс, быстро спускаясь по ступеням, – Приехал? Приехал, мама?!
Ответа не понадобилось. Спустившись вниз и быстро выбежав в длинный холл, княжна почти столкнулась с Владимиром, который заходил в комнату с сумками в руках.
– Владимир! Наконец-то! – вскрикнула она, игнорируя чемоданы и буквально прыгая на Владимира, чтобы обнять, но, уже обнимая его, подняла голову и тихо сказала, – ты такой мокрый, будто бы только из речки вылез.
– Конечно, – угрюмо заворчал Олег, – там, на улице, чёрт поймёт, что с погодой творится, то дождь, то град, то непонятно что! Das ist unmöglich, – пробормотал он, снимая китель, промокший насквозь, и отряхивая его,– Ich hasse den regen!47
– Олег! – воскликнула Александра, ещё, будто, боле обрадовавшись и подбегая к Олегу, – ты тоже приехал!
– Ты и так мокрая, Александра, ты же заболеешь! – но Алекс это не остановило, и она припала к сильной княжеской груди.
– После такого внимания к твоей особе, Олег, – заговорил Владимир, когда юноши поднимались в выделенную им спальню, – моё желание привозить тебя в этот дом резко угасает, – Олег, который был явно не в настроении шутить, только фыркнул в ответ.
– Как только на службу пустят, сразу же уеду, не беспокойся.
– Да полно тебе уже ворчать, Олег, я ведь не всерьёз, – проговорил Владимир и положил руку на плечо своему другу.
Разместившись, князья спустились к завтраку в столовую, где все к тому времени собрались. Во-первых, это была Ольга Николаевна – единственный взрослый человек из двух семей; далее Пётр Ильич – дворецкий, Мия – молодая австрийская гувернантка Андрея по немецкому языку; так же здесь жили Андрей и Александра Масловы, и Алексей, Анастасия и Мария Романовы, и Джон. Десять человек, подавляющее большинство из которых дети, громко разговаривали, сидя за длинным деревянным столом, дожидаясь завтрака. Сидели не так, как это обычно было в Царском Селе, а хаотично, так, как сами того хотели или же просто, как сложилось. Александра, видимо, позже остальных пришла в столовую, так как сидела она на краю: рядом с Джоном с одной стороны и с двумя пустыми стульями для прибывших князей с другой.
– Князья! – воскликнула она, вскакивая с места, и сигнально размахивая руками, когда молодые люди вошли в комнату, но, заметив на себе удивлённый взгляд всех сидящих, притихла и села, тихо похлопывая ладонью по стулу; юноши подчинились, – Джон, – шепнула Алекс, пихая локтем сидящего рядом с ней герцога в бок, – Джон, это они.
Джон, видимо, только отходил от бессонной ночи, потому он не взглянул даже на прибывших и безлико воззрел на Александру, которая кивнула головой и что-то прошептала, наклонившись ближе к нему.
– Как те самые? – спросил он, выпрямляясь и глядя на князей поверх головы Алекс, – Так это они! – взволновался он, – Доброе утро, – произнёс он уже совсем другим, весёлым голосом, немного отодвигая Александру, чтобы протянуть руку юношам для рукопожатия, – Здравствуйте! Какая честь для меня, вы не представляете, как мы ждали вас, как лично я, – засуетился Джон, но, собравшись и сделав серьёзное лицо, продекламировал, – Джонатан Мортимер. Знакомству очень рад.
Олег принял рукопожатие и вновь вернулся к своему крепкому кофе, а вот Владимир оставил завтрак и обратил светлое лицо к герцогу.
– Честь имею, – сказал он, – так вы тот самый герцог Мортимер? Занятно. Я думал, что Вы гораздо старше.
– То есть как, Вы слышали обо мне, prince? – удивился Джон и пододвинулся ближе, так, что он практически сидел с Александрой на одном стуле, но, видимо, им обоим это не приносило никакого неудобства.
– Ха, Вы смеётесь? Вы, Джон, произвели неизгладимое впечатление на Андрея и Алексея. Общаясь с ними в той степени, что и я, нельзя было не узнать о Вас, герцог, к тому же с самых лучших, пожалуй, сторон.
– Польщён, правда. О Вас, могу Вас заверить, я слышал так же только весьма лестные вещи, которые не могли не заставить меня восхищаться Вашей натурой.
–Ну что Вы…– хотел, было, ответить Владимир, но Александра, сидящая меж беседующих, прервала «премилый» диалог.
– Уф! Что за формальности? Вы ведь не на светском рауте, так общайтесь как нормальные люди!
– Oh, princess, are we annoying you?48– спросил Владимир, несколько забыв даже, что рядом сидит британец.
– Ho, prince, amazing accent! Is it the posh English? I am impressed.49– сказал Джон, снова пожимая руку князю.
– Спасибо. Вынужден сказать, что Ваш русский тоже очень хорош, герцог. Давно учите?
– Год, он учит русский только год! – выпалила Александра, вновь прерывая разговор и придвигаясь к Владимиру, – Володя, как дела твои?
– Алечка, ну неужели ты действительно хочешь обсуждать это здесь и сейчас? В этот раз у меня большой отпуск, так что мы сумеем ещё обсудить всё, – проговорил Владимир, кладя свою руку на ладонь Александры и сжимая её.
Завтрак окончился лишь в двенадцатом часу дня. Погода не способствовала весёлым развлечениям, так что все жители усадьбы остались в тепле дома.
Оставшись в одиночестве, после того, как все разбились на «группы по интересам», Александра, не долго раздумывая, взбежала по лакированным ступеням, поскальзываясь на поворотах, и, пробежавшись по длинному коридору второго этажа, застыла у последней двери.
– Олег, – тихо проговорила княжна, отворяя дверь, – у тебя, быть может, что-то случилось? – Олег, сидя на диване, полировал свой револьвер, обернулся и устало посмотрел на Александру.
– А, Александра, это ты, – буркнул он и снова отвернулся, но, когда заметил, что Алекс с несвойственной ей скромностью стоит в дверях, добавил, – ты проходи, что ж, присаживайся.
Александра села рядом с Олегом на диван и долго смотрела, как он чистит своё оружие, молча, не отрывая глаз.
– Ты чего пришла-то, княжна? – прервал тишину князь, – надеюсь не из-за моего …гм… скверного настроения?
– А как иначе? – обрадовалась тому, что Олег первый начал этот разговор, Александра, – ты же мой друг, можешь всё мне рассказать, – кивнула она, пододвигаясь, ближе.
– Ха, рассказать? да нечего рассказывать! Сказал я им: не хочу в отпуск, когда ситуация в Европе нестабильна, а они настояли, генералы!! Тоже мне, отправлять домой, когда каждый человек может в любую секунду понадобиться.
– А что с Европой-то? – вопросила заинтересованная княжна.
– А с Европой всё нечисто. Идут серьёзные прения между Австрией и Сербией, которую, в случае чего, конечно поддержит Россия, из-за этого Германия рвёт и мечет, но ещё хуже, что Австро-Венгрия пытается противодействовать нам. В любом случае, Антанта готова к кризисным ситуациям, значит и армия должна быть, а нас распустили! Позор! – Александра видела, как Олег переживал за Россию, отчего ей стало как-то тепло и приятно очень.
– Ясно, так, а что теперь делать? – осведомилась она.
– Княжна, тебе же не интересно.
– Интересно, – слукавила Александра, но Олег искренне и по-доброму взглянул на неё, – не очень. А что же тогда, молчать, что ли?
– Отчего молчать? Ты мне лучше расскажи что-нибудь, а я послушаю. Когда к вам этот иностранец приехать успел?
– Так уже месяц, как приехал. Да там, на самом деле, такая интересная ситуация нашего знакомства сложилась. Мы играли в «казаки-разбойники»… – начала Александра.
– У, так это ж вы знакомство с травмы начали. Нехорошо, – засмеялся Олег, – но я одобряю!
– Да нет же, ты слушай, – возмутилась Александра, которая жутко не любила, когда люди прерывали её рассказы, – Ну, а он приехал, весь при параде стоит, в костюме, а я тогда от Анастасии убегала, так вот, вижу его, думаю: какой симпатичный, между прочим, шанс на победу. Схватила тогда его за руку, машинально, как-то, и бежать пустилась. Там от «казаков» ещё уплывать пришлось, но то, какой я шикарный стратег – есть иная история. А потом, после того, как мы выиграли, конечно, Алексей говорит: это, мол, нечестная победа была. Хочу игру-реванш с другой командой, а я и говорю: да, пожалуйста. Играли во второй раз: дамы против юношей…
– То есть вы с Андреем разделились? – переспросил не поверивший своим ушам Олег.
– Ну да, да, так о чём это я? Ах, да, играли во второй раз. Ну, мы с девочками, как люди, так сказать, учёные, сразу же разделили обязанности. Так получилось, что я оказалась за Джона ответственной. Я смотрю, а они в поле спрятались, говорю девочкам, чтоб все, мол, туда бежали, а оказалось, что ловушка. Джон как побежит от меня в противоположном от «штаба» направлении, да так быстро, что я бы не догнала, если бы не срезала себе дистанцию. Повалила я его, значит, а тот лежит и улыбается, меня прямо-таки в дрожь кинуло. Я думаю: вот я сглупила, на уловку попалась. Но ему-то не показываю, что я сконфужена и ничего в этом роде, я его только в «штаб» повела, а там связала и набила крапивой, чего делать не стоило бы, но ты же знаешь, я азартная. В итоге, подставляю наган к виску и говорю: говори пароль или я стреляю…
– Прямо к его виску, а он что? – закачал головой, смеясь, Олег.
– Да нет, к своему виску, – отозвалась она резко, показывая, как было дело, – а он…
– Ты что, обезумела?! – прикрикнул, прерывая рассказ Олег, глядя строго на Александру, – я допускаю…допускаю, чтобы ты приставляла оружие к чужим головам, но если это твоя собственная…
– Да что ж вы все думаете, что такая глупая!? – воскликнула Алекс, глядя, как бы, в небо, – ну неужели вы не понимаете, что не было там патронов. Он был пустой, – сказала она, глядя Олегу ровно в глаза.
– Пустой? – переспросил он с облегчением.
– Ну да, не заряженный. А теперь я могу продолжить? – она дождалась упрямо кивка князя, только после чего вновь начала говорить, – Так вот, я приставила пустой, – она сделала чёткий акцент на этом слове, – револьвер к виску и первый раз спустила курок. Джон тогда так изменился в лице, что просто не описать, а тут ещё дождь идёт, и мне так холодно было, что прямо захотелось ударить Джона, чтобы он не тянул с ответом, но я была терпелива. Говорю: пароль или я стреляю, а он тогда говорит: «Распутин. Это был наш пароль». У меня, как ты понимаешь, мурашки по спине пошли, запах вспомнился, потому я и приняла пароль, чтобы больше не думать об этом гадком Распутине, а оказалось, что он соврал! Представляешь! Правда мы решили, что эта игра сыграна в ничью пользу. А на следующий день оказалось, что он совсем замечательный, умный и талантливый человек. Он любит Лермонтова, кстати. Просто прелесть.
– Я, наконец, могу сказать? – искренне смеясь, поинтересовался Олег. Алекс кивнула, – Что ж, Александра, гляжу, вы не скучали здесь. Я горжусь твоими задатками солдата, княжна, правда, – он приобнял Алекс, – а теперь иди спать. И так мы слишком долго здесь засиделись, – он глянул на часы. Была ровно половина одиннадцатого, – Как долго мы болтали с тобой? Часов пять? Странно ещё, что Владимир не явился до сих пор. Ладно иди.
Александра уже покидала комнату, когда Олегу подумалось: «Надеюсь, она не станет рассказывать Владимиру о том, какой Джон распрекрасный. Зная его ревнивую натуру, очами видно, чем это закончится: трудным, долгим разговором со мной».
Глава двадцать третья.
Стоит отдать Олегу должное: за годы общения с Владимиром он изучил князя достаточно хорошо, чтобы осознавать все последствия появления у Масловых такого человека, как Джон. Хотя сценами ревности и гнева Владимир не забрасывал ни Александру, ни иностранца, никого бы то ни было другого, то, что молодой человек испытывает эмоциональные страдания, было написано на благородном челе его, когда он заходил после долгого дня в спальню и раскрывал свои бумаги. Несмотря на то, что Олег много раз говорил ему, что, на самом деле, Александра не испытывает никакого интереса к Джону, и хоть Владимир безумно хотел поверить этому, он не мог.
«Как я глуп! – думал он практически каждый вечер, – ведь я же знаю, что Александра тонка душою, что она сказала бы мне обо всём, не желая мучить. А ведь, получается, приношу ей страдания я сам, и ничего не могу поделать с собою. И виноват во всём этом лишь я один? – часто спрашивал себя князь и, вскоре, сам же приходил к ответу, – А больше и некому, отнюдь. Никому не понятны мои мучения оттого только, что необоснованны они и не подкреплены ничем существенным и действительным. Какой я всё-таки мерзостный человек: мало мне того, что я себя всего измучил, так я ещё и таких замечательных людей страдать заставляю. Моя бедная Аля хотя бы знает возможные причины моего отдаления, а Джон? Он-то как трактует мою апатичность? Думает ли он, что не нравится мне, что я, может быть, презираю его? А я ведь не испытываю ничего негативного к нему. Он искренний, умный, интересный человек, который стал жертвой глупейших обстоятельств, запутавшись в паутине моей необузданной любви, а теперь болтает ножками, не в силах выпутаться. Сколько я уже живу в этом аду недомолвок и сомнений? Год? Два? Нет, лишь какую-то жалкую неделю, а сердце устало мучиться и мучить других. Бешено устало. Нет, невыносимо продолжать так жить, ведь это и не жизнь, а мука, одна сплошная боль, которую надо поскорее прекратить. Но как? Поговорить ли мне с Александрой? Нет, не могу ей даже слова сказать об этом ребячестве! Стоит поговорить с Джоном: это дело моих нравственных ценностей и качеств. Герцог – достойнейший юноша. Он должен понять меня», – решил, сидя вечером в садике ровно через десять дней после прибытия и глядя на красоту летней ночи, Владимир. Нетерпение и страх упустить момент победили разум молодого князя, потому через полчаса он постучал в массивную дверь спальни Джона, которая едва ли не мгновенно распахнулась пред ним.
– Джон, – начал, не заходя в комнату, Владимир, – Вы, надеюсь, знаете, как благосклонно я отношусь к Вам. Возможно, Вы замечали, что на протяжении недели я веду себя …гм… по-разному, особенно с Вами, и часто мои действия и слова оказываются отвратительными и даже гадкими, хоть в действительности я так и не думаю, – он говорил быстро, не позволяя Джону вставить и слова, а когда закончил вступительную часть разговора, он поднял глаза и взглянул на герцога, который стоял в белой пижаме, сконфужено глядя на Владимира. Воспользовавшись паузой, Джон жестом пригласил своего гостя зайти и плотно закрыл за ним дверь. Владимир сел на стул у окна, переплёл пальцы, закрыл ладонями лицо и долго, молча сидел, сомкнув глаза. В это время Джон, укутавшись в халат, тихо стоял у стены, не сводя глаз со своего посетителя.
– Да, я поэт, я ревнив! – вымолвил, наконец, поднимаясь, Владимир, – и потому все эти пытки выпадают на мою долю, но я не хочу, чтобы страдали окружающие меня люди. Люди, которых я люблю и бескрайне уважаю, потому я и пришёл к Вам, герцог. Прошу, выслушайте меня без усмешки, потому что иначе я не знаю, как мне … как мне жить.
– Князь, я…
– Позвольте, дайте мне, сначала, сказать, а после я предамся Вашей воле, клянусь, – проговорил Владимир, отворачиваясь к окну, – Когда я ехал к Масловым я не знал, что Вы находитесь здесь и, знает Бог, когда узнал бы, только счастлив бы стал. Но мой пытливый ум не даёт мне покоя, когда я вижу Вас, герцог, рядом с… – он замешкался.
– С Александрой, – выдохнул Джон, наконец, понимая, о чём сей разговор.
– Да, да, именно с ней! Дело в том, что я знаю княжну, кажется, всю свою жизнь, и всё своё бренное существование я люблю её. Откровенно говоря, и Александра, испытывает ко мне нежные чувства, по крайней мере, так было раньше. А теперь, когда я вижу, как ей весело и интересно с Вами, герцог, моё сердце рвётся на части. Скажу без преувеличения, Вы мне симпатичны. У Вас хороший вкус, должное образование, воспитание, и, кроме того, наши с Вами моральные и нравственные ценности, я полагаю, во многом совпадают. И как не горько мне это признавать: Вы гораздо лучше меня во многих отношениях, потому-то моя душа неспокойна и просит пощады, которую я, увы, не могу ей дать, – Владимир закончил, отвернулся от окна, и теперь он стоял лицом к Джону, который, сосредоточено глядя на князя, аккуратно подбирал слова.
– Прошу Вас, князь, не надо. Присядьте. Вы говорите теперь, не обращаясь к фактам; я знаю, что я не просто не могу быть лучше, я не могу оказаться даже наравне с Вами, потому что я не представляю собою, ровным счётом, ничего, в то время как Вы, взгляните, и поэт, и музыкант, и военный деятель. Поверьте, я никогда не говорю того, что не считаю правдой. Вы – творческий гений Владимир, и это не только мои слова. К тому же хочу Вас заверить, что Алекс любит Вас, это я вижу. Так вот, и я не играю никакой роли в развитии ваших отношений, я лишь хочу оставаться другом и княжне, и Вам. Вас я обожаю, честно сейчас говорю, без лести и обмана, потому мне больно смотреть, как Вы мучаете себя. Прошу, Владимир, не думайте, что я имею что-то к Александре Владимировне, нет. Она прелестная девушка, но я люблю её исключительно как друга, не более того, – закончил герцог и улыбнулся, подняв глаза на Владимира, поджав несколько стыдливо закусил губу.
– Джон, – произнёс Владимир, впервые искренне улыбаясь за последнюю неделю. Князь почувствовал, как тяжёлый камень свалился с души его, как легче ему стало дышать, говорить, думать. На языке у Владимира было много того, что он, возможно, хотел бы сказать Джону, но даже поэту иногда не хватает слов, потому он глубоко вздохнул и крепко, с жаром пожал руку герцога, – как же я был неправ, – единственное, что смог выговорить князь.
Можно с уверенностью сказать, что именно этот день стал исходной точкой в развитии отношений между Джоном и Владимиром, которые теперь приобрели нечто весьма ценное – умение говорить правду. Если молодые люди нуждались в совете, в котором они хотели быть уверены, они решительно шли друг к другу, зная, что не услышат ничего, кроме искренней правды. Кстати говоря, именно этот разговор спас трепетные отношения Александры и Владимира, который за одну только ночь помолодел будто и накопил столько энергии, сколько, казалось бы, человеку никогда не удастся потратить.
Выходя глубокой ночью из комнаты Джона, Владимир услышал голоса наверху и, не желая идти в спальню, отправился туда. Слишком долго он бездействовал, слишком долго не общался с дорогими ему людьми, а теперь настало время всё исправить и восполнить те моменты, которые он, из своей молодости и горячности, упустил. Поднявшись наверх, Владимир увидел в огнях большой залы с бархатными портьерами, высокими окнами одну лишь Александру, которая читала стихи, казалось, сама себе; в комнате больше никого не было, и Владимир тихо, чтобы не прервать княжну, зашёл и встал в тени занавесы.
Читала княжна эмоционально, абсолютно не придавая значения некоторой нелитературной лексике, которая присутствовала в стихотворении. Сказать честно, никто, особенно женщины, в то время не позволяли себе читать в высших кругах столь провокационную поэзию, возможно, именно это и стало причиной того, что Александра читала, находясь в одиночестве, остерегаясь, как бы, лишних глаз и ушей.
– Браво! – выкрикнул, выходя из тени и хлопая в ладоши, Владимир. Александра немного подпрыгнула от неожиданности, но увидев, кто пришёл к ней сильно обрадовалась.
– Владимир! Почему ты здесь? – спросила Алекс, подходя к князю.
– Гулял, – весело проговорил он, – и услышал, как кто-то прелестно читает стихотворные строфы. Кстати, автор мне, кажется, неизвестен? Кто же он?
– Да разве ты не знаешь? Ты действительно не знаешь? Как же так, ведь Владимир всегда знает всех поэтов, и разве его тёзка Владимир Маяковский может стать исключением?
– Это не тот ли, приверженец социал-революционеров?
– Не знаю. Наплевать, главное, что он шикарен! Его произведения просто восхитительны. По-моему, все Владимиры – поэты-гении.
– Будет тебе, – несколько смущённо заговорил Владимир, – Расскажи лучше, как у тебя дела.
– У меня всё неплохо, только я испугалась очень, когда ты прекратил общаться со мной, подумала, что больше, ну … не любишь, – шёпотом закончила она.
– Эх, глупышка, да как же я мог тебя разлюбить, – спросил он, обнимая княжну, – Олег сказал, что мы с тобой лебеди, и я начинаю в это верить.
– Олег сказал? – переспросила Александра, – лебеди? занятно. Похоже, ты плохо на него влияешь.
– Я точно тоже самое ему сказал, – Владимир посмотрел на Александру, – кажется, я плохо влияю и на тебя.
– Кажется, ты плохо влияешь и на меня, – произнесли они в один голос, – Ого! – отозвалась Александра, – Кошмар! – и молодые люди звонко рассмеялись. Им предстояло ещё много чего обсудить, и целая ночь, которая была у них впереди, давала им время насладиться желанным обществом друг друга.
Глава двадцать четвёртая.
Утро следующего дня выдалось, прямо сказать, странным. Мало того, что погода двадцать восьмого июля была не летней, так ещё и жители дома были без причины взволнованы с самого утра. Александра, которая накануне ночью не спала практически, проснулась, когда на первом этаже в столовой зазвонил телефон, да так громко, что она не могла игнорировать этот шум, потому и встала. Не выспавшаяся, но всё же весьма счастливая девочка живо оделась и бегом спустилась по ступенькам вниз, туда, где собрались все жильцы дома, и даже Анастасия, которая обычно просыпалась позже всех, уже доедала свой английский завтрак. На звонок, видимо ответил Олег, который в данный момент стоял с трубкой в руке и хмуро слушал звонящего. Когда Олег закончил разговор он начал нервно ходить взад-вперёд по комнате, глядя в пол и тяжело дыша, брови его были сдвинуты и подрагивали слегка, а губы закушены. Князь долго думал о том, как же ему поступить с полученной информацией и, так как кроме Ольги Николаевны никого из взрослых людей в усадьбе не было, Олег извинился, что прерывает завтрак княгини и попросил её выйти с ним для короткой аудиенции.
– Доброе утро, – радостно сказала Александра, садясь за стол, и, увидев, какие взволнованные лица были у её друзей, спросила, – что случилось? Я пропустила что-то?
– Тсс, – шикнул по своему обыкновению Андрей, – мы тут пытаемся слушать, – молодые люди стояли, прислонив головы к двери, за которой шла беседа.
– А, – протянула Алекс и подошла к Владимиру, – как давно они там?
– Да уж порядком, – он взглянул на часы, – минут уж десять. Пойду узнаю, что у них произошло, – вздохнул он, улыбаясь, и ушёл. Разговаривающие не появлялись около пяти минут, а когда они стали приближаться к столовой, некоторые слова из их речи доносились обрывочно до ушей сидящих за столом.
– Может быть, не стоит им рассказывать? – испуганно говорила Ольга Николаевна, – они же, всё-таки, ещё дети.
– Они всё равно узнают об этом, так лучше пусть от нас эту новость услышат, а не из газет каких-нибудь, – сухо и безоговорочно отрезал Олег. Дверь со скрипом раскрылась и первой в комнату зашла бледная, словно снег, княгиня Маслова, после неё шёл Владимир, а за ними Олег. В комнате воцарилась мёртвая тишина, которую долго никто не решался нарушить.
– Как вы все знаете, – начал, наконец, Олег, – обстановка в Европе была нестабильна в последнее время. Мне только что сообщили, что Австро-Венгрия объявила Сербии войну и пересекла сербскую границу, а это значит, что Антанта будет принимать необходимые меры, – хмуро сообщил он.
– А мы уезжаем в армию, – добавил стоящий рядом с Олегом Владимир.
После данного объявления никто ничего не говорил и не ел. Все долго ещё недвижно сидели в столовой, боясь проронить даже звук. Джон, которого данное сообщение взволновало очень сильно, постоянно стоял у телефонного аппарата, делая звонки домой и в замок короля, и куда только было возможно. Олег и Владимир отправились в свою спальню, чтобы собрать вещи и как можно скорее отправиться на фронт.
– Как же так? – взволнованно допытывалась Александра, пока князья собирались, – Неужели из-за какого-то герцога вы сейчас уедете от нас?
– Александра, ты понимаешь хоть, о чём ты говоришь? – резко вскрикнул Олег, – Ты что, хочешь, чтобы наша страна погибла?
– Я … нет … я, – глаза девочки заслонили мутные, колючие слёзы, и она уже ничего не видела, только представляла, как её любимые мальчики умирают из-за какого-то нелепого австрийского вельможи.
– Олег, прекрати, – заступился за княжну Владимир, – Аля, ну что ты? Что уж такого случилось? – он нежно обнял Александру, – Сейчас мы нужны нашей стране, потому и едем, а когда всё закончится, обязательно вернёмся к вам.
– А если нужно будет – погибнем за свою страну, – всё так же резко сказал Олег, – потому что мы – офицеры, и наша задача состоит в том, чтобы защищать великую Российскую империю, и мы выполним наш священный долг любой ценой.
От таких слов у Александры ком встал в горле, и она уже не могла сдерживать своих рыданий, поэтому выбежала из комнаты и побежала куда-то по коридору. Владимир сурово посмотрел на своего друга, покачал головой и вышел из комнаты вслед за Александрой.
– Аля, постой! Подожди! – окликнул он Алекс, – Аля, – Владимир нагнал княжну, только когда та не смогла сдержать слёз и сползла по стене на отчищенный до блеска пол и безудержно зарыдала, – Ну же, princess, полно плакать, ничего ведь не случилось.
– Пока не случилось, – трясущимся голосом произнесла княжна, со страхом глядя куда-то вдаль, – это война, Владимир! На войне убивают, – Александра больше не плакала, она теперь серьёзно и спокойно смотрела на Владимира, крепко держа его за тёплую руку.
– Аля, что ж ты меня похоронила-то сразу? – князь печально улыбнулся, – мне, милая, есть для чего возвращаться, да?
– Если ты не вернёшься, – прошептала она, выдержав долгую паузу, – то я умру.
– Конечно, я вернусь, обязательно вернусь к тебе, – сказал он, гладя юную княжну по щеке и светло глядя на неё.
Оставшийся день прошёл суетно. Трое молодых людей, живущих в усадьбе, собирались уезжать, готовили транспорт, прощались с родными и друзьями. Третьим юношей был, конечно, Джон, который, узнав о политическом кризисе в Европе, сразу же собрался вернуться в родную страну и, если понадобится, отправиться на фронт. Отъезд герцога хэмпширского привёл Александру к последней стадии потрясения и отчаяния. До самого отбытия она не проронила и слова, а когда к выходу из усадьбы подъехал большой чёрный автомобиль, который должен был послужить средством передвижения для отбывающих юношей, Александра вышла из дома и долго стояла под дождём без зонта, глядя как вещи князей и Джона укладывают в багажный отсек.
– Александра, пожалей себя, ты же заболеешь, – тихо подходя сзади и покрывая Алекс большим зонтом, сказал Олег, – слушай, прости меня, я не хотел расстроить тебя.
– Я знаю, просто я так волнуюсь за вас, – всхлипнула Александра и печально взглянула на Олега.
– Я знаю, знаю, но всё обойдётся, я обещаю, – он поцеловал Александру в лоб, оставил ей зонт и сел в машину. Алекс огляделась по сторонам: она одна стояла на улице посреди дождя, и только грустно-чёрный автомобиль стоял рядом, а в нём, закрыв лицо руками и опустив отяжелевшую голову, сидел князь Олег. Чуть позже, видимо, попрощавшись со всеми, вышел Джон. Он был взволнован и беспрестанно глядел на свои наручные часы.
–I must be at the railway station in a half an hour. I mustn’t be late50, – бормотал он себе под нос, спускаясь по ступеням крыльца. Когда он увидел Александру, он слегка улыбнулся ей, – О, а я уж подумал, что ты не хочешь попрощаться со мной, Алекс. Будем прощаться?
– Тебе необходимо уехать, не так ли? – спросила она тихо.
– Да, и, я надеюсь, ты не будешь против писем с английского фронта, – он улыбнулся слабо.
– Джон! – прошептала княжна, обнимая тесно герцога, – будь осторожен, пожалуйста, хотя бы ты.
– Хотя бы я? А что так?
– Моим хоть говори, хоть нет, я точно знаю, осторожными они не будут, – она посмотрела вниз. От своих же слов ей стало совсем как-то грустно.
– Ладно, княжна, не печалься, – вздохнул Джон и вновь обнял Александру, – мне пора! À bientôt51.
Александра теперь ждала лишь одного, самого главного для неё человека, который по какой-то причине всё никак не появлялся. На улице было холодно и ветрено, как это и бывает; дождь закончился, но иногда собирался вновь, даже брызгал слегка, но прекращался каждый раз, пугая только наивных, не знающих петербуржского климата приезжих; солнце не светило вовсе, будто из какого своего принципа, и, только завидев приближающуюся тучку, тут же ныряло за неё. Вода в прудах была мутна и неспокойна, холодными каплями орошая и так непросыхающий берег. На желтых играющих волнах пытались удержаться утки, втягивая шеи и подгибая лапки, искали рыбу, но и та не выпалывала, пряталась в вязкой тине, согреваясь хотя бы так. Ветер играл волосами прохожих людей, нет, не играл, лучше сказать, издевался над ними, жестоко и безжалостно, дул в глаза, вызывая слезы; от ветра болело лицо, болели уши, но, когда он утихал, становилось пусто и безжизненно, ничто не веселило ухоженный английский сад, и беспрестанный гул в ушах угнетал гораздо больше, чем вызвавший его некогда ветер. Невыносимая тоска подавляла и томила, потому Алекс помахала на прощание рукой сидящим в машине и пошла по ступеням назад в особняк. Её мокрые светлые волосы прилипли к лицу, поэтому она ничего не видела, когда складывала зонт и плечом открывала массивную дубовую дверь особняка. Из гостиной пахло вечерним кофе и какой-то выпечкой, там было светло и уютно, но Александра застыла в тёмном и печальном коридоре, отряхиваясь от воды и вытирая глаза от внезапно выступивших слёз. Вскоре туда вышел и Владимир, который, казалось, искал в доме кого-то и никак не мог найти.