Я пробубнила что-то невнятное. Антон никогда не звонил первый, просто потому что не успевал думать обо мне в череде деловых задач. Максимум, на который я могла рассчитывать, – это шикарный букет цветов, который я всегда получала по средам и пятницам. Правда благодарить за это нужно скорее флориста, которому когда-то отдали приказ высылать цветы по одному и тому же адресу в одни и те же дни, чтобы я не чувствовала себя заброшенной.

Но сейчас, открыв для себя внимание другого рода, я понимаю, как смешно было радоваться этим дежурным букетам. Сам Антон даже не знал, какие цветы я получаю.

– Что-то случилось? – спросила я, с трудом возвращая своему голосу уверенное звучание.

– У меня отменилась встреча, и я вспомнил, как давно мы не говорили, – честно признался мужчина, за которого я собиралась выйти замуж.

Он вспомнил обо мне, потому что у него отменилась встреча. Если бы не эта счастливая случайность, вспомнил бы он вообще о том, что у него есть любимая женщина? Или Антон любил меня так же, как я его? Да, на сумасшедшего влюбленного он совершенно не походил, и отношения с ним напоминали скорее деловой договор, но я знала, на что иду и ради чего это делаю. Я хотела статуса и финансовой безопасности. Правда, тогда я еще не знала, что мое тело и моя душа хотят совершенно другого.

– Антон, нам нужно поговорить, – серьезно начала я, но мужчина меня прервал:

– Ты ездила в область на днях. Что ты там делала? – строго спросил он, и мое отражение в окне вытянуло лицо в удивлении.

– Откуда ты знаешь?

Ни в одной социальных сетей я не рассказывала о своей поездке в родительский дом. Об этом вообще никто не знал, кроме моих родных.

– Я отслеживаю твой телефон, Надин, – Антон усмехнулся, будто я была для него маленькой глупой девочкой, – Это для твоей же безопасности, родная.

От возмущения, смешанного с шоком, я не сразу смогла найти слова, чтобы ответить хоть что-то.

– Ты ездила к маме? – уточнил Антон, и я почувствовала, как из-под ног уходит земля.

Он знает про маму. Знает, где она живет. Но я никогда не рассказывала ему о своей семье.

– Ты знаешь про маму? – почти шепотом произнесла я.

– Ну конечно. Моя служба безопасности пробила тебя еще два года назад, – мужчина по-доброму рассмеялся, и меня накрыло неприятным липким чувством, будто все это время надо мной насмехались.

Я строила из себя модную штучку, достойную дорогих брендовых шмоток и туфель, а он все это время знал, что я лишь прикрываю свою бедность и страх вернуться в родную глушь. Не удивлюсь, если и Гела все эти два года смотрела на меня свысока, потому что знала всю правду обо мне. Знала, какая я на самом деле дешевка-притворщица.

Я прикрыла лицо рукой, едва удерживая внезапно потяжелевший телефон возле уха. Антон молчал, давая мне время переварить информацию.

– Может, ты и отца моего знаешь? – холодно поинтересовалась я.

– Разве он жив? – теперь уже Антон удивился, – О нем мне не сообщали.

– Герман Лисовой, – медленно произнесла я, все еще не веря в существование этого человека.

– Звучит знакомо, – неуверенно ответил Антон, – Я пробью по своим каналам.

Я набрала в грудь воздух, чтобы выпалить новость о том, что нам нужно расстаться, как вдруг в трубке послышался голос Гелы, и Антон спешно пробормотал:

– Все, родная, нужно бежать. Я приеду за тобой в конце месяца. Пора сворачивать этот эксперимент, ты уже все мне доказала.

Не успела я и слова вставить, как звонок сорвался. Время, выделенное на невесту, закончилось, и Антон вернулся к любимой работе. А я так и не сказала самого важного. Я попыталась набрать его снова, но звонок направился прямиком на автоответчик.

Может, сказать все лично? Если, конечно, Антон действительно приедет к Новому году. Не будет ли это слишком жестоко? Впрочем, не думаю, что он действительно расстроится. Ведь потерять невесту не так страшно, как потерять бизнес-партнера.

***

Наш проект по работе со старой одеждой уже подходил к концу, так что мы с девочками решили провести презентацию перешитой коллекции прямо перед Новым годом, а после праздника будем заниматься чем-то новеньким.

На самом деле у меня уже назревал план привлечь девчонок к работе над моей собственной коллекцией, ведь мы вполне неплохо сработались, а любому дизайнеру нужны помощники. Тем более сейчас, когда я наконец нашла вдохновение, и мне хотелось творить, не отвлекаясь на другие проекты.

Оставалось лишь надеяться, что Антон не заберет деньги, которые вложил в мой конкурс. Если он заберет плату за участие, то все пойдет по одному месту. Вся моя коллекция окажется лишь кучкой никому не нужного тряпья. Уникального, дизайнерского и абсолютно бесполезного.

Проводив девочек, я прихватила свои эскизы и направилась к выходу из школы. Погода стояла сухая и морозная. Постепенно зима ступала на булкинскую землю, и все – абсолютно все – страстно желали скорее увидеть снег. Сегодня я решила отправиться вместе с эскизами в историческую часть города, чтобы получше узнать Булкин и поработать в каком-нибудь местном заведении.

Но недалеко от школы мое внимание привлекла шайка девчонок, шумно толкающихся у непонятного коричневого комка, сидящего в грязи. Присмотревшись, я заметила, что комок шевелится, а рядом валяется красная вязаная шапка с объемным помпоном – такая же, как у Верочки из моего класса.

Мое сознание пронзило понимание: коричневый комок на самом деле был Верой, одетой в старое теплое пальто. В ужасе я поспешила разогнать стаю гогочащих девиц.

– Что тут происходит?! – закричала я, расталкивая подростков.

Вера сидела на коленях, прижимая руки к голове, будто защищаясь от ударов. Я подхватила ее под мышки и подняла. По-настоящему испугавшись за девочку, я крепко прижала ее к своей груди, закрывая от горящих глаз юных гиен.

– Вы с ума сошли?! – снова вскрикнула я, бешено прыгая глазами с одного улыбающегося лица на другое.

Эти наглые дети смотрели на нас, стоящих в подмерзшей грязи, свысока, будто имели право насмехаться над теми, кто чем-то отличался от них самих. Все они были одеты в стильные эко-шубки и кожаные авиаторы с дорогими сумками наперевес. У парочки девиц я заметила торчащий из приоткрытого ворота черно-сиреневый галстук. Наконец мои глаза наткнулись на знакомую фигуру, незаметно отдаляющуюся от общей массы. Девочка обернулась, и наши глаза встретились. Лена.

Эта куколка с пухлыми губами и большими голубыми глазами. В классе она больше всех задирала нос и хамила другим девчонкам, но я и подумать не могла, на что она способна. В глазах Лены застыл страх, будто она не хотела, чтобы мне открылась правда о ее выходках. Другим задирам, казалось, было абсолютно все равно.

– Я вызову полицию, мелкие вы шакалы! – пригрозила я, а девочки в ответ лишь рассмеялись.

– Идите в жопу, тетя! – одна из гадин показала мне средний палец, и меня будто вернуло в собственное детство.

Когда-то давно, когда мне было лет двенадцать-тринадцать, городские девчонки, приезжающие в нашу деревню на каникулы, решили надо мной подшутить. Конечно, им льстило, что мелкая деревенщина тянется к ним и широко раскрывает рот, глядя на косметику, заниженные джинсы и футболки с Леонардо Ди Каприо. И я стала для них излюбленной игрушкой на лето. Какие только приказы я ни выполняла, чтобы заслужить их благосклонность, но после того, как они сбросили меня в озеро с руками, связанными модными колготками, я осознала, как глупо себя вела.

Тогда я пообещала себе, что никому на всем белом свете не позволю себя обидеть.

И вот теперь какая-то наглая беспардонная молодежь тычет в меня пальцем, а я в силу возраста не могу схватить эту дрянь за волосы и оттаскать ее по луже, покрытой коркой льда. Пару раз я до хруста сжала и разжала кулаки, стараясь совладать с яростью. Потеряв интерес, стервы махнули на нас рукой и двинулись дальше по бульвару, прихватив с собой перепуганную Лену. Как только шайка отдалилась на приличное расстояние, мы с Верой одновременно выдохнули.

– Спасибо, – пробормотала она, все еще прижимаясь ко мне.

– Это ведь не в первый раз происходит? – уточнила я, и девочка кивнула. – Почему ты не рассказала? Почему не сказала, что Лена тоже участвует в этом?

Я оторвала девочку от себя и потрясла ее за плечи, осознавая при этом, что и сама трясусь от несброшенного гнева.

– Лена редко бывает с ними, – Вера пожала плечами и отвернулась в поисках своей шапки.

– Что это за нахалки вообще? – ужаснулась я.

– Подружки Лены из нового лицея, – моя ученица присела на колени, чтобы собрать выпавшие из сумки учебники. – Они еще в начале осени увидели, как мы с Леной вместе выходили из школы. Тогда это и началось.

– И что, Лена никак тебя не защитила? – от злости я ударила рукой воздух.

– Нет. Но она и не цепляет меня. Просто стоит и смотрит, – Вера натянула шапку, оттряхнула пальто и, перекинув сумку через плечо, как ни в чем не бывало направилась в сторону своего дома.

Мое сжавшееся до тугой пружины сердце не позволило отпустить девочку просто так. Молча я пошла следом за ней. К счастью, та не была против.

Спустя пять-семь минут мы уже стояли у старого деревянного дома высотой в три этажа. Это покосившееся здание с побитыми местами окнами выглядело пугающе и совершенно неуместно среди стандартных пятиэтажных хрущевок. Но Верочка направилась именно в этот дом.

– Ты здесь живешь? – недоверчиво протянула я, с осторожностью посматривая вверх – туда, откуда могла сорваться часть дряхлого шифера.

– Да, – ничего не стыдясь, призналась девочка. – Я бы вас пригласила на чай, но вам, наверное, будет неприятно входить в этот дом.

Я покачала головой и решительно вошла в подъезд, чем сильно удивила девочку. По скрипучей деревянной лестнице мы поднялись на второй этаж, где попали в длинный широкий коридор с пошарпанными стенами.

– Это похоже на аварийное жилье, – в ужасе произнесла я.

– Так и есть, – подтвердила Вера, уверенно шагающая по коридору, – Мы много раз писали в администрацию, но пока не добились расселения. Кто смог – уже съехал сам. Нам с бабушкой деваться некуда.

– Ты живешь с бабушкой?

Девочка вставила ключ в хлипкую деревянную дверь, которую на вид вполне можно открыть и без ключа.

– Да, мама с папой погибли в аварии, когда мне было лет пять, – спокойно ответила Вера, позволяя мне первой войти в квартиру.

В маленьком помещении было на удивление уютно. Где-то внутри меня даже кольнуло осознание того, что мое отношение к уюту с момента переезда в Булкин сильно поменялось.

В прихожей приятно пахло пирогами, и я невольно вспомнила маму, с которой мы расстались на холодной ноте из-за того, что вскрылась правда об отце.

– Бабуль, я дома! И у нас гости! – крикнула Вера, и тут же послышалось тихое шарканье тапочек и глухой стук по деревянным половицам.

Нам навстречу вышла пожилая женщина, опирающаяся на массивную для ее фигурки трость. Увидев меня, она сначала недоверчиво глянула на внучку, но потом, словно прочитав что-то по ее лицу, улыбнулась мне так, что ее морщинистое лицо приятно преобразилось.

– Здравствуйте, – я приветливо склонила голову.

– День добрый, – бодро ответила старушка, – Вы, наверное, Надежда Львовна?

– Как вы поняли? – удивилась я.

– Верочка рассказывала. Вас трудно не узнать, – ответила бабушка, и я смущенно улыбнулась девочке. – Мойте руки и проходите на кухню. Пирог как раз подоспел.

Мы с Верочкой оставили верхнюю одежду на крючках и снова вышли в коридор. Как оказалось, туалет был общий на четыре квартиры, две из которых уже пустовали. Помыв руки, мы пошли обратно, но я задержалась, всматриваясь в длинный освещенный лишь наполовину коридор. В голове мелькнула странная идея, и, еще ничего толком не обдумав, я спросила у девочки:

– Тебя ведь задирают из-за этого всего? – я обвела рукой кошмарную обстановку. Вера молча кивнула. – И администрация ничего не делает? Они ждут, когда эта, прости меня, халупа свалится, как карточный домик?

Девочка поджала губы и развела руками.

– Бабушка пробовала чего-то добиться, но у нее ничего не вышло. А сейчас еще с ногой проблемы, так что совсем не до этого.

– Иди в комнату, Вера. Мне нужно сделать звонок, – вежливо попросила я и, как только за девочкой закрылась дверь, я набрала знакомый номер.

– Надин! Детка! Как ты? – в телефоне раздался голос любимой подруги, и я готова была ликовать от того, что она оказалась не занята, ведь спустя время я уже, возможно, не решилась бы на то, что задумала.

– Крисси! Прошу, скажи, что ты в Москве! – взмолилась я.

– Да, до конца недели я здесь, а потом Милан. Рекламу снимать будем, – произнесла она с наигранной усталостью.

– Крис, мне нужна твоя помощь, – искренне попросила я, – Приезжай в Булкин. И прихвати парочку журналистов.

ГЛАВА 14 ДЕКАБРЬ

Каждое мое утро теперь начиналось с поцелуев. Сначала нежных и осторожных, чтобы я могла вынырнуть из сонного царства. Дальше поцелуи становились настойчивее, и я оказывалась в плену тяжелого мужского тела, прижимающего меня к постели. И делающего меня счастливой.

Каждое утро мы с Колей были вместе.

Но потом мой физрук уезжал в областную клинику, где его мама проходила обследование, и возвращался только вечером – задумчивый и уставший. Я же отдельно попросила всех учителей не доставать Колю с просьбами скорее выйти из отпуска и спасти их от энергичного девятого «бэ».

Мы не заявляли открыто о наших отношениях, но, думаю, все и так все поняли. Даже Анжела стала смотреть на меня более благосклонно, видимо, приняв тот факт, что ее племянник влюбился в заезжую красавицу.

Я с головой ушла в коллекцию. За неделю мне даже удалось отшить три полноценных наряда и продемонстрировать их своим девочкам и коллегам педагогам. Да, не каждый понял идею, но этого я и не ждала. Высокая мода не для всех. Здесь люди носят то, что комфортно, тепло и уютно. Они носят ту одежду, которая дает им безопасность.

Но ведь каждый человек уникален, и каждый заслуживает того, чтобы подчеркнуть свою неповторимую красоту. Все больше и больше времени я проводила среди новых друзей и с каждым разом подмечала новые детали, которые им стоило бы раскрыть в своей внешности.

Даже Булкину при всей его провинциальности нужна красота. Нет, не привнесенная откуда-то извне, не навязанная телевизором и заезжими москвичами. Булкину нужна его собственная красота – раскрытая, подчеркнутая, очищенная от серости и унылости.

А ведь я могла бы многое сделать для этих людей. Для этого города. Что, если Коля прав? В Москве ты никому не нужен. Таких, как ты тысячи, если не больше. И все вы боретесь за свое место под солнцем. А в Булкине ты уникален. Ты можешь быть по-настоящему полезен и необходим. И чем больше я проводила в этом городе, тем более разумной казалась мне эта мысль.

Но была еще жива и вторая моя половина – амбициозная, жаждущая грандиозной карьеры и славы. И я не знала, что будет со мной, когда придет время принимать решение.

До Нового года оставались считанные дни. Буквально за неделю город накрыло снежным покрывалом, и все вокруг заметно преобразилось. В один из солнечных дней мне наконец удалось добраться до исторической части города.

Я выпрыгнула из троллейбуса, когда громкоговоритель объявил остановку «Купеческая» – именно на этой улице был расположен дворец спорта, которым некогда владел Колин отец.

На старой мощеной улице, обрамленной с обеих сторон невысокими старыми зданиями, была совершенно иная атмосфера. Было на этой улице нечто от московского Арбата, но, конечно, Купеческая улица была уже и в то же время уютнее.

От фонаря к фонарю тянулись гирлянды, и фасады зданий были украшены светящимися снежинками и елочками. В прежней жизни я фыркнула бы, глядя на это, и подумала бы, что так убого украшают только в деревнях, а сейчас мне хотелось остаться здесь до наступления темноты, чтобы посмотреть на всю эту красоту, когда огоньки зажгутся и создадут особую магическую атмосферу праздника.

Миновав парочку кафе и даже прихватив в маленькой кофейне латте с халвой, я двинулась дальше, пока не уткнулась в тот самый дворец спорта. Он действительно выглядел потрясающе – колонны по фронтону здания, остроконечная крыша и вылепленные по верхней части фасада атлеты, изображающие разные виды спорта. И этот дворец прекрасно подходил Коле. Чего не скажешь о маленьком зале, арендованном в здании бассейна.

Но было во дворце спорта кое-что уродливое. Кальянная и ее отвратительная вывеска, портящая фасад исторического здания. Я подошла ближе ко входу, потому что мое внимание привлекла бронзовая табличка, прикрытая потертым пластиковым карманом, в котором обычно вывешивают меню, чтобы прохожие могли ознакомиться с ассортиментом блюд кальянной. Можно подумать, у них тут ресторан.

Я отодвинула и без того болтающееся меню и прочла слова, выгравированные на металлической табличке:

«Памяти почетного гражданина города Муромцева Николая Дмитриевича».

В груди защемило от чувства несправедливости. Это здание должно было перейти в руки Коли, чтобы он продолжил дело своего отца, но вместо этого оно пошло в коммерческий оборот. Неужели нельзя было открыть кальянную в другом месте?

Стоит признать, что дворец спорта выгодно выделялся и несомненно привлекал много внимания простых прохожих. Пока я любовно гладила табличку замерзшей ладонью, на крыльце появился молодой человек в форме официанта.

– Помочь? – хмуро спросил он, но, приглядевшись ко мне, вдруг улыбнулся. Видимо, понял, что я не местная.

Я же покачала головой и, уходя прочь, кинула через плечо:

– Вывеска уродливая.

За Купеческой улицей, кончающейся красивым собором с поблескивающими на солнце куполами, оказалась уютная набережная, но я свернула в сторону, желая исследовать городскую часть более внимательно.

В этой части города действительно было больше магазинчиков и даже пара небольших торговых центров, жилые дома здесь были выше и новее, машин было больше. Возможно, я не так убивалась бы, если бы Гела сняла мне квартиру в этих районах. Но гадюка знала, как насолить мне. А я с высоты своей гордости и не подумала всерьез познакомиться с Булкиным во всей его красе.

На одной из улиц я заметила тройку мальчишек. Они перебегали дорогу от продуктового магазина в сторону стильной новехонькой школы. И была на этих мальчишках одна приметная деталь – черно-сиреневый галстук.

Так вот какой ты, новый лицей, в котором учатся стервозные малолетки.

Не думая ни секунды, я направилась в сторону школы, но уже на входе меня остановил огромных размеров дядька-охранник, каких даже в службе безопасности Антона нет.

– Куда? – жестко спросил он, перегораживая мне путь к электронным турникетам.

– К директору. Хочу ребенка устроить к вам, – соврала я.

Школьный секьюрити пристально осмотрел меня с ног до головы и обратно и кивнул. Судя по всему, мой внешний вид вполне соответствовал стандартам родителей этого лицея, так что меня впустили, даже не попросив оставить в залог что-то бриллиантовое.

Покачав головой сама себе, я прошла в указанном направлении и на лифте поднялась на последний третий этаж. Попасть к директору сразу не удалось, так как в тот момент он проводил планерку для преподавательского состава. Я же стояла в приемной и через стеклянную стену, выходящую в атриум, наблюдала за тем, как по первому этажу слоняются ученики в одинаковой черно-сиреневой форме.

С виду они были обычными детьми, ничем не отличающимися от тех, что учатся в нашей школе, но какая-то внутренняя привязанность к своим ученикам и тот инцидент, что произошел с Верочкой, заставляли меня смотреть на лицеистов свысока, словно они в чем-то были передо мной виноваты.

– Вы ко мне? – за спиной раздался приятный мужской голос.

Обернувшись, я увидела перед собой симпатичного мужчину лет сорока. Высокого, худощавого, в опрятном дорогом костюме и лаконичных очках в черной оправе. Очевидно, что передо мной стоял сам директор Роман Викторович. Как и очевиден тот факт, что я ему понравилась. На губах мужчины мелькнула хищная улыбка, и мне стало не по себе.

– К вам, – коротко ответила я, сцепив руки перед собой.

– Прошу проходите, – он раскрыл передо мной двери своего кабинета, и я вошла.

Оказавшись наедине, мужчина позволил себе снять пиджак и остаться в белой рубашке и галстуке.

– Присаживайтесь, – Роман Викторович указал на стул перед своим столом. – Чай, кофе, воды?

– Не нужно, спасибо, – ответила я, присев на стул.

Мужчина последовал моему примеру и опустился в большое кожаное кресло.

– Чем могу вам помочь?

– Меня зовут Надежда Львовна. Я преподаватель труда в первой школе, – представилась я, и мужчина просиял, не позволив мне закончить.

– Хотите перейти в лицей? Понимаю, многие преподаватели сбежали к нам, едва мы открылись. Но мы берем лишь лучших, у нас высокие стандарты, – снова эта хищная улыбочка, будто для того, чтобы попасть в лицей, мне понадобятся совсем иные таланты, нежели знание портновского искусства.

– Я здесь не за этим, – возразила я.

– Почему же? Вообще-то у нас есть для вас вакантное место. – Роман Викторович откинулся на спинку кресла и довольно глянул на меня, – Ведь вы та самая преподавательница, что учит детей дизайну одежды?

– Откуда вам это известно? – я невольно нахмурилась. Это совсем не та слава, о которой я мечтала.

– Принимая в лицей учеников других школ, я всегда расспрашиваю детей об их учителях. Чтобы знать, кого переманить к себе, – директор постучал пальцами по столу, и я на автомате отметила, что на его правой руке нет кольца, – В этом году мы приняли пару учениц из вашей школы, и обе они расхваливали ваши уроки. Судя по всему, вы новатор в своем деле. Мы это очень ценим.

Я пришла сюда, чтобы устроить скандал из-за учениц лицея, которые издеваются над моей Верой, но лесть так приятно полилась из уст директора прямо в мои уши, что я не заметила, как начала улыбаться.

– Пойдемте, я покажу вам, какие у нас рабочие мастерские, – мужчина энергично поднялся с кресла и, предложив руку, помог мне подняться.

Мы покинули кабинет и пошли по новеньким коридорам лицея, и вся эта красота – идеально ровные стены, блестящий пол, ученики в одинаковой форме – вызывали у моего внутреннего эстета дикий восторг.

Роман Викторович остановился возле двойных дверей, над которыми была установлена табличка: швейная мастерская. Подумать только, в лицее была своя швейная мастерская!

– Мы стремимся развивать творчество, – похвастался Роман Викторович, заметив удивление на моем лице.

Он приложил пластиковую карту к замку на двери, и та с щелчком отворилась. Мужчина включил свет хлопком и пригласил меня войти.

Внутри оказался просторный светлый зал с целым рядом столов, на каждом из которых были настоящие фабричные машинки. Огромный стенд с лекалами стоял вдоль стены, а на задах зала расположился большой раскладной стол для раскройки. Здесь же было несколько стильных манекенов и стеллаж с тканями и фурнитурой. Я готова была пищать от восторга, ведь эта мастерская ни в какое сравнение не шла с тем кабинетиком, который я занимала в своей школе. В это мгновение я даже забыла, что мне совершенно не нужно быть преподавателем. Кажется, в лицее, в этой мастерской, я по-настоящему захотела остаться и творить.

– Зарплата у нас, конечно, в разы выше, чем в других школах города, – мужчина за моей спиной усмехнулся.

Я обернулась, не скрывая восхищения в своих глазах.

– Ну что, вы принимаете мое решение? – спросил он, самодовольно улыбаясь.

– Да! Конечно, да! – воскликнула я в состоянии аффекта.

Я уже видела, как навожу порядки в этом зале, утопающем в солнечном свете. Как пространство заполняется шелестом тканей и приятным урчанием швейных машин, как прямо здесь зарождаются шедевры, которые разлетаются по миру в руки настоящих ценителей.

Поверить не могу. Я только что сказала Булкину да. Я смогу творить здесь. Смогу остаться с Колей. Конечно, при условии, что мы часто будем куда-то улетать. Может, мы даже купим один из домов в новом коттеджном поселке и будем приезжать в город на новеньком Ауди.

Идиллическая картинка в моей голове быстро рассеялась, и улыбка сползла с лица. Я воображаю себе ту же жизнь, которую жила в Москве, но, вместо Антона, теперь Коля.

Но Коля совершенно не похож на Антона, а, значит, дом в пригороде и Ауди, возможно, уже никогда не вернутся в мою жизнь, если я остановлю выбор на физруке. Разве я еще не сделала выбор?

Каждое утро улыбаясь Коле, где-то в глубине души я оставляю себе пути отхода, на случай если не смогу принять такое существование, и каждое утро из-за этого я чувствую себя самым отвратительным человеком на земле.

– Замечательно, – Роман Викторович довольно потер руки, – Вернемся в мой кабинет и обсудим детали.

Мы снова пошли по коридору, но в этот раз я уже не озиралась по сторонам в восхищении, а замкнулась в себе и своих мыслях. Правда, вынырнуть из размышлений все же пришлось. Неподалеку раздался знакомый смех, и я ощутила, как внутри разрастается злость.

Обернувшись, я заметила у одного из кабинетов шайку девчонок – тех самых, что не дают прохода моей Верочке. Вспомнив все, что произошло тогда, я вдруг осознала, какую ошибку совершила.

– Постойте, Роман Викторович, – сквозь зубы процедила я.

Мужчина обернулся и удивленно посмотрел на меня.

– В чем дело?

– Вот эти малолетние хамки, – я вытянула руку, указывая на обидчиц, – Позволяют себе задирать мою ученицу просто за то, что она не так обеспечена, как их мамочки и папочки.

Мое громкое возмущение привлекло внимание. Со всего этажа к нам стали стягиваться ученики и даже учителя. Главная зачинщица охоты на Веру смерила меня равнодушным взглядом. Она знала, что ей ничего за это не будет. Ее не погонят с позором из лицея. Не накажут исправительными работами. И даже не поставят двойку за плохое поведение.

– Полагаю, вы ошиблись, – директор покачал головой, коротко глянув на девочек, – В нашем лицее с особой строгостью относятся к поведению.

Мужчина хотел рассказать еще много хорошего про свой великолепный лицей, но я выставила вперед руку, перебивая его.

– Я не ошиблась. Эти самые девочки неоднократно приставали к моей ученице, а на днях я сама стала свидетелем очередной драки.

Роман Викторович приподнял очки и потер переносицу двумя пальцами.

– Надежда Львовна, давайте поговорим в кабинете?

– Ну уж нет, пусть все слышат! – возразила я, входя во вкус, – Роман Викторович, я отказываюсь от вашего предложения. Да, моя школа старейшая в городе, но в ней уважают друг друга и без строгих стандартов. А те, кто не уважает, – я перевела глаза на Лену, которая спряталась за главу шайки, – Те уходят учиться к вам.

– Вот душнила, – тихо, но все же слышно протянула та соплячка, которая показала мне средний палец, когда я кинулась Верочке на помощь.

– Настя, помолчи! – прикрикнул Роман Викторович, а девочка, которой, казалось, было плевать даже на директора, только закатила глаза.

Я снова ткнула в нее пальцем, привлекая внимание.

– Учти: если я снова увижу тебя или кого-то из твоей своры около Веры, видео с дракой попадет в полицию. Тебе ведь уже есть четырнадцать, верно? – усмехнулась я, намекая на возраст, с которого начинается уголовная ответственность. На самом деле никакого видео у меня, конечно, не было, и я всего лишь отчаянно блефовала. Однако, мои старания возымели эффект.

Девочка отвела взгляд, стараясь оставаться равнодушной, но я заметила, как вся ее поза стала более напряженной. Я перевела жесткий взгляд на Романа Викторовича и резюмировала:

– Имейте ввиду: я не шучу, – круто развернувшись на каблуках, я направилась к приемной, чтобы забрать верхнюю одежду.

К счастью, озадаченный директор за мной не последовал. Он подхватил Настю под руку и оттащил в сторону на приватный разговор. Меня же провожала целая сотня любопытных взглядов, и в этот самый момент я чувствовала себя сильной и непобедимой. И мне хотелось, чтобы так это и было. Чтобы ни одна гадюка больше не подобралась к Вере.

Уже на самом выходе из лицея меня остановил охранник. Он кивнул на стол, за котором стояло несколько мониторов, отображающих показания камер со всей школы.

– Здорово вы директорскую дочку осадили, – восхитился он, – С этой девчонкой вообще никакого сладу нет.

– Что? Настя дочка Романа Викторовича? – удивилась я, и охранник кивнул, открывая для меня турникет.

Я неодобрительно покачала головой, и, махнув на прощание мужчине, покинула лицей с чувством выполненного долга.

После того, что произошло, мне захотелось вернуться в свою школу и взглянуть на детей, на учителей другими глазами. Будто знакомство с изнанкой лицея каким-то образом сблизило меня со своей школой.

***

Я просто стояла у входа в школу и наблюдала за тем, как рабочие обновляют фасад. Да, это здание никогда не станет таким же фешенебельным, как лицей, но теперь, когда ремонт, устроенный Антоном, близится к концу, первая школа города выглядит совершенно иначе.

Да, кабинеты так и остались небольшими, но новые окна и перекрашенные стены сделали их светлее. Строители сменили напольное покрытие и внесли парты и стулья, доставленные прямо с фабрики. Каждый класс получил то оснащение, которое было запрошено директором Людмилой Сергеевной.

Глядя на школу, я ощутила особую благодарность к Антону и всему, что он делает в рамках благотворительных кампаний. Все-таки он был и остается хорошим и честным человеком. Просто я его не люблю. А он не любит меня.

Где-то сзади просигналил автомобиль, и я, обернувшись увидела, как из Весты вылезает Коля. Он закрыл машину и направился ко мне, ни на секунду не переставая улыбаться. Вот этого мужчину я люблю. И пусть у него нет тех денег и возможностей, что есть у Антона. Со временем я обязательно забуду московскую роскошь и перестану сожалеть о прошлом. А, может, мне удастся уговорить Колю тренировать в одной из престижных спортивных школ Москвы, и жизнь заиграет прежними красками. Лишь бы он был рядом и всегда улыбался мне этой чудесной открытой улыбкой.

– Зачем ты приехал в школу? – удивленно спросила я, незаметно для окружающих касаясь руки Коли.

Наши пальцы сплелись, и я ощутила, как по всему телу понеслась волна тепла.

– Конец четверти, нужно выставить оценки, – шепнул он, с невыразимой нежностью глядя на мои губы.

Рядом с Колей ко мне вернулась уверенность в том, что я делаю все правильно. Мне дико хотелось поцеловать его, но я понимала, что во дворе школы под пристальным взглядом любопытных коллег, столпившихся у окна в учительской, делать это было как минимум неприлично.